Текст книги "Муж-незнакомец, или Сладкие сны о любви"

– Я… с ним ехала в поезде. Сегодня, то есть вчера.

Я вспомнила бесконечные телефонные звонки, его переговоры, он все обещал уладить какие-то дела. Не уладил… не успел…

– У вас есть где выпить кофе?

– Кафе напротив гостиницы.

Я подхватила свою сумку и почти бегом направилась к входной двери.

И здесь я сделала глубокий вдох и задержала его. У меня нет ни секунды времени рассиживаться в кафе – мне нужно срочно найти Дымчатого!

Я так отчаянно махала проезжавшим мимо машинам, что чуть не выскочила на середину дороги.

Один из водителей остановился у тротуара, резко затормозив.

Его раскосые глаза уставились на меня.

– Куда?

Я назвала место.

– Нет, мне не по пути.

И он уже собирался тронуться с места, как я выкрикнула:

– Подождите! Я вам хорошо заплачу.

– Сколько?

– Тысячу.

– Садись, – бросил он мне, наверное, радуясь, что ему попалась такая чокнутая пассажирка.

– Пожалуйста, можно побыстрее, – попросила я, ставя в ноги свою бездомно-бродячую сумку.

– А как я тебе? Полечу, что ли? Пробки какие! Да и заносы снежные. Не видишь, что ли?

– Вижу. Но мне очень надо.

– Что смогу, то и сделаю.

Машина, на мой взгляд, не ехала, а тащилась едва-едва. Когда мы останавливались на светофорe, у меня возникало искушение выбежать из машины и рвануть вперед со всей скоростью, на которую я была способна.

– Похоже, мы не едем, а стоим на месте, – недовольно сказала я, когда мы остановились в очередной раз.

– Пробка! Не видишь, что ли. Проб-ка, – раздельно сказал шофер, бросив на меня убийственно-сердитый взгляд.

Подъехав к парку, я расплатилась с шофером и вылетела из машины. Cовершенно отчетливо я услышала от него: «Чокнутая», но мне было совершенно не до разборок или обид. Все мои мысли были о Дымчатом, о том, где он сейчас находится и сумею ли я его застать…

В глубине парка виднелось кафе, и я рванула туда. Это было единственное место, где муж мог вести переговоры. Больше в окрестностях никаких строений не наблюдалось. Только бы успеть, думала я. Только бы успеть.

Деревянное кафе напоминало крестьянскую избу. На дверью висела пара деревянных оленьих рогов, под которыми большими белыми буквами было выведено «Добро пожаловать» и ниже – название кафе – «Охотничий привал».

Я влетела в кафе пулей. Но Дымчатого там не было. Я обшарила зал глазами – немногочисленные посетители сидели около стенки и с удивлением воззрились на меня, cтоявшую посередине зала в растерянности. Я рванула к барной стойке. Высокий блондин, несостоявшийся кандидат в члены баскетбольной команды, снисходительно смотрел на меня.

– Простите, – залепетала я. – У вас был мужчина лет сорока – невысокий, темноволосый. C коричневым кожаным кейсом. Одетый в черную дубленку.

– Я за посетителями не слежу.

Наверное, на моем лице было написано такое отчаяние, что парень смилостивился надо мной и, на секунду задумавшись, обронил:

– Кажется, был. Если я не ошибаюсь. Вы на мои слова не очень-то ориентируйтесь.

– Он был с кем-то или один?

– Один. Вроде похож на мужчину по вашему описанию. Но я могу чего-то и напутать.

– И где он сейчас?

– А я почем знаю, – пожал плечами парень. – Без понятия. По-моему, он кого-то ждал – все время смотрел на часы. Если это – ваш объект.

Из моих глаз были готовы брызнуть слезы. Если бы этот растяпа водитель не стоял по часу в пробках и не тащился бы, как черепаха, то я бы успела.

– Димон! – крикнул кому-то бармен.

– Чего? – раздалось откуда-то из недр кафе – из помещения справа за стойкой бара.

– Тут женщина одним человеком интересуется. Ты на крылечке час назад стоял и курил.

– Ну, курил. И что? Прав на это не имею? Кто кем интересуется – я что-то не врублюсь.

– Ты не видел мужчину с коричневым кейсом, который выходил из нашего кафе? Куда он потом направился?

Димон вынырнул из открытой двери и теперь стоял перед нами – маленький, белобрысый, с кучей веснушек на носу.

– Кейс такой классный. Фирменный. У моего двоюродного братана из Америки такой же, – в голосе Димона слышалось явное восхищение. – Целую кучу бабок стоит.

Я невольно усмехнулась. Кейс действительно был очень дорогой и фирменно-понтовый. Мы с Дымчатым покупали его в Петровском пассаже. Ему вдруг почему-то стукнуло в голову, что у него должен быть навороченный кейс, который бы соответствовал его статусу руководителя солидной фирмы. Пусть видят, что мы тоже не лыком шиты, возвысил голос Дымчатый. А фирма наша что надо, да и мы сами не хухры-мухры. Кейс был в двух вариантах – черный и коричневый. Дымчатый склонялся больше к черному варианту, а мне понравился коричневый. «Черный – это уже избито, – отговаривала я. – Куда ни ткнешься – везде черный. Черная офисная мебель, черные дипломаты и кейсы, черные костюмы с галстуками-бабочками. Сплошная банальщина». – «Ты так думаешь? – поскреб он подбородок – это был его любимый жест, когда он что-то обдумывал или в чем-то сомневался. – Да». И муж купил коричневый, поддавшись моим уговорам. С тех пор в некоторых местах краска чуть изменила свой цвет – кейс, как верный боевой товарищ, в каких только не побывал переделках вместе со своим хозяином – по бокам он стал темно-рыжим, как зимняя лиса, а внизу появились две глубокие царапины-морщины.

– Это он, – cказала я, чувствуя, как у меня все внутри обмирает от призрачной надежды. – И куда он пошел?

Димон повертел головой.

– Туда. В сторону прудика.

– А где это? Ты не можешь мне показать?

Димон уставился на бармена.

– Иди. Я разрешаю. Только не торчи на крылечке больше пяти минут. Работать вместо тебя никто не будет. Понял?

– Ага.

В сопровождении Димона я вышла на крыльцо.

– Видите, вон там, – махнул он рукой, показывая вперед. – Он пошел к тем деревьям, по направлению к пруду. Дальше я не видел. Я докурил и вернулся к работе.

Но я уже его не слышала – я побежала в том направлении, подстегиваемая неясным чувством тревоги. Она зародилась во мне спонтанно, теперь я находилась в ее власти – ни о чем я больше не могла думать в тот момент, только о Дымчатом: где он и что с ним и почему он назначил встречу в таком странном месте – находящемся на отшибе города.

Мои ноги увязали в снегу, но я бежала с лихорадочным нетерпением, желая поскорее увидеть Дымчатого и убедиться, что с ним все в порядке.

Я пересекла поле и подошла почти вплотную к деревьям. В просвете между ними виднелся пруд, рядом – дощатая беседка, грубо сколоченная, в грязных подтеках от таявшего снега. Слева тянулся забор, и где-то рядом шумела дорога.

Я остановилась. Прямо передо мной снег был окрашен кровью. Я охнула и прижала руки к щекам.

– Володя! – закричала я. – Володя!

Мои слова подхватывало эхо, но никто не откликался. Меня охватила настоящая паника.

– Володя! – растерянно сказала я, опускаясь прямо на снег. – Володя… – Я уже собиралась залиться плачем, как вдруг увидела, что сквозь дырку в заборе на меня кто-то смотрит. Такой нахальный карий глаз.

Я резко дернулась. И глаз сразу исчез.

Я рванула к забору.

– Постойте! – закричала я. – Подождите.

Через забор мне было не перемахнуть при всем желании. Но здесь я наткнулась взглядом на пару отодвинутых досок и быстрыми шагами-прыжками кинулась туда.

Отверстие в заборе было слишком мало, чтобы я могла пролезть в него. Но я не могла смириться с этим неожиданным препятствием и поэтому в отчаянии рванула доску на себя – она трещала, но не поддавалась. Я собрала все свои силы и, вцепившись в доску, cнова дернула ее и буквально протаранила забор, вывалившись в образовавшуюся дыру.

Рядом было шоссе. Чуть правее – гаражи. Еще дальше унылым рядом тянулись новостройки.

Сумка слетела с плеча и приземлилась в двух метрах от меня, я крепко занозила руку и теперь с моей ладони стекала кровь. Но мне было не до этого. Я резко повертела головой и увидела улепетывавшего мальчишку лет десяти в черной курточке и серой шапке на голове. Подхватив сумку, я понеслась за ним.

Бегала я хорошо. Дымчатый, когда мы в молодости несколько раз бежали с ним наперегонки, недовольно брякал, когда я давала ему фору: «Ну, твои ходули, ясное дело – не угнаться». – «Какие ходули, – мгновенно обижалась я. – Что ты несешь такое?» – «Пардон-с, длинные топ-модельные ноги, – усмехался он. – Такие слова тебя устраивают?»

У мальчишки не было никаких шансов уйти от меня. Пару раз он обернулся и прибавил скорость, но это было бесполезным делом. Я уже настигала его, когда он попытался сделать обманный ход и увильнуть в сторону.

И здесь я прыгнула на него и навалилась сверху, придавив своим телом. Мне было уже ни до чего. Слишком велики были ставки.

– Я ничего не делал, – верещал он, пытаясь выбраться из-под меня. – Да пустите же. Больно!

Я встала с земли, крепко держа его за руку.

– Будет еще больней, – пообещала я. – Если ты не скажешь мне всей правды.

– Я ничего не знаю, – канючил он. – Я просто стоял и смотрел…

– На что? – похолодела я. И на секунду выпустила его руку. Он рванул вбок, но я, вовремя опомнившись, перехватила его.

– Ты что? – и залепила пощечину.

Он охнул и схватился за щеку. Похоже, Дымчатый был прав, называя меня безжалостным германским воином, скальпировавшим своих врагов. Сейчас я была готова растерзать мальчишку, чтобы добыть из него нужные мне сведения. Если бы он был таким невинным, каким пытался казаться, не убегал бы изо всех сил.

– Я тебе ничего не сделаю, – раздельно сказала я, наклоняясь над ним. – Мне только нужно у тебя кое-что спросить.

– Да, – захныкал он, – щеку бо-ольно-о-о. – И его рот скривился, cловно он собирался заплакать.

– Да говори же! – дернула я его за руку. – Не тяни.

– У вас кровь капает.

Я посмотрела на свою руку. С нее стекала кровь, оставляя на снегу ярко-красные капли.

– Не отвлекайся.

– Да чего я… – хныкал он. – Что вы пристал-и-и-и…

Теперь я могла разглядеть мальчишку как следует. Он был старше, чем показался мне со спины. Лет двенадцать. Не по годам пронзительный взгляд. Курточка, порванная в нескольких местах, из прорех белыми клочьями виднелся синтепон. Вязаная шапочка была похожа на девчачью. На ногах – ботинки, явно не предназначенные для зимы.

Я мгновенно приняла решение.

– Слушай! Я тебе не сделаю ничего плохого. Честное слово. Просто мне очень нужна информация о том, что ты видел. Я тебе заплачу за нее. Хорошие деньги.

– А сколько? – мгновенно откликнулся он.

– Тебя как зовут?

– Ну, Денис.

– Я дам тебе три тысячи. Идет?

Он провел языком по верхней губе.

– Идет, – cказал он. – Только деньги вперед.

– Нет проблем.

Я достала из сумки три тысячи и протянула ему.

– Только все честно и без утайки. Здесь речь идет об очень важных вещах. Это вопрос жизни и смерти.

– Ага! – качнул он головой. – Жизни и смерти.

Денис спрятал деньги во внутренний карман куртки и снова провел языком по верхней губе.

– Не облизывай губы на холоде, потом лихорадка вскочит.

– Значит, стою я у забора. И только собирался вылезть в дырку, как вижу, двое мужиков в беседке сидят и о чем-то спорят. Руками машут, наклоняются друг к другу. Но мне видно плохо было. Я и испугался.

– Почему?

– Уж очень лица у них были зверские.

Я невольно усмехнулась краешками губ. Разгневанный Дымчатый – это зрелище не для слабонервных, знаю по себе.

– И что дальше?

– Так они и сидели и махали руками. Потом один из них схватил другого за грудки. А тот…

– Как выглядел тот, кто схватил? – перебила я его.

– Ну, такой четкий мужик.

– Это не определение. Какие волосы у него?

– Темные. Вроде моих.

– Сними шапку.

Он стянул шапку с головы. Похоже, он говорил о Дымчатом. Но это еще вопрос…

– А другой? Как он выглядел?

– Кавказец какой-то. Нос во… – показал мальчишка. – Вид, как у разбойника.

Значит, cхватил за грудки Дымчатый. С него станется. Когда муж входил в раж, он себя уже не контролировал. Но при чем здесь кавказец? У мужа цивильная контора, все тип-топ. Он неоднократно говорил, что никогда не связывается ни с сомнительными людьми, ни с сомнительными делами. Получается, что у Дымчатого проблемы. А он даже не поделился со мной.

– …А потом тот, кавказец, выхватил нож и полоснул второго. Вот так, – и мальчишка с упоением взмахнул рукой, демонстрируя, как это происходило на самом деле. Я, впав в ступор, проследила за траекторией его руки. Дымчатого полоснули в бок.

– И? – прохрипела я.

– Второй отлетел к стене беседки. Там завязалась драка. Потом кавказец еще раз полоснул ножом, и второй упал.

– А ты не врешь? – я схватила мальчишку за плечи и стала трясти.

– Да зачем мне врать-то, – он сплюнул на землю. – Так все и было. Ей-богу. – И Денис быстро перекрестился.

На снегу я видела кровь Дымчатого… Я залилась слезами. Его убили и вывезли?

– Да живой он, живой. – Мальчишка стоял рядом и дергал меня за рукав. – Хрен кавказский подумал, что кокнул того мужика, и посек как заяц из беседки. Даже не оглянулся ни разу. И еще на ходу руками махал, как будто бы драчку продолжал. А тот лежал…

– Где он теперь? – закричала я. – Где?

– Не знаю. Он лежал, лежал… Потом встал и, шатаясь, пошел. Прошел вдоль забора и вышел на дорогу. Остановил машину и уехал. Все.

Денис замолчал, выжидательно глядя на меня.

В голове стреляли молнии. Я ничегошеньки не понимала. Куда уехал Дымчатый? В каком он состоянии? Может быть, он уже скончался по дороге от потери крови.

Я достала из сумки сотовый. Но абонент был недоступен.

Кейс! Если он положил сотовый в кейс, то дозваниваться до Дымчатого бесполезно. Сотовый остался в кейсе. Но если он шел, шатаясь, то… Куда делся кейс?

– А кейс? – спросила я. – Он шел с кейсом?

В глазах мальчишки мелькнуло непонимание.

– Что такое «кейс»?

– Портфель такой. Коричневый.

– Н-нет. Без… портфеля.

– Т-так! – раздельно сказала я. – Или ты говоришь мне все как есть, или я сверну тебе шею. Ты, наверное, уже понял, что шутить я не буду. Кавказец на ходу махал руками – твои слова, а с портфелем не очень-то помашешь. А мужчина, которого ранили, – и при этих словах я сглотнула, – шел уже без портфеля. И куда портфель делся?

– Ну… я.

– Денис! – взмолилась я. – Ты только говори правду, ничего не сочиняй. Я тебя умоляю. Пожалуйста. Тот человек, которого ранили, – мой муж. Понимаешь?

– Я взял тот кейс, – прошептал мальчишка. – Я подошел к тому мужчине и увидел этот портфель. Я хотел взять его, а потом кому-то сказать, чтобы вызвали милицию. Сам я звонить не мог. Я состою на учете.

– За что?

– За кражи. У меня мать пьет, а отца нету. Еще сестренка есть, но она – маленькая. Ей пять лет. А денег нету. Вот и… – мальчишка шмыгнул носом.

– Ладно. Я не буду ругаться. Ты взял кейс и куда пошел потом? А ты не сочиняешь, что тот мужчина встал и пошел, а?

– Не сочиняю. Все как есть, так и говорю. Я побежал, cпрятал портфель, а когда вернулся, то увидел, как он идет. Я испугался – жуть! Я-то думал, что он уже – все. А он идет. Поймал машину и уехал. Все! – шмыгнул носом Денис. – Больше ничего не знаю.

– А кейс?

– У меня.

– Показывай, где его спрятал. Пошли вместе за ним.

Денис вприпрыжку пошел к гаражам. Я с трудом поспевала за ним.

– Иди потише. Больно прытко скачешь.

– А вы… да вы вообще как неслись за мной. Я бегу хорошо. Но вы бежали, как олимпийская чемпионка. Правда-правда.

Я усмехнулась.

– Не заливай.

– Честное слово.

То, что Дымчатый жив, меня радовало. Но в каком состоянии он сел в машину и что с ним сейчас? И почему он не отвечает на мои звонки…

Тем временем мы пришли к гаражам.

– Вот здесь. – Денис подвел меня к старому гаражу с полуприкрытой дверцей.

– Хозяин помер, а наследникам сейчас ни до чего. Дочь – в психушке, а сын в Америке. Вот и стоит бесхозный, – пояснил он.

Мальчишка нырнул в гараж и вышел оттуда с кейсом.

– Вот. Я там ничего не трогал. Честное слово. Я спрятал его, а сам пошел обратно – посмотреть, что и как.

Я взяла кейс и прижала его к груди. Родной кейс! Привет от Дымчатого.

Денис стоял и переминался с ноги на ногу.

– Ладно, – cказала я. – Иди. Насчет того, что видел, никому не распространяйся. Это ни к чему. Здесь серьезные взрослые разборки идут, и тебе лучше не светиться. Понимаешь?

– Да что я, маленький, что ли, – обиделся Денис. – Все понимаю. Болтать не стану. Это верняк.

– Ну и хорошо. Иди домой. Все.

Он помедлил несколько секунд, а потом, резко развернувшись, быстрыми шагами пошел к домам.

Я стояла и смотрела ему в спину – оцепенело, крепко прижимая к себе кейс. Затем тряхнула головой и, прислонившись к стене гаража, медленно сползла на землю.

Дела – дрянь! Хуже не придумаешь. Дымчатый неизвестно где и непонятно в каком состоянии. Я в полном неведении, что мне делать дальше.

Я вцепилась руками в волосы; кейс выпал из рук и лежал на земле рядом со мной.

Я слегка дернула себя за волосы. А что, если в кейсе я найду ответы на свои вопросы? И чего я сижу – нужно срочно все просмотреть в нем!

Трясущимися руками я открыла кейс и стала перебирать находившиеся в нем бумаги. Какие-то документы, деловые записки – пометки. Органайзер. Я раскрыла его и пролистала. Меня интересовали числа, близкие к сегодняшнему дню. Какие-то совещания-конференции, летучки и задания сотрудникам. Образцовый органайзер образцового руководителя, который ни на секунду не забывает о своей работе.

Когда я приблизилась к сегодняшнему дню – стала смотреть более внимательно, боясь пропустить хоть малейшую зацепку или ниточку, которые помогут мне распутать события сегодняшнего дня.

В глаза мне бросилась надпись: «Два билета в Дубай. Не забыть предупредить ее». И сегодняшняя дата!

Органайзер выпал из моих рук. Я взяла в рот палец и с силой прикусила его. Вот как, значит, все объясняется. Легко и просто. Он укатил с кем-то в Дубай. И плевать на разборки, плевать на убийство Оли Юхневой. Раненный, он взял машину и поехал в аэропорт, чтобы успеть на самолет.

Я перетрясла кейс. Билетов не было. Значит, чемодан он отправил в аэропорт заранее, а сам приехал сюда…

Мне хотелось выть и кататься по земле.

Я сидела и плакала; слезы застывали на холоде, но мне было на это совершенно наплевать. Внутри была страшная опустошенность и вообще не хотелось жить.

Я сидела так какое-то время, потом тряхнула волосами и поднялась с земли.

Ну нет, так я это не оставлю. Что он себе позволяет?! В конце концов мы не разводились, и я его жена.

У меня возникло жгучее желание узнать, кто эта женщина, и потребовать у Дымчатого объяснений. Пусть врет, пусть изворачивается, но пусть хоть что-то объяснит мне в этой дурацкой истории, в которой я ничего не понимала.

Надо ехать в Москву!..

И здесь меня осенило: надо спросить у Киры Андреевны. Секретарши обычно в курсе всех дел начальника, в том числе и любовных шашней. Она же наверняка доставала билеты в Дубай и знает имя-фамилию-координаты его шлюшки.

Я нажму на Киру, и пусть она мне все выкладывает. Я не представляла, как я буду нажимать на железную Киру Андреевну, но точно знала, что без этой информации от нее не уйду.

Господи! Дымчатый! Какой же ты сволочной предатель! Как все мужики, наносишь удар исподтишка – в тот момент, когда этого ждешь меньше всего.

Моя память, помимо моей воли, вернулась к первым дням нашего знакомства, хотя сейчас эти воспоминания мне были ни к чему – они только растравливали душу. Но, несмотря ни на что, то жгуче-солнечное лето моментально возникло в моей памяти…

Наше знакомство началось самым курортно-банальным образом – ко мне и моей подруге Вале Шапошниковой в парке пристали двое парней. Один – высокий брюнет, другой – шатен, пониже ростом и с сумасшедше-веселым блеском в глазах.

– Разрешите познакомиться, девушки, – cказал шатен, преграждая нам путь. – Меня, например, зовут Володя. А вас? – он скользнул по нам взглядом – пристрастно-изучающим. Сначала по Валентине, потом по мне. И сразу все определилось, негласно, но железно-четко. Валентина досталась Андрею – тому высокому брюнету, а я – Володе.

Мы шли и болтали – бездумно, легко. Неожиданно Володя взял меня за локоть.

– А как насчет купания, а, девушки? Жарища такая, хоть из воды не вылезай.

Было уже семь часов вечера, и я хотела сказать, что можно потерпеть до завтра, но неожиданно согласилась.

– Да, искупаться не помешало бы.

– Ты, как местная, наверное, знаешь укромные местечки, где нам бы никто не помешал.

Я окинула его насмешливым взглядом.

– Естественно.

– Тогда ждем вас на этом же самом месте. Через час.

Я помахала ему рукой и помчалась домой. После смерти родителей я жила у тети Лиды. Когда я сказала, что познакомилась с интересным парнем из Москвы, она только тяжело вздохнула.

– Ой, Инка! Смотри, москвичи, они все такие – поматросят и бросят. Гляди в оба.

Я вспыхнула, но ничего не сказала. Молодой черно-белый кот Граф сидел на земле и смотрел на меня желтыми глазами.

– Как день-то провела? – немного помолчав, спросила тетя Лида.

– Нормально. Ходила, как всегда, в тир – пострелять. Потренироваться. Через полтора месяца – соревнования по стрельбе. Хотелось бы не сплоховать.

Я стянула с веревки сохнувший купальник, кинула его в сумку, зачем-то положила туда черные очки, бутылку питьевой воды и ярко-желтое полотенце.

– Все! Я пошла…

Парни стояли и ждали нас. Когда мы с Валентиной подошли к ним, Володя сказал:

– Мой приятель cтрастный любитель кино – и мечтает сводить девушку в кинотеатр. А я мечтаю искупаться в севастопольской бухте. Так что наши пути расходятся. Андрей с Валей идут в кино, а мы – на море. Возражения есть? Возражений нет.

Я не успела опомниться, как мы оказались вдвоем, и мой новый знакомый доверительно шепнул мне:

– Зачем нам лишние люди? Я хотел остаться с тобой наедине.

Мы пошли в одно из тех мест, где я любила бывать, и там, в маленькой севастопольской бухте, мы страстно целовались, забыв обо всем. И потом, уже ночью, наши тела впечатывались друг в друга – мы не могли насытиться любовью, и наши ласки чередовались с купанием в море. Мы занимались любовью в воде, на берегу, в бухте. Наши руки, тела, губы переплетались, ласкали друг друга, и я чувствовала себя непривычно, cтранно и вместе с тем такой неправдоподобно-счастливой, какой не была никогда раньше.

Володя был моим первым мужчиной. И когда с его стороны возникла легкая заминка, я посмотрела ему в глаза и сказала:

– Можешь ни о чем не беспокоиться. Все в порядке.

На другое утро тетя Лида плакала и ругала меня. Я же отмахивалась и говорила, что я сама отвечаю за свою жизнь. В ответ она говорила, что надерет задницу этому прохвосту, как только земля таких носит, чтобы он сдох и никогда мне больше не попадался на глаза. Я хлопнула дверью и ушла из дома.

С Володей мы встречались каждый день. Через неделю он возвращался в Москву; обещал писать и звонить. Взял мой телефон, адрес и сказал, что мы будем «постоянно на связи».

Он уехал и ни разу не позвонил. А через месяц я поняла, что беременна. Сказать об этом тете Лиде я, понятное дело, не могла. Пришлось тайком делать аборт, cкрывая это от всех.

В моей душе были странное безразличие и тоска. Я понимала, что все было предсказуемо и банально, и винить в случившемся я могла только себя. Даже второе место, которое я заняла на городской олимпиаде по своей любимой стрельбе, не радовало меня.

У Валентины с Андреем тоже ничего не получилось, и она иногда со cмехом говорила: «Вот дуры мы – клюнули на московских хахалей. Они бабами избалованы и о себе слишком высокого мнения».

А через год Володя снова приехал в Севастополь и пришел ко мне с букетом роз.

Я стояла и смотрела на него. Первой мыслью было – выхватить букет и швырнуть в лицо, второй – захлопнуть дверь перед его носом. Третьей… А вот третья мысль даже не успела оформиться, потому что я кинулась ему на шею и заплакала.

Я ругала себя за слабохарактерность и слюнтяйство, но ничего не могла с собой поделать.

И все началось сначала. Перед отъездом Володя сказал: «Перебирайся в Москву, а там… посмотрим. Я не могу без тебя. Ты можешь перевестись из своего института в столичный вуз. Кстати, где ты учишься, я забыл? В педагогическом? Если что – я помогу, – cказал он. – Ноу проблем».

Я перевелась в Москву, а через полгода мы поженились…

Я подобрала с земли свою сумку и кейс. От удара о землю одна ручка у сумки отвалилась, и, кое-как приделав ее, я накинула сумку на плечо и пошла между гаражей к дороге – ловить машину.

Приехав в Москву, я узнала в справочной адрес Киры Андреевны и планировала нагрянуть к ней вечером – после рабочего дня. Без звонка и предупреждения – я хотела застать ее врасплох.

* * *

Я ехала по дороге и не представляла, что я скажу секретарше мужа и как вообще буду с ней говорить.

Дом Киры Андреевны находился в глубине двора, тесно заставленного ракушками, детским городком с фигурами зверей из русских народных сказок и автомобилями в два ряда. Я шла и постоянно сверялась с бумажкой. Мне как-то не верилось, что Кира Андреевна, вся такая безупречно-подтянутая, выхоленная женщина, у которой всегда безукоризненный маникюр и прическа, как будто бы она только что покинула парикмахерскую; Кира Андреевна с металлическим голосом и манерами королевы-матери живет вот в этой простой хрущобе в далеко не самом престижном районе.

Я прошла в дом вместе с двумя собачницами. У одной женщины черный пудель все время рвался вперед, и она взлетела по ступенькам, крича своей знакомой:

– Встретимся завтра. В семь.

Я поднималась по лестнице, смотря на таблички с номерами квартир. Кира Андреевна жила на третьем этаже – дверь солидная, обтянутая черным дерматином. Немного потоптавшись перед дверью, я решительно нажала на кнопку звонка.

Я услышала раскатистый лай и неожиданно ощутила, как мне плохо, ну просто ноги подкашиваются, и возникла спасительная мысль – удрать! И пусть все катится к черту. Я уже почти повернулась спиной, как раздался лязг замков, и я осталась на месте, пригвожденная к полу. Я даже не знала, что я скажу Кире Андреевне и как объясню свое вторжение. Все мысли куда-то разлетелись, и я осталась, как голое дерево без листьев. Вот сейчас я увижу Киру Андреевну.

Но вместо нее дверь мне открыл какой-то мужчина лет тридцати, в трениках и футболке с изображением сапожка-Италии. Такие футболки обычно привозят туристы в подарок своим близким. И для бюджета необременительно, и родственники не забыты. Около него вилась шоколадная такса, которая с недоверием смотрела на меня своими блестящими глазами-бусинками. Немного подумав, такса звонко тявкнула.

Мужчина нахмурился и с удивлением уставился на меня.

– Чего надо? – спросил он и громко икнул.

– Мне… Киру Андреевну.

С минуту-другую он смотрел на меня, как бы решая: какие дела у меня могут быть с Кирой Андреевной, потом нахмурился и громко крикнул:

– Мать! Тебя кто-то спрашивает.

Я помнила, что у Киры Андреевны было две дочери, но, может, я что-то перепутала.

– Сейчас! – раздался голос секретарши мужа.

– Проходите! – спохватился мужчина. – Сюда.

Я оказалась в узком коридоре, сопровождаемая таксой, которая честно конвоировала меня, отрабатывая свои собачьи хлеб-соль. Я стояла около стенки, когда в меня чуть не врезался неизвестно откуда взявшийся темноволосый пацан лет четырех на трехколесном велосипеде. Он остановился буквально в десяти сантиметрах от моих ботинок и теперь сосредоточенно рассматривал меня, наклонив голову.

– Пли! – неожиданно скомандовал он. – Р-рр-ррр. Пьехали! – и он налег на педали. Такса помчалась за ним, лая и задорно виляя хвостом.

– Фаня, фу, – рявкнул мужик.

И этот пацаненок, и такса Фаня, да и сам мужик с сапожком-Италией на груди так мало сочетались с холодно-царственной Кирой Андреевной, что на минуту я усомнилась, что все-таки попала по нужному мне адресу.

Но все мои сомнения развеяла Кира Андреевна, которая вышла из кухни в фартуке и спросила:

– Антон… – увидев меня, она осеклась.

Если я хотела, чтобы с лица Киры Андреевны хоть на минуту сошла маска невозмутимости, то мне это удалось. На лице Киры Андреевны промелькнули испуг, растерянность, удивление.

Но она быстро пришла в себя.

– Инна Викторовна!

– Извините за внезапное вторжение. Но мне нужно с вами поговорить. Это срочно.

– Ну, хорошо. Пройдемте на кухню. Вы не возражаете? Раздевайтесь. Это мой зять, Антон.

Мужик снисходительно кивнул мне.

– Инна Викторовна, жена моего шефа.

Теперь этот мужлан смотрел на меня иначе: как собака на вожделенную косточку. Только что хвостиком не подмахивал.

– Очень приятно, – машинально выдавила я, вешая куртку на вешалку и разматывая шарф.

На кухне царил образцовый порядок. Чувствовалась опытно-секретарская рука Киры Андреевны, у которой все всегда было разложено по нужным полочкам и шкафчикам. Светло-бежевая мебель, табуретки с коричневыми накидками и такими же кисточками на концах. Я опустилась на табуретку, почти не чувствуя под собой ног.

– Чай-кофе?

Я замотала головой.

– Ну чаем я вас все-таки напою, – улыбнулась краешками губ Кира Андреевна. – Так что вы хотели у меня узнать? – без всякого перехода спросила она, колдуя над заварочным чайником.

– О Володе.

Ее брови взлетели вверх, но она была слишком вышколенной секретаршей, чтобы задать следующий вопрос раньше положенного времени.

– Я знаю… у него есть любовница. Я хочу знать, кто она. Пожалуйста, – почему-то прибавила я, – скажите мне все, что знаете об этом. Я заплачу вам.

Я полезла в сумку за деньгами, пока Кира Андреевна не остановила меня.

– Бросьте, Инна Викторовна. Вы же взрослая женщина.

Подтекст в ее словах был ясен: взрослые женщины не вламываются в чужие квартиры с расспросами о любовницах мужа, взрослые женщины не предлагают таких идиотских сделок, а стоически несут свой крест без попыток узнать мужские тайны и секреты. Но я не была взрослой. Я была упрямой, несносной и плохо воспитанной в глазах вот таких правильно-положительных людей, как Кира Андреевна.

– Ну, Инна Викторовна, я совсем не уполномочена…

Теперь Кира Андреевна отгораживалась от меня своим сухим канцелярским языком. Сейчас она напоит меня чаем и попросит уйти. Я потерпела полное и безоговорочное фиаско.

И здесь я неожиданно расплакалась. На лице Киры Андреевны мелькнуло странное выражение.

– Я могу… – И она замолчала.

– Я никогда никому не скажу. Честное слово.

– Не сомневаюсь, – сухо сказала Кира Андреевна. – Это совершенно не в ваших интересах.

Наступило молчание. Наконец я осторожно кашлянула.

Кира Андреевна отвела взгляд в сторону.

– У него есть женщина. Марина Плешакова. У них ребенок.

– Что? – спросила я, поднимаясь с табуретки.

– Ребенок, – повторила Кира Андреевна. – Два годика. Занятная девочка.

Я стояла и остолбенело смотрела на Киру Андреевну.

– Вы… уверены? – спросила я хриплым голосом. Внезапно все стало четким и понятным: его отчуждение, частые отлучки, нежелание спать со мной, слово «развод», едва не слетевшее с его губ.