Текст книги "Белая сорока. Ладожские тени"

Вот именно.

Поэтому приходилось жить дома и вылезать из маминой болезни крохотными шажками.

Больше, кстати, Лиза с родителями в парк не ходила. Она простудилась, проболела неделю и решила, что это удовольствие не для нее. Наверное, к таким прогулкам нужно было привыкать с детства. Ну или просто одеваться гораздо теплее, чем в школу и в магазин. На самом деле, простуде Лиза даже обрадовалась. Можно было как следует выспаться, отдохнуть от всего и подумать. Лиза любила думать, а вернее, представлять себе какие-то эпизоды из книжек или из кино, но только чтобы вместо героини была она, а вместо героя… Вместо героя кто-нибудь из знакомых мальчишек.

Если раньше на том месте мог оказаться много кто, то теперь уж точно только один-единственный он – Антон.

Это было непривычно, грустно, весело, страшно и интересно. Лизе казалось, что, если кто-нибудь догадается, что она так думает про Антона, лучше ей провалиться на том же месте. Но кто бы мог догадаться? Только Алиса, которой Лиза сдуру все рассказала сама. А больше никто и никогда. По крайней мере, Лиза так думала.

На самом деле она ошибалась. Знала Алиса, знала Марина. Что-то подозревала Тарасенкова. Ну и Илью нельзя было сбрасывать со счетов. Лиза поняла это, когда подумала как следует. Поняла и расстроилась.

Столько народа в курсе ее отношений с Антоном, а по большому счету этих отношений и нет. Не считать же лайки в ВК? Наверное, о них-то как раз никто и не знает. Кому это нужно? Зато все видели, как Лиза смотрит на Антона, и слышали, как она разговаривает с ним при случайных встречах. Да у нее же при этом все на лице написано! Ужас какой-то, а не лицо.

Лиза подумала еще немного и решила, что нужно как-то изменить все вот это. Иначе она так и будет как дура смотреть на Антона влюбленными глазами у всех на виду. И все будут хихикать про себя. А может, и не про себя вовсе, а вслух.

Надо сказать Антону, что он ей нравится – вот что. Не просто как музыкант, а как… тьфу ты, слова-то нормального не подобрать! Как мужчина? Но он же еще не мужчина, наверное. И уж точно Лиза – не женщина. Лиза – девушка. Юная, но, кстати, это вовсе не значит, что она – идиотка и готова на что угодно ради своей любви. Или значит?

От мыслей о том, на что может быть готова или не готова, Лиза покраснела так, что чуть не сгорела. От стыда. Нет уж, о таком ни одна приличная девчонка думать точно не будет. Даже одна в комнате, спрятавшись под одеяло. Это неправильные мысли.

И в тот же момент Лиза представила, что было бы, если б Антон взял ее за руку. Вот так при всех встретил в коридоре, сказал «привет», а потом осторожно сжал бы ее пальцы. В этом же не было бы ничего неприличного. Но все бы сразу поняли, что это не Лиза бегает за Антоном, а у них все взаимно.

Все-таки очень обидно, когда человек сам не делает ни шага навстречу. А ведь мог бы. Запросто мог. Если бы хотел или если бы его ничего не останавливало. Но что может останавливать-то?

Лиза попыталась представить Антона, который открывает сообщения в ВК, хочет ей написать и не решается. Это представилось очень легко и даже выглядело как-то правильно, как будто так только и могло быть.

«А вдруг он правда боится?» – подумала Лиза.

Вот же он написал ей песню. И спел, и знает, что она услышала.

Наверное, это почти то же самое, что объяснение в любви. Почему нет? Ну и вот. Он ей объяснился, а она ему нет. Просто сказала, что песня понравилась, и все. Но песня песней, а сказка сказкой. В смысле быль. То есть жизнь.

Нужно как-то дать ему понять, что его чувство к ней взаимно. Или взять и сказать прямо?

Вот он вернется из Москвы, и Лиза напишет. Или нет. Не напишет. Потому что писать еще хуже, чем говорить. Ты один раз напишешь, а оно останется. Надолго или даже навсегда. И это сообщение можно будет показать кому угодно. Причем не только сейчас, но и через год или через два. Оно Лизе надо? Может, через год ей будет интересен совсем другой человек?

Нет, она не будет писать Антону. Она лучше скажет.

Или нет. Говорить страшно. И потом – где Лиза сможет поговорить с Антоном с глазу на глаз? В коридоре между уроками? Или на ступеньках школы? Сказочно подходящие места. Они поздоровались однажды, и то ей потом Тарасенкова выдала по полной программе пожеланий.

И что тогда делать? Позвать Антона куда-нибудь, где не будет лишних ушей? Но куда?

Вот об этом нужно подумать как следует. И может быть, даже посоветоваться с Алисой. Ведь ей тоже, наверное, будет интересно сходить куда-нибудь с Ильей. А компанией идти хоть в кино, хоть в кафе, хоть еще куда гораздо проще, чем вдвоем. И звать в компанию проще, Лиза точно знала. Вон Илья пригласил ее тогда на квартирник – и нормально получилось.

Хоть, может быть, лучше бы и не получилось. Спокойнее было бы жить.

Лиза в сто первый раз перевернулась на правый бок и открыла глаза. На часах горели зеленые цифры – 2:12.

Безобразно поздно. А завтра никто ведь не отменял ни первый урок, ни все остальные.

Лиза потерла глаза, зевнула и натянула одеяло повыше. Ладно. Сейчас она успокоится и уснет. А завтра расскажет Алисе о том, что неплохо было бы куда-нибудь сходить. Можно даже не предлагать позвать мальчишек. Пусть Алиса сама предложит. Вдруг? Тогда все еще лучше получится. Как будто само собой.

Глава седьмая. Чего как маленькая?

Мама не хотела ее отпускать, насколько она вообще была в состоянии хотеть или не хотеть. Мама чувствовала: не нужно. Но Лиза решила твердо – она поедет, потому что там будет Антон и эта поездка – единственная возможность подружиться с ним по-настоящему. В конце концов, она сама все это придумала.

И Лиза соврала. Она сказала маме, что на даче будут Алисины родители. Мама хотела им позвонить, но Лиза объяснила, что они уже на месте, а там сеть то ловит, то не ловит, и ничего не поделаешь.

Маме все это не нравилось, но пришла Алиса и так убедительно начала рассказывать про шашлыки, которые папа жарит не на мангале, а на специальной такой решетке и поливает гранатовым соком, и…

Мама знала Алису с первого класса и с самой лучшей стороны. В общем, она поверила и Лизу отпустила. Может, прежняя бы не поверила, но кто теперь скажет?

Лиза всерьез обдумала, что надевать и что брать с собой. По всему получалось, что надевать нужно джинсы, но в них ходят все кому не лень, даже Лизина бабушка. В джинсах на нее не то что Антон не посмотрит, а вообще никто. И Лиза решила уйти из дома в джинсах, а с собой взять платье. Самое красивое, которое ей купили на Новый год. И ничего, что оно с блестками. На Алисиной даче собирались устроить самый настоящий праздник, пусть и без повода.

Первое, что Лизу удивило, был холод. Какой-то почти нереальный, до звона и хруста. Льдистый, вымораживающий, мертвый. Она не ждала, что в дачном доме будет так. Она почему-то думала, что кто-то заранее натопит печку.

– Да ерунда это все! – заявила чуть растерявшимся гостям Алиса. – Сейчас котел растопим, за полчаса дом нагреется. Ну или за час. Кто со мной в подвал?

Парни заржали. Девчонки зафыркали. Кони и кошки. Что им вместе делать?

– Ну я могу! – сказал Антон.

Лиза напряглась. Вот только этого ей не хватало. Но Алиса была нормальной подругой.

– Да нет, – покачала она головой, – вы с Лизой поднимитесь на второй этаж. Включите обогреватели. Пока котел раскочегарится, они уже чуть-чуть согреют.

А сама взяла за рукав Илью. Вообще-то, с ним у Алисы было «все сложно», но сегодня, похоже, она решила это немного упростить. Илья просиял и первым исчез в дверях, не дожидаясь Алису. У Лизы промелькнула мысль, что он прекрасно знает, где лестница в подвал. Значит, он уже ездил на эту дачу? Значит, Лиза ничего не знает про свою дорогую Алису?

Через мгновение ей стало не до Алисы. Антон подошел к ней и даже чуть-чуть наклонился:

– Пойдем?

В комнате было так холодно, что изо рта вырвалось облачко пара. Лиза подумала, что Антон первый раз с ней вот так заговорил, и ей стало жарко.

Она кивнула.

– Знаешь куда? – спросил он.

Лиза снова кивнула.

– Веди!

Кажется, она покраснела. Кажется, на них смотрели как на ненормальных. Или, наоборот, что ли – с завистью? Лиза не поняла. Она в третий раз кивнула и поплелась к лестнице, которая вела на второй этаж. Поплелась, а не побежала, потому что ей стало страшно, даже непонятно почему.

– А ничего дачка, – заметил Антон, когда они зашли в первую комнату. – Два этажа. Обстановка. Все дела.

– Здесь здорово, да, – подтвердила Лиза. – А летом, когда в саду все цветет, совсем красота.

Антон потянулся к обогревателю, закрепленному над диваном.

– Вообще-то, должен быть пульт, – проворчал он. – Ладно, обойдусь.

Лиза подумала, что если бы Антон был чуть ниже ростом, то не достал бы, а так – запросто. Но оказалось, что не совсем запросто, потому что после того, как обогреватель зашипел и выпустил первую волну еще прохладного воздуха, Антон неловко повернулся, охнул и свалился на диван.

– Ой! – испугалась Лиза.

– Нога, – поморщился Антон. – В меня прошлым летом… Короче, старые раны. Поможешь?

Лиза скользнула к дивану.

– Просто дай руку, – попросил он.

Она протянула сначала левую, потом отдернула и протянула правую.

– Решения, решения, решения, – почти неслышно пробормотал Антон.

И взял ее пальцы. Лиза думала, что он сейчас встанет, и напряглась, чтобы помочь удержаться. Она совсем не ждала, что вместо всего этого Антон просто прижмется губами к ее руке.

– Т-ты ч-что? – выдохнула Лиза заикаясь. Раньше она никогда не заикалась.

Антон посмотрел на нее совсем по-взрослому и руку отпустил.

– Нормально все, – сказал он, – спасибо, что помогла.

И легко встал с дивана.

Потом все было хорошо. Антон, правда, близко к Лизе не подходил, но смотрел часто. От этих взглядов Лиза краснела и чувствовала, что еще чуть-чуть – и она или начнет хохотать как сумасшедшая, или расплачется.

Они все вместе жарили охотничьи колбаски. На мангале жарили, а вовсе не на специальной такой решетке, и ели их, и топили камин. Сначала он дымил, но потом все разгорелось правильно, и это было почти счастьем. Стало так тепло, что Лиза даже переоделась в свое вечернее платье, и Антон смотрел на нее, совсем не отрываясь.

А потом многие стали расходиться на ночь. То есть ночь уже близилась ко второй половине на самом-то деле.

– Где мне лечь? – спросила Лиза у Алисы.

– Давай в моей комнате, – предложила Алиса.

– А ты?

– А я совсем спать не хочу! Ну приду потом, наверное. Ты не пугайся тогда.

Лиза знала, что Алиса легко может не спать хоть до утра. А она так не могла. Она бы уснула, где сидит, и все.

Уснула Лиза сразу. И проснулась сразу, потому что ее касались чьи-то руки. Сначала она решила, что это Алиса пришла и пытается ее подвинуть, но потом поняла, что это совсем не Алиса.

Лиза вскочила.

В неполной темноте человек, наклонившийся над ней, показался нереально худым и длинным, будто его раскатали между гигантскими плоскостями, как малыш раскатывает в тонкую колбаску кусок пластилина. Он выпрямился – на занавешенное окно метнулась тень. От этого стало еще страшней и еще от того, что человек не издал ни звука. Ни вздоха, ни крика – ничего. Лиза попыталась крикнуть сама, но почему-то рот не открылся. Губы стянуло странным холодом, и она даже не смогла вдохнуть в полную силу. Зато смогла сделать два шага к двери. Длинная фигура качнулась к ней и обдала дикой смесью запахов. Она не поняла, чем именно пахло, но чуть не задохнулась и поскорее вытолкнула из себя весь этот воздух. Чужой.

– Тише-тише, – прошептал человек.

И Лизе стало чуть легче, просто от звука голоса.

– Я же ничего плохого, – шепот стал уверенней, громче, – только хорошее. Ты же сама хотела. Вон даже платье надела. И раньше. Я же помню, ты мне вконтактике все песни лайкала. И ту, помнишь? Про маленькую Л? Ну? Разве нет? Думала, я забыл? Не забыл.

Лизу будто обдало кипятком. Она поняла, кто это. И да – он прав, она действительно хотела. Только совсем не этого. Такого она не могла бы пожелать никогда в жизни. Чтобы он среди ночи ворвался к ней в комнату? Это же кошмар! Безумие. Бред. Неужели, он понял ее именно так? Неужели ее можно было так понять?

Она попятилась сначала медленно, потом быстрее. У самого выхода развернулась и изо всех сил толкнула дверь.

– Чего как маленькая? – бросил ей вслед Антон.

А больше она не стала слушать. Ей хватило.

Глава восьмая. И взрослых никого?

Она выскочила из дома в тапках и в платье, только схватила свою сумку, висевшую на спинке стула.

Сначала ей даже не было холодно. Грязь под ногами чавкала и грозила засосать обувь, но Лиза приноровилась ставить ноги чуть боком, и тапки пока уцелели.

Она прошла вдоль участка, свернула на улицу и побрела к шоссе. Рассвет пролился на дачный поселок, серый и зыбкий. Наверное, от сырости у Лизы прилипла ко лбу челка, но губы все равно пересохли, и она то и дело их облизывала. Зато язык казался шершавым, как у кошки. Шершавым и горячим.

Лиза шла, не чувствуя ни страха, ни одиночества. Кровь стучала везде – в висках, в запястьях, под коленками. А может, это вовсе была не кровь, а просто стыд. Стыд, что обманула маму, что уехала сюда ради человека, о котором не сможет теперь сказать ни одного хорошего слова.

Лиза подумала, что чем дальше она окажется от той несчастной комнаты, где нашел ее Антон, тем быстрее эта гадкая история станет прошлым. А может, и вообще забудется и из реальности превратится во что-то размытое и тусклое, как залитая водой недосохшая акварель.

Когда Лиза вышла к станции, совсем уже рассвело. Кассирша в будочке посмотрела на нее странно, но билет продала и даже посоветовала посидеть вон там, в помещении. Там, конечно, тепла нет, но все не так дует. Почему-то именно после ее слов Лиза почувствовала, что еще чуть-чуть, и она превратится в кусок льда.

Почти нестерпимо хотелось горячего чая, но никакого кафе на станции, конечно, не было. В отдалении стоял магазин, безнадежно закрытый на амбарный замок. Этот замок даже Лиза со своим астигматизмом рассмотрела, до того он был гигантский. Бутафория какая-то, а не замок.

Никогда в Лизиной жизни пятнадцать минут не становились ледяной вечностью. Наверное, время смеялось, превратившись в безразмерную субстанцию, которую хочешь – тяни, хочешь – умоляй проползти быстрее, – все без разницы.

За минуту до электрички Лиза выползла на перрон. Ноги передвигались с трудом. Губы и щеки покалывало иголочками. В глазах стояли слезы, в голове вместо мыслей качался вязкий кисель. На какой-то миг одна мысль все же мелькнула, но она была злой и тревожной. А вот не придет электричка – что тогда? Но тишину спящего поселка прорвало гулким шумом, вдалеке мигнули ослепительные огни, и электричка подлетела к перрону.

Когда состав подъезжал к городу, позвонила Алиса.

– Ты где? – прокричала она Лизе в ухо так громко, будто хотела, чтоб та ее услышала без всякого телефона.

– Почти дома, – ответила Лиза и нажала отбой.

Она не могла говорить с Алисой. Потому что не могла, и все. По крайней мере, сейчас.

В метро на Лизу смотрели как на сумасшедшую. Мамаша с малышом пересела подальше и все косилась на Лизино платье и пыхтела от возмущения. Лизе хотелось то провалиться, то сказать мамаше, чтоб прекратила пялиться. Но Лиза не умела грубить. Вообще, даже когда хотелось.

В последний раз ей всерьез этого хотелось, когда они привезли маму к врачу четыре месяца назад. Мама сидела на жестком диванчике и смотрела пустыми глазами. Лиза, наоборот, сидеть не могла. Ей хотелось метаться по коридору, а лучше выбежать на улицу и идти куда глаза глядят. Под дождем, по лужам, по снежной каше. Куда угодно, лишь бы подальше от этого места, где мама сидит с чужим лицом и даже не отвечает на вопросы. Самые простые, между прочим, на которые может ответить семилетний ребенок.

Собственно, из-за этих вопросов от соседей по очереди Лизе и захотелось нагрубить.

– Женщина, вы за кем? – спросила маму тетка в лиловом берете.

Берет наползал на лоб низко-низко, и от этого тетка казалась похожей на толстого зверя с меховой головой. Кожа на лице у нее напоминала сначала смятую, а потом расправленную впопыхах бумагу – не то чтобы совсем в гармошку, но в морщинах и острых следах царапин или давних порезов.

Мама не ответила. Она даже, кажется, не поняла, что к ней обращаются. Мама в последние дни стала совсем рассеянной. То насыпала сахар в солонку, то убирала шарф в хлебницу, то забывала повесить постиранные носки. А в тот день, когда папа решил, что больше тянуть нельзя и закрывать глаза тоже нельзя, мама проснулась утром, села на кровать и застыла. Лиза увидела ее первой и сначала не успела особенно испугаться. Ну мама. Ну сидит на кровати. Заболела, наверное, простудой, или давление поднялось.

– Мам, – позвала Лиза, когда ей показалось, что мама как-то уж очень неподвижно сидит. – У тебя температура?

Мама не ответила, даже голову не повернула. И вот тут Лизу пронзило и обожгло. Наверное, это был не просто страх, это был почти настоящий ужас. На уровне подсознания. Родители переставали говорить с детьми только в самых страшных ужастиках, если в них вселялась нечистая сила – и все. Все! Но в жизни-то, в реальной жизни кто мог вселиться в маму?

«Болезнь», – ответил Лизе внутренний голос. В маму могла вселиться болезнь. Она столько недель к ней подбиралась, и если бы Лиза с папой были чуть внимательней, они давно бы заметили, что с мамой что-то не так. Но они предпочитали думать, что мама просто устала. Что ей нужно немного отдохнуть – и все пройдет само собой. Мама не отдохнула. И ничего не прошло. Оно, наоборот, разрослось и усилилось так, что поглотило маму почти целиком.

С пятого раза Лизе удалось получить от мамы короткий ответ. Да, заболела. Нет, вряд ли температура. Да, такого с ней никогда раньше не было. И да, похоже, без врача не обойтись.

Лиза бросилась звонить в районную поликлинику, не слишком понимая, что будет говорить диспетчеру. Когда у человека высокая температура – это всем понятно и вызывает только сочувствие. А когда вот такое, как у мамы, неизвестно что? Может быть, и никакой врач к ним не придет? Но диспетчер как-то сразу все поняла и сообщила, что терапевт придет обязательно.

И они дождались терапевта. Лиза сидела на кухне, бессмысленно переставляя чашки и заваривая чай. Как будто кто-то собирался его пить!

Мама вроде бы согласилась, но, отхлебнув чая и откусив крохотный кусочек печенья, сказала, что сыта. Лиза налила себе в чашку побольше заварки, добавила кипятка и обожгла язык и губы при первом же глотке.

Терапевт влетела в квартиру, как всегда бодрая и стремительная. Правда, раньше она всегда улыбалась и спрашивала Лизу о ее школьных делах, а иногда что-нибудь рассказывала про свою дочку. В этот раз улыбок не было. И вопросов про Лизину жизнь тоже.

Доктор быстро натянула бахилы и прошла в комнату, где мама по-прежнему сидела на кровати. Лизу попросили выйти, но она только обрадовалась этому. Ей было страшно слушать врача, но еще страшнее – смотреть на маму, которая сейчас больше всего напоминала наполовину ожившую куклу. Наполовину – потому что вроде бы могла и разговаривать, и шевелиться, но делала это очень скупо и неуклюже.

Доктор выбежала из маминой комнаты минут через двадцать. Наверное. Лиза заметила время, но потом отвлеклась на тупое созерцание собственных тапок и забыла, что там показывали часы.

– А взрослых никого? – спросила доктор.

От этого вопроса Лизе стало совсем уж тошно. Она даже слегка пошатнулась, и пришлось упереться локтем в дверной косяк.

– Папа на работе.

Голос показался хриплым и чужим.

– Позвони. Пусть отпросится, приедет. Не каждый день такое.

– А что это? – еле выдавливая из себя слова, спросила Лиза.

– Ну, – слегка замялась доктор, – я не специалист. Тут нужен психиатр, чтобы точно сказать. Я вот предварительно написала… невроз навязчивых состояний.

Лиза задохнулась. Психиатр. Мамочки, психиатр! Самый жуткий из всех врачей. Про психиатров никто толком ничего не знает. Их боятся до ужаса. Про них рассказывают анекдоты. И снова боятся.

И вот сейчас психиатр должен будет приехать к ним? Домой?

Последний вопрос Лиза задала вслух. Она изо всех сил старалась убрать из голоса дрожь, но это получилось плохо.

– Ну что ты, – покачала головой терапевт. – Приезжают на дом, когда есть опасность.

– Какая опасность?

– Ну когда стены ломают или в окно выбрасываются.

От этих слов, прозвучавших спокойно и даже обыденно, у Лизы похолодела спина. Вернее, не вся спина, а две тонкие полосочки кожи вдоль позвоночника.

– А… и такое бывает? – глупо спросила она.

– И не такое бывает, – успокоила терапевт и переключилась: – Позвони отцу, пусть приедет. И отвезите маму к доктору. Я адрес там написала. Вас примут, только документы возьмите.

– Сегодня?

– Не нужно тянуть, – объяснила терапевт и быстро-быстро надела пальто, словно боялась, что Лиза спросит ее еще о чем-нибудь, а она не сможет ответить.

Отец приехал через два часа, и они все втроем вышли на улицу. Лиза помогала маме одеться, но мама и сама, наверное, смогла бы. Просто очень медленно и не факт, что не забыла бы, например, переобуться из тапок в сапоги или взять перчатки. Хоть перчатки Лиза и сама забыла. И всю дорогу от дома до автобуса сжимала замерзшие руки в кулаки и втягивала в рукава.

А потом в очереди к врачу толстая тетка в берете начала приставать к маме с вопросами, а мама не отвечала. Словно не слышала или не понимала. За пять минут до этого папа вышел на улицу. Он сказал, что покурить. Лиза даже не удивилась и не напомнила, что курить он бросил год назад. Ей было не до папы. Она ждала и умирала от страха – что скажет врач. Почему-то ей казалось, что от этого диагноза разрушится вся их жизнь. Или, наоборот, не разрушится, а появится надежда, что все обойдется.

– Что же вы молчите? – не выдержала наконец тетка в берете. – Совсем больная, что ли?

Конец фразы она почти провизжала, и подбородок у нее мелко затрясся. Лиза подумала, что тетка тоже вряд ли здоровая, раз так вот трясется и визжит. Ей бы сказать, чтобы не трогала маму. Но как? Как?! У Лизы язык не повернется сделать замечание незнакомому взрослому человеку. Никогда не поворачивался. А особенно теперь, когда она боялась лишний раз пошевелиться, лишний раз открыть рот, чтобы не зареветь. От страха, от волнения, от обиды непонятно на кого. Но может, тетка уже сказала все, что хотела, и больше не будет? Может, Лизе и не придется ни о чем с ней разговаривать?

– Это ж безобразие! – выпалила тетка на повышенных тонах, когда Лиза уже почти поверила, что обойдется без продолжения. – Сидишь тут за справкой для работы, а вокруг больные! А может, они опасные!

Люди из очереди начали поглядывать с интересом. Им было скучно пялиться в стены и в телефоны, а тут назревало нечто зрелищное. По крайней мере, Лиза сразу же подумала именно об этом.

– Конечно, опасные! – окрыленная успехом, продолжила тетка. – Молчат-молчат, а потом как с ножом бросятся! Я вон по радио слышала…

Кто-то хихикнул. Кто-то делано закашлялся. Два парня у самой двери посмотрели на Лизу со скользкой издевкой и заржали в голос.

Мама вдруг встала и, ни слова не говоря, пошла к выходу.

– Мама! – закричала Лиза. – Мама, ты куда?

Мама не ответила и не обернулась. Лиза побежала за ней. За спиной смех дробился и множился. И в этот момент Лиза подумала, что так рушится мир. Ее, мамин, папин. Тот, без которого Лиза не жила ни дня с самого рождения. Тот, в котором она чувствовала себя спокойно и уверенно. Только что был – и вдруг раскололся на кривые неправильные части. Сначала крупные, а потом все более мелкие, похожие на крошево и пыль. И их не собрать и не соединить никакой силой.

Это было даже не больно. Больно бывает, когда еще что-то чувствуешь. Это было черно и безнадежно, как безвоздушное пространство. Как будто тебя выталкивают в него из родной комнаты, без скафандра, в домашнем халате и тапочках. А ты даже не сопротивляешься. Ты зачем-то хватаешь крохотного зайца, с которым спишь с четырех лет, с того самого дня, как его тебе подарили, и смартфон. Самое нужное в любой ситуации, каждая девчонка подтвердит. Хватаешь, а дальше уже – ни мира, ни света, ни воздуха. Ни тебя.

Дальше думать про это Лизе не дали. Отец перехватил маму на выходе, посмотрел на ржущих парней так, что они подавились смехом и больше не издавали ни звука. Тетку в берете пригласили в соседний кабинет. А маму тоже пригласили – в тот, в который они и занимали очередь.

И все как-то устроилось.

Маму положили в больницу. Там довольно скоро ей стало лучше. По крайней мере, она опять отвечала на вопросы, волновалась за Лизу (как она дома без нее?) и даже пыталась что-то читать.

Но ощущение рушащегося мира Лиза запомнила. Даже, может быть, навсегда.

Глава девятая. В кусты – норм

Лиза сидела в метро, забившись в угол, и умирала от смущения.

Но потом в одном ей повезло – когда пришла домой, в квартире никого не было.

Лиза влетела в ванную, открутила краны во всю мощь и, давясь всхлипами, стащила с себя несчастное платье. Теперь она ненавидела его. Не будь этого платья, может, ничего бы с ней и не случилось. Или все равно случилось бы? Ведь Марина предупреждала. Вот о чем она говорила, а Лиза даже не пыталась понять. Идиотка. Маленькая, самоуверенная идиотка, которая сама во всем виновата! И еще это платье!

Сначала Лиза подумала вышвырнуть его в окно, но вовремя сообразила, что под окном первыми платье найдут родители, и вот тогда-то начнется настоящее веселье. Уже дома. Поэтому Лиза просто свернула его в тугой комок и засунула на самое дно корзины для белья. Чтоб пока полежало. А потом Лиза его непременно выбросит. За все!

В ванне бурлила и пенилась вода, а Лиза беззвучно скулила, прижавшись лбом к двери, на которой висели махровые полотенца. Лизины. Родные, привычные, мягкие, пахнущие лавандой и мятой.

В воде стало легче, как будто вся боль и стыд, прикипевшие (или примерзшие, что ли?) к коже, начали отваливаться слой за слоем. Но что-то много их оказалось – этих слоев.

К вечеру вернулись родители. Лиза уже могла нормально разговаривать, и вроде все обошлось без мучительных объяснений и слез. Они не узнали, что случилось с Лизой. Они думали, что она просто уехала с дачи чуть раньше, чем собиралась, вместе с Алисиной семьей.

За вечер и ночь Лиза успела успокоиться и пришла в школу, почти не думая о том, как ее встретят. И в общем, правильно.

Илья бухнул: «Привет!» – и, как всегда, на этом перестал обращать на Лизу внимание. Девчонки из компании, которая была на даче, окружили ее, как малыши елку, и начали причитать. Почему она уехала одна? Почему без куртки? Почему не ответила никому во вконтактике? От этих бесчисленных почему у Лизы зазвенело в ушах, но она загадочно улыбнулась и ответила, что у нее внезапно появились дела. Девчонки хотели обидеться, но потом не стали. Тайна в сто раз интересней обид.

– Ладно, расскажешь потом! – решила за всех Алиса, и Лиза осторожно кивнула.

Она совсем не знала, о чем ей рассказывать.

– А то куртку не отдам! – шепнула Алиса уже так, чтобы слышала одна Лиза.

Вроде в шутку, и лицо у нее при этом было веселым, но Лиза разозлилась. Хоть бы лучшая подруга подумала, стоит сейчас шутить или нет! Лиза решила, что пока обойдется без куртки. В конце концов, можно хоть до мая проходить в пальто. Оно теплее, и маме больше нравится. А в мае Алисе наверняка надоест вся эта история и она вернет куртку просто так, без рассказов.

Прозвенел звонок. Началась алгебра, и всем стало не до Лизы. Лиза перевела дух.

После уроков Лиза задержалась, потому что ей нужно было в библиотеку. Алиса помахала рукой, а сама поскакала по лестнице, сунув рюкзак Илье.

Вот почему нормальные люди после поездки на дачу уходят из школы вместе, а Лиза шарахается от человека, который вроде бы ей нравился? Или это он на расстоянии нравился, когда Лиза слушала записи его песен? А вблизи – она и не знала, какой он – этот Антон? Теперь вот узнала. Ее даже передернуло от мерзкого холодка, ворвавшегося внутрь, как ветер врывается под одежду.

Из библиотеки она побежала в гардероб, думала, что еще догонит кого-нибудь из девчонок. Но вешалка их класса стояла пустая, и только чей-то огромный черный пакет одиноко топорщился на крючке. Вот что туда такое положили, что его не просто перекосило, но еще и прорвало почти посередине? Ну и встопорщило тоже, да. И он весь такой несчастный и одинокий прижался к курткам параллельного класса, того самого, в котором учился Антон.

Похоже, что у него сегодня было больше уроков, чем у Лизы, потому что одежда висела разношерстным, но полным рядом. Посмотрев на этот ряд и на одинокий пакет, Лиза вдруг испугалась: а ее-то пальто где? Она прекрасно помнила, что утром повесила его на четвертый от стены крючок, а теперь тот крючок сиял пустой и даже какой-то острый.

Она опять почувствовала давешний мерзкий холодок, только теперь он усилился и пробирал до позвонков.

Ну вот куда могло исчезнуть ее пальто? Украли? Да кому оно нужно – старое и даже не стиранное с осени? Может, кто-то уронил и повесил на соседнюю вешалку? Эта мысль показалась Лизе разумной и немного успокоила.

Мимо первой вешалки Лиза прошла зря – ничего похожего на ее пальто там не было. Мимо второй – тоже. А рядом с третьей болтали какие-то парни. Правда, они стояли не с Лизиной стороны, и она их не видела, а только слышала, и то не очень.

Лучше бы не слышала вообще. Голос, от которого совсем недавно ей становилось и легко, и грустно, и жарко, и все на свете одновременно, произнес:

– Не, ну я понимаю, – белая ворона.

– Сорока, – с хохотком поправил кто-то и объяснил: – Она же Сорокина.

– Ну сорока – да, – согласился тот самый голос. – Ну я много чего могу понять. Но чтоб вот так динамить? Сама же прохода не давала. И сама же – в кусты.

– В кусты – норм, – хохотнул подсказавший Лизину фамилию.

– Это если б реально в кусты, – возразил Антон, – может, и норм. Хотя я так не люблю. Мокро, грязно. Мы что, в прошлом веке живем? Из комнаты свалила! До станции учапала, без куртки даже.

– Ничё ты ее напугал!

– Раз пуганая, пусть и сегодня без пальто домой валит! Фиг в пакете найдет.

У Лизы сердце взлетело и ударилось обо что-то с такой силой, что она ахнула и всерьез подумала, что вот сейчас упадет и умрет на месте.

Глава десятая. Никому и никогда!

Но она не умерла, а всхлипнула, жадно подышала холодным воздухом, проникшим в гардероб через уличные двери, и побежала домой. Без пальто. То есть не совсем без. Оно, стиснутое в бесформенный ком черным пакетом, болталось у нее на локте, но вытащить его и надеть Лиза не смогла. Ей было омерзительно натягивать на себя пальто, к которому прикасались те руки.