Текст книги "Белая сорока. Ладожские тени"

До дома Лиза дошла минут за пять вместо обычных десяти и даже успела нервно хихикнуть про себя, что теперь знает, как не опаздывать, если уже почти опоздала.

Но через полчаса началась жесть.

Сперва Лиза даже не поняла, почему у нее застучали зубы. Вот просто сидела за компом и вдруг услышала, что сидит не в тишине, как обычно, а с аккомпанементом. Причем нетихим таким. Она попыталась закрыть рот, и это получилось, но совсем ненадолго. К тому же руки тоже начали дрожать. И только тогда Лиза сообразила, что замерзла до ужаса. Вот так вдруг сидела-сидела и замерзла в теплой комнате. Она хотела найти кофту, но почувствовала жуткую лень. Лень было не то что искать в шкафу кофту, но даже вставать с компьютерного кресла. Она все-таки встала. В коленки впилась странная боль. И в локти, и в каждый шевельнувшийся сустав. И озноб стал совсем уж нестерпимым, но вместе с тем щеки и шею обожгло осторожным огнем.

Лиза постояла, держась за дверцу шкафа, и поплелась к кровати, пока еще были силы откинуть покрывало и лечь. Она с трудом вспоминала потом, как мама совала ей градусник, как побелело и осунулось за мгновение мамино лицо (вот мало ей было своей бледности), как приехала неотложка. И еще раз – неотложка, когда температура снова поднялась, а Лиза не смогла проглотить таблетку.

Озноб не проходил, температура держалась, тошнота плескалась под горлом, а перед закрытыми глазами все вертелись какие-то черные склизкие комки, напоминавшие переваренные грибы, и от них было особенно худо.

Третья неотложка приехала темным утром, и вот тогда Лизе с мамой велели собираться.

– Я сейчас вызову машину. Доедете до стационара. Может, вас и не возьмут, но пусть посмотрят, – сказал молодой лысый доктор.

– На что посмотрят? – с трудом ворочая сухим языком, спросила Лиза.

– На тебя, на анализы твои, – объяснил доктор. – В поликлинике ты их будешь сдавать неделю, а в приемном отделении сделают за два часа.

Страх в первый раз шевельнулся у Лизы где-то под солнечным сплетением.

– Я не хочу в больницу! – сказала она почти нормальным голосом.

– Не хочешь – вернешься домой, – успокоил доктор.

Он был таким серьезным, таким внимательным, но в то же время абсолютно домашним, что Лиза поверила. Зря поверила. В приемном отделении в нее вцепились мертвой хваткой и не отпускали три с половиной часа. Она успела решить, что умрет от озноба, от температуры и от ужаса – по очереди. Ужас был в том, что ее осматривали все врачи, включая того самого, про которого она была уверена, что он только для взрослых.

– Да чего боишься-то? – спросила раздраженная докторша. – Взрослая уже. Рожать можешь.

Лиза закусила губу и вцепилась в подлокотники кресла. Ей хотелось даже не плакать, ей хотелось исчезнуть из этого сияющего стеклом и белизной здания, чтобы больше никогда-никогда не входить в эту дверь и не видеть этих раздраженных теток.

Хорошо, что от температуры острота восприятия притупилась, иначе Лиза захлебнулась бы от возмущения и стыда.

Оказавшись в палате, она почувствовала такое облегчение, как будто пришла домой. Но это был вовсе не дом, конечно. Поэтому и уснуть не получилось. Поэтому и пришлось почти до рассвета играть в старую добрую игру, вспоминая названия фильмов по алфавиту.

А потом Лиза вспомнила фильм на букву Я, успокоилась и вдруг поняла, кто виноват во всех ее мучениях и кого она никогда не простит. Себя. И Антона.

А еще Лиза решила, что никогда в жизни не позволит ни одному человеку говорить про нее то, что говорил Антон, и даже думать такое. Она не даст никому и никогда ни малейшего повода – вот что. Пусть они все живут где-то там, сами, пусть поют свои жалкие песни, пусть рисуют карикатуры или героев манги, пусть ведут блоги во вконтактике, ей – Лизе – больше не будет до этого никакого дела. Она не позволит никому из них проникнуть ей в душу. И прикасаться к ней своими грязными руками не позволит тоже. Никому и никогда! Да, она не такая, как все. Да, она – белая сорока. Была, есть и останется.

Когда она приняла решение, ей сразу же стало легче и Лиза заснула. По-настоящему, без снов и страхов, что упадет одеяло.

Глава одиннадцатая. Сам сейчас останешься!

Троллейбус остановился, открыл двери. Лиза тряхнула головой, прогоняя воспоминания. Неплохо она задумалась, даже перестала следить за дорогой. Нет, ну понятно, что Руслан не заблудится, но все же Лиза не привыкла до такой степени полагаться на почти незнакомых людей.

Она вытащила смартфон и включила «Яндекс. Карты». Маршрут определился быстро и был не слишком длинным, но время навигатор показал немаленькое: тридцать минут.

– А почему так долго?

Лиза спросила у себя, то есть у смартфона, и даже вздрогнула, когда услышала голос Руслана:

– Потому что скоро пойдем пешком. Если хочешь быстрее, можно через пустырь.

От слова «пустырь» Лизе стало неуютно. От него веяло опасностью и одиночеством.

– Не нужно через пустырь, – попросила она.

Руслан кивнул:

– Как хочешь. И можно тебя попросить?

Лиза посмотрела с надеждой. Неужели все-таки получится разговор? Неужели она ошиблась, а он просто набирался храбрости?

– Убери, пожалуйста, телефон.

Вот так тема!

– Почему?

– Здесь вечером лучше не демонстрировать дорогие вещи.

Он так и сказал – «демонстрировать», он так и сказал – «дорогие».

– Мы же в троллейбусе, – робко заметила Лиза. – На улице – ладно. А здесь-то?

Троллейбус резко затормозил. Видимо, перед остановкой. Лиза обратила внимание, что перед каждой остановкой он тормозил рывком, а потом трогался с места, как раненый гонщик, которому хочется всех обогнать, но сил хватает на несколько секунд.

– Убери быстро!

Руслан сказал это, едва шевельнув губами, в его интонациях прозвучал приказ. Лиза хотела возмутиться, но почему-то послушалась, и смартфон скользнул в карман куртки.

Троллейбус снова открыл двери, и полупустой салон наполнился, причем не только людьми. В него влились запахи. Острые, неприятные: табачного дыма, пота, нестираной одежды. А еще звуки. Гул голосов сначала показался Лизе ровным, но через секунду она уже различала отдельные слова. Такие, что лучше бы навсегда в гуле и утонули.

В троллейбус ввалилась группа парней в спортивных штанах и разношерстных куртках, но на спортсменов они явно не тянули. Они тянули на местных гопников, вот на кого.

Лиза отвернулась, изо всех сил стараясь на них не смотреть. Она знала, что это опасно. Но все-таки совсем не смотреть у Лизы не получилось, как будто что-то внутри нее нарочно дразнило и требовало: «Глянь!» И она осторожно, из-под опущенных ресниц обвела взглядом новых пассажиров. Лучше бы Лиза этого не делала, потому что ее взгляд встретил короткостриженый парень с дурными, почти черными глазами. Эти глаза блестели так, будто их только что промыли искусственной слезой. Может быть, они даже были бы красивыми, если бы от них на километр не тянуло угрозой.

Лиза замешкалась лишь на секунду, а потом взгляд отвела, но, похоже, все равно опоздала.

Стриженый хмыкнул и, покачиваясь, пошел через салон. К Лизе.

Она это даже не увидела, а почувствовала спиной. Спина сейчас же похолодела и покрылась мурашками. Захотелось съежиться, прикрыть лицо руками и сделать вид, что Лизы тут нет. Вот только что была, а потом исчезла. Мало ли как бывает? На самом деле, так, конечно, не бывало. Лиза осталась там, где сидела. А вот Руслан вдруг встал и оказался около ее сиденья, прикрыв собой от остального салона. У Лизы от изумления пропал страх. Она почему-то совсем забыла про Руслана. Стриженый, увидев его, замедлился, видимо решая, меняет это что-нибудь или нет. Пока он думал, троллейбус подъехал к очередной остановке и дружки стриженого посыпались на улицу.

– Лысан, ты чего? Остаешься? – хлопнул его по плечу маленький чернявый пацан с родинкой на подбородке.

– Сам сейчас останешься! – огрызнулся Лысан и вывалился из троллейбуса в чернильную темноту.

Напоследок его глаза впились в Лизу, и она почувствовала почти физическую боль, словно ее ужалили две большие осы. Нужно бы потом посмотреть – может, следы останутся.

Лиза выдохнула. Только сейчас она сообразила, что дышала как-то неправильно и воздуха ей не хватало.

– Ты поэтому велел убрать телефон?

– Соображаешь, – кивнул Руслан и усмехнулся: – А я уже сомневался.

– Я тоже сомневалась, – неожиданно для самой себя выпалила Лиза. Ей захотелось ответить ему как-нибудь зло и остроумно, но, как нарочно, ничего такого в голову не приходило.

– Выходим сейчас, – предупредил Руслан совершенно спокойно. – И не вздумай со мной ссориться, пока не дойдем до дома.

– Почему это?

– Потому что одну я тебя все равно не отпущу. А идти, поссорившись, скучно.

– А как весело? – ехидно поинтересовалась Лиза.

– Сейчас увидишь, – пообещал Руслан и покатил чемодан к дверям.

На самом деле он не обманул. Дорога до бабушкиного дома оказалась не просто веселой, она оказалась сногсшибательной. В прямом смысле.

Фонари, стоявшие вдоль улицы, терялись в кронах огромных деревьев, и света от них не было вообще. Окна домов слегка подсвечивали пешеходную дорожку, но, во-первых, они горели далеко не везде, а во-вторых, их свет тоже частично терялся в густой растительности.

Асфальт под ногами был старым, покрытым ямами и трещинами. Кое-где через него пробивались кусты, кое-где – камни.

Лиза сделала несколько шагов, споткнулась, схватилась за своего провожатого, извинилась, но больше так его и не отпустила. Она бы, наверное, даже себе не призналась, а призналась, так не поверила бы до конца, но оттого, что он шел с ней рядом и что она держалась за его рукав, ей было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.

Глава двенадцатая. Ну судьба же!

Лиза проснулась в свое первое утро в этом доме и улыбнулась. Вчерашний день в памяти чуть смазался и расплылся, но зато был окрашен только в теплые тона. «Это потому, – решила Лиза, – потому… – и наконец сама себе призналась, – что вчера увидела Руслана. И услышала. И даже подержалась за его руку». От этой последней мысли Лизе стало немного стыдно, но зато где-то посерединке ее затопило приятное тепло. Она понимала, что все это глупости, и помнила о том решении, которое приняла. Просто Руслан оказался чуть-чуть не таким, как она ждала, и это было удивительно и приятно. Лиза даже подумала, что, если бы тогда на даче на месте Антона был Руслан, может быть, ничего подобного бы и не случилось и ей не пришлось бы давать себе никаких обещаний. И оставаться одинокой белой сорокой – тоже не пришлось.

В окно билось солнце, яркое, настойчивое. Лиза решила, что обязательно пойдет загорать. Она знала куда. Через два двора от бабушкиного был парк. Не слишком большой, не особенно ухоженный, но зато с прудом и мягкой травой.

Бабушка только плечами пожала:

– Хочешь – сходи. Но может, лучше со мной – в гости? У Натальи Михайловны пироги сегодня. И лото.

Лиза с ужасом представила день в гостях у бабушкиной подруги и помотала головой:

– Я лучше в парк. Почитаю, – и добавила убедительно: – На свежем воздухе.

Парк изменился. Лиза помнила его неопрятным и запущенным, а сейчас он вполне мог украсить обложку какого-нибудь журнала, посвященного ландшафтному дизайну. Деревья стояли аккуратные, без сухих веток. Траву коротко подстригли, пруд почистили, вокруг насыпали мелкий белый песочек. Загорали мамы с детьми. Загорали девчонки компаниями.

Лиза постелила покрывало и села. Раздеваться до купальника не стала, решила позагорать так – в футболке и шортах.

Из рюкзака Лиза вытащила книжку. Это была хорошая книжка, интересная и толстая. Историческая, про прошлый век. Вернее, про мальчишку, который в прошлом веке жил. Он был абсолютно живым и настоящим, хоть и носил странную одежду, ел непонятную еду и влюбился в ужасную девчонку. Почему-то хорошие мальчишки всегда влюбляются в отвратительных девчонок. Не только в книжках, на самом деле тоже. И все вокруг видят и знают, что она лживая и подлая, а влюбленный товарищ не видит и не знает. Или видит, но думает про это что-то свое. Типа: «Ей просто раньше очень не везло, а теперь все будет иначе и она изменится». Изменится она, как же! Жди. И самое обидное – той, в которую такой мальчишка влюблен, его любовь не нужна, вообще. Но зато она может им пользоваться. Ну там чтобы сумку носил. Или геометрию делал. Или гулял с собакой.

Вот у этого мальчика из книжки так и было. Ужасно обидно, но жизненно.

И весь он был как из реальной жизни. Лизе иногда даже хотелось его потрогать. Или предупредить, что вот этого делать ни в коем случае нельзя, а вот это нужно обязательно. Но это было невозможно, конечно. И все равно Лиза думала, что, если бы встретила этого мальчишку на самом деле, они бы наверняка подружились. Не влюбились и глупостями бы какими-нибудь занимались, а именно подружились, по-настоящему. Потому что с ним было о чем поговорить. Он книжки читал и фильмы смотрел, и то, что нравилось ему, Лизе тоже нравилось. Правда, музыку он любил какую-то странную, Лиза даже названия этих групп не слышала. Но она нашла их в сети, специально искала. Оказалось – ужас-ужас, а не музыка. Но про это Лиза просто не стала бы с ним разговаривать. Она же не дурочка, чтобы объяснять умному человеку, что хорошо, а что плохо. Каждый сам выбирает то, что ему подходит. Если с кем-то совпадет – круто, нет – ничего страшного.

Сообразив, что совсем уж размечталась, Лиза фыркнула, открыла книжку и даже прочитала главу. А потом поняла, что что-то ей мешает. Вот не сиделось и не читалось, хоть ты привяжи себя к соседнему дереву.

Лиза привязываться не стала – нечем да и незачем, а собрала вещи и побрела по парку. Она решила дойти до дальних ворот, а потом вернуться домой на троллейбусе. В бабушкином городе троллейбус вообще был любимым видом транспорта. Центровым и основным, как говорили родители.

Она прошла не так уж и мало, когда поняла, что не давало ей спокойно читать. Собственно, то же, что сейчас мешало идти через парк. На Лизу смотрели, пристально и недобро. Ей стало совсем неуютно, когда она вошла в аллею. Это была очень красивая аллея, березовая. Березы тянулись вверх, почти сплетаясь ветвями в ажурную арку. Тени на дорожке казались кусочками мозаики, которую сначала собрали, а потом рассыпали, и кусочки упали рядом с прежним местом, но все же не на него.

Почти в центре этой тенистой мозаики в березовой развилке сидел человек. Сидел и смотрел на Лизу.

Лиза посмотрела в ответ и замерла. Она узнала его – стриженого гопника из троллейбуса. Вчера же виделись – разве забудешь? Лизе захотелось исчезнуть, но исчезать оказалось некуда. Она оглянулась, до входа в аллею было далеко.

Стриженый заметил, что Лиза его обнаружила, и легко спрыгнул на землю. Между ними теперь было шагов двадцать, не больше. И ладно, если бы мимо ходили прохожие. Пенсионерки с палочками, мамы с колясками – хоть кто-нибудь. На аллее не было никого.

Лиза сделала шаг, но поняла, что сама движется стриженому навстречу, и остановилась. Наверное, стоять было совсем глупо. Зато недолго. Стриженый оказался рядом через мгновение. Лизе показалось, что он прыгнул, как кошка, а не подошел.

– Ну, здравствуй, красотка! – сказал сиплым голосом и растянул рот в ухмылке. – Знакомиться давай!

Лиза не ответила. Она стояла, вцепившись в ремешок сумки, и не могла понять, что делать.

– Ну судьба же! Не видишь, что ли? – продолжил стриженый, ничуть не огорчившись из-за ее молчания. – Против судьбы не попрешь.

Он шагнул к Лизе и обхватил ее руками за талию. Лиза пискнула и вцепилась в его рукава. Она пыталась отодрать от себя вот это вот все, чужое, мерзкое, пахнущее какой-то дрянью. Пыталась изо всех сил, но не могла.

– Тихо-тихо, – бормотал стриженый. – Чего задергалась? Я чего, страшный такой?

– Страшный! – сквозь зубы прошипела Лиза.

– А вот это хорошо! – ответил стриженый новым голосом.

Прежний голос был сиплым и царапал слух, как наждачная бумага. Этот показался Лизе стальным.

Стриженый вдруг убрал руки с Лизиной талии и полез в карман куртки.

– Чего смотришь? Деньги давай. Быстро. А то башку пробью.

Теперь он сжимал в ладони темную бутылку и смотрел на Лизу пластмассовыми немигающими глазами. Лиза вдруг поняла, что человек с такими глазами не угрожает. Он просто рассказывает ей, как все оно будет дальше. Лиза трясущимися руками открыла сумку и вытащила из кошелька сто рублей.

– Это что? – поинтересовался стриженый. – На троллейбус? Я сказал – деньги давай.

Лиза думала, что он вырвет у нее из рук сумку, но он почему-то стоял и ждал. Лиза открыла кошелек. Ничего там не было, кроме мелочи. У нее дрогнули руки, и серебристые рубли посыпались под ноги чешуей чудовища.

– Давай-давай, шевелись!

У Лизы похолодела спина, а шею как будто сжала когтистая лапа. Стриженый помахивал своей бутылкой и ждал, но было ясно, что ждать ему надоело. Лиза на всякий случай дернула замочек молнии, на которую застегивалось последнее отделение кошелька. Она им почти никогда не пользовалась, потому что отделение было маленьким и неудобным. Каждую купюру приходилось складывать гармошкой. Молния открылась, и Лиза увидела уголок тысячной купюры. Точно! У нее же там была тысяча и пятисотка. На всякий случай. Вот на такой?

Лиза выдернула пятисотку и протянула стриженому.

– Вот, – забормотала она, – смотри. Деньги!

– Чего? – переспросил он презрительно, но сложенную гармошкой купюру взял и даже бросил на нее беглый взгляд.

– Ты что? – возмутилась Лиза. – Нормально смотри, там много.

Стриженый вдруг послушался, уставился на пятисотку и начал ее разворачивать.

В тот момент, когда он перестал смотреть на Лизу, ее будто отпустила чужая сила. Она прижала к боку сумку и рванула по аллее к выходу.

Стриженый заметил ее побег, но несколько лишних секунд из-за того, что он разглядывал деньги, у Лизы появилось. Она вылетела из аллеи, свернула на центральную дорогу, ведущую к главным воротам, и боковым зрением стриженого не обнаружила. По инерции Лиза сделала еще несколько шагов и оглянулась уже нормально.

Стриженого не было. Ни поблизости, ни у выхода из аллеи – нигде.

Глава тринадцатая. А зачем тебе свет?

Лиза осторожно застегнула сумку, одернула футболку, поправила челку. Она сделала все то же, что делала всегда, но сейчас движения ей самой казались неуклюжими и заторможенными. И еще жутко хотелось реветь. Вот прямо здесь. Может быть, она бы и заревела, но было страшно, что стриженый снова ее найдет и все повторится, только еще хуже.

Лиза оглянулась и почувствовала, как страх липкой паутинкой затягивает кожу на шее и щеках. По центральной дороге шел парень. Против солнца она видела только его силуэт, но и так было понятно, что это не взрослый, а ровесник стриженого. «Еще один», – подумала Лиза. Ей стало холодно и мерзко, но все-таки она решила так просто не сдаваться и вытащила телефон. Она сейчас позвонит в полицию, вот что. Должна же в этом городе быть полиция? В конце концов, ее только что ограбили. Или… Или это она сама отдала деньги и никто ни в чем не виноват? Да ладно, не это сейчас главное. Главное, что приедет машина с мигалкой и Лиза сможет уйти из этого проклятого парка.

Парень вышел из противосолнечной дымки, и Лиза чуть не взвизгнула от радости. Не нужно было никуда звонить. К ее скамейке быстро шел Руслан.

– Ну я же тебя просил! – сказал он, вместо того чтоб поздороваться. – Ну не вытаскивай ты свой смартфон где попало.

Его голос прозвучал ворчливо и буднично, как будто он отчитывал младшую сестру. От этого Лизе захотелось ответить грубо и все-таки зареветь. Он стоит тут и ворчит и не знает, что Лиза чудом осталась цела и не меньшим чудом спокойно смотрит на него, а не орет, не бьется и не захлебывается в рыданиях.

– Привет! – ответила она ему, проглотив слезы. – Сейчас уберу.

Она стала тихой и покладистой просто потому, что так было легче удерживать в себе все то, что рвалось наружу.

Руслан, кажется, не ожидал, что она послушается, и даже растерялся слегка. Она заметила по его лицу. У него были очень выразительные глаза. И нос, и рот, и скулы – тоже выразительные. У брюнетов так бывает. У блондинов тоже, но совсем редко.

Лиза вдохнула, выдохнула, открыла рот, чтобы рассказать про стриженого, но вдруг поняла, что ничего рассказывать не будет. Не получится. Она не хочет. И не может. И вообще. Это ж умереть от стыда можно или провалиться. Вот что лучше?

– Пойдешь? – спросил вдруг Руслан, чуть повысив голос. – Или тут останешься?

Оказывается, он куда-то ее позвал, а Лиза так задумалась над своим умиранием от стыда, что не услышала.

– Пойду, – ответила она. И поднялась со скамейки. В конце концов, ей в любом случае нужно было убраться из этого парка, и не так уж важно куда.

– Там сейчас свет хороший. Я всегда в это время пишу.

Услышав «пишу», Лиза удивилась. Что он пишет? Песни, как Антон? Но при чем тогда свет?

– А зачем тебе свет? – спросила она напрямую.

– Ну ты что? – улыбнулся Руслан. – Думаешь, художник работает на ощупь?

Художник? Ничего себе. Это было любопытно. Почему-то Лизе казалось, что художники выглядят совсем по-другому. Ну и ладно. Мало ли что она там себе напридумывала? Главное, не ляпнуть сейчас, чтоб нарисовал ее портрет.

Свет на крыше того странного дома и в самом деле оказался стоящим, не только чтоб его написали, но и чтоб запомнили надолго. Солнечные лучи втыкались в облака, как спицы в хлопок, а потом становились почти невидимыми. Но все же их можно было узнать по легкой золотистой пыли вокруг и осторожному сиянию оконных стекол, попавшихся на пути.

Руслан оставил Лизу на несколько минут и вернулся со складным мольбертом.

– Здесь, в мансарде, у отца мастерская, – объяснил он чуть смущенно, как показалось Лизе. – Ну и вот.

Она не очень поняла, зачем Руслан позвал ее с собой. Смотреть, как он рисует, в смысле пишет? А зачем? Зачем ему нужно, чтобы на это смотрела почти незнакомая девчонка?

На самом деле, наблюдать за ним было интересно. Лиза сидела в маленьком шезлонге и смотрела то на небо, то на верхние ветки деревьев, почти касающиеся крыши этого дома, то на Руслана. Единственное, на что она не могла посмотреть, – это на его рисунок. Или не рисунок вовсе, а картину?

Руслан усадил ее так, что мольберт она видела аккуратно сзади. Но Лиза и не возражала. А вдруг то, что он рисует, ей не понравится? Тогда Руслан сразу поймет это по ее лицу, и у них ничего не получится. Стоп! А что должно получиться-то? Она фыркнула, слишком громко, чтоб Руслан не услышал. И он услышал, конечно, и посмотрел на нее вопросительно.

– Я чихнула, – уверенно объяснила Лиза. – Я всегда так чихаю на солнце.

Она знала, что, если говоришь ерунду, нужно это делать уверенно. Тогда, может быть, и поверят.

Руслан, кажется, поверил или сделал вид.

– Вообще-то, холодно, – заметил он. – Гроза, наверное, будет.

И гроза была.

Лиза думала, что это облака потемнели, а на самом деле они превратились в кудлатые тучи. С крыши тучи казались совсем низкими, и ветер дул всерьез, если не сбивая с ног, то уж точно не давая свободно вздохнуть. Первые капли, гулкие и прозрачные, падали каждая сама по себе, но вслед за ними прорвались мощные струи. Они холодом оцарапали кожу, мокрой тяжестью набились в волосы.

– Побежали! – крикнул Руслан и, подхватив мольберт одной рукой, второй коснулся Лизиного запястья.

Как будто ее нужно было тянуть силой. Как будто она хотела остаться на крыше одна.

В мастерской пахло красками, пылью и чем-то незнакомым. На стене горели холодные голубоватые лампы. Картины стояли, картины висели, картины лежали. Темные неясные очертания напугали Лизу, и она осталась у входа.

– Не бойся, – сказал Руслан и улыбнулся той самой своей улыбкой. – Мы не будем на них смотреть. Они сами по себе, мы – сами.

Лизе вдруг стало тепло. То ли потому, что за утро мастерская нагрелась от солнца, то ли из-за того, что Руслан сказал «мы». Очень простое слово. Простое и короткое. Но согревающее, кажется, не хуже печки.

– Пойдем на кухню, чайник поставим.

– Тут есть кухня? – удивилась Лиза.

– Ну как? За шкафом. Стол, чайник и микроволновка.

Лиза села на стул в углу и смотрела, как Руслан наливает воду в чайник, достает чашки и сахарницу, заваривает чай. Он выполнял самые простые действия, но Лизе происходящее казалось нереальным, почти волшебством. Где-то в глубине ее души билась мысль – он это делает для нее, одной. Мысль была так себе, но она расползалась внутри щекочущей кляксой и никак не хотела уходить.

На самом деле себе он тоже налил чай. И даже первым сделал глоток.

Чай был крепким, это Лиза легко сообразила. Сперва по красноватым отблескам внутри чашки и терпкому запаху, потом по вкусу. Обычно она такой не пила, но ей показалось, что это было неправильно, а вот сейчас правильно.

Руслан держал чашку не за ручку, а между ладонями. То ли руки грел, то ли чай.

Лизе захотелось спросить о чем-нибудь умном, чтобы он понял, что с ней интересно разговаривать, но ничего не придумалось. Вообще-то, Руслан мог бы и сам заговорить. Но он почему-то молчал, только смотрел на Лизу и улыбался. Лиза даже слегка покраснела, когда поняла, что он смотрит не куда-нибудь, а на нее.

А потом все закончилось. Закончилось так быстро, что она даже не успела понять, что уже все.

Глава четырнадцатая. Решайте, кого сначала

Звонок показался Лизе похожим на чириканье воробья. Она услышала и оглянулась. Разве не мог спрятаться в мастерской несчастный воробушек от грозы?

Мог.

Наверное.

Вот она же – Лиза – спряталась.

А все-таки интересно люди живут, пусть и в небольших городах. Вот мастерские у них. Можно писать картины, можно поить чаем девушек. Тьфу ты. Завидует она, что ли? А и завидует. Слегка. Потому что, судя по одежде, по прическе и вот по этой вот мастерской, Руслан и его семья живут совсем не так, как Лиза. И может быть, даже не догадываются, что бывает такая жизнь, когда сначала мама была самой доброй, умной, понимающей мамой в мире, а потом вдруг превратилась в другого человека. Ну то есть не вдруг. Сначала она работала с утра до позднего вечера на своей любимой работе. Выходных у нее почти не было, и в отпуск ее отпускали не больше чем на неделю. Но она и не хотела в отпуск. Она говорила, что в отделе без нее не справятся, а на производстве и вовсе пропадут. А потом она заболела и долго-долго лежала в больнице. В отделе, как ни странно, справились, и на производстве не пропали. А мама как раз не справилась и почти пропала. Нет, она вернулась из больницы, но другая. Совсем другая. У Лизы волосы на голове шевелились и сердце сжималось, как кулак, когда она видела такую маму. Как будто той, прежней, не стало, а в ее оболочку зачем-то поселили нового человека. Может, чем-то и похожего на ту маму, но от этого было еще больнее.

Мама старалась жить, как раньше. Папа старался не замечать различий. Лизе казалось, что все они играют в очень трудную и бесконечную игру, в которой невозможно выиграть.

Может, если бы мама была прежней, она бы не поверила и не отпустила к Алисе на дачу. Думать дальше в этом направлении Лизе стало совсем уж стыдно и даже больно, и она перестала. Она вообще перестала думать. Просто сидела и смотрела.

Руслан открыл дверь, и через мгновение (Лизе в самом деле показалось, что прошло одно-единственное мгновение) за шкафом появилась девчонка. У нее были прямые темные волосы, карие глаза и очень узкие запястья. На запястьях болтались блестящие браслеты – по два на каждом.

Она, это было видно, привычно повернула к стулу в углу, но наткнулась взглядом на Лизу.

– О-о, – будто про себя пропела девчонка.

Кажется, так пели герои какого-то мультика, когда чему-то удивлялись.

– Это Лиза, – сказал вдруг Руслан. – А это Аля. Смотрите не перепутайте.

Шутка получилась так себе, никто даже не улыбнулся. Аля кивнула Лизе и опустилась на круглую табуретку. Вообще-то, сильно опускаться не пришлось, табуретка была высокой и чем-то напоминала те, которые иногда стоят в кафе.

Лиза тоже кивнула и невольно уставилась на браслеты. Тонкие, блестящие, позвякивающие от каждого движения, они жили своей жизнью. Им не было дела до того, что их хозяйка пришла в гости к человеку, у которого и так гости.

Небо за окном вспыхивало от молний, браслеты вспыхивали тоже. Молнии гасли, сияние браслетов осторожно тлело на коже, не причиняя боли, но оставляя след.

Руслан, не спрашивая, налил чая в высокую синюю чашку, положил две ложки сахара и пододвинул к Але.

Она осторожно отхлебнула, поморщилась:

– Ты же знаешь, как я ненавижу эту воду. Почему у тебя никогда нет кофе?

«Ничего так начало», – подумала Лиза, но промолчала. Не ее это дело, вот что. Сами разберутся.

– Мы не любим кофе, – пожал плечами Руслан. – Ни отец, ни брат, ни я. Зачем бы ему тут быть?

Лизе вдруг показалось, что да – он по-прежнему спокоен, но все же говорить начал быстрее, с чуть смазанными интонациями.

– При чем тут твой брат? Он же лодочник. Что лодочнику делать в мастерской художника? А кофе – для меня, – ответила Аля и вызывающе улыбнулась: – Я разве не повод?

– Что-то мне кажется, что ты хочешь стать поводком, – пробормотал Руслан. – Или ошейником, что ли? Шаг влево, шаг вправо – укол шипом плюс электрический разряд.

Впрочем, прозвучало это вполне разборчиво.

– У тебя всегда была фантазия – ой-ой, – расхохоталась Аля. – Одно слово – художник. Угораздило же меня!

Наверное, она думала, что Руслан начнет уточнять, что именно угораздило, но он промолчал. Тогда Аля объяснила сама, не дожидаясь вопросов:

– Угораздило меня оказаться в грозу рядом с вашей мастерской. И я же не знала, что ты сюда водишь моделей.

Лиза видела, что он злится, все сильнее злится и в то же время – ему нравится Аля. Всерьез нравится.

– Я не модель, – бросила Лиза. – И я уже ухожу.

– Нет, – покачал головой Руслан. – Пока гроза не кончится, никто никуда не уйдет. А потом я тебя провожу.

Алины браслеты возмущенно звякнули.

– Тебя я тоже провожу, – продолжил Руслан. – Решайте, кого сначала.

Лиза подумала, что он это зря предложил. В конце концов, Руслан – Лизин сосед, значит, по логике вещей, сначала нужно провожать Алю, а потом идти домой. Вместе с Лизой, конечно. Но раз он спрашивает, то ему хочется сделать все наоборот. И не просто сделать, а чтобы Лиза так решила. Или Аля. А он был бы в любом случае герой и молодец.

Все они – герои и молодцы. Все они не стоят, чтобы из-за них реветь. Кто-то ведет себя чуть лучше, кто-то и не пытается изображать благородство. Но каждый в любой момент может предать. Вернее, даже не предать, а просто показать, что до тебя ему нет дела. И если ты рядом и от тебя никаких проблем – то хорошо. Можешь оставаться. Но как только на горизонте мелькнет хоть какая-то тень проблемы, связанной с тобой, или нужно будет сделать выбор: ты или… Да не важно что! Спокойствие, одобрение друзей, другая девчонка, с которой проще, – всё. Ты в ту же минуту можешь убираться, откуда появилась. А раз так, то пусть получают в ответ то, что заслужили. Жаль, что Лиза пока не умеет правильно отвечать. Жаль, что у нее на лице написано, что она сейчас заревет. Но она научится. Ничего.