Текст книги "Наши пути"

Екатерина Кордюкова
Наши пути

«Пути осознания»

Начав ознакомление с этим небольшим сборником, я умышленно проигнорировал информацию об авторе, и первые стихи показались мне детищами юного поэта, недавно вставшего на путь постижения магии слова, магии стихотворения. Но, чем дальше шёл я по исповедальным путям Екатерины Кордюковой, тем очевиднее становилось: звучат слова зрелого автора, с беспристрастно внимательным взглядом, который вполне осознаёт величину своего назначения и движется с ней, по мере сил изменяя мир:«Есть странный дар: менять реальность словом, Не засоряя речи чепухой…»

Осознание истины, выраженное ёмкой, талантливой строкой, воспринимается как девиз, до гениальности кратко сформулированная программа действий. Но это случилось в середине книги, а «в начале пути» автор успел изрядно поэкспериментировать. Как прямое обращение к читателю звучит своеобразная «беседа с богом», в которой Екатерина провозглашает свою самостоятельную и ответственную жизненную позицию: «Я отвечу: скручивая душу, Я из слов леплю себе крыла, Для меня, наверно, это лучше, Чем молить и прятаться от зла…»

Казалось бы, сегодня не модно в таком стиле обращаться к «высшим силам», но на то и существует поэт, чтобы находить нетривиальные ходы, пересекать общепринятые рамки и смотреть на мир иным, не массовым взглядом. Это нелегко. У оригинальных людей всегда много оппонентов, потому что большинство как раз – очень тривиально.

Вместе с тем у Екатерины Кордюковой есть все данные лидера, ведущего за собой. Её стихи не только вызывают живой отклик, но и достигают большего: их можно петь, а значит, следовать за мыслью автора, пройти какую-то часть жизни его путём. Автор знает об этом, и говорит в первом же стихотворении: «И в конце, и в начале пути Слово льнёт к колыбельным распевам».

Несомненный талант поэта помогает Екатерине Кордюковой тонко чувствовать поступь неумолимо надвигающихся неприятностей и катаклизмов, о чём свидетельствует истинно пророческое четверостишие: «Нам до горя – лишь дверь да порог, Может, меньше, чем ночь, И скрывающий истину Бог, Не готовый помочь».

Тут автор находится на высоте миропонимания ведущих европейских мыслителей 20-го века, обнаруживших глубокое лицемерие и безответственность современных им тоталитарных мировоззрений рушащегося мира. Кристаллизующей силой в стихах книги является своя, личная порядочность плюс беспристрастный взгляд, позволяющий называть вещи своими именами.

Яркое, музыкальное стихотворение: «Я сегодня уплываю, как река». В нём отражается мощная традиция народного творчества с его обращением к природным силам, духам природы, к её песенному укладу. Автор не только ассоциирует себя с осенью, более того, она «срастается» с нею, становится её воплощением. В этом свете вполне логично обращение героини к некогда любимому, но отдалившемуся человеку: «Я с тобою не прощаюсь, и зачем? Ты давно живёшь в плену у цифр и схем, Ты давно не видел осень во плоти И не сможешь меня, беглую, найти».

Трогательны и невероятно правдивы стремления автора осознать свою причастность к вселенской жизни, мировому бытию: «Я – камень на руке у мира, Мир – камень на моей руке…». Это сильное стихотворение, которому, наверное, суждено быть многократно повторённым многими людьми, неравнодушными к поэзии, умеющими ценить и использовать слово, проявляющими неразрывность «внутреннего я» со вселенной.

В поисках ответа на платоновский вопрос: «Зачем я живу?» – Екатерине Кордюковой удалось создать небывалой силы шедевры, насыщенные образностью, проникновенностью большой человеческой драмы – драмы непознаваемости мира: «Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано, Сколь я в дверь ни стучу – никому невдомёк, И рубаха моя на локтях перелатана, И затылок под пеклом июльским промок».

Яркие, выразительные, кинематографичные образы, делают стихи выпуклыми, запоминающимися и живыми, а вопрос ко вселенной – всплывает и всплывает вновь, естественно оставаясь безответным: «Что должная сделать в этом мире? Где мой путь и как его найти?»

Предельная откровенность прямоты и тонкое ощущение современности – сопровождают стихи Екатерины Кордюковой. Екатерина не прячется за словами, а выражает ими те истины, которые многие современники обходят молчанием: «Прославляя зелёную лодку, Из пустыни плывущую к нам, Надо знать: нам загонят в глотку Все слова, что не есть Ислам». Это сказано без паникёрства, без истерических настроений, а как чистая констатация, открытый взгляд специалиста на текущие перспективы. Способность Кордюковой к спокойному наблюдению придаёт её стихам силу неизбежности при точности попадания в цель: «Снег – это русская песня, Тихий, печальный напев, Снег – это добрые вести Ни для кого и для всех».

И даже удивительно, когда вслед за созерцательным прямодушием наваливается волна страстного до невозможности желания – переделать мир, вопреки твёрдости и непокорности «сопротивления материала»: «Не уходи, постой, Не погружайся в тень, Ты на сегодня – мой, Пусть на один лишь день. Пусть наплывает мгла, С речки ползёт туман, Слово моё – стрела, Руки мои – аркан».

В том и волшебство стихотворений, свитое Екатериной, что вслед за воинственным и непокорным призывом: «Когда душа, как ноющая псина, Ползёт на брюхе – только б всё прошло – И ты согласен жить наполовину, Плюнь ей в глаза и снова сядь в седло» тут же следует доброе и всеохватное напутствие, адресованное нам, попутчикам, то есть, читателям сборника стихов «Наши пути»:

 
«Пусть Вас любовь хранит от бед
И стелет ровные дороги…»
 

Вадим Шильцын,

поэт, режиссёр, сценарист,

член МГО Союза писателей России

Наши пути

 
И в конце, и в начале пути
Слово льнёт к колыбельным распевам,
Но в высоком полёте – прости —
Я дам ритм взбудораженным нервам.
 
 
Я спою под раскатистый гром,
Под дробинки дождя, под насмешки,
Потому что мы в связке со злом,
И напарник нас держит за пешек.
 
 
Я спою, потому что молчать
В этом страшном полёте нет мочи,
А земля всё торопится вспять,
И вернуть наше детство не хочет.
 
 
Подпевай, мой напарник, не спи,
Одному мне не выдержать ритма,
Белым росчерком наши пути
В небесах пребывают незримо.
 

Красота

 
Идёт по миру красота,
Скользит танцующей походкой,
Как будто с чистого листа
Сейчас начнётся век короткий,
 
 
Как будто мир махнул рукой
На неизбежность зла и смерти,
С улыбкой глядя, как прибой
Слова любви на пляже чертит,
 
 
Как обаятельно легки
Движенья ветра в танце мая,
Когда он с яблонь лепестки
Земле на волосы сдувает,
 
 
Как я безделья не стыжусь,
К иконам пламенных каштанов
Не ставлю свечи, не молюсь —
Лишь грежу в мареве их пьяном.
 

«Никто не теснит, не неволит…»

 
Никто не теснит, не неволит,
Россия раскинулась вширь:
Огромное стылое поле
И ветер, гоняющий пыль.
 
 
И в кои-то веки нет рабства
И смертного воя войны,
Кровавого пресса тиранства
И мысли всеобщей тюрьмы.
 
 
Свобода: гасить себя водкой
И сплевывать семечки дней,
Свобода быть брошенной лодкой,
Гниющей средь скользких камней.
 
 
И жаль мне, что души остыли,
И в час запоздалых свобод
Быть просто достойным России
Не в силах российский народ.
 

«Берёза – застывшая песня…»

 
Берёза – застывшая песня,
Под ласковый шёпот листвы
Рисует судеб перекрестья
На чистом листе синевы.
 
 
А тополь – прямая дорога
Для тех, кто не в силах свернуть,
Пустившись на поиски бога
В короткий, отчаянный путь.
 
 
И тихо янтарные слёзы
Скользят по сосновым щекам…
Я песню пою, как берёза,
Далёким и близким друзьям.
 

«Нам сегодня так близко до неба…»

 
Нам сегодня так близко до неба —
Потянись – и коснёшься рукой —
Словно спим мы под сумрачным пледом,
Словно жизнь – это стылый покой.
 
 
Эта серая зимняя сонность:
Начинаешь свой путь в темноте
И летишь целый день по наклонной,
Не стремясь, не желая лететь,
 
 
Потому что не веруешь в цели
И устал от убожества средств,
Потому что на зимней постели
Нам так близко до серых небес.
 

«Зачем опять? Зачем же в снег и вьюгу…»

 
Зачем опять? Зачем же в снег и вьюгу
И по глаза закутываться в шарф?
Зима мне сердце пашет белым плугом
И бороной ровняет жёсткий нрав.
 
 
Взметая слов колючие снежинки,
Бредёт январь по снежной целине,
И небо, словно серая косынка,
На плечи опускается ко мне.
 
 
И в лютости – проглядывает жалость,
И в холоде – мелькает красота.
О, жизнь моя, нечаянная радость,
Свети зимой, как льдистая звезда!
 

«Замерла на пороге зима…»

 
Замерла на пороге зима —
Не зовут её в дом.
Слишком сладко на печке дремать,
Когда снег – за окном,
 
 
А в печи – только искры да жар…
Не входи, не тревожь!
Эта ночь – не последний ли дар,
Золотистая ложь,
 
 
Перед тем, как ворвётся метель
И застудит сердца,
Посрывает все двери с петель,
Замутит образа?
 
 
Нам до горя – лишь дверь да порог,
Может, меньше, чем ночь,
И скрывающий истину Бог,
Не готовый помочь.
 

«Плыл вечер в ночь, река в тумане…»

 
Плыл вечер в ночь, река в тумане
Звала любовь,
Ты как всегда пришёл незваный
С котомкой слов,
 
 
То говорил, то жадно слушал
Сквозь тишину,
В тумане глаз увидев душу —
Совсем одну.
 
 
Ты мял мне пальцы с горькой страстью
И тихо звал,
Ещё не признанною властью —
Повелевал.
 
 
Мы снова выплыли на грани
Коротких снов.
Плыл вечер в ночь, река в тумане
Рвала любовь.
 

«Я сегодня уплываю, как река…»

 
Я сегодня уплываю, как река,
В просинь неба, в лёгкость песни, в облака,
В эту осень, что встаёт из синевы
В рваной радуге задумчивой листвы.
 
 
Я с тобою не прощаюсь, и зачем?
Ты давно живёшь в плену у цифр и схем,
Ты давно не видел осень во плоти
И не сможешь меня, беглую, найти.
 
 
А ведь помнишь, было время, мы вдвоём
Убегали в осень шляться под дождём,
И смывали с нас дождинки ветошь фраз,
Кем-то сказанных правдиво, но до нас.
 
 
Не прощаюсь, не прошу и не зову,
Ты останешься, как прежде, на плаву.
Чтоб взлететь, нужна отчаянность листка,
Что без крыльев хочет гладить облака.
 

«Я не буду стоять под иконой…»

 
Я не буду стоять под иконой
И о милости Бога просить.
Слишком жёстко штыками был порван
Окровавленный парус Руси.
 
 
Слишком колкой была дорога,
Слишком горьким был хлеб побед,
Слишком долго брели мы в ногу
И кровили широкий след.
 
 
Снова мир обрастает плотью,
Снова тянется к небу Русь,
Но короткой бессонной ночью,
Я мечтаю и всё ж – не молюсь.
 

«То сон иль шутка ювелира…»

 
То сон иль шутка ювелира,
Что точит жизни на станке:
Я – камень на руке у мира,
Мир – камень на моей руке.
 
 
Гляжу в себя, и мир беспечно
Ко мне спускается в ладонь,
Душа играет в бесконечность
И пьёт из ложечки огонь.
 
 
Мир на руке моей пылает,
И, взгляд не в силах отвести,
Я не спеша бреду по краю
Чьего-то Млечного пути.
 

«Жёлтый месяц, раскосый странник…»

 
Жёлтый месяц, раскосый странник
Тихо бродит средь мёртвых звёзд,
И стекает с него сиянье
На притихший ночной погост.
 
 
Ни к чему ему там подруга —
В одиночестве тает грусть,
Тяжелее ходить по кругу,
Никогда не меняя путь.
 
 
Никому он не пишет писем,
И, жалея, что я – не с ним,
Я брожу среди мёртвых листьев
И вдыхаю осенний дым.
 

«Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано…»

 
Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано,
Сколь я в дверь ни стучу – никому невдомёк,
И рубаха моя на локтях перелатана,
И затылок под пеклом июльским промок.
 
 
Для чего это всё, ты скажи мне без пафоса,
Для каких таких дел нас рожает земля,
Что течём мы, как сель, без руля и без паруса,
Чтоб устать и уснуть в бесконечных полях?
 
 
Ты прости, что стучу, не даю тебе выспаться,
Только мне без ответа уже не вздохнуть,
Доедает кострище последнюю ижицу,
И молчанье всё яростней давит на грудь.
 
 
И присев на крыльцо перед дверью не выбитой,
Я смотрю на поля и вдыхаю их жар,
И латаю собой страхи каждого ирода,
И на крестном пути – каждой плети удар.
 

«По белой, по скользкой дороге…»

 
По белой, по скользкой дороге,
По чёрствой краюхе зимы
Плетут неуверенно ноги
Узор наступающей тьмы.
 
 
И хочется выскоблить льдины
И травы скорей расстелить,
Чтоб все заскорузлые спины
Весна помогла распрямить,
 
 
Чтоб всех напоить до потери
Испуга и злобы в глазах,
Чтоб солнце в закрытые двери
Врывалось с цветами в руках.
 
 
Как хочется выпросить счастье,
Делимое ровно на всех —
Ещё не потрёпанный страстью
Апрельский безоблачный смех.
 

«Вот и зрелость стучит в мои окна…»

 
Вот и зрелость стучит в мои окна
Кулаками шаблонов и цифр…
Остаётся надуться и лопнуть,
Словно юности мыльный пузырь.
 
 
Лопоухая нежная зелень
Обрастает корою и мхом,
И всё реже взлетают качели
Над затянутым ряской прудом.
 
 
Всё проходит: мучительность слова,
Дрожь в коленях и свежесть обид…
И лишь в детской победой живого
Белокурая радость звенит.
 

«Прощайте! Легко, как подарок…»

 
Прощайте! Легко, как подарок,
Уходит оставленный берег,
И радостной россыпью марок
Багаж мой душевный обклеен.
 
 
И сердце вприпрыжку, как птичка,
По крошкам склевало разлуку,
И ноги забыли привычку
Тащиться сквозь пыльную скуку.
 
 
Домой я лечу перепёлкой,
Туда, где я – сила и знамя,
Где, как новогоднюю ёлку,
Я жизнь украшаю стихами.
 

«Сердца гулкий метроном…»

 
Сердца гулкий метроном
Отбивает ритм,
Каждый плачет о своём
И ползёт к своим,
 
 
Каждый строит над землёй
Свой отдельный мост,
Чтоб подняться над толпой
Иль достать до звёзд,
 
 
Каждый хочет видеть свет
Даже в темноте
И купить себе билет
К золотой мечте,
 
 
Каждый хочет быть другим
И – самим собой,
И ползти, ползти к своим
Через сухостой.
 

«Душа, приросшая к кострищу…»

 
Душа, приросшая к кострищу,
И не пыталась убежать,
Она дарила близким пищу,
Стремилась греть и охранять.
 
 
И пересортицей иллюзий
Сама дышала по ночам,
Лавиной искр бросая музе
И боль, и крик, и сор, и хлам.
 
 
Так, бесталанные к свободе,
Мы все не знаем, для чего
Вокруг кострищ любимых бродим
И нянчим сонную любовь.
 

«Солнце дремлет в золотых пушинках…»

 
Солнце дремлет в золотых пушинках
На верхушках высохшей травы…
Словно жук беспомощный на спинке,
Я лежу под взглядом синевы.
 
 
На душе – затишье и безлюдье,
Пишет свет оранжевую вязь,
Я вдыхаю вечер полной грудью,
Ни о чём не плача, не молясь.
 
 
Что бы я ни думала о мире,
Мир простит младенчество моё,
Что бы мы в угаре ни свершили,
Всё пройдёт и порастёт быльём.
 
 
И царить останется безмолвно
Это поле с перьями травы,
Что покоем дышит под любовным
Взглядом бесконечной синевы.
 

«Бессонница, как мышка за стеной…»

 
Бессонница, как мышка за стеной,
Скребётся и шуршит, и сон мой гонит,
А темнота, вибрируя струной,
То вдруг затихнет, то опять застонет.
 
 
И мысленно уже в который раз
Ныряю я в обманчивый колодец
Твоих неисцелимо карих глаз,
По прихоти меняющих любовниц.
 
 
Зачем тебе я? Ты мне для чего?
Душа дрожит, но не даёт ответа…
Всё слушает, как, крадучись, любовь
Идёт ко мне с отточенным стилетом.
 

«Здравствуй, наблюдатель мой циничный!..»

 
Здравствуй, наблюдатель мой циничный!
Как живёшь? Давно ль из-под небес?
Не ждала, что ты захочешь лично
Посмотреть, как мир твой тащит крест.
 
 
Боги умирают от безверья,
И, конечно, хочешь ты спросить,
Где краду я золотые перья,
Чтоб без веры над землёй парить?
 
 
Я отвечу: скручивая душу,
Я из слов леплю себе крыла,
Для меня, наверно, это лучше,
Чем молить и прятаться от зла.
 
 
Не прошу ни помощи, ни кары —
Было время: я тебя ждала…
Ты молчал. А я покуда стала
Тем, кем без тебя я стать смогла.
 

Осеннее море

 
Снова осень, довольно раздумий!
Я бреду в зачарованный лес,
Где верхушки берёз, словно дюны,
Уходящие в море небес,
 
 
Где у сосен – смолистая влага,
И по пояс – сухая трава,
Где, склоняясь под рябиновым стягом,
Ива моет в реке рукава.
 
 
Все мы ищем любовь и находим
Вместе с ней невозделанный сад,
И мы пестуем хрупкие грозди,
Где хранит свой нектар виноград.
 
 
Но по осени сад, облетая,
Мне даёт на минуту вздохнуть
О верхушках берёз, что, взлетая,
В небеса открывают нам путь.
 

«Иду к тебе, тебя не понимая…»

 
Иду к тебе, тебя не понимая,
Из крошек дней слагая твой портрет,
Но жадных птиц курлычащая стая
Сметает всё и склевывает свет.
 
 
Я вновь крошу себя, слагая песни,
Пытаясь в звуке выразить любовь,
Но к песням глух души моей наместник,
Не тонет он в волшебном море слов.
 
 
Неистово, как может только ярость,
Сама я бью прозрачный лёд мечты…
Уйдёт любовь и дочь её, усталость,
Так сделай милость, уходи и ты.
 

«Ты – светило на моём пути…»

 
Ты – светило на моём пути,
Мой корабль вибрирует от боли,
Без потерь решив хоть раз пройти
Сквозь твоё мучительное поле.
 
 
Если мне не хватит сил уйти,
Не смогу потом тебя покинуть,
Знаю: ты не можешь не светить,
Только лучше в спину,
                      лучше в спину.
 

«От барьера до барьера…»

 
От барьера до барьера
Нас ведёт любовь и вера,
Но барьеры разрушает
Только ярость, только гнев;
И оттачивает нервы,
Тот, кто хочет выйти первым,
И всегда предпочитает
Масти власти: пик и треф.
 
 
От закона до закона
Разум бродит полусонный,
Собирая льдинки мыслей
В кристаллический узор.
Не слышны ему ни стоны,
Ни галдёж у ножек трона —
Только звон хрустальный чисел
И вселенной разговор.
 
 
От потери до потери
Жизнь распахивает двери
И ведёт тебя с любовью,
Не натруживая ног.
Но у двери рыщет горе,
И дорога станет морем,
И душа напьётся солью
И заплатит свой оброк.
 
 
От поэмы до поэмы
Я раскачиваю стены,
Чтобы слово на качелях
Поднималось в облака;
Только слово, только песня
Улетают в поднебесье,
Возвращаясь к нам в капелях,
В неуёмных птичьих трелях,
В побеждающем метели
Тёплом вздохе ветерка.
 

«Сизокрылое море летело…»

 
Сизокрылое море летело…
Мы на крылья не смели ступить
И своё неуклюжее тело
Его нежной прохладой укрыть.
 
 
Ты – любовь моя, море прохлады,
Бирюзовая, сизая даль…
Только рядом с тобой мне не надо
Всё, что дорого, прятать под сталь.
 
 
Ты – свобода, стряхнувшая морок,
Ветер силы в моих парусах,
Как шкафы без наскучивших створок
Мы впускаем восторг твой и страх.
 
 
Я не знаю, за что ты мне веришь,
Но, вдыхая солёный восторг,
Каждый день я ласкаю твой берег,
Не жалея натруженных ног.
 

«Так случилось: я верю в любовь…»

 
Так случилось: я верю в любовь
И от будничной лжи сатанею,
На продажу не ставлю основ
И не верю зелёному змею.
 
 
Ты сказал, что такая, как я,
Может горы скомкать и воздвигнуть,
Но за это свернуть мне нельзя
С горных троп, называемых жизнью.
 

«Ты агрессивно молода…»

 
Ты агрессивно молода
И вызывающе беспечна,
Ты пишешь драмы в никуда,
Руками грея бесконечность.
 
 
И жёсткость выкованных схем
Тебе простится, и не скрою:
Я твой портрет пишу затем,
Чтоб вспомнить и себя такою.
 

«Прославляя зелёную лодку…»

 
Прославляя зелёную лодку,
Из пустыни плывущую к нам,
Надо знать: нам загонят в глотку
Все слова, что не есть Ислам.
 
 
Надо знать, что солдат за веру —
Это, прежде всего, солдат,
И убитые – это мера
Его доблести и наград.
 
 
Надо знать и смотреть открыто,
Не боясь и не славя тех,
Кто бросает в глаза убитым
Свой холодный колючий смех.
 

«Мне снегом глаза залепила зима…»

 
Мне снегом глаза залепила
Зима,
Как будто жить дальше решила
Сама:
Любить без меня моих близких
И рвать
Скупые стихи, и записки
Сжигать.
 
 
И холод, её провожатый,
Меня
Спешит в ледяные объятья
Принять,
И нет уже сил воротиться
Назад —
Глаза умирающей птицы
Молчат.
 

«Тихое-тихое море…»

 
Тихое-тихое море…
В сети приходит улов,
Шёпот неспешных историй
Синий колышет покров.
 
 
Синее-синее небо,
Горы – драконы во сне —
Дышат туманною негой,
Гулко храпят в глубине.
 
 
Белую-белую пену
Солнце хватает рукой…
Нету приятнее плена,
Чем упиваться тобой.
 

«Кричи – не выкричишь ни капли…»

 
Кричи – не выкричишь ни капли,
Проси любви, вина и хлеба,
Ты ведь сюда кричать поставлен?
Иль через боль расти до неба?
 
 
Когда в молитве душат слёзы,
Когда ответом ей – молчанье,
Невольно думаешь, что поздно
Просить у бога состраданья.
 
 
Нас всех поставили пред фактом
Самих себя и той свободы,
Что выливается в инфаркты,
В любовь и злость, в стихи и роды.
 
 
Зачем молитвы и вопросы?
Ты сам себе – и быль, и небыль.
Ведь невмешательство – лишь способ
Заставить нас расти до неба.
 

«Ты себя пускаешь под откос…»

 
Ты себя пускаешь под откос,
Ты себя взрываешь по вагонам:
Скучно гладить локоны берёз
И гудеть о правде глупым клёнам,
 
 
Скучно жить, завидуя дубам,
Сросшимся с землёй и небосводом,
И хлестать ветрами по щекам
Проводниц нахмуренных у входа.
 
 
Но по рельсам можно лишь вперёд,
Хоть сожги до пепла всё, что свято.
Тот, кто ищет смерти, тот умрёт…
Только жизнь ли в этом виновата?
 

«Есть странный дар: менять реальность словом…»

 
Есть странный дар: менять реальность словом,
Не засоряя речи чепухой,
Но сбрасывая пыльные покровы,
Вести людей по строчке золотой.
 
 
Есть странное спокойствие надрыва
И, складывая чувства по слогам,
Так хочется, чтоб было всё красиво,
И жизнь людей не превращалась в хлам.
 
 
Есть странная иллюзия всевластья
И тихая уверенность в себе,
Способность рисовать картины счастья
И к ним идти по всклоченной судьбе.
 

«Пусть море залижет раны…»

 
Пусть море залижет раны,
Которые мы наносим,
И смоет всю кровь с экранов,
Как листья смывает осень.
 
 
Пусть море дышит не кровью,
А только солёной пеной,
И в южном душистом зное
Не носится запах тлена.
 
 
И ты, приходя на берег,
Топи лишь свои печали…
Ту часть, где в душе мы – звери,
Мы долго не добивали.
 
 
Я тоже приду однажды
К порогу синего дома.
Ты, может, тогда мне скажешь,
Зачем мы с тобой знакомы.
 

«Спуск к реке. Песок течёт по склону…»

 
Спуск к реке. Песок течёт по склону
От моих размеренных шагов,
Свет играет в омуте зелёном,
Отмель горделиво супит бровь.
 
 
Никого. Бывает же такое! —
Только я и радуги стрекоз.
Лишь тебе, река, как аналою,
Я могу доверить свой вопрос:
 
 
«Что должна я сделать в этом мире?
Где мой путь и как его найти?»
Тишина. Слова мои уплыли —
Твой покой так просто не смутить.
 
 
И в твои объятья ледяные
Я вхожу, отфыркивая страх.
Оттого, что все слова уплыли,
Вновь течёт река в моих глазах.