Текст книги "Сероглазый Чингисхан Белой Гвардии. Том 3. Блестящий офицер Дальневосточных казачьих войск (1908-1914)"

Глава 4. Новое восхитительное путешествие по Великому Сибирскому пути

Со времен глубокой древности из непостижимых глубин многовековой истории до нас дошли эпические саги о прославленных, отважных путешественниках, лихо и бесстрашно устремляющихся к неведомым горизонтам, ибо любое увлекательное путешествие во все времена обладало чарующим свойством привлекать страстных любителей захватывающих приключений и утонченных ценителей экзотического отдыха.

Наряду с этим, сметливый опытный путешественник, несомненно, знаком с универсальной аксиомой любой удачной поездки: все незабываемые дорожные впечатления от увлекательного турне напрямую зависят от пресловутого класса пассажирской перевозки, и одно и то же запоминающееся место может стать потенциальным источником полярно противоположных эстетических впечатлений, в прямой зависимости от суммы заложенного бюджета, ибо, как известно, «Скупой платит дважды.»

В историческом 1900-м году незадачливый американский священнослужитель, преподобный Френсис Кларк совместно со своей благочестивой семьей отправился в необычное турне из Северо-Американского Бостона в столицу туманного Альбиона, – Лондон, дерзко вознамерившись проехать по бескрайним просторам Российской Империи, опрометчиво воспользовавшись знаменитым, однако еще недостроенным Транссибом в непроходимой таежной глуши.

Данный абсурдный маршрут был способен поставить в тупик любого знатока всемирной географии, однако преподобный Кларк с его исключительной, западной скупостью предпочел именно его вместо значительно более дорогостоящего прямого морского путешествия по бурной, ледяной Атлантике на современном трансконтинентальном лайнере, которое было им крайне неосмотрительно заменено на злополучное пересечение земного шара в противоположном направлении, весьма увеличившего и без того значительное расстояние до желанного пункта назначения, но и изрядно сократившее транспортные расходы невезучего пастыря за счет проезда по откровенно недорогим, часто еще совершенно неосвоенным территориям.

Неожиданным практическим результатом всех закономерно-неизбежных злоключений семьи проповедника Кларка в непроходимой, таежной глуши стали его любопытные, личные мемуары.

Справедливости ради стоит отметить, что, помимо чисто американского снобизма и безудержного восхваления своей собственной страны, священник Кларк написал достаточно много приятных вещей и про совершенно чуждую ему Российскую Империю.

«Зная, что появится новый, целиком на паровой тяге, путь вокруг света, когда Транссибирская железная дорога дойдёт до начала судоходного русла реки Шилки, мы решили не следовать по исхоженным кругосветным тропам, как намечали прежде, но испробовать этот новый маршрут, связывающий Азию и Европу, Тихий и Атлантический океан…

Сретенск – неустроенный, неказистый, беспорядочно разбросанный пограничный городок, единственное, что извиняет его неинтересность, – он совсем новый и никогда не претендовал на какую-то значимость, пока вдруг не оказался 28 декабря 1899 года конечной точкой Забайкальской железной дороги и важным пересылочным пунктом для пассажиров и грузов на пути от Атлантического до Тихого океана…

Гостиницы в Сретенске представляют собой убогие постоялые дворы, и в городе нет абсолютно ничего, что могло бы соблазнить путешественника задержаться.

Но будем справедливы и к захудалому Сретенску, его окружают красивые горы, и великолепная река омывает его подножие, ибо Шилка, несмотря на все мели и мелководья, всё же могучий водный поток и даже здесь течение её широко и стремительно…

Мы предполагали, что если в нас есть слёзы, то пролить их следует над заключительной частью нашего речного путешествия.

Но вскоре обнаружилось, что их стоило бы приберечь для поездки по Забайкальской железной дороге от Сретенска до Иркутска…

Дорога эта ещё не открыта для движения официально, и, собственно говоря, нас приняли из милости. По крайней мере, большинству из тех, кто здесь едет, приходится мучиться по её милости. Но жаловаться им не приходится, поскольку правительство их сюда не приглашало и никаких красот не обещало.

В эти вагоны вперемешку, впересыпку, в пересортицу набились русские и сибиряки, мужики и китайцы, татары, буряты и англичане, французы, немцы и американцы.

Наш поезд останавливался чуть не у каждой поленницы и каждой избы. Крестьяне вываливали из поезда, разводили костры, готовили себе суп, кипятили чай, а поезд всё стоял…

Стоянки длились от получаса до двух часов, а на ходу скорость достигала 15 миль в час. К счастью, станций немного, и они далеко отстоят друг от друга, в среднем миль на 30.

Забайкальский край, который из конца в конец прошивает эта дорога, самая маленькая из шести провинций, на которые поделена Сибирь.

В нём примерно 600 тысяч жителей, из которых 200 принадлежат к туземным племенам.

Основное его пространство, похоже, чрезвычайно плодотворно, и привольные степи, расстилающиеся насколько хватает взора по обе стороны железнодорожных путей, мы часто видели в начале нашего путешествия.

Тысячи коров и лошадей бродят по этим огромным плоским прериям, которые часто на мили и мили выглядят ровными, как пол в доме.

На других участках пути пейзаж красив и живописен…

Много миль железная дорога следует за извивами реки Шилки, обычно, высоко над берегом. Потом она пересекает равнины, а после, милях в 400 от начальной точки, ныряет между заросшими соснами гор, которые окаймляет её с обеих сторон своей смолистой высью.

На других участках гор прекрасные берёзы стоят, словно белые часовые в зелёных мундирах. Цветы, которые повсюду ковром покрывают поля, прелестны; ноготки и маргаритки, шиповник и голубая жимолость, изобилие лютиков, воинственные тигровые лилии, скромные ландыши, белые и жёлтые маки украшают полосу отчуждения.

С половины пути на смену потокам, стремящим свои воды на восток в Тихий океан, приходят те, что текут к озеру Байкал. Мы достигли вершины мира – по крайней мере, этой его части – и теперь вслед за дождевыми каплями устремились к Атлантике.

В течение этих долгих томительных дней нам приходилось по мере сил развлекать себя, наблюдая за другими пассажирами.

Нас изумили солдаты, которые совершали утренние омовения, набирая в рот воды из чайника, затем прыская ею изо рта на руки и энергично растирая лицо.

Заключённые в Сибири были всегда неподалёку, и два вагона сразу перед нашим были заполнены этими бедолагами. Перед этими вагонами на станциях расхаживали четыре солдата с примкнутыми штыками. Головы арестантов, обритые наполовину, выдали бы их, даже если бы они ненадолго сумели сбежать.

Мы все стали постоянными нетерпеливыми клиентами женщин и девушек, продававших на станциях молоко и яйца, потому что нас отчаянно мучила жажда, а вода, которую мы рискнули пить, попадалась редко.

На некоторых станциях мы видели туземцев этого края, бурят…

Это монголоидная раса, и их чёрные волосы и раскосые глаза контрастируют с голубыми глазами и белокурыми и ещё сильнее выгорающими на солнце головами сибиряков…

В составе поезда имеются багажный вагон и вагон-ресторан. Последний, по крайней мере, три раза в день является местом большого интереса и заслуживает, чтобы его описали в нескольких словах.

Длинный стол посредине, за которым одновременно могут уместиться, по крайней мере, двадцать человек, бар в конце вагона, где подаются всевозможные крепкие и лёгкие напитки, и поглощаются лакомые закуски, любезные русскому сердцу, как-то: икра, сардины и другие «маленькие рыбки, сваренные в масле».

За длинным столом подают обеды из трёх-четырёх блюд, кроме того, можно заказать что-то по своему выбору, по фиксированной цене.

Обед или ужин стоят обычно рубль, и хотя… они не роскошны, но вполне достаточны для среднего путешественника и стоят той цены, по которой отпускаются.

Честно говоря, к жирному сибирскому супу надо привыкнуть, как и кускам жёсткого тушёного мяса, которое может быть говядиной ли, бараниной ли, свининой ли – догадаться никак невозможно.

Но путешественники, решившиеся проехать по Сибири, не должны привередничать, и сама мысль о том, что ты угощаешься в вагоне-ресторане…, катя по равнинам чуть к югу от Камчатки, убивает всякий критический дух в самом закоренелом ворчуне, который когда-либо путешествовал вокруг света…

В действительности же сибирский train de luxe, по крайней мере, в том виде, в каком он отправился из Иркутска 29-го июня лета Господня 1900, представлял собой довольно неказистый состав из трех спальных вагонов с тамбурами, вагона-ресторана и багажного вагона.

Он был воистину роскошен по сравнению с переселенческим поездом четвертого класса, на котором мы ехали до того…

Нужно заметить, впрочем, что самые лучшие вагоны были посланы в Париж на выставку, и поезд, на который мы сели, был, несомненно, несколько ниже среднего сибирского train de luxe.

Одна из занятных особенностей именно нашего train de luxe заключалась в том, что первый и второй класс были абсолютно, до последних деталей одинаковыми.

По количеству комнат, по оборудованию, по обивке и удобствам любого рода ни малейшего различия между тремя вагонами, составлявшими поезд, не было.

В том время как по стоимости второй класс выигрывал почти сорок рублей.

Исходя из этих фактов, можно было бы подумать, что второй класс переполнен, а первый пустует. Ничего похожего, по крайней мере, на этом поезде – я обнаружил, что все купе первого класса заняты, и смог купить билеты в одно из больших купе с четырьмя койками во втором классе за сумму ненамного большую, чем заплатил бы за две койки в первом.

В каждом вагоне был свой проводник, который обычно мог изъясняться не только по-русски, но и по-немецки или по-французски, но те их образчики, с которыми нам пришлось столкнуться, были очень ленивы и нерасторопны…

Наши проводники на train de luxe и не думали подметать или стирать пыль в купе и, похоже, считали, что их наказывают, когда их просили полностью заправить постель для дневной поездки, предпочитая оставлять кровати расправленными, чтобы вечером было меньше хлопот.

Лентяи-проводники целыми днями валялись на своих местах в середине вагона, стараясь работать сколько возможно меньше, да и то – спустя рукава.

Дважды в неделю менялось постельное белье. Завершали оснащение сибирского спального вагона просторные умывальни с единственным полотенцем на ролике для всех, кто не захватил своего…

Я должен засвидетельствовать, что мы столкнулись с многочисленными проявлениями любезности и доброты тех наших спутников, от которых ожидалось меньше всего.

Некоторые из крестьян были в сердце настоящими леди и джентльменами и готовы были стеснить себя, заботясь о нашем удобстве, и никогда не бывали слишком заняты, чтобы протянуть руку помощи или обогатить наш крайне ограниченный русский язык.

Мы открыли для себя «ангела-хранителя четвёртого класса», который взял нас под свою особую защиту и без устали оказывал нам маленькие любезности. Он даже хотел разделить с нами свой чёрный хлеб и творог, и мы обнаружили, что отказаться так, чтобы не задеть его чувств, было бы трудно.

Никто из обитателей нашего вагона не был шумным и раздражительным, и по настоящей вежливости сердца эти недавние русские крепостные могли бы дать 100 очков вперёд двум эгоистичным, невоспитанным сквернословам-французам из нашей партии, представителям нации, которая, как ошибочно считается, обладает неистощимым запасом вежливости и хороших манер…

Все древние бородатые железнодорожные анекдоты, вроде истории о мальчике, который взял билет за половинную стоимость, но к тому времени, как доехал, настолько состарился, что должен был доплатить до полной, уже рассказаны и по достоинству оценены пассажирами этой дороги…

Всё же надо помнить, что последний костыль был забит здесь за шесть месяцев до того, как я по ней поехал, что она даже не была принята ещё государством или официально открыта для движения, что главным образом она построена для военных нужд, и что никого не просят по ней ездить, что напротив русские власти отговаривают от этого.»

Не смотря на свою несомненную этническую принадлежность к западному миру и исключительно традиционное европейское воспитание, блестящий офицер Барон Унгерн Штернберг, как уже отмечалось, избежал таких распространенных пороков западной цивилизации, как непомерная, зачастую абсурдная скупость.

Точно в таком же длительном железнодорожном путешествии в свой новый Забайкальский казачий полк он вовсе не экономил на элементарном комфорте, (хотя отнюдь не обладал крупными денежными средствами), и к своему пункту назначения ехал эксклюзивным 1-м классом, затратив на дальнюю, продолжительную дорогу всего лишь около 2 недель.

Не вызывает никаких сомнений тот очевидный факт, что на красавца-барона так же произвела неизгладимое впечатление неподдельная искренность и трогательная добросердечность некоторых представителей непривилегированных слоев общества, которая резко контрастировала с высокой токсичностью многих отпрысков знатных, аристократических семейств, включая и его собственных морально деградировавших родственников.

Именно душевная теплота простого люда навсегда расположила к нему пламенное, великодушное сердце молодого блистательного аристократа, который в дальнейшем будет отличаться особенной отеческой заботой о своих лихих казаках-подчинённых.

Еще одним мудрым путешественником, сделавшим разумный выбор в пользу стремительной быстроты и максимального комфорта во время следования по Великому Сибирскому пути, был солидный немецкий посол Альфонс фон Шварценштейн, который в мае 1903 года проследовал из цветущего Берлина в колоритный Пекин, оставив очень лестные оценки русским поездам, которые, по его словам, по комфорту превосходили все европейские поезда этого класса.

«В результате ссылок и добровольного переселения по Сибири рассыпана самая пёстрая смесь всяческих Российских подданных, в первую очередь, естественно, славян, затем финнов, евреев, немало и немцев, которые составляют приличную часть сибирского населения.

Наше внимание, прежде всего, привлекали местные оседлые киргизы, буряты,.. якуты, да и, вообще, каждое пребывание на станции использовалось нами для сбора впечатлений.»

А. фон Шварценштейн

«Природная краса Забайкалья – уютные ущелья между гор, покрытых густой зеленью, быстро мчащиеся навстречу поезду горные потоки, меняющиеся один за другим ландшафты – все это заставило меня скоро забыть суетный Иркутск с его огромным переливом капиталов… и с возбуждаемой лёгкой наживой алчностью и прочими страстями.

Она заставила меня забыть и бурю на Байкале, мешавшую любоваться снежными вершинам, окружающими это в высшей степени интересное озеро, а также забыть негодование всех и каждого на то, что, несмотря на бурю, пароход завозил кого-то из крупноокладных инженеров на какой-то ещё строящийся участок Кругобайкальской дороги и заставил этой любезностью всех нас, платных пассажиров из числа обыкновенных смертных, промучиться морской болезнью лишних 4 часа и прибыть на станцию Мысовая лишь вечером.

Не могу не отметить, что прекрасное настроение, навеянное природой Забайкалья, нарушалось резким диссонансом – громадными, опустошительными лесными пожарами на склонах гор вблизи Байкала, этим бичом наших богатых лесами окраин, плодом нашей преступной неосторожности, что, в свою очередь, может быть объяснено тем, что всеми этими богатствами владеет казна, её чиновники, а не само население, в интересах которого – экономно расходовать эти богатства, заботиться о сохранности их. Небрежность, беспорядки и злоупотребления, особенно на строящихся вновь железных дорогах, у нас настолько обычны, что не нахожу нужным коснуться здесь Забайкальской и Китайской Восточной железных дорог.

Одно не подлежит никакому сомнению – это то, что чем дальше от метрополии, тем резче, выпуклее, в полном своем безобразии выступают на свет божий все эти прелести…

Китайская Восточная, или, короче, – Маньчжурская дорога, только недавно открыла сквозное движение и возила пассажиров хотя по очень высокому тарифу, но как бы только из любезности и не допускала поэтому никаких претензий…

Я заметил, что железнодорожные служащие и прочие оседлые на станциях европейцы почти поголовно вооружены хлыстами и тростями и пускают эти хлысты без стеснения в ход среди китайцев, толпящихся около вокзалов ради заработка по переноске багажа и т. д.»

П. Лассман

Князь Олег Константинович Романов

«Я возвращался из-за границы… Многие из нас, русских, испытывали это чувство радости, томительного ожидания и непонятного волнения, которое охватило меня, когда я подъезжал к русской границе.

Я сидел в вагоне Nord-Express-а. Поезд шёл на всех парах, но, несмотря на это, мне всё казалось, что он мог бы идти ещё скорее. В окне тянулась мимо меня однообразная немецкая равнина…

Она вся обработана, вся засеяна – нет живого места, где глаз мог бы отдохнуть и не видеть всей этой, может быть, первоклассной, но скучной и назойливой культуры…

А поезд тем временем мчится всё дальше и дальше… Вот уже два месяца, думаю я, как я уехал с родины и странствую по чужим краям. Теперь я проезжаю по скучной Германии и должен через час быть в милой России…

Да, через час я буду в России, в том краю, где всё хранится что-то такое, чего в других странах нет… Там, где по лицу земли рассыпаны церкви и монастыри… Там, где в таинственном полумраке старинных соборов лежат в серебряных раках русские Угодники, где строго и печально смотрят на молящихся тёмные лики Святых. В том краю, где сохранились ещё и дремучие леса, и необозримые степи, и непроходимые болота…

…на меня так и пахнуло Русью, так и потянуло к ней. Бывают минуты в жизни, когда вдруг, страстным и сильным порывом, поймёшь, как любишь родину, как её ценишь… В эти мгновения так хочется работать, делать что-нибудь, помочь чем-то своей родине…»

Князь Олег Константинович Романов

Глава 5. Восточные рубежи Великой Империи

«Есть наслажденье в бездорожных чащах,

Отрада есть на горной крутизне,

Мелодия – в прибое волн кипящих,

И голоса – в пустынной тишине.

Людей люблю – природа ближе мне,

И то, чем был, и то к чему иду я,

Я забываю с ней наедине.

В своей душе весь мир огромный чуя,

Ни выразить, ни скрыть то чувство не могу я.»

Байрон, «Чайльд Гарольд»

Далёкое, мистическое Забайкалье или Даурия (ранее популярный топоним, взявший свое начало от названия малочисленных местных племен), с которым отныне будет неразрывно связана уникальная судьба нашего легендарного героя, качественно отличается от соседних с ним регионов своим невероятным разнообразием первозданного природного ландшафта: рельефные скалистые утесы, причудливые по форме скалы и мощные хребты с обилием чистых горных рек, по склонам покрытые великолепной тайгой, сменяются живописными безлесыми сопками, широкими безмолвными полосами лесостепи и необозримо-бескрайней ковыльной степью, украшенной одинокими древними курганами.

Суровый резко-континентальный климат отвечает за сравнительно нежаркую температуру летом и суровые, малоснежные, безветренные зимы. Помимо этого, бОльшую часть календарного года над этим обширным регионом господствуют мощные антициклоны, благодаря которым в данной области бОльшее количество ясных, солнечных дней, чем в других частях необъятной России.

На значительной территории приграничного Забайкалья зарождаются такие таежные, полноводные реки Сибири, как Енисей, Амур Лена.

«В этом бешеном разгуле могучей стихийной силы ключом била суровая поэзия глухого севера, поэзия титанической борьбы с первозданными препятствиями, борьбы, не знавшей меры и границ собственным силам.»

Д. Мамин-Сибиряк

В глубокой древности по необозримым просторам благодатного Забайкалья кочевали как степные воинственные племена Монголии, так и северные таежные охотники. Первые отважные землепроходцы пересекали мистическую Даурию по бурным, полноводным рекам.

В далеком XIII веке Забайкалье было включено в легендарную империю победоносного Чингисхана, а затем надолго перешло в прочную вассальную зависимости от грозных монгольских и маньчжурских ханов.

Первое служилое русское население появились на этой безлюдной территории лишь в середине XVII в.

Коренные охотничьи племена бурятов и тунгусов, после длительного, упорного сопротивления, вынуждены были признать новую установившуюся власть.

Со временем в Забайкалье стали появляться небольшие русские остроги-поселения.

В блестящую Петровскую эпоху наблюдалось значительное увеличение количества местного населения края за счёт притока новых поселенцев и отправки опасных преступников на богатые территориальные рудники.

В дальнейшем удаленное от центра Забайкалье стало местом самой крупной государственной каторги и политической ссылки…

Промышленное освоение обширной приграничной территории началось лишь в просвещенном XVIII в, когда в регионе появились первые металлургические заводы, позднее, к сожалению, пришедшие в окончательный упадок.

Большую роль в развитии края сыграли и знаменитые ссыльные заговорщики-декабристы.

В знаковом 1851 году легендарный Восточно-Сибирский генерал-губернатор Николай Муравьев издал исторический указ с целью создания регулярного Забайкальского казачьего войска для обеспечения нерушимой сохранности государственной границы и создания сильной, боеспособной армии на окраинах Великой Российской Империи.

В основу вооруженного казачьего войска вошли вольные сибирские и донские казаки, бурято-тунгусские добровольческие формирования, рядовое крестьянское население Забайкалья, а так же и бывшие ссыльные каторжане.

Ратные подвиги отмечались высокими наградами. Лихое Забайкальское казачество всегда находилось на страже важных восточных рубежей России и активно принимало участие в горячих воинских баталиях.

Силами Забайкальских казаков шло и дальнейшее динамичное присоединение обширных восточных территорий.

Свое боевое крещение Забайкальские казаки получили во время затяжной кровопролитной Крымской войны.

В том же судьбоносном 1851 году торжественным указом великого Императора Николая I была своевременно образована и новая административно-территориальная единица – Забайкальская область, с городом Читой в качестве областной столицы.

Значительное влияние на дальнейшее полноценное развитие приграничной территории оказало стремительное строительство Транссибирской магистрали, с успешным приходом которой активное обновление и бурный динамизм роста захватили многие административно-хозяйственные сферы жизни региона.

Динамично росли уездные города, возникали новые населенные пункты, увеличивалось промышленное производство. Изменения в экономике способствовали положительным сдвигам в развитии науки, народного просвещения и местной массовой культуры. Издавались районные газеты, создавались областные общественные организации, такие как отделения Русского географического общества и Российского Общества Красного Креста…

Неудержимая, смертоносная волна вооруженных антиправительственных выступлений охватила удаленный восточный регион в период неудавшегося кровавого мятежа 1905 года и бесславной Русско-Японской войны, после печального завершения которой приоритетным направлением деятельности восточно-сибирского казачества стала решительная борьба с угрожающим революционным и национальным движением.

Восстановить государственный порядок на внушительной территории Забайкальской области могли лишь регулярные правительственные войска, частью которых в 1908 году и стал благородный красавец-барон Роберт Унгерн Штернберг.

«Немного далее начался город Чита, похожий на довольно большую деревню. За исключением нескольких двухэтажных каменных домов в центре, все остальные дома были деревянные, большею частью одноэтажные, а улицы немощёные и покрытые песком, довольно глубоким».

В. Обручев.

«Среди русских рыбаков встречалось много седовласых и бородатых стариков, которые удивительно походили на наших типичных норвежских рыбаков.

Был тут и один русский паренек с такой милой улыбкой и такими ослепительно-белыми зубами, что я оторваться от него не мог. Вообще у меня осталось впечатление, что у многих русских, как у мужчин, так и у женщин, на редкость крепкие, белые зубы…

…На другое утро, в пять часов, мои любезные хозяева проводили меня на вокзал железной дороги. Там встретил нас, чего мы уж никак не ожидали, радушный и сердечный хозяин вчерашнего обеда, городской глава, а также председатель Географического Общества и многие другие, пожелавшие еще раз проститься со мной.

В 5 ч. 35 м. подошел экспресс, весь запорошенный снегом, напоминая нам, что мы находимся в Сибири.

Тут мы наконец встретились с инженером Вурцелем, который очень сердечно принял меня в своем купэ-салоне. В его любезном обществе мне и предстояло теперь начать новое путешествие на восток, по совершенно неведомой мне доселе стране. В его большом вагоне места оказалось вдоволь…

Затем мы распрощались с милейшими жителями Красноярска, поезд тронулся, и мы помчались на восток по нескончаемому рельсовому пути.

За длинным мостом через Енисей дорога довольно долго шла степью, большею частью вполне пригодной для землепашества и, казалось, даже не требовавшей удобрения; кое-где встречались и возделанные поля…

А затем мы снова помчались на восток по слегка волнистой местности, с нескончаемыми плодородными пространствами земли, но здесь попадалось также много леса.

Вагон Вурцеля был последним в поезде, при чем салон помещался в конце вагона, и окна были как сбоку, так и в задней стене, и нам открывался свободный вид на всю железнодорожную линию и во все стороны.

В салоне у нас происходили долгие беседы…

Всем давно известно, что нигде в мире нет таких удобных железных дорог, как в России, а дальне-сибирский экспресс особенно славится своим комфортом и роскошью.

Но я не стану даже пытаться описывать его по той простой причине, что самый поезд видел очень мало, только во время перехода в вагон – ресторан.

Я ведь имел счастье ехать все время с инженером Вурцелем, в его собственном вагоне, где к нашим услугам были все удобства, и остальных пассажиров я видел только в вагоне -ресторане.

Но, без сомнения, путешествовать в таком поезде очень удобно и приятно. Рельсовая колея в России, как известно, шире, чем где бы то ни было в Европе. Поэтому и самые вагоны шире, больше и, стало-быть, повместительнее, и ход у них спокойнее.

Последнее обстоятельство имеет особенное значение для пассажиров, которые не выпускают пера из рук; в этом смысле по Сибири ехать удобно.

В чудесном вагоне инженера Вурцеля мы нашли чисто домашний уют, и я с удовольствием вспоминаю время, проведенное мною в обществе этого приятного и интересного собеседника и в созерцании скользившей мимо окон нашего вагона необъятной равнины.

В этом неустанном стремлении на восток, душа словно расширялась, стремясь впитать в себя впечатления как бы от новой части света.

Но в уме невольно возникали опасения, что немыслимо переварить всю эту массу впечатлений, привести их в должный порядок. Постоянно открывались все новые и новые горизонты, и лишь одно впечатление повторялось все более и более настойчиво: еще много места на земле, и его хватит надолго!

Здесь лежат бесконечные пространства, таящие блестящие возможности, и только ждут приложения творческих сил человека.

И таких мест попадалось все больше и больше по мере нашего приближения к Дальнему Востоку….

Мы ехали теперь вдоль южного берега Байкала. Постепенно туман поредел настолько, что можно было различить ближайшие скалы. Они здесь невысоки, но очень отвесно спускаются к озеру, и дорога постоянно идет туннелями. За день туман еще больше поредел, и мы увидели скалы южнее побережья. Они выше и перемежаются долинами. Свежевыпавший снег лежал на горах, от подошвы до вершины одетых снегом; сугробов нигде не было видно.

Скалы не отличаются особенною высотою…

Скалы широкие и мягко очерченные, без зубцов, свойственных альпийским горам.

Вдоль южного берега часто попадаются долины с темным суровым сосновым лесом, похожие на наши норвежские лесные лощины между скалами. Здесь красиво, но, говорят, холодно; зато на другом берегу печет солнце. Здесь же местами почва насквозь промерзает, и лес растет над замерзшими слоями. Озеро замерзает окончательно в средине декабря или к началу января, и лед держится в течение четырех с половиною месяцев. Три месяца по озеру ездят на санях…

Берега озера, большею частью очень отвесно спускающиеся к воде, мало заселены… Около озера есть много мест, с которыми у туземцев связаны различные суеверные представления и которые считаются святыми…

Мы весь день безостановочно мчались вдоль берега, огибая озеро с южной стороны; проносились через туннели и просветы, огибали мысы и оставляли за собой долины. Проезжали мы и мимо горелого леса, производившего безотрадное впечатление своими черными оголенными стволами. Но кому здесь до этого дело? Лес все еще не имеет здесь никакой цены. Большею частью он состоит из обыкновенной сосны и пихты, но попадается и ель, и сибирский кедр, и береза, а вдоль рек – душистый тополь, мелкий ольшаник и др. Из ягодных кустов встречаются малина и дикая смородина. Вообще в этих местах богатая и разнообразная флора…

Итак, мы добрались до Забайкалья, славящегося своей красотой, своими живописными скалами и долинами, огромными реками и лесами…

Страна эта богата золотом и другими металлами, минералами и другими драгоценными камнями, но все эти богатства мало использованы. Есть там, по-видимому, и ценные минеральные источники.

У станции Карымской, в 90 верстах от Читы, железнодорожный путь разветвляется: одна ветвь идет вдоль реки на восток, к строящейся Амурской дороге и к Сретенску… а другая ветвь, по которой мы свернули, пересекает по железному мосту Ингоду и направляется к югу, в Манчжурию, образуя Восточно-Китайский путь.

Всюду растет ель, местами вытесняемая березой, и всюду следы лесных пожаров – торчат черные обгорелые пни, окруженные молодым березняком.

Весной и ранним летом здесь очень сухо, и огонь распространяется очень легко, затягиваясь иногда на недели. Но это не имеет особого значения, так как и здесь лес ценится лишь постольку, поскольку годится на топливо для паровозов, на что идут главным образом берёзовые дрова…»

Ф. Нансен

Именно будучи приписанным к Усть-Карымскому выселку, плотно примыкающему к вышеупомянутой Карымской станции Великого Сибирского Пути, и начал свою полковую службу молодой красавец-офицер Роберт Унгерн Штернберг.