Текст книги "Искушение вампира (сборник)"

Глава 7
Все оттенки красного

Бодрая мелодия будильника заставила ее привычно открыть глаза.

Настя откинула с головы одеяло, потянулась и тут же легко вскочила на ноги. Шесть тридцать. Хорошо, что зимой темнеет раньше. Солнца уже не видно. Пора вставать.

Подбежав к окну, девушка раздвинула занавески и посмотрела на улицу. Было довольно светло благодаря устилавшему двор яркому снегу. Пока она спала, наступила зима. Настя облизнула язычком губы и подумала о том, что не мешало бы подкрепиться.

Торопясь уйти из дома до возвращения мамы, она слегка подкрасила глаза, растушевала по бледным скулам немного румян, натянула джинсы, кроссовки и куртку.

Когда она вошла в лифт, там уже были две женщины с верхнего этажа, горячо обсуждавшие какой-то странный случай во дворе. Кто-то, кажется, то ли замерз, то ли свалился с сердечным приступом.

Настя слушала их вполуха, рассеянно глядя на экран мобильного телефона. Несколько раз звонили мама и Вадим.

Выйдя из подъезда, девушка набрала его номер, и они договорились о встрече. У Насти оставалось еще два с половиной часа, и потратить их нужно было с пользой.

Маме она перезванивать не стала.

Задумавшись, куда бы пойти, она вспомнила про дискотеку, имевшую репутацию самого злачного места города. Собственно, Настя там никогда не была и только слышала, как перешептываются о ней девчонки в школе.

Она оглядела себя. Вид, конечно, не очень. Можно бы и поярче…

Пройдя через дворы, девушка вышла на центральную улицу. Навстречу ей двигалось множество людей. Они спешили, толкали друг друга, но отчего-то, словно инстинктивно, избегали Настю. Она спокойно шла в толпе, приглядываясь к витринам магазинов. Минут через пять на глаза ей попалось как раз то, что было нужно. Небольшой уютный магазинчик, судя по витрине, с вполне подходящими шмотками.

Настя решительно открыла дверь и вошла внутрь.

Две продавщицы, скучавшие в пустом зале, выжидающе подняли на нее глаза, и на их лицах тут же отобразилось разочарование: на их клиентку Настя вовсе не походила.

Ничуть не смущаясь, девушка подошла к вешалкам и принялась разглядывать одежду.

– Вам чем-нибудь помочь? – спросила одна из продавщиц, приблизившись к Насте.

Та оглянулась.

– Да, пожалуйста, мне нужно подобрать что-нибудь поярче, – ответила девушка, улыбаясь.

Минут через пятнадцать Настя выходила из магазина в обновках. Черно-красное пальто с выглядывающим из рукавов кружевом очень шло ей. Так же, как и новые черные туфли на высоченном каблуке. Воздействовать на сознание людей оказалось совсем несложно. Они сами хотели обманывать себя и были готовы поверить во что угодно.

Клуб оказался битком набит народом. Это было царство разгоряченной толпы, громкой музыки и кроваво-красного тусклого света, ложащегося на лица танцующих, словно смертная маска, делавшего их неузнаваемыми и страшными.

Окинув взглядом зал, Настя улыбнулась симпатичному молодому человеку и поманила его пальцем. Уверенность в собственных силах переполняла ее, и она точно знала, что сможет увлечь за собой любого, ведь они – глупые антилопы, пасущиеся в ее охотничьих владениях, а она – настоящий хищник, а хищнику нужна пища, для него не существует преград и условностей, и весь мир прогибается под него, подчиняясь его законам.

– Меня зовут Андрей. – Выбранный улыбался, ужасно стараясь ей понравиться.

Милый парнишка, еще по-юношески румяный и пухленький, словно породистый щенок.

Ей были абсолютно безразличны его имя, возраст, увлечения и прочее. Теперь, слава богу, это ее не касалось. Ей требовалось только его тепло. Его живое тепло, которое ненадолго растопит ее ледяную пустыню…

В холле было пусто и прохладно. Через распахнутое окно ворвался ветер, принесший россыпь мелких колючих снежинок. Настя поймала одну на ладонь и смотрела на нее, блестящую в лучах света.

– Вы растете, моя милая барышня! Прямо на глазах!

Настя медленно обернулась. За ее спиной стоял учитель. Он поощрительно улыбался Насте, обнимая за талию роскошную брюнетку. Она была, наверное, на целую голову выше его и раза в два тоньше. Вместе они казались весьма комичной парой: он – в своем обычном фриковском, полушутовском наряде, и она – в соблазнительном платье с глубоким декольте. Брюнетка глупо хихикала и улыбалась. Учитель все-таки забавно обращался с едой.

– Стараюсь, – сухо кивнула Настя. – А что еще мне делать, если я осталась одна и мне приходится самой о себе заботиться!

– Ах, барышня, барышня, – укоризненно покачал головой вампир, – и как только вы могли подумать, будто я бросил вас на произвол судьбы? Вовсе нет. Все это время я присматривал за вами как за дитем, играющим в песочнице, и скорее бы согласился на то, чтобы мое бедное сердце пронзили острым колом, чем подвергнул малейшей опасности хотя бы ваш хорошенький мизинчик! И как вы могли подумать, будто я бросил вас! Да мы за своих горло перегрызем! В буквальном смысле.

Брюнетка захохотала, словно услышав особенно смешную шутку, и учитель ободряюще-иронично хлопнул ее по аппетитной попке.

– Шалунья, – прокомментировал он Насте. – А тебе, дорогая, остался самый последний экзамен. Кажется, так говорят у вас в школе?

Настя, не сводя с него настороженного взгляда, кивнула.

– Твой прекрасный принц. Ты, наверное, уже догадываешься о суровости нашей доли. Никаких привязанностей, никаких чувств и никаких разочарований. У меня для тебя есть прекрасный подарок. Пока твоя жизнь лишь немного изменилась, а теперь, ну когда ты будешь готова, я признаю, что начальное обучение закончено, введу тебя в высшее общество и обучу действительно важным и нужным вещам. Ты же хочешь встать над всем этим муравейником, – он презрительно кивнул в сторону переполненного зала.

– Вы хотите, чтобы я его убила? – тихо спросила Настя и тут же вспомнила свою прежнюю идею: – А можно его тоже…

– Нельзя, – оборвал ее учитель. – Но у тебя еще есть время подумать. – С этими словами он повернулся к своей спутнице и звучно чмокнул ее куда-то в область декольте. – Пойдем, сладенькая, я ужасно проголодался!.. А вы, милая, – он опять обернулся к Насте, – сами решайте, с кем вам оставаться. Запомни: жить между мирами нельзя. Либо тот, либо другой.

И они ушли. Высокая стройная девица в блестящем вечернем платье и низенький пухлый человечек в смешном фриковском наряде.

Настя осталась одна в пустом холле.

Она лизнула языком свою ладонь и заметила, что на той остался кровавый отпечаток.

Кровь была везде. Она теперь отмечала ее путь.

Они шли по затихающим улицам ночного города – мимо акварельных фонарей и графичных, словно вырезанных из плотной черной бумаги, деревьев, ступая по свежему, еще нетронутому снегу, а ветер, словно усердный дворник, торопливо заметал за ними следы.

Он принес ей едва распустившуюся белую розу – совсем такую, как этот чистый неистоптанный снег, и она осторожно несла ее за длинный колючий стебель.

– Что с тобой? Я чувствую, с тобой что-то не так, и очень хочу помочь тебе, – говорил Вадим, легко касаясь плечом ее плеча.

– Мне кажется, ты слишком запоздал. На несколько часов, а еще – на одну жизнь. Много это или мало – уже неважно.

Решение было принято, и от этого ей было легко и спокойно.

В груди, на месте сердца, застыл ледяной комочек, маленькая льдинка с острыми краями. Существовать между мирами нельзя, и сегодня Настя окончательно покончит с прежней жизнью.

Перед ними оказались ворота старого городского парка, и оба, не сговариваясь, свернули туда.

Они шли по темным аллеям давно опустевшего заснеженного парка и говорили, говорили… Насте казалось, что они знакомы уже множество лет и она знает про Вадима все. Он – ее светлая сторона, она – его темная, а когда они присели на скамейку и Настя прижалась к его плечу, ей вдруг показалось, что ее обнимают его невидимые крылья.

Все было кончено. Теперь она уже никогда не станет той беспечной глупой девчонкой, отличницей и умницей, маменькиной дочкой, той, что с замирающим сердцем стояла в темноте подземного перехода, слушая переборы гитарных струн и нежный голос, зовущий в далекое небо…

Избавиться от привязанностей, говорите?

Она посмотрела на Вадима. На его нежное лицо, преданные глаза и мягкую линию губ. Бедный малыш! Он заблудился среди воображаемых миров, он заговорил с ней слишком поздно. Теперь у них нет будущего. Впереди – только смерть. Еще минута, и в его глазах появится удивление, а губы испуганно и огорченно дрогнут. На его застывшем лице навсегда отпечатаются недоумение и боль – совсем как у того мальчика на дискотеке, оставшегося сидеть на холодном кафельном полу… Он так ничего и не понял. Неужели Вадим будет смотреть на нее так же?..

Настя обеими руками сжала голову Вадима и, развернув его к себе, жадно прильнула к его губам. Они целовались – как будто в первый день творения, как будто в его последний день.

Нет. Ни за что. Кем бы она ни стала – она по-прежнему может сделать выбор. Она оставит его в живых, и возможно, мысль об этом поступке придаст ей сил в трудные времена. Он будет жить, чего бы ей это ни стоило. Да будет так.

– Прощай. Лучше не думай обо мне. Никогда, – произнесла Настя, отстранившись.

– Но почему? Я же люблю тебя! – сказал он так, как будто это действительно имело значение.

На сердце у Насти была звенящая пустота. И еще легкая боль, похожая на свернувшегося клубочком котенка. Но девушка чувствовала, что и она скоро пройдет.

Она молча усмехнулась.

– Может, потом? – Вадим робко посмотрел на нее.

Настя кивнула, твердо зная, что между ними пролегла вечность и они никогда больше не увидятся.

И никаких больше экзаменов.

Все кончено.

Пришел черед чему-то новому.

Он смотрел себе под ноги, туда, где еще остались на снегу легкие отпечатки ее каблучков, но ее уже не было рядом.

Она шла, почти бежала по посыпанной бурым кирпичом, запорошенной снегом дорожке парка. Словно опаздывающая на урок школьница. Распущенные рыжие волосы, бледное лицо, может быть слишком серьезное и отрешенное для ее возраста, незастегнутое, развевающееся при ходьбе, словно черные крылья, пальто. И цветок. Белая роза – последний знак единственной любви, последний знак ее человечности…

Елена Усачева
Последний подарок

Дерево. Вокруг него было дерево! Почему людей хоронят в деревянных гробах? Кто только придумал эту вечную пытку! Пускай бы делали как раньше – укладывали тело на ветки или уносили в священные рощи. Так ведь нет. Закапывают!

Проклятье!

Он шевельнулся, чувствуя, как по телу растекается ледяной холод. Сердце ожило.

Над головой была подгнившая крышка гроба. Давно пора раздобыть себе новое жилье, желательно с мягкой подушкой, а то после сна на жесткой деревяшке волосы приходится долго приводить в порядок. Без подушки они слеживаются, пропитываются запахом тления.

Неприятные ароматы особенно раздражали. Эти мерзкие люди насовали вокруг могилы чеснока! От его запаха становилось нечем дышать, тело как будто разрывало изнутри, хотелось вывернуться наизнанку, чтобы выгнать из себя этот дух. Вместе с чувством отвращения пришел голод. И за ним уверенность в скором насыщении.

Глупцы! Думают, что смогут избавиться от него так легко. Нет! Он теперь здесь надолго. А если вести себя осторожно, то навсегда. Он очень осторожен. Люди исчезают в лесу, тонут в реке. Один человечек в неделю – этого достаточно. Они больше убивают друг друга в своих глупых войнах. Ну, почему великие боги не могут предоставлять списки будущих жертв мора и войн?! Их смерть не стала бы напрасной, они бы пошли на пищу вампирам.

Еда. Злость заставила растянуть губы, коснуться языком клыков. Пришла пора перекусить.

Вампир шевельнулся, легко приподнял крышку гроба с насыпанной на нее землей.

Влажный ночной воздух ворвался в легкие, знакомый запах гниения кладбища заставил еще шире улыбнуться. Жизнь продолжается. Ночные охотники вышли на промысел.

Он взбил руками волосы, стряхнул с кудрей мелкие щепочки и соринки, поправил манжеты. Определенно надо менять место жительства. Тем более после нелепого скандала. Какой-то лесоруб нашел на своей шее две точки и решил, что его укусил вампир.

Укус вампира! Что за нелепость? Ни один вампир не оставит человека с такой меткой на шее. Это знак смерти, с ним не живут, с ним умирают. А лесоруба укусил обычный клоп. Это было и так видно. Но нет, глупец пробежал по селу с криками о кровопийцах, а потом примчался сюда. Есть землю с могилы вампира для исцеления. Нашел примету! Ненормальный. Хоть бы водой запил! Сунул в рот горсть и подавился. Насмерть. Ну и при чем здесь вампир? Мы не должны отвечать за все человеческие глупости!

После этого случая вокруг могилы появился чеснок и что-то еще… Он присел на четвереньки и крутанулся на месте, пытаясь определить, откуда идет этот неприятный запах. Тонкий, навязчивый, с нотками сладости, мешающий дышать, вызывающий желание вцепиться ногтями в горло.

Вампир резко выдохнул и наконец нашел источник запаха. Это был розовый куст. Низкий, чахлый, с маленькими невзрачными цветочками, уродливо выворачивающими свои лепестки, бесстыже выставляя напоказ желтые тычинки. Именно с этих лепестков, с их обсыпанных крошками пыльцы тычинок стекал, падая на землю, удушливый запах.

Он занес руку, чтобы смять, уничтожить эту гадость, но что-то его отвлекло. Какое-то движение. И даже не само движение, а только желание этого движения.

Опять мальчишки идут на кладбище проверять свою силу воли. Безмозглые щенята.

Вампир скользнул за могилу, уходя прочь от звуков и запахов. Ночь струилась по земле, обнимала ноги, подталкивала в затылок. Внизу серебряной стрелой сверкала река. Крутой склон с кладбищем на спине сбегал к воде, запинался на узком песчаном пляже. За рекой возвышалась стена широких ив, отяжелевших от листвы. Они разлаписто нависали над водой, уронив тонкие ветви на поросший осокой подтопленный берег. За деревьями шел долгий пологий подъем с полем, с редкими деревьями. По кромке далекого горизонта пунктиром тянулись черные силуэты домиков, хищным призраком высилась церковная колокольня.

Голоса мальчишек накатывались сверху. Перекрикиваясь, дети уговаривали друг друга говорить потише и при этом вздрагивали от каждого собственного слова. Один отстал. Вампир чувствовал его запах, молочный, свежий. Такая кровь особенно приятна, но он решил не рисковать. Мальчишка легкая добыча. Парень даже пикнуть не успеет. Потом все можно будет свалить на темноту, страх, неосторожность – из-за чего еще несознательные подростки ломают шеи? Он остановился. Но устраивать шум рядом со своим убежищем не хотелось. Достаточно лесоруба. Вампир тогда два дня не мог выйти из могилы – жена умершего все бродила и бродила по кладбищу, прося у неба смерти. Вот она, человеческая слепота! Смерть дарует не небо, а земля! Но вампир не стал трогать вдову. Кровь несчастных пахнет страданием, от нее рождаются тревожные сны.

Кладбище осталось слева, впереди темной громадой надвинулась церковь. Вампир невольно улыбнулся, вспоминая бурную проповедь молодого священника, обещавшего ему, исчадию зла, все мыслимые и немыслимые страдания. Как он ошибается, этот наивный сентиментальный мальчик! Страдания придуманы для таких глупцов, как он и его прихожане. Вампирам же дана вечная жизнь, всемогущество и вседозволенность! Если соблюдать осторожность, конечно…

Он будет осторожен. Пройдет мимо этого скопища малолетних невеж, никак себя не обозначив. Если уж и разбираться со священником, то в самый последний момент. Это будет его триумф, когда перед обалдевшими прихожанами предстанет их преобразившийся пастырь.

Село притихло и замерло, словно ожидало, на кого падет сегодня выбор. Чем ближе вампир к нему подходил, тем больше чувствовалось человеческое тепло. Голод рос внутри его, но он не позволил себе спешить. Спешка враг опыта. Да, он голоден, но какое наслаждение будет утолить его, понимая, что не поторопился, не сделал ошибки.

Он даже замедлил свой шаг. Убить спящего человека просто, надо лишь, чтобы смерть выглядела естественной.

Черная тень тополя прикрыла темный силуэт вампира. Огляделся, примеряясь, с какого дома начать поиск жертвы, и вдруг увидел освещенное окно.

Странно. Невежественные крестьяне рано тушили свет, считая, что на огонь в ночи приходит нечисть. Хотя на самом деле это лишь способ экономить масло в лампах.

Но раз они боятся, что на свет кто-то придет, самое время появиться. Бессонница гонит людей на улицу, а в темноте многое может случиться.

Редкий забор из прутьев отделял палисадник от улицы. Блеклые ромашки, невзрачные астры, поникшие колокольчики – мимо них вампир проскользнул так, что ни один цветок не шелохнулся. И первое, что он почувствовал, приблизившись к стеклу, был уже знакомый противный запах розы. Он вырывал из горла недовольный рык, заставлял скалить зубы. За один этот запах хозяина комнаты можно убить.

Вампир приблизил лицо к стеклу. Сквозь кисейную прозрачную шторку была видна уютная комната: в темноте угла пряталась вздыбленная кремовыми перинами кровать, за ней стоял тяжелого дерева шкаф, около него – стул с брошенным на сиденье халатом. Спиной к окну в просторной белой сорочке сидела девушка. На столе перед ней лежала книга. Лицо ее было прикрыто выбившимися из прически льняными кудрями. Голову она подпирала сжатыми кулачками. Тело под сорочкой было напряжено, нога обвила ногу, да еще пальцем зацепилась за ножку табурета, на котором сидела девушка. Сердце колотилось так, что от возбуждения вампир стал дышать в такт этому стуку.

Девушка читала, и, судя по позе, события в романе ее захватили. Вампиру даже захотелось подойти к ней и заглянуть через плечо в белые страницы.

Высокая, слегка коптящая лампа освещала узенький столик, безвкусно-цветастые обои на стене, угол с сундуком, лавку.

Как же попасть внутрь? Окно плотно закрыто, дверь на запоре, пол в темных сенях усыпан листьями чеснока.

Ничего, сама откроет.

Вампир уперся взглядом в ее кудрявый затылок. «Повернись!»

Еще секунду девушка сидела все в той же напряженной позе, но вот она коснулась пальцами локона, заправляя его за ухо. Глаза ее пока бегали по строчкам, но желание оглянуться было сильнее. Она отодвинула книгу и бросила в сторону рассеянный взгляд.

В нос вампиру ударил режущий запах розы. Он качнулся от окна, но взгляда не отвел.

Девушка была очаровательна той красотой, что требует немедленного разрушения. Вампир приник к стеклу, ожидая, что жажда крови, желание принести смерть толкнут его вперед, но все тело заполнила неведомая доселе лень. Желание не рождалось. Хотелось застыть, чувствовать слабый, чуть сладковатый запах ее тела и просто смотреть.

Долгую секунду он стоял около окна, вглядываясь в это чистое лицо, мягкий овал подбородка, тонкие губы, ясные удивленные глаза.

Девушка смотрела на окно и все никак не могла понять, что ее отвлекло. Звук, движение? Чернота за стеклом проваливалась в улицу, увлекая за собой. Как странно, на дворе уже ночь, а перед ее глазами продолжали нестись стремительные тени. Дамы, мужчины, кареты, быстрые движения лошадей. Она села читать, когда смеркалось, и вдруг… В ушах еще стоял голос маменьки: «Катя, спать!» И вот… она спит? Нет, все на самом деле. Это ее комната: кровать, шкапчик, сундук. Но книга… она так заворожила, заставила сердце биться так сильно. Кате казалось, что и с ней сейчас произойдет что-то чудесное. И вся эта плавная, правильная, размеренная жизнь разобьется о книжный корешок и наступит совсем другое бытие. Как в книге! Со страстными признаниями, роковыми чувствами, смертельными обидами.

Рауль мчится за своей Дианой… Лошадь в мыле, спотыкается, вокруг ночь, но он должен успеть. И…

Что же ее отвлекло? Летучая мышь промелькнула за окном? Постучал в стекло ветер? Не спится потревоженной птице?

Она вновь опустила глаза к странице, но строчки плыли. Рауль, такой живой еще минуту назад, оказался искусственным, придуманным неловким литератором. И не развевался больше локон на ветру, и не храпела лошадь, и не ныла уставшая за долгую погоню рука, держащая повод. Все это были слова, они рассыпались карточным домиком. Не то, все не то.

Катя положила руки на книгу, закрыла глаза, прислушалась к окружающей тишине. Ни звука. Наверное, еще ни разу она не засиживалась так поздно. Неожиданно ее охватил страх, ладони вспотели. С чего? Все обычно. Может, кошка пробежала в коридоре?

Она снова обернулась к окну. Пустота, ночь. Ее глаза пытались поймать малейший признак того, что могло вызвать тревогу. Но тьма была беспросветной, никто в ней не угадывался. Одна лишь ночь, волнующая, страшная.

Катя сама не заметила, как пересекла комнату, оперлась о подоконник. Разлапистый цветок герани щекотал локоть, в ладошку уперся камешек, но она не чувствовала. И смотрела уже не на улицу, а в собственное отражение. Или это не она в подрагивающем стекле?

Вампир глядел в удивленные карие глаза, поражался такому идеально ровному и причудливому изгибу брови. Как, почему природа создала такое совершенство?

И вновь ему в нос ударил неприятный запах. Розы! Они стояли на столике в вазе. Их аромат прочно вошел в запах девушки, смешался с волосами, с благоуханием ее девственно чистой кожи.

Он знал, что она его сейчас не видит. Но внезапно ему захотелось, чтобы за ее окном была не только ночь, но и он, Виктор Марцинович, таким, каким он когда-то отражался в зеркалах.

Невысокий, с длинной челкой, спадающей на лоб, с узким, сходящимся книзу лицом, уверенным разлетом бровей, с чуть скошенным подбородком, со смешно выглядывающими при разговоре верхними зубами, с опущенными уголками губ. Совсем некстати вспомнился тот далекий февральский вечер, когда на балу у графини Гулярской он познакомился с графом Борисом. Их неосторожный спор, ссора и глупая дуэль, когда граф его ранил. Виктор хорошо помнил это странное чувство, когда его телом начала медленно завладевать смерть, как она вытягивала из него силы, рвала невидимые нити, связывающие его со всем, что есть на земле живого. Умирать было страшно. И если раньше жизнь виделась ему нелепой игрой, скучным бесконечным водевилем, то тут в одно мгновение она стала яркой и привлекательной. В ней было так много всего – солнце, свежий воздух, возможность идти куда глаза глядят. Как же тогда ему захотелось жить! И вдруг граф Борис предложил ему вечное существование. Выбора не было. Оставалось только кричать, давясь болью, что он не должен, не должен умирать.

Девушка за окном бросила последний взгляд в его сторону и отошла в глубь комнаты. Этот взгляд хлестнул по лицу Виктора, так что он был вынужден снова отступить.

Вампир хотел вызвать в себе желание убить красавицу. Она была слишком легкой добычей, чтобы от нее отказываться. Надо только выманить ее на улицу, а там уже утром будут выяснять, зачем она вышла из дома да куда делась. Девичьи сердца – потемки, даже для родителей.

Нужного настроя не было. Его растворил этот противный розовый запах. Уничтожил быстрый взгляд карих глаз. Смерти не хотелось. Хотелось, чтобы эта красота жила долго, никогда не угасая.

Неожиданная ярость толкнула Виктора обратно к окну. Да, девушка красива, но это временно. Только он один может сохранить ее совершенство на века.

Вампир попятился, над нижней губой появились клыки.

Какая бы красивая она ни была, он должен ее убить. Пройдет день, второй, третий, и все забудется. Так было раньше. Так будет всегда. Раньше… А сейчас?

Виктор безжалостно топтал цветы в палисаднике, не замечая, что невольно ищет не способ выманить девушку из комнаты, а оправдание своей нерешительности. Не голоден? Вздор! Он готов накинуться на первого встречного, и плевать на осторожность. Устал? Но луна даже не дошла до своего зенита, об усталости не может быть и речи. Идти дальше по домам? Но он не хочет уходить. Его тянет освещенное окно, он хочет стоять около него и всю ночь смотреть на склоненный затылок, на выбившуюся из косы прядь, на замятый на локте рукав. Он хочет взять ее за руку, ощутить легкое биение ее пульса под тонкой кожей, почувствовать теплоту дыхания.

От этой мысли Виктор поморщился и стремительно пошел прочь. О чем он думает? Что за бессмыслица пришла ему в голову? С чего? Из-за одного взгляда? Неприятного запаха? Да! Все дело в запахе. Его надо убить, и тогда все опять станет на свои места. Он успокоится.

Виктор понесся прочь из села. В этот раз пришлось довольствоваться ягненком, больше под руку никто не попался. На кладбище он первым делом прогнал мальчишек и стал с остервенением рвать цветочный куст. Раздирал его крошечные лепестки, усеял розовым цветом все вокруг и, страшно разозленный, нырнул в свою могилу. Покой не приходил. Запах, этот мерзкий запах преследовал его. Теперь им пахло все, даже крышка гроба.

Сон не принес отдыха. Виктор метался на своем тесном ложе и твердо решил сегодня же сменить место жительства. В церкви есть прекрасный подвал, куда никто никогда не заходит – там пахнет крысами, отсыревшей землей и ни грамма человеческого присутствия.

Вампир еле дождался, когда уснут последние птицы и филин в далеком лесу проухает свою ночную песню. Выбравшись наружу, без задержки помчался к чернеющему вдалеке селу. Он шел на запах. Воздушно-мягкий аромат розы тянул его к себе. Ему не пришлось искать нужный дом – увидев зеленую крышу и беленые стены, Виктор сразу понял: ему сюда. Окно было темным, но он чувствовал – там, за тонким стеклом, за прозрачной кисейной занавеской его ждут. Лежат, глядя в потолок, и думают.

Кате не спалось. Весь день она промаялась, почти ничего не ела. Ее тянуло подойти к окну, посмотреть на улицу. Неужели судьба Рауля с Дианой так ее взволновала? Но читать дальше не хотелось. И хоть Лизонька весь день изводила вопросами, теребила, а под вечер вообще стала требовать книгу обратно, мыслями Катя была далеко от страдающих влюбленных. Она могла точно сказать, в какой момент ее перестали интересовать события в романе. Шоркнула по стеклу крылом ночная бабочка, и вот теперь Катя постоянно прислушивается, словно ждет чего-то. Думала забыться сном, но сон не шел. Мягкое пуховое одеяло давило неподъемным грузом, подушка вставала колом, кровать пучилась, словно пытаясь сбросить ее на пол.

Это было невыносимо. Катя встала. Секунду размышляла, не зажечь ли свет. Но на огонь снова могли прилететь бабочки, и она не стала этого делать. Прошла по комнате, постояла около стола, где светлым прямоугольником белел забытый томик, приблизилась к окну. На подоконнике лежала роза. Девушка не помнила, когда положила ее сюда. Цветок был мелкий, бледно-розовый, со странным холодным запахом.

Катя бросила взгляд на свой стол, где в вазе стоял букет пышных белых садовых роз. Откуда этот невзрачный цветок?

Глаза сами собой поднялись к темному стеклу. Ничего увидеть там она не могла, разве только свое нечеткое, размытое отражение. Но вот ее отражение раздвоилось, вперед выступил незнакомый мужчина.

Вампир стоял в палисаднике, рукой опираясь о стену. Невысокий, тонкий, в темноте казалось, что его кожа светится. Катя не отрывала взгляда от его темных глаз. И уже потом, каким-то краем зрения отметила уверенный разлет бровей, тонкие губы с опущенными уголками, чуть скошенный подбородок, благородный спокойный овал лица. Увидела это все вдруг, мгновенно и тут же испугалась, отпрянула, прижимая к себе розу. Догадалась – от него. И снова захотелось подойти, глянуть одним глазком, но в темноте за окном уже никого не было видно.

«Кто бы это мог быть?» Сердце часто билось. Все так странно, так туманно.

Виктор стремительно несся вдоль спящих домов. Внутри его колотилось дикое бешенство. Какая гадость! Что он себе возомнил? Позволил ей увидеть себя! Не бросился, не растерзал, а сбежал. Как последний мальчишка сбежал! И что-то еще такое было, что он не мог вспомнить. Пальцы сами сжимались в кулаки. Какая-то вещь была в руке, и теперь ее нет. От ярости, от желания сделать себе хуже он скользнул к первым же воротам и, не дав собаке поднять головы, рубанул по черной мохнатой шее, а потом долго сидел около конуры, пытаясь прийти в себя.

Что же с ним происходит? Почему он так стремительно убежал от этого дома с зеленой свежеокрашенной крышей? Он посмотрел на свою белую тонкую кисть, на синеватые длинные ногти. Зачем ему эти людские игры? Или просто настала пора сменить село? Засиделся он на одном месте.

Виктор расправил плечи, втянул в себя влажный ночной воздух. От дохлой собаки тянуло кислятиной, из ближайшего дома шел запах парного молока, разгоряченных сном давно не мытых тел. И только тонкой ноткой откуда-то издалека доносился аромат роз. Он закрыл глаза. А ведь это уже когда-то было, но он успел забыть. Неужели пришло время вспомнить?

Виктор встал, не позволяя себе думать дальше и проговорить свою мысль до конца, медленно пошел по селу. Нет, он не завидовал всем этим смертным, что сейчас переживали свой короткий ночной отдых. Свою жизнь он ставил выше незначительного земного существования. Но что-то еще мешало раствориться в прохладной летней ночи, занозой засело в голове. Вампир постоял около последних ворот, прислушался к истончившемуся розовому запаху и сам себе улыбнулся.

Не убежит он и не скроется. Придет обратно и завтра, и послезавтра. Каждую ночь будет под заветным окном, потому что вспомнил, как все это называется. Любовь. Осталось только добиться ответного расположения к себе. Это несложно. Он умеет быть убедительным.

Темная громада церкви горбатилась на холме. Виктор обошел ее несколько раз, прислушался к умершему звуку колокола, положил ладонь на шершавый облупившийся бок. От церкви волнами шло тепло. А ведь она сюда ходит, молится о любви. Ее молитва услышана, теперь она будет счастлива.

В это утро он остался в церкви. Долго бродил по подвалу, примеряясь, где лучше лечь. Нашел удобную нишу, принес старое церковное облачение и лег, уснув почти мгновенно. Весь долгий сон ему казалось, что она рядом. Стоит, смотрит, легкими пальцами касается лба, а над ними плывет-катится колокольный перезвон. Да ведь это их свадьба! Их праздник…

Он проснулся, и первым его чувством была радость. Не желание убивать, не голод и не жажда, а восторг от мысли, что сейчас он увидит ее. Виктор быстро выбрался на улицу, проверил свое платье. Старое пожелтевшее кружево требовало починки, вышедший из моды камзол нужно было давно сменить.

Пересекая кладбище, он почувствовал неясную тревогу. Словно здесь что-то произошло и он уловил слабый отзвук этого события. Розовый куст выпрямился и снова тянул вверх свои чахлые колючие ветки. Несколько цветков упало на его могилу. Один словно специально был положен на середину холмика. Виктор успел сделать несколько шагов, прежде чем он узнал это вялое недоразумение природы. Вампир быстро вернулся и, не касаясь мятого стебля, склонился над цветком, резко вдохнул в себя воздух. Ее запах там был, слабый, с привкусом прозрачной родниковой воды. Она касалась этого цветка, прижимала к себе и… Принесла сюда?