Текст книги "Клуб одиноких зомби"

– Калинова, иди кардиограмму делать, – услышала я голос Софьи Николаевны.

Я пришла к выводу, что совершенно ничего не понимаю в традиционной медицине. Я не знала, зачем при сотрясении мозга надо делать кардиограмму сердца, если на его работу у меня нет жалоб. Тем не менее, мне пришлось повиноваться.

Глава 11

Мария почувствовала, что не может размышлять на ходу, она села на скамейку, несмотря на то, что лавка была мокрая от дождя. Прохожие с недоумением посматривали на нее, но Мария ничего вокруг себя не замечала! Она «с головой ушла» в свои размышления.

«Мои догадки подтвердились. Система начала разрушаться. Сегодня умерла Вера, но это только первая жертва, смерть ожидает нас всех. Неужели Он этого не понимает? – анализировала Мария. – Я шла на встречу с Ним, твердо решив, что не скажу всей правды, а обещанного серьезного разговора не состоялось. Он сказал мне на ходу, что Кириллова умерла, не приходя в сознание. Он решил, что теперь опасаться нечего, и закрывать клуб не стоит. Может быть, Он ведет двойную игру, может быть мне стоит исчезнуть из Москвы? Бесполезно, меня везде найдут… И мое исчезновение только заставит Его активизироваться… Можно ли верить в то, что мои способности Ему очень нужны, и Он не попытается меня зомбировать? Вчера Он мне угрожал, а сегодня сделал вид, что ничего не произошло… Это странно! Я не могу больше Ему верить! Придется отступить от своих традиций и днем, в светлое время суток, до занятия в клубе заняться медитацией».

Мария решительно встала со скамейки и направилась к станции метро. Она не заметила, то дождь кончился, и шла под зонтиком, продолжая удивлять прохожих.

* * *

Татьяна никогда не была красавицей. Даже будущий муж мысленно назвал ее при первой встрече «пигалицей». Она была очень маленького роста, чрезвычайно худая, с короткой стрижкой и мелкими неброскими чертами лица. Возможно, Анатолий совсем не обратил бы на нее внимания, но она дважды перед ним брала в читальном зале студенческой библиотеки именно ту книгу, которая интересовала и его. И оба раза эта пигалица переходила ему дорогу, поскольку книги были в единственном экземпляре. Во второй раз он подсел к Татьяне и познакомился с ней, хотя целью его знакомства была вовсе не сама девушка, а книга, необходимая для написания реферата по философии.

Татьяна была коренной москвичкой и училась на втором курсе, а Анатолий заканчивал пятый курс, жил в общежитии и все пять лет безудержно пытался жениться на жительнице столицы. Ему нравилось, что Татьяна никогда не опаздывала на свидания больше, чем на пять минут, не рассказывала, сколько часов она провела в парикмахерской и в парфюмерном магазине, а главное, он не боялся увидеть ее с другим. Они поженились. Анатолию повезло еще и в том, что теща с тестем жили практически все время в загородном доме в дачном поселке недалеко от Серпухова, и московская квартира была в распоряжении молодых. Рождение дочери еще больше привязало Татьяну и Анатолия друг к другу. Аленка была похожа на отца и буквально все знакомые предрекали девочке счастливую жизнь. Но они все точно сглазили! Аленке было только три годика, когда она в летнюю жару заболела воспалением легких, и родители не сразу поняли, отчего высокая температура. Они сначала решили, что у дочки солнечный удар, потом самостоятельно сбивали температуру. А когда они обратились в поликлинику, было уже слишком поздно… Аленку спасти не удалось…

Татьяна обвинила в смерти дочери Анатолия, именно он был инициатором самолечения и отговаривал обращаться к врачам, зато охотно прислушивался к рекомендациям аптекарей. Время было упущено. И потом Анатолий стал обвинять жену в том, что она позволила Аленке купаться в речке и не оберегала ее от сквозняков.

Чем больше времени проходило с того рокового дня, тем сильнее становились взаимные упреки и тем больше росла ненависть друг к другу. Супруги, потерявшие ребенка, стали совсем чужими и вскоре разошлись. Анатолий даже не стал претендовать на жилплощадь, но на прощание сказал Татьяне, что ее ожидает страшное будущее.

Убитая горем женщина хотела покончить с собой, наглотавшись таблеток, но ей это не удалось. Возможно, действие различных лекарств компенсировало друг друга, а может быть, их концентрация не превысила предельно допустимой дозы.

Татьяна, как ни странно, обрадовалась тому, что осталась жива и… уверовала в Бога, хотя до этого была атеисткой. Она окрестилась, стала посещать все церковные службы в выходные дни и изучать Библию. Ее жизнь обрела новый смысл.

Но однажды в квартире напротив появился новый жилец, и спокойствию на лестничной клетке пришел конец. Пьяные дебоши, визг девиц легкого поведения не могли увязаться в голове Татьяны с тем, что новый хозяин соседской квартиры был дьяконом в церкви, которую чаще всего она посещала. Что-то надломилось в Татьяниной душе, и ее вера в Бога пошатнулась.

Она стала искать отдушину в том, что так категорически отвергла христианская церковь – в магии, колдовстве и чародействе. Но и на этом поприще Татьяну постиг ряд неудач – раскрыть магические способности, так и не удалось.

Потом она увлеклась восточными религиями и поняла, что она способна создать свою философию, основанную на постулатах различных религий с легкой примесью магии.

Татьяна создала клуб «Просветление» и стала нести свою философию в массы. Членами ее клуба были в основном одинокие люди, мужчины, но чаще женщины, так же как и она когда-то потерявшие смысл жизни. Татьяна чувствовала себя счастливой, но однажды ей дали понять, что либо клуб будет существовать в новом качестве, либо не будет существовать ни клуб, ни она сама.

У Татьяны не было выхода, она согласилась безоговорочно на все поставленные условия, тем более, что материальное вознаграждение за это было высоким. Название клуба «Просветление» осталось, изменились только его цели. А еще Татьяне рекомендовали взять новое имя, и она опять согласилась. Так, Татьяна стала носить то же имя, что и Богородица. Она стала Марией…

Мария задернула плотные шторы, и комната погрузилась во мрак. «В конце концов, я сама придумала это условие – медитировать только в темное время суток, – думала Мария. – Чем больше условностей, тем быстрее выключается рациональное мышление. Меня вынудили „затуманивать людям мозги“, но за себя я еще могу постоять. Я узнаю, я обязательно узнаю, что надо предпринять, чтобы спастись».

Она интуитивно выбрала кассету с «Интровертной музыкой» и зажгла ароматизированную свечу с запахом сандала. Такое сочетание обещало быть наиболее действенным именно сейчас, когда душевное спокойствие Марии было надломлено, а спор сознательного с бессознательным грозил вылиться в истерику. «Нет, все эмоции сейчас надо выключить, – думала Мария. – Медитация, только она поможет мне достичь откровения».

Глава 12

Наконец-то я дождалась такого часа. Нет, спать я не собиралась. «Просто, в ближайшее время меня не будет никто беспокоить, – решила я, – я смогу до конца разобраться в той информации, что пришла ко мне из астрала».

«Все это огромное количество цифр, по-моему, не могло предназначаться для одной Кирилловой. Ясно, что Вера была связана с другими людьми. Судя по тому, что видело мое Я в астрале, Кириллова была всего лишь одним звеном в какой-то сложной системе. Можно предположить, – размышляла я, – что с одной стороны, это тот, кто делал трепанацию черепа и зомбировал ее мозг. Странно это как-то! Превратить человека в зомби можно и без такой сложной хирургической операции. Хотя, может быть, это была очень глубокая кодировка, и без непосредственного вмешательства в головной мозг ее не установишь».

Ко мне пришла уверенность, что я двигаюсь в правильном направлении, поскольку один из энергоинформационных блоков стал более четко вырисовываться на моей внутренней картинке. Я видела женщину, лежащую на операционном столе, ее готовили к трепанации черепа. Я поняла, что это Кириллова Вера Васильевна. Хирург оглянулся назад, и я узнала его, несмотря на повязку, скрывающую нижнюю часть лица. Совсем недавно я видела эти стеклянные, холодные глаза. Сомнений не было, они принадлежали человеку, которого я вчера встретила у ординаторской.

Я почувствовала резкую боль в межбровье, будто мне сверлят чуть выше переносицы дрелью. По телу пробежал неприятный холодок. Меня попросту охватил ужас. Я хотела бы забыть об этом деле навсегда, но, увы, не знала, как это сделать. Я не могла «выключить» ясновидение. Теперь «трансляция» шла помимо моей воли, и то, что мне раскрывалось, было круче всех фильмов ужасов, которые я когда-либо видела.

В руках хирург держал дрель, очень похожую на бытовую, на его белом халате была кровь, а в глазах – бездонная пустота. Он хладнокровно делал свое черное дело, не боясь ни ошибки, ни возмездия.

Люди на операционном столе менялись… «Неужели, это конвейер зомби? – предположила я… И какая программа закладывается в мозг этих несчастных людей? Я должна это узнать!»

– Оля, Оля!

«Неужели пришла моя очередь? Я не хочу! Я забуду об этом! Я никому ничего не скажу, – лихорадочно соображала я, каким образом можно избежать этой пытки. – Я, правда, буду молчать…»

– Нет, не трогайте меня, нет! – прокричала я уже вслух и открыла глаза.

Наверно, в моем взгляде запечатлелся ужас от увиденного в трансе, тем более интерьер этой больничной палаты весьма напоминал тот, где делали Кирилловой трепанацию черепа. Надо мной стояла санитарка тетя Люба и, поджав губы, качала головой. Правда, я не сразу узнала ее. Казалось, что лицо вечно недовольной санитарки помолодело. На голове не было привычного белого колпака. Седые волосы, уложенные в аккуратный пучок, имели красивый фиолетовый оттенок. Я поняла, что в молодости эта женщина была необычайно красива, и, наверняка, сгубила немало мужских сердец.

– Тебе снились кошмары? – спросила она, и в ее голосе слышались какие-то новые нотки.

– Не помню, – ответила я, чтобы избежать новых расспросов.

На самом деле я ничего не забыла, и даже была благодарна тете Любе, что она вывела меня из этого тяжелого сна.

– Я пришла с тобой поговорить… Ты ведь знаешь, кто я? – спросила санитарка с таким достоинством, будто она была всемирно известной личностью.

Я пристально пригляделась к ней и поняла, что даже не догадываюсь, что она имеет в виду. На лице тети Любы отразилось легкое удивление.

– Ты же ясновидящая, значит, ты все про всех должна знать! Я поняла, что ты обманула меня. На мне не было и не могло быть порчи, я защищаюсь от нечистой силы. Не спрашивай меня как, ты лучше меня знаешь такие премудрости… Я решила, что ты узнала обо мне правду и захотела это скрыть, наговорив обо мне всякую ерунду… Разве я не права?

Тетя Люба ждала от меня прямого ответа. Я понятия не имела, на что она намекает. От разгадывания одной тайны я перешла к другой, из огня, так сказать, да в полымя. Как люди заблуждаются, считая, что ясновидящие все про всех знают сразу и без особых усилий!

Нет, мне надо хоть немного времени, чтобы тетя Люба сама сказала, в чем дело, потому что я не могла еще до конца отойти от ужаса, наведенного на меня во сне хирургом с дрелью в руках. Да что она вообще о себе вообразила, эта санитарка! Еще тихий час не кончился, а она со своими вопросами лезет… Можно подумать, что она… нет, только мне этого не хватало, – перестав мысленно ругать тетю Любу, я внимательно прислушалась к своему внутреннему голосу. То, что он говорил, было одновременно смешно и страшно. Тетя Люба была, так сказать, секретным агентом спецслужбы.

Я приподнялась с кровати, поудобней положила под спину жесткую подушку, и приготовилась к серьезному разговору. Надо сказать, что общения с такими людьми я всегда остерегалась. «Что хорошего могло это принести? Помощи от них никакой не дождешься, они самодеятельностью не занимаются. Зато, узнав о моих исключительных экстрасенсорных способностях, могут ввести меня в свою базу данных, начать вербовать… А зачем мне это надо? Да, я – Ольга Калинова, охотница на ведьм! И я всегда выходила на тропу войны с нечистой силой, когда я сама считала, что мне это необходимо. Не хватало того, чтобы кто-то отдавал мне приказы! Ничего хорошего из этого не выйдет… Конечно, я тетю Любу сразу недооценила, но и она меня, надеюсь, тоже», – думала я, делая вид, что пытаюсь «вскрыть» биополе санитарки.

– Да, моя миссия гораздо сложнее, чем мытье полов. Я хочу, чтобы ты, Оля, мне помогла.

Тетя Люба говорила так, будто не сомневается в том, что я брошусь ей помогать. Это был как раз тот редкий случай, когда мне хотелось отказать в помощи, чтобы не утопить себя.

– Ты ведь не случайно интересовалась больной из третьей палаты. Значит, тебе стало известно что-то такое, чего не знаем мы…

– Я не очень-то ей интересовалась, – неуверенно произнесла я. – Просто здесь от скуки с ума сойти можно…

– Да я ж тебя прямо на месте преступления застала, милая моя, – всплеснув рукой, сказала санитарка.

– Какого еще преступления? – отмахнулась я. – Я увидела вас в конце коридора, пошла за вами, потом отвлеклась и не заметила, куда вы зашли…

Я начинала ненавидеть себя за то, что сидела и пыталась оправдаться, скрыть действительно существующий интерес.

– Да, ладно! Здесь все о ней только и говорят. Но меня не наши врачи и больные интересуют. Меня интересует один посетитель… Ольга, – тетя Люба произнесла мое имя с особой проникновенностью, – помоги мне узнать, кто он.

Я сразу поняла, что речь шла о том же человеке, который теперь интересовал и меня, который с каменным лицом вышел из ординаторской и которого я видела в белом халате и с дрелью, во время транса. Но я не показала вида, что наши интересы совпадают. Я, вообще, молчала. Мне хотелось услышать из уст тети Любы как можно больше, прежде чем сказать ей свое мнение.

– Этот человек показал удостоверение, – тетя Люба многозначительно повысила голос, давая понять, что корочки были того самого ведомства, к которому и она имела некоторое отношение. Но оно, вероятно, было поддельным… – Он здесь такое наговорил, что отыскать его просто необходимо. Но следов никаких он не оставил… Одна надежда, Оля, на тебя, на твое ясновидение…

Интуиция подсказывала мне, что надо «свалять дурака». После того как тетя Люба изрекла все, что могла, воцарилось тягостное молчание. Я сразу не выказала готовности приступить к сеансу ясновидения, и она занервничала. Нет, внешне это ни в чем не выражалось, я видела, как менялся цвет ауры, окружающей ее. Всплески оранжевого по зеленому становились все интенсивней… Я поняла, что медлить больше нельзя, надо что-то говорить. Пусть это будет полнейшая нелепица, но я должна нарушить это молчание, – наконец-то, я приняла важное для себя решение и сказала первое, что пришло в мою голову.

– Я пыталась понять, что вы такое говорите, но ничего не поняла. Кто вы такая, из Минздрава, что ли?

Санитарка открыла от удивления рот, а я почувствовала себя полной идиоткой. «Ну надо же было сморозить такую глупость про Минздрав!» – едва успела подумать я, как заострила свое внимание на простынке. У меня перед глазами почти круглосуточно было казенное постельное белье с зелеными цветочками и надписью «Минздрав». Это слово буквально врезалось в мое подсознание и слетело с языка при первом мало-мальски подходящем случае.

– Да, я из Министерства здравоохранения, – саркастически сказала моя собеседница, и это прозвучало как иносказательное название того ведомства, для которого она хотела раздобыть информацию.

Я напряженно улыбнулась и сказала следующее:

– Я должна вам признаться, потому что не могу больше поддерживать эту иллюзию… Никакая я не ясновидящая… Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь…

Пожилая санитарка тетя Люба выругалась таким многоэтажным матом, которого я никогда не слышала в своей жизни даже от грузчиков. А ведь под окнами нашего дома, в том городе на Вятке, где я когда-то жила, собирались грузчики ближайшего продовольственного магазина! Мне казалось тогда, что обычных слов они знают меньше, чем матерных, но до таких склонений и спряжений, которые только что употребила «секретная агентка российской спецслужбы», те работники физического труда еще не додумались. Словом, тетя Люба произвела на меня сильное впечатление. По-моему, она и сама смутилась от своей ругани. Я решила воспользоваться ее легким замешательством.

– Вы что себе позволяете! Да вы, тетя Люба, пьяны что ли? Несете какую-то околесицу, материтесь! Прошу вас, отстаньте от меня! Да, вы меня раскрыли, в смысле экстрасенсорных способностей, я – шарлатанка, у меня их никогда не было и нет, а вот сотрясение мозга было настоящее! Мне нужен покой, а вы меня нервничать заставляете. Я даже не пойму, что вам собственно от меня надо!

Вот теперь я тетю Любу переиграла. Она с легкостью заглотила наживку, которую я ей подкинула, поверив в то, что я – не ясновидящая. Она-то была в этом уверена, и считала, что ее тайна мне известна. Теперь выходило, что это не так. Тетя Люба выдала себя с головой и не получила от меня никакой информации! Для нее это был двойной удар! Мне еще никогда не приходилось видеть таких оттенков в ауре. Я бы назвала это «оранжевым дождем на сером фоне».

– Глупая пустышка, – процедила сквозь зубы тетя Люба и вышла из палаты.

«Да, теперь мне не до скуки. То одно, то другое, – подумала я. – Даже нет времени, чтобы хорошенько обо всем этом поразмыслить».

Глава 13

Только от меня вышла санитарка, как в палату зашел Андрей Вадимович. «Они решили меня доконать», – пронеслось в моей голове, а где-то в груди снова напряглась пружина.

Предстоящее общение обещало быть также непредсказуемым, поэтому расслабляться не стоило.

– Зачем к тебе приходила эта старая ведьма? – спросил врач, жующий жевательную резинку.

– Пыль вытирала, – ответила я и увидела серый налет на подоконнике.

Ответ был явно невпопад, и Андрей Вадимович скорчил нелепейшую гримасу.

– Так, я тебе и поверил, Калинова! – чавкая, произнес доктор. – Я догадываюсь, что она от тебя хотела, эта стукачка.

Андрей Вадимович скользнул своим похотливым взглядом по очертаниям моих ног. Мне показалось, что ситцевая застиранная простынка прозрачна как полиэтилен. Я знала все достоинства своей фигуры и не могла обижаться ни на природу, ни на родителей, но, тем не менее, испытала чувство неловкости.

– Что вам от меня надо? – серьезно спросила я.

Врач-бабник громогласно хмыкнул, и я даже подумала, что он надует из жвачки пузырь, но я ошиблась.

– Да, ничего. Я, конечно, западаю на красивых бабенок… но если ты такая идейная, я на тебя время тратить не собираюсь. А потом, мне кажется, вы с Сашкой глаз друг на друга положили…

Вот после этих слов Андрей Вадимович, действительно, надул из жевательной резинки пузырь, лопнул его и разразился идиотским смешком. Я пыталась понять, зачем же он ко мне пожаловал, но мысли путались. В голове был полный сумбур из впечатлений от общения с этим нахалом, с тетей Любой и от увиденного во время транса. Еще мне казалось, что на меня смотрит какое-то женское лицо, но я не понимала, откуда оно. Возможно, оно всплыло из моей памяти, может быть, мое Я принесло этот портрет из астрала или что-то еще… Чтобы понять это, надо было сосредоточиться, но где тут? Андрей Вадимович перестал смеяться и выдал следующее:

– А что! Сашка холостой и помешан на парапсихологии… Вы вполне подходите друг к другу…

– А, это вы пришли мне об этом сказать?

– Вообще-то, нет. Это я так, к слову… Хотел насчет Тишко предупредить, что с ней осторожней надо, она стучит в органы…

– Откуда вы знаете?

– Был у нас два года назад один случай… Волынского чуть с работы не выгнали… В общем, вычислили мы, что тетя Люба наша – «засланный казачок»… Наверняка, она тебя про Кириллову пытала… Чувствую я, что здесь дело странное…

– Что странное? – спросила я, желая подтолкнуть Андрея Вадимовича к дальнейшим откровениям.

Он попытался надуть еще один пузырь, но передумал. Меня перестало раздражать его чавканье, я ждала от него сенсации.

– Все странно, – заговорщическим тоном проговорил врач. – И дырка у Кирилловой во лбу была странная, и посетитель к ней странный приходил. Говорил, что надо делать все возможное, но в тоже время не спасать Кириллову. Она, дескать, иностранная шпионка, не оказать ей помощь мы не можем потому, что будет международный скандал, и в то же время будет лучше, чтобы она не пришла в себя.

– А вы это откуда знаете, он разве вам все это говорил? – уточнила я, вспомнив, что человек со стеклянным взглядом разговаривал в ординаторской с Волынским и Голявиным, а Андрей Вадимович в это время был в третьей палате.

– Юрий Яковлевич планерку собирал, до нас все довел. А потом этот тип медсестру с собой привел, она Кириллову караулила. Я потому и заволновался, что мог лишнее этой девчонке взболтнуть…

Я вспомнила, что слышала за второй дверью в третью палату их голоса. Молодой женский голосочек показался мне незнакомым, и я решила, что это была практикантка. А это, оказывается, был персонал совсем из другой «оперы»!

– Да, колоться, так до конца, – на одном выдохе произнес Андрей Вадимович. – Она меня все про тебя расспрашивала… но я, поверь мне, ничего ей не сказал…

– То есть как про меня? – не на шутку встревожилась я.

– Она сказала, что слышала, будто среди больных есть ясновидящая и просила познакомить с тобой. Говорила, что хочет узнать свое будущее… Но я тогда на нее сильно запал, поэтому ответил, что не слышал ни о какой ясновидящей. Если честно, я решил за ней приударить, да и она вроде не против была, только играла она со мной, стерва…

Андрей Вадимович замолчал и даже перестал жевать. Я поняла, что та девица больно задела его мужское самолюбие. В подтверждение моей догадки, доктор вдруг сказал:

– Вот на тебя я уже не сержусь, ты сразу дала понять мне, что «нет»… А она… Я даже думаю, что она могла что-то сделать, чтобы Кириллова на тот свет раньше отправилась. Вскрытие покажет… Боюсь, что меня могут обвинить… Предчувствие у меня нехорошее, поэтому я тебе все рассказываю. Волынский себе тоже места не находит, никакой бумаги, предписывающей уход за Кирилловой посторонней медсестры не было… Да, санитарка эта, Тишко Любовь Петровна, к Юрию Яковлевичу, да и ко мне со своими вопросами лезла… Ничего мы ей сказать не могли, вот она к тебе подкатываться стала, так ведь?

– Да, но я сказала ей, что никаких способностей у меня нет…

– Вот это правильно! – одобрительно заметил Андрей Вадимович, немного подумал и спросил, – А все-таки, есть у тебя эти способности или нет? Ясновидящая ты или нет?

Я промолчала, но кивком головы дала понять, что я все-таки обладаю способностью ясновидения. Доктор облегченно вздохнул.

– Ну, так что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что это очень сложное и запутанное дело, так наскоком в нем не разберешься. Но я постараюсь…

– Спасибо, – поблагодарил Андрей Вадимович и направился к выходу.

У меня появилась новая информация к размышлению. «Только бы мне дали возможность все обдумать в тишине!» – подумала я, провожая врача взглядом.

Смешная у него была походка! Ноги не сгибались в коленях, а ступни были слишком уж обращены наружу. Ни дать ни взять Чарли Чаплин, трагический комик! Ему бы еще цилиндр и трость, была бы точная копия…