Текст книги "Сердце ведьмы"

Букет из роз

Шли дни, и Кара не заметила, в какой из них всё начало меняться. Просто однажды ей показалось, что кто-то включил свет в тёмной комнате, и предметы, знакомые только на ощупь, обрели форму, цвет, запах. Она удивлённо оглядывалась по сторонам, изучая детали. То, что раньше раздражало, теперь нравилось: пение птиц под окном ранним утром, запах горячего асфальта, улыбчивый молодой коллега. А ещё Кара испытала новое, доселе незнакомое чувство. Благодарность. Не к конкретному человеку за конкретный поступок, а ко всему миру – просто за то, что она жива и здорова, за то, что светит солнце и есть где приклонить голову ночью. Она не понимала, что стало причиной этих изменений, словно пришла пора, как весной приходит пора таять снегу и распускаться листьям на деревьях.

В свободные от работы дни Кара торопилась навестить Тамару Алексеевну. Их посиделки в гостиной-оранжерее, наполненные разговорами, воспоминаниями, мечтами, согревали сердце. «Старая грымза» оказалась удивительно интересным собеседником. Она рассказывала о детстве матери, которая пережила блокаду Ленинграда, о своей молодости, о школе – с такой любовью и юмором, что Кара забывала обо всём, то смеясь, то сдерживая слёзы.

В тот день, придя в гости, Кара застала Тамару Алексеевну в необычно возбуждённом настроении и не сразу поняла, в чём дело.

– Мы можем сходить на прогулку? – спросила женщина.

Кара удивилась. Сколько раз она предлагала той выйти из квартиры и пройтись хотя бы вокруг дома – начало лета в городе выдалось тёплым, бодрым, ярким, но Тамара Алексеевна всегда отмахивалась. Сегодня у неё влажно блестели глаза, дрожали пальцы, и, не дожидаясь ответа, она прошла в спальню, забыв про ходунки. Через пять минут на ней было надето шерстяное тёмно-синее платье с расклешённой юбкой, белоснежным воротничком и длинным рядом пуговиц-жемчужинок – немного кокетливое и жутко старомодное. Красная помада, смазанная в уголке губ, делала её лицо бледнее и острее, но главное – выдавала скрытое волнение.

Неужели эта железная леди умеет волноваться? Что за повод? Кара подала ей трость и легонько взяла под руку, встав с левой стороны. В этот момент что-то алое полыхнуло в проходе, ведущем в гостиную. Она вытянула шею, заглянула внутрь и не поверила глазам. На столике у дивана в массивной вазе стоял огромный букет красных роз.

– Что это? От кого?

Кара подумала на Тимура, но, когда перевела взгляд на Тамару Алексеевну, поняла, что ошиблась. Та вцепилась в набалдашник трости так, что побелели костяшки пальцев, и поджала губы. Ничего не ответила, лишь повелительно кивнула в сторону двери.

На свежем воздухе ей стало лучше. Прогулявшись до соседнего двора неспешным шагом, они присели на лавочку в тени берёзы.

– Это началось после смерти мужа, – вдруг заговорила Тамара Алексеевна, глядя сквозь листву на вечернее солнце. – Я осталась вдовой в сорок лет и с тех пор не посмотрела с интересом ни на одного мужчину. Но каждый год после смерти Булата девятнадцатого июня я получаю огромный букет роз, разных сортов, цветов, размеров. Не знаю от кого и не знаю, почему именно в этот день. Можно было привыкнуть, но это выбивает меня из колеи. Я с самого утра сама не своя, то ли жду этих проклятых цветов, то ли надеюсь, что тот, кто их посылает, наконец забудет меня или умрёт.

– И вы не подозреваете, кто это может быть? – с сомнением спросила Кара.

– Не имею ни малейшего понятия. А если бы узнала, надрала бы ему уши!

В голосе Тамары Алексеевны вновь зазвучали властные нотки.

– А что Тимур? Это не он?

– Смеётся надо мной. Не он.

– Но ведь это так…

– Романтично? Девочка, мне шестьдесят три года, я просто хочу спокойно дожить свой век и увидеть внука. Хотя бы одного! Но Тим… – Она тяжело вздохнула. – Не везёт ему с женщинами. Когда жена его бросила, он разочаровался, загулял, как кот мартовский. Он хороший, хоть и кажется грозным, бабы к нему липнут, а толку? – Тамара Алексеевна резко прервалась и, выпрямив спину, взглянула на Кару. – Так. Я болтаю всякую ерунду. Не вздумай сыну передать!

– А то что? Побьёте меня указкой?

Они посмеялись и решили, что пора возвращаться домой.

История о загадочном дарителе цветов не шла у Кары из головы. Щемящее чувство несправедливости и зря потерянных лет бередило душу, царапало, ныло где-то внутри. Она знала, что за этим стоит что-то важное, грустное и могучее, что-то способное перевернуть жизнь. В минуты особого напряжения, когда Кара погружалась в эти ощущения, ей виделся мужчина с усталыми глазами. Он так долго ждал, что давно должен был перестать верить, но он продолжал. Верить и любить.

– Привет. Нам нужно встретиться. Сможешь зайти сегодня вечером? Или завтра.

Она позвонила Тимуру и услышала, как по ту сторону динамика разлилась напряжённая тишина. Наконец он ответил:

– Что-то с мамой?

– Что-то с мамой. Но не переживай, речь не о её здоровье. Мне нужна твоя помощь в одном очень личном деле.

– Ты можешь выразиться яснее?

– Приедешь – расскажу.

– Милая, если ты просто хочешь меня увидеть, так и скажи, не стоит прикрываться мамой.

Он заигрывает или издевается?

– Милый, не дерзи и не воображай. Так что?

– Жди через два часа.

Все эти годы Кару окружали люди-невидимки. Мужеподобная начальница с ниткой чёрных усиков над верхней губой, забитая жизнью и мужем сменщица, тысячи покупателей, соседи-пьянчуги, случайные попутчики в автобусе или метро – никого из них она не хотела ни знать, ни видеть. Образы сливались в одну серую массу, скучную и монотонную, но её всё устраивало: чем меньше внешних раздражителей, тем лучше. За последний же месяц уже два человека совершенно случайным образом нарушили её покой. Тимур и Тамара Алексеевна. Сын и мать. Такие разные, такие похожие.

Кара не понимала, в чём их магия. Фактурные, выпуклые, живые, они шагнули в её тесный мирок, не спросив разрешения, и начали дёргать за ниточки чувств. Она испытывала сострадание, любопытство, гнев – и это пугало похлеще пяти лет полного безразличия ко всему. Ей нельзя привязываться к новым людям, нельзя впускать их в сердце. Она давно сделала выбор и ни за что на свете не откажется от одиночества.

Когда Тимур зашёл в квартиру, она заметила, что он сбрил бороду, но тяжёлый квадратный подбородок всё равно был подёрнут тёмной щетиной. Кара инстинктивно втянула воздух ноздрями. Запах мужчины, который весь день работал на стройке под жгучим солнцем, оказался таким знакомым и родным, что Кара покачнулась.

– Ты же начальник.

– Не понял.

– А впахиваешь как раб на галерах.

– Прости, не успел сходить в душ. Можно у тебя? Да ладно, я пошутил. Рассказывай, зачем звала.

Они расположились на кухне на привычных местах: Тимур на угловом диванчике, Кара – напротив него на табурете. Ей нравилось, как с его появлением любое помещение уменьшалось в размерах и превращалось в уютную берлогу.

– Ты знаешь, что каждый год девятнадцатого июня твоя мама получает шикарный букет роз?

– Ну да.

– А от кого, не задумывался?

– Наверняка какой-нибудь бывший ученик, которому она помогла поступить в МГУ.

– Брось. Цветы начали доставлять сразу после смерти твоего отца. Это не может быть совпадением.

– Ты уже и про отца в курсе? Быстро вы, женщины, входите в доверие друг к другу!

– Я сейчас не об этом. Послушай, есть мужчина, который любит твою мать. Любит давно и безнадёжно. Помоги мне найти его. Пусть они встретятся. Тамара Алексеевна заслуживает счастья!

Тимур набычился. Скрестил руки на груди, взглянул исподлобья и рявкнул:

– Женщина, успокойся! Моей матери никто не нужен.

Кара разозлилась:

– Ты решил так, потому что никто не нужен тебе?

Он резко встал, едва не перевернув стол, и рванул к двери.

Кара тихо выругалась. В который раз её подвёл язык и вместо союзника она приобрела очередного врага.

* * *

Ей не спалось. Находясь в плену мучительной полудрёмы, Кара никак не могла нырнуть в спокойное забытьё. Перед закрытыми глазами мелькали смутные образы: яростно полыхнувшие глаза Тимура, его удаляющийся силуэт, тоскливый взгляд Тамары Алексеевны и её дрожащие руки. И снова незнакомый мужчина, уходящий вдаль по серой пустынной улице. Она должна сделать всё, чтобы вернуть его в настоящее.

Оглушающий стук в дверь вырвал её из полусна. Сердце забилось в такт ударам. Кара подскочила, накинула халат и бросилась в коридор. Не посмотрев в глазок, распахнула дверь. На пороге стоял Тимур.

– Маме плохо. Быстрей!

Она рванула за ним по лестнице.

– Скорую вызвал?

– Да.

Тамара Алексеевна неподвижно лежала на диване в гостиной. Голова на подушке, руки вдоль тела. Мертвенная бледность заливала лицо. Под сорочкой не проглядывалось ни дыхания, ни биения сердца. И только слабое свечение, тоньше миллиметра, окутывало тело, сообщая о том, что женщина ещё жива.

Кара аккуратно присела рядом и положила ладони ей на грудь. Почувствовала болезненное жжение. Закрыла глаза и начала впитывать в себя это ощущение. Руки горели огнём. Суставы начало ломить. Боль поднималась выше, охватила плечи, шею, сдавила горло. Казалось, ещё немного – и она взорвётся внутри, как бомба. Почти теряя сознание, Кара сделала глубокий вдох и резко выдохнула.

Открыла глаза, поморгала. Всё прошло, словно кошмарный сон. Тамара Алексеевна повернулась на бок, легонько застонав, но на её лицо вернулись краски, мышцы расслабились, дыхание стало глубоким и ровным. Она спала.

Кара попыталась встать, но сил не хватило, и она рухнула бы на пол, если бы Тимур не подхватил её. Он крепко сжал объятия, переводя взгляд с матери на женщину, которая только что сотворила что-то непостижимое. Его прикосновение оказалось тёплым и сильным, но не пугающим, а успокаивающим, наполняющим энергией. Кара впитывала эти ощущения каждой клеточкой тела. Но мозг уже бил тревогу: бежать!

Звонок в дверь заставил Тимура выпустить её. Приехала бригада скорой помощи. Фельдшер задал несколько вопросов, померил больной давление, посоветовал обратиться к кардиологу и попрощался. Тамара Алексеевна спросонья сердито ворчала:

– Что вы тут устроили? Я прекрасно себя чувствую! Подумаешь, прикорнула на диване, в моём возрасте это нормально.

Тимур отвел мать в спальню и вернулся к Каре. Пережитое волнение не оставило на нём следа, но страх всё ещё прятался в глубине сердца. Она чувствовала, как оно сжимается и разжимается, пытаясь восстановить привычный ритм.

– Как ты это сделала?

Он посмотрел на неё пристально, так, что соврать невозможно. Но разве сумеет она сказать правду? «Я потомственная ведьма, от матери и бабушки мне передались способности, забытые другими людьми». Если она произнесёт что-то подобное, он, рациональный, расчётливый, приземлённый, просто поднимет её на смех. Проще молча выйти за дверь и никогда не возвращаться.

– Никак. Тамара Алексеевна – сильная женщина, она справилась с приступом сама.

Тимур ударил кулаком в стену так, что под обоями зашуршала посыпавшаяся штукатурка, но ни одного ругательства не сорвалось с его губ. Он не стал уличать её во лжи. Развернулся с потемневшим лицом. Глубоко вдохнул и расслабил руки.

– В любом случае спасибо. Не знаю, что ты на самом деле сделала, но за минуту до твоего появления я был уверен, что мама умирает. Мы просто сидели, разговаривали, а потом она ушла в комнату и не вернулась. Когда я заглянул туда, она лежала на диване, словно неживая. Понимаешь, она мой единственный родной человек.

Он подошёл ближе и взял Кару за руки. Порыв отшатнуться и желание обнять его рвали на части. Она застыла, боясь сделать лишнее движение.

– Я был не прав, – прошептал Тимур, и у неё пробежали мурашки по коже. – Насчёт всей этой истории. Так ведут себя маленькие дети, которые считают, что мама принадлежит им целиком и полностью. Давай попробуем отыскать этого человека и, если будет хоть какой-то смысл, расскажем ей.

Кара кивнула, медленно высвободила руки и пошла домой. Буквально рухнула на кровать и провалилась в сон за считаные минуты.

Под водопадом

Когда Марко попросил отвести его туда, где не бывает туристов, Аня насторожилась. Небрежный тон, лёгкая ухмылка, а в глазах – едва сдерживаемое нетерпение вперемешку со страхом.

– Ты ведь знаешь такое место? Я хочу увидеть что-то совершенно особенное, недоступное чужим взглядам. Возможно, где-то неподалёку отсюда…

Похоже, он решил взять Аню на слабо. Поддавшись азарту, она загадочно улыбнулась и ответила:

– Разумеется. Выходим завтра в семь.

– Что нам понадобится? Удочки, ружьё?

– Ничего такого. Мы просто посмотрим на красоту.

Утро блестело янтарными бликами, влажная трава приятно пружинила под ногами, а воздух был свежим и сладким. Аня взглянула на чистое небо и удовлетворённо кивнула самой себе: погода позволит им увидеть Каменную Слезу во всем великолепии.

Они пошли вверх по ручью, миновали пастбище, преодолели крутой подъём в гору. Скоро тропинка прервалась, уступив место высокой траве и острым выступам, растущим прямо из-под земли.

Марко шагал бодро и энергично, явно получая удовольствие от каждого движения. Казалось, его поджарое тело не знает усталости. Когда Аня предложила сделать привал, он разочарованно скинул рюкзак.

– Чего хочет женщина, того хочет Бог.

– У меня такое чувство, что мы поменялись ролями. Ты – мой проводник, а я – турист-новичок.

– Ты забыла, что я вырос на севере Италии. Горы – моя родная стихия.

Глядя, как Марко уплетает бутерброды и прикладывает к губам кружку с чаем, Аня подумала, что он всё делает со вкусом и страстью: ест, пьёт, любуется природой, рассказывает истории. Рядом с ним хотелось жить на полную катушку, смеяться во весь голос и наслаждаться каждой секундой каждого дня. Так заманчиво и так страшно.

Ей казалось, что в его присутствии она вела себя как восемнадцатилетняя дурочка: то болтала без умолку, ощущая небывалый всплеск эмоций, то начинала ворчать и выражать недовольство по пустякам. Иногда, ловя на себе ироничный взгляд зелёных глаз, в которых пляса ли смешинки, Аня замирала от горячего, раздражающего жжения в груди. И как его усмирить, было непонятно. Помимо её воли воображение оживляло картинки из сна: руки, пальцы, кожа, собственное бессилие. Тогда она просто отворачивалась и отходила подальше, пытаясь успокоить трепыхающееся сердце и отвлечься от навязчивых мыслей.

После остановки путь стал трудным: приходилось карабкаться по камням, вымерять каждый шаг, хвататься за уступы. Марко вызвался идти впереди, подавал ей руку, крепко перехватывал за предплечье, страховал на самых крутых подъёмах. Он словно знал, куда идти, и с каждым метром его нетерпение нарастало.

Оказавшись у цели, он остановился. Со скалы высотой метров в семь падал поток воды, и капли, разбиваясь о камни, создавали в воздухе невесомую искрящуюся вуаль. Шум стоял такой, что закладывало уши. И когда Марко что-то произнёс, не отрывая взгляда от водопада, Аня не смогла разобрать слов. Она подошла ближе, тронула его за руку и показала в сторону, приглашая последовать за ней.

Несколько лет назад её привёл сюда Дима.

– Это теперь твоё, – заявил он.

– Ты хочешь сказать…

– Да, водопад находится на территории нашей фермы. Но самое интересное не здесь, а за ним.

Аня приходила сюда много раз. Одна, с Димой или Никитой. Скоро, когда Артём подрастёт, они поднимутся все вместе. Но самое первое впечатление об этом месте она хранила глубоко в сердце. Это случилось вскоре после того, как она переехала на ферму и, пребывая в полной эйфории, купалась в любви. Дима сказал, что это место исполняет любые желания. Ошалевшая от восторга, Аня крепко его обняла, зажмурилась и загадала, чтобы у них родился сын. В тот миг, она хорошо помнила, по краю сознания проплыл образ Никиты, то ли укоряя, то ли благословляя. Не прошло и года, как они усыновили мальчика, а вскоре родился Артём.

Аня почувствовала укол ревности, как будто кто-то вынудил её поделиться сокровенным с чужим человеком. Кто, если не она сама? По крайней мере, вернувшись домой, за тысячи километров от Алтая, Марко никогда не пожалеет, что побывал здесь. В этом она была уверена.

Обогнув водопад с правой стороны, Аня прошла по скользкому каменному выступу. Взвизгивая от быстрых ледяных капель, которые моментально промочили одежду, они с Марко оказались в светлой сухой пещерке. Вход, занавешенный грохочущим потоком воды, напоминал по форме каплю. Вот почему Дима назвал водопад Каменной Слезой.

– Невероятно!

– Что?

Аня попыталась перекричать шум водопада, и тогда Марко подошёл к ней вплотную, так, что она почувствовала запах его влажной рубашки и ещё что-то остро-сладкое, с привкусом возбуждения, и повторил:

– Это невероятно!

Его глаза потемнели, превратившись в глубокие изумрудные омуты. Он схватил её за плечи, притянул к себе и поцеловал. Она оцепенела на секунду. Пустая голова, пустое сердце. Но руки сами упёрлись в его грудь и резко оттолкнули. Марко даже не заметил. Словно пьяный, расхохотался и закружился на месте.

– Спасибо! – проорал он. – Это то самое место!

Дима гнал Серегу вперёд, забыв, что конь уже не так молод и резв, как в то время, когда на него села Аня, впервые оказавшись на ферме. Но друг не подводил. Ритмично бил копытами, взрывая дёрн, дышал в такт хозяину и слушался малейшего движения. Если бы можно было выветрить из головы дурь, которая лезла туда в последнее время, Дима скакал бы до изнеможения, но сияющий утренний простор и холодный рассветный ветер не остужали горячей крови в его в венах.

Когда Аня уехала с Марко на Марс, Дима не испытал ни малейшего беспокойства: жена не раз возила туда туристов, и никогда ничего не приключалось. Вернувшись вечером, он не застал её дома. Марья Михална уложила Артёма спать и шёпотом сообщила, что ни Аня, ни итальянец не возвращались.

Быстро и без удовольствия поужинав – тревога уже начала сжимать его желудок холодной хваткой, – Дима несколько раз набрал номер Ани. Он знал, что там нет связи, но всё равно пытался. Вдруг они возвращаются назад? «Абонент временно недоступен». Может, села батарея? Но Аня всегда внимательно следила за тем, чтобы оставаться на связи, брала с собой пауэр-банк, да и в машине телефон можно зарядить. Неужели что-то случилось?

Когда стемнело, Дима, сжав челюсти, прыгнул в «делику» и рванул в горы. Он не представлял, как будет искать автомобиль Марко в кромешной тьме, и надеялся только на то, что они доехали до места и припарковались там, где положено. Чем ближе он подъезжал к Марсу, тем отчетливее становилась накатывающая паника.

Он искал их почти до рассвета. И когда в свете фар вспыхнул контур серебристого «ниссана», выжал газ до упора, рискуя слететь с крутого подъёма. Какого чёрта они забрались сюда, словно двое влюблённых, ищущих уединения? Аня выскочила из машины в джинсах и майке, сквозь которую просвечивала грудь. Дима чуть не застонал: то ли от облегчения, то ли от надвигающегося ужаса.

Он не смог обнять жену, лишь уловил знакомый запах её волос и тела, когда она уткнулась в его грудь: тёплый, сладкий, влажный. Нужно было что-то спросить, сказать, вспылить, в конце концов, но Дима лишь помог завести непонятно как севший аккумулятор «ниссана», усадил жену в свою машину и поехал домой, чувствуя, как мир вокруг начинает трескаться и крошиться, словно сухое печенье.

Они никогда не ссорились по-настоящему. Дима привык говорить прямо, если ему что-то не нравилось, Аня дулась, но быстро оттаивала. В большинстве случаев она соглашалась с его мнением и незаметно исправляла ситуацию. Он помогал ей с детьми, когда видел, что жена впадает в панику или устаёт, успокаивал, когда она отчаивалась, поддерживал, как мог. Изредка она сетовала на то, что Дима много работает и мало бывает дома, но обычно держалась молодцом.

Он знал, что ей непросто. Резко поменять образ жизни, переехать из города на ферму, отрезать прошлые связи, почти ни с кем не общаться – такое не каждому по плечу. Но также знал, что она счастлива. Дима видел это в её глазах и улыбке, когда она смотрела на закат, стоя на крыльце их дома, обнимала сыновей, таяла под его ласками в постели.

У них всё было хорошо, но притаившаяся в глубине сознания мысль о том, что Аня жалеет о переезде, так или иначе всплывала на поверхность, царапала душу, мучила в минуты раздумий. Дима понимал одно: если она захочет уехать, он отпустит её и детей, не говоря ни слова, но тогда вся его жизнь потеряет смысл. Он не сможет во второй раз начать всё заново.

На следующий день после поездки на Марс Аня вела себя странно: молчала или отвечала невпопад, то и дело погружалась в собственные мысли. Её лицо, которое он знал как свои пять пальцев, сделалось отрешённым и чужим. А ещё иногда, Дима был готов поклясться в этом, в глазах жены проскальзывал страх.

Времени поговорить по душам не нашлось. Точнее, он убедил себя, что нужно дождаться подходящего момента, когда дети лягут спать, а в доме воцарится тишина, но по вечерам переступал порог уставшим до изнеможения и чувствовал себя неготовым к разговору. Боялся, но не признавал этого.

Измотавшись вконец, Дима решил, что так больше нельзя. Пораньше загнал овец в овчарню – завтра догуляют, заторопился к дому, но, оказавшись на крыльце, обернулся, словно почуял холод, коснувшийся спины. Из гостевого домика вышла Аня.

Через минуту на пороге нарисовалась стройная фигура Марко. Он небрежно прислонился к дверному косяку и послал ей вслед воздушный поцелуй. На расстоянии в пятьдесят метров Дима не мог видеть выражения его лица, но был готов поклясться, что на губах итальянца играла обворожительная улыбка.