Текст книги "Взросление"

Все совпадения с реальными людьми случайны

Взросление

Когда я смотрю на свою четырнадцатилетнюю Марусю, плавающую всей мощью молодой души в виртуальных мирах интернета, мне хочется удариться в воспоминания.

Почему же удариться, словно это больно и неожиданно? Как будто ты бежал, спешил куда-то, а потом споткнулся, наткнулся на что-то, что мешало бежать дальше…стоишь и потираешь ушибленное место и тебе больно. А больно быть не должно, потому что есть только день сегодняшний и «хлеб наш насущный дашь нам днесь»!

Мне часто снится, что все мы поднимаемся по ступеням на небеса все выше и выше, от земли на небо бесконечность лестниц, мы идем каждый по своей лестнице, ступени на самом верху спрятаны в облаках, а те, что внизу у земли рассыпаются и лестницы будто бы висят в воздухе, но мы не замечаем пропасти под нами и продолжаем шагать вверх.

Воспоминания, как бусы рябиновые, нанизываешь сам на нитку одно за другим. Так и 1996 год, год моего поступления на факультет прикладной математики и механики в университет, а он-то был один единственный тогда в Воронеже, остальное – институты. Начало второго курса, 1998 год и дефолт, не успели продать квартиру маминых родителей до! Зато после потянули компьютер на вырученные от продажи квартиры деньги. У меня и еще одного одногрупника был… Все завидовали тогда, приезжали домой, чтобы вместе лабораторные писать, мечтали стать крутыми программистами.

Осень, после второй пары большая перемена, университетская площадь пуста, только троллейбусы зацепились рогами за серые облака, отдыхают… здесь конечная. Две длинных очереди за пирожками, в одной любители с повидлом, в другой ливера, столовая не работала. Ноябрь хмурый и тревожный исподлобья глядит. Мы смеемся, пар изо рта, вдыхаем запах жареных пирожков, ждем своей очереди и слюни сглатываем, а потом хватаем уже красными пальцами, судорожно жуем и с набитыми ртами несемся в аквариум, так холл прозвали университетский, боимся на третью пару опоздать.

И снова первая пара, поточная лекция, любимый математический анализ, абстракция и запредельная чистота, строгость высокой математики…кто смог к 8 утра окончательно проснутся, тот ощущает. У некоторых голова падает прямо на грудь под мерное постукивание мела по доске, лектор выводит формулы. Главный корпус на самой высокой точке Воронежа, большая аудитория на четвертом этаже, виден Чернавский мост через водохранилище, левый берег, в окно дождь ноябрьский барабанит, капли по дорожкам бегут, очертания домов на берегу левом стирают…Водохранилище черное, бескрайнее, речку Воронеж когда-то поглотило, неживое какое-то оно… А внутри у меня наоборот струна натянута, кажется тронь ее, запоет и лопнет! Внутри что-то бурлит, как только в 18 лет может бурлить, хочется вскочить прямо на парту и побежать, а потом полететь над черным водохранилищем…

*** *** ***

Подъезд в хрущовке, узкие пролеты, стены темно зеленой краской выкрашены, запах борща и жареной рыбы. Познакомилась с компанией ребят – неформалов, общаемся прямо тут на первом этаже, они курят, смеются, обсуждают предстоящий фестиваль альтернативной музыки в Воронеже, а еще выстреливают названиями воронежских команд Вероятность контроля, Молотов Коктейль… Завороженно слушаю, дико стесняюсь своей невежественности. Приглашают на репетицию в подвал на следующей неделе. Как дожить, что одеть? Бегу домой, в висках БГ стучит:

«Мы стояли на плоскости

С переменным углом отражения.

Наблюдая закон,

Приводящий пейзажи в движения…»

Едем в трамвае, солнце яркое, пронизывает изнутри, за мутным окном деревья желто-красным пестрят, окно приоткрыто и тянет немного пылью, немного дождем, становится вдруг тревожно, словно что-то уходит, а что – не понять, не узнать! На мне ярко-голубой мамин свитер, растянутый и сто раз вязанный вновь, куртка кожаная, полгорода в таких ходило, на толкучках покупали, отец премию какую-то получил за научные труды… Скоро выходить, жадно ловлю, чтобы не пропустить, все, что обсуждают ребята, Всё новое, будоражащее – пост-панк, готик-рок, названия, названия групп. Надо успеть все впитать, переспрашивать стыдно, интернета еще нет!

*** *** ***

В подвале старого дома в юго-западном уже гитары настраивают, тесно, накурено, садимся на импровизированные стулья – ящики. От первых аккордов все внутри рушится и вновь рождается, созидается, а потом себя на атомы разбираешь и вновь создаешь!

Вокалист Карась – Женька Карасев, харизма, бешеное обаяние, правильные черты лица, виски бритые, он лидер с полным отсутствием слуха и голоса. Скрипнула дверь, очень шумно, Карась продолжает электрогитару настраивать, но все повернулись – Наталья пришла, она неведомых высот для меня – девушка –барабанщица, одна такая на всю Воронежскую тусовку, большая честь для Карася, что согласилась порепетировать с ними. Возможно на грядущем концерте за барабаны сядет именно она. Наталья – скромная и свободная… невысокая, волосы вьются, свободная от всего ненужного… от наших взглядов, от резкого хохота Карася, от звуков плохо настроенной гитары. Впорхнула за барабанную установку и вся в ритмах и ударах палочек своих растворилась. А ритмы многим навеяны и все, что звучит – влияние на нас мощной волны пост-панка и готик – рока. Жадно глотали все, чем Великобритания на нас дохнула – Баухас (Bauhaus), Джой Дивижн (Joy Division), Сиукси (Siouxsie and The Banshees) и поток других, всех, кто учил быть, звучать и мыслить именно так. Это звучание наполняло изнутри, струны наши готовы были к этому звучанию, и они ждали именно его…так совпало… Эффект резонанса произошел и выстрелил в Воронеже многими потрясающими командами (одна из них Молотов Коктейль), событиями, героями, клубом Фидбэк недалеко от цирка, а потом и созданием первого в России готик-рок лейбла…но об этом чуть позже…

После репетиции торопимся на трамвай, после духоты подвала, осенний холодный воздух хочется жадно глотать, такой он вкусный. Карасю и еще нескольким ребятам со мной по пути, Наталья прощается с нами, живет в другом конце города. В вагоне пусто, только наша компания, Карась шутит и пытается пересказать фильм Тарантино, я про него еще не слышала тогда… Смех немного хриплый, когда смеется, волосы падают на лоб. Ребята от него не отрывают глаз, настолько заразительный смех у Карася. Много лет спустя у него умрет жена от передозировки… Он останется с маленьким сыном… А пока только холодный осенний ветер в окно бросил желтый кленовый лист, вагон подрагивает и мы точно знаем, как жить.

*** *** ***

Первый для меня концерт, мини рок-фестиваль «Выхода нет!» в ДК «Луч». Захожу в холл, сердце бешено колотится, чуть опоздала. Музыка гремит, в холле не протолкнуться, все курят прямо здесь, на стенах афиши «Выхода нет!».

Пробираюсь в зал, параллельно натыкаясь на компанию, пересекались в подвале на репетициях. Склярики, он и она, они не женаты, но все их так называют, по его фамилии Скляров. Рита – фанатка Сиукси, чем-то похожа на нее, возможно макияж… протягивает сигарету, нет…я не курю… Рита затягивается так, как только умела она одна. Глаз не оторвать было от нее в этот миг, как будто в этой затяжке весь смысл и знает его только она, наверное, поэтому ее и полюбил Склярик, который до сих пор этого смысла по-настоящему и не раскрыл. Рита высокая, крупная брюнетка, очень стильная, всегда потрясающе вязала себе сама, а Женька Склярик худощавый, неуклюжий, когда улыбается на Приемыхова похож.

Со временем подружилась с ними. После шестой пары в универе покупала батон и ехала к ним в Северный. Они жили в доме, рядом с автовокзалом, бывший немецкий барак, туалет один на этаж и комнаты, похоже на коммуналку, но не она… У Риты всегда варенье было вишневое, после шести пар есть ужасно хотелось. В комнате Скляриков только кровать старая пружинная и две табуретки с зеленой чуть облупившейся краской. Стулья сдвигаем, дымящийся чай, батон и вишневое варенье и снова Сиукси. В комнате очень сыро, Рита открывает форточку, закуривает и тонкую струйку дыма устремляет в форточку. Смеемся над Женьком, неуклюже извивающимся под музыку…

*** *** ***

Сейчас непонятно, как мы втроем могли сидеть часами на спуске к водохранилищу от Художки (так в городе называли художественное училище), спуск крутой, заросший, неухоженный, дикий какой-то… Встречались по выходным в центре, Склярики всегда раньше приезжали, Ритка хватала меня под руку, и мы шли к нашему спуску, а Женек сзади плелся как будто сам по себе, так почти всю осень провели по выходным на этому спуске… просто сидели на сломанном старом дереве, смотрели на водохранилище, проезжающие внизу машины, Ритка курила, шутила над Женьком и Карасевым, которого знала очень давно, обсуждали новый альбом Сиукси и вдыхали только наш уходящий осенний воздух… Наверху частный сектор, жгут листву… Пахнет дымом и немного слезятся глаза… Они потом поженятся, лет через десять, наверное, единственная пара из тусовки, ставшая семьей, будет двое детей, много ссор, непонимания, легкости уже не будет…но все же вместе…

*** *** ***

После пар впервые отправляюсь в клуб Фидбэк, знаю, что рядом с цирком, знаю, что культовое для Воронежской тусовки место, где проходят концерты, зависают небожители по моим меркам. Повод – купить кассету группы Баухаус. Питер Мерфи – великолепный британец, вокалист Баухаус, глубокий баритон, глубокое звучание мысли, чувства, Баталов в молодости, крестный отец готик-рока. Знаешь Питера Мерфи, и тогда, возможно, один из небожителей Фитбэка оторвется от своего маникюра, и даже продаст тебе кассету.

Один из этих небожителей, ничем Мерфи не уступает, а может даже и чем-то превосходит… Ну по крайней мере для Воронежской тусовки точно! Это сам Виталий Рыбальченко – Рыба. Вот уже точно – крестный отец воронежской готик-рок тусовки. Про Рыбу можно бесконечно писать и все будет правда и будет сага.

Ступеньки крутые, подвальное помещение, полумрак, Виталий восседает за прилавком и пилит длинные ногти, волосы радикально черные, виски бритые, близко посаженные глаза, нос крупный с горбинкой, невысокий. Хотя так может казаться, ведь он сидит, ссутулившись, поглощен идеальной формой ногтя на указательном пальце. Само величие и естественность. Очень некрасивое красивое лицо. Я готова сквозь землю провалится, на мне все не то и не так, ну, не вписываюсь я в интерьер Фитбэка никак, на мне перешитое мамино пальто, пестрое и какое-то в стиле хиппи. Ни макияжа, ни брутальности. Только что-то про Баухаус лопочу.

Потом несколько лет спустя, когда вошла в круг вторых, третьих друзей, Рыба с упоением нас всех одевал, рылся в секонд-хендах и правил наш имидж. Эстет до мозга костей во всем, и именно поэтому классный д

...

конец ознакомительного фрагмента