Текст книги "Конструктор миров: Новый виток. Том 6"

Глава вторая. Окрыление

Тяжёлая дверь поддалась не сразу, даже господин Шорт напрягся, дабы её открыть. По ту сторону, словно подземелье, распростёрлась совершенно иная лаборатория. В неё не проходил дневной свет, всё было освещено множеством ламп и свечей, но и они открывали вид на совсем ужасные вещи. Огромное количество клеток с буйными птицами. Они кричали, бились о железные прутья, их перья опадали вниз, смешивались с грязью и пылью на каменных плитах. Это совсем не походило на ухоженную лабораторию, здесь, казалось всё таким обжитым, словно никто не выходил за пределы, не видел солнечного света. Один взгляд на птиц, которые жались в угол от света, махали широкими крыльями и оглушали возгласами, холодил кровь в жилах. Граф и виконт не могли и представить подобного обращения с животными, такое варварское, но в то же время неизбежное. Первый нервно закручивал ус, другой озирался по сторонам, всё же они не каждый день лицезрели подобное. А запах здесь стоял и того хуже, душный и проникающий во все клеточки тела, он словно одеялом укрывал всю комнату. Он казался кислым и горьким, отчего даже желудок сводило.

Повсюду были разбросаны листья бумаги, на которых судорожным почерком выведены буквы, писавший их явно спешил, будто открывал новую истину. Столы тянулись строгим рядом по всей лаборатории, на стенах стояли полки с разными пробирками, они были заляпаны в крови, под ними находился умывальник и вереница подносов с инструментами, которым требовалась чистка, от них несло гнилью и кровью. Рядом лежали грязные платки и полотенца. Большие листья бумаги кнопками были прикреплены к стене, на них подробно были изображены мышцы, сухожилья и суставы человека и птицы. Рядом стояли ещё шкафы, сверху стояли скелеты птиц, они всё ещё сохраняли засохшую кровь. На столах, помимо инструментов, лежали части птиц, их крылья, клювы, глаза в пробирках с жидкостью, вырванные органы также плавали в банках, целые суставы на подносе, верёвки сухожилий на микроскопе. А самое главное, что среди этого безумия в чёрных мантиях прятались останки человека.

Совсем целый скелет, а также гниющая плоть, пальцы, суставы, сухожилия, органы. Здесь учёные изучали всё строение человека заново, думали, что их гений заметит нечто совсем новое, они ставили опыты и выявляли совместимость. Но всё это помещение пусть и было полностью обставлено инструментами, образцами и материалом, казалось брошенным, поскольку света здесь было мало.

Прямо из-под чёрной ширмы доносились голоса и свет от огня.

– Господа, это наша истинная лаборатория, – сказал господин Шорт, доставая из шкафа благоухающие травы. – дабы запах вас не стеснял, я предлагаю несколько лепестков мяты и жасмина. Так вот, это место колыбель новых открытий. Мы верим, что сможем создать новое разумное существо, ради этого мы выкупаем анонимно тела умерших, правда приходится находить совсем ненужных молодых людей, вылавливаем разных птиц. Позвольте, я прекрасно понимаю, что выглядит это отталкивающе, но всё это ради науки! – директор рьяно жестикулировал, обводя всё помещение вокруг руками.

– Где же все, господин Шорт? – спросил господин Уна, осматривая документы и книги по биологии.

– Они совсем рядом, видите ту ширму, истинные опыты происходят там, – показал рукой на другую комнату директор. – здесь же мы только готовимся к ним, подготавливаем базу, новые теории, также мы ждём новый материал, но время зря не тратим, эти мгновения мы ищем новые книги, а также проверяем догадки. Этот процесс очень увлекателен, прошу заметить, но и очень затратен, именно сюда уходит большая часть бюджета.

– Вы не боитесь порицания, господин Шорт? – спросил господин Мур. Граф видел много людей на своём пути, встречал настоящих безумцев и гениев своего времени, но никто не холодил кровь, как этот человек. То, чем он и его специалисты занимаются выходит за рамки человеческого. – по вашим словам, вы буквально умерщвляете ещё живых людей.

– Верно, но мы ищем только тех, по кому никто не будет лить слёзы, такие люди не нужны нашему обществу, тем более, если они не несут пользы, – ответил господин Шорт.

– Но это бесчеловечно, – заметил виконт.

– Возможно, но, боюсь, всем учёным приходится сталкиваться с этим выбором, – грустно ответил директор, отворачиваясь от гостей, тени залегли под его глазами. – мы занимаемся важным делом, мы находимся на пороге открытия, господа! Вы же тоже хотите стараться на благо общества.

– Чем же поможет ваш проект людям? – спросил озадаченно господин Уна. Господин Шорт немного запутался, хоть он и хочет казаться истинным учёным и работником, но занимается крайне ужасными делами. Виконт хотел бы познакомится с проектом, прежде чем выносить вердикт.

Вся комната кричала о безумии, о боли тех, кто заканчивал здесь жизнь. Все эти работники тратят множество времени, чтобы добиться своего, но какой ценой это обходится? Когда они достигнут цели, когда посмотрят назад, на весь пройденный путь, прозреют ли они, пожалеют ли? И истина в том, что такие люди далеки от сострадания, они охвачены своим желанием, не замечая, как по рукам уже струиться кровь. Неужели все учёные проходят через этот путь?

– Пройдёмте за мной, ваши сомнения тут же исчезнут, – сказал господин Шорт, улыбаясь своим гостям. Улыбка эта была такой же фальшивой, как у многих людей.

За ширмой скрывался короткая арка, переходящая в другую комнату. Потолок здесь был высоким, сводчатым, с него свисали железные круглые люстры. У кирпичных стен стояли деревянные стеллажи с множеством образцов и банок. Инструменты на подносах также украшали деревянные обтёсанные столы. Некоторые имели кожаные ремни, будто учёные удерживали кого-то, совсем рядом с ними выделялись глубокие царапины от ногтей.

Учёные здесь ходили словно призраки, в белых халах и перчатках, с масками на лицах и такими же благоухающими травами, будто они сами терпеть не могли этот гниющий запах. Здесь на столах совсем открыто лежали расчленённые тела, большинство не имели голов, за место были пришиты головы птиц, словно учёные здесь занимаются не наукой, а подменой статуй в музеях. И выглядело это ювелирно, но ужасно, они буквально сшивали позвоночник человека с птичьим, но похоже ни к чему не приходят. Таких тел было много на столах, а также просто брошенных в тёмном углу. На стенах также находились бумаги с рисунками, а на цепях висели клетки с запуганными птицами, похоже здесь творятся дела ещё ужаснее, главной особенностью были пилы, совсем острые и грязные от крови.

Учёные, похожие на мясников, они совсем походили на животных, что брезгливо вытирают руки от крови, их настроение зависит от успеха опыта, интересно, а как они живут вне лаборатории? Как они могут спокойно спать и не видеть этой залитой кровью картины?

– Господа, это и есть тот проект, – начал господин Шорт, но его прервали.

– Что вы творите! – воскликнул господин Уна, сжимая кулаки.

– Успокойтесь, виконт, – прошептал на ухо граф, кладя руку на плечо товарища. Его хватка была крепкой, но выдавала дрожь, вовсе не от страха, а от гнева.

– Господин Шорт, постарайтесь объясниться, – проговорил сквозь зубы господин Уна, он часто дышал, медленно успокаиваясь от всей картины из потрясений.

– Конечно, господин Уна, я и мои учёные, как я уже упоминал, готовимся представить обществу новое существо. Этим мы докажем, что человек способен творить себе подобных, таких же разумных созданий, мы обходим закон природы, показывая этим, что наш человеческий гений сильнее – вдохновенно ответил господин Шорт, его глаза словно горели во тьме сильнее, чем огни свеч.

Виконт хотел было что-то сказать, но господин Шорт опередил его.

– Как известно, природа порождала довольно много самых различных живых существ. Часто находились огромные кости, которые в античности считались останками героев времён Троянской войны, либо останками гигантом, которые упоминаются в Библии и погибли при Всемирном потопе; на территории Китая же они считались останками мифических драконов.

Впервые бедренная кость одного из этих существ была описана ещё в 1677 году профессором Робертом Плоттом в его «Естественных историях Оксфордшира», который он счёл за гость грешника времён того же Всемирного потопа. Уже в 1808 году барон Жорж Леопольд де Кювье описал иную разновидность огромных костей как ископаемые новых видов крокодилов. И чуть раньше, сам барон в 1801 году предположил существование летающего ящера – птеродактиля, а в 1821—1822 годах, господин Конбери описал ихтиозавра, плезиозавра и мозазавра. Так и была начата наука по изучению древней фауны, в том числе и динозавров.

Уже сегодня нам известно достаточно многое об этих существах, ведь начиная с 1824 года, когда господин Уильям Баклэнд доложил в королевском обществе, вместе с бароном Кювье об открытие «гигантского ящера» 1818 года. В 1825 году хирург Мантелл открыл уже Игуанодона, а 1833 году гилеозавра. С 1842 года благодаря биологу Оуэну мы называем их динозаврами и с того же года знаем о существовании завроподов, первым представителем среди которых является цетиозавр. И вот уже в прошлом году, то есть в 1858, был открыт гадрозавр, один из первых динозавров, обитавших на территории Америки.

Но не это главное, господа, интересное другое. То, что делала матушка природа с этими могущими существами, то есть создавала их сильными, огромными и крайне полезными, если бы их можно было приручить и использовать, мы можем наблюдать и среди иных существ. В этом ряду очень даже выделяются гарпии, а уже среди них орлы Хааста. Действительно удивительные существа – самые крупные хищные птицы из когда-либо обитавших.

Один лишь их вес от 10 до 14 кг, а размах крыльев доходит до 2,6 метров, что даже больше, чем у южноамериканской гарпии. Как мы предполагаем, они обитали на Южных островах Новой Зеландии. Те самые острова, некогда открытие нидерландцем Тасманом. Более того, я скажу, что эти удивительные существа класса птиц, отряда ястреб-образных, семейства ястребиных, рода длиннохвостых орлов создают отдельный вид, ныне погибший. И максимально подходящими по размерам, как мы можем полагать, являются птицы – белоголовые орланы.

Да, соглашусь, они в разном роду, белоголовые в роду орланов, а Хааста в роду длиннохвостых орлов, но во всём остальном, как вы можете заметить они вполне подходят, поскольку остальные представители в этом роду Хааста на удивление карлики. По этой причине мы решили сделать следующее, если эти два вида так подходят, кроме того, вид Хааста имеет целый ряд преимуществ, не превратить один в другой. Тем самым достаточно вывести хотя бы одного или двух представителей, если же он будет один, то мы сможем использовать его материал или производить такие операции вновь и вновь, либо если это будет пара, то они сами смогут размножаться.

Более того, было бы превосходно, если бы он обладал мозговым аппаратом схожим с человеческим. Мы проверили подобное на кошках, собаках, хомяках и прочих, хоть довольно часто животные погибали при контактировании чужеродной части мозга, но также были и случаи, когда части вживались. Поэтому здесь есть трупы людей, они недавно погибли и могу вас уверить, что обществу они вовсе не пригодятся, поэтому лучшая их функция – расходный биоматериал.

Тела людей были в плохом состоянии, будто про них вовсе забыли. Господин Уна заметил, что из этого помещения нет других выходов, только один. Были здесь и скелеты, закрепленные на нитях, как образец. А также кругом пахло не только смертью и кровью, но и спиртом. В банках хранились сухожилья и органы в специальной жидкости и имели этикетки, их подробно показали гостям. Всё в атмосфере комнаты напоминало еле бьющееся сердце, работа шла медленно, но энтузиазм учёных никуда не исчезал, и это по-настоящему пугало.

Скелет птицы, которая была в лаборатории доктора Шорта

– Вся работа разделена на целый ряд этапов, – продолжал Шорт, – большую часть среди них мы прошли, но главное одно в результате мы сможем получить новый вид существ, которые могут работать гораздо дольше и чётко выполнять приказания, тем самым это будет не только превосходная рабочая сила, но и военная.

– Господин Шорт! – крикнул господин Амет Уна. – Ваши цели и ваши методы работы просто ужасны и невыносимы, мне даже не приходиться говорить о профессиональной этике.

– Простите виконт, но я бы посоветовал бы вам просто ознакомиться с работой профессионалов и не приводить лишних мнений, – сдерживая свою злобу говорил профессор Шорт.

– В таком случая я вам докажу, что можно создать новое существо, не прибегая к этим ужасным методам, господин Шорт, всего неделя, и я смогу вам его представить, – сказал виконт, наконец справляясь с эмоциями. Его вид был похож на хищника в засаде, такой же пронзительный взгляд и напряжение. Пусть и был внешне юн господин Уна, но его интеллект был внушительнее, а поэтому он решил доказать этим людям ошибочность своих действий.

– Господин Шорт, я даю на это разрешение и ручаюсь за своего подчиненного, – граф понял задумку своего товарища, но ни одна мышца не дрогнула на его лице, выдавая полное хладнокровие.

Господин Шорт молчал, его лицо изменялось в мгновения. Оно белело и багровело, но всё выражение выдавало крайнее удивление, казалось, он забыл, как дышать.

– Простите меня за паузу, я не могу разглашать наши с коллегами наработки, и вы сами обещали и скрепили это договором, – сказал директор, всё его естество горело в негодовании от открытого вызова.

Он, господин Шорт, директор биологического института, открыватель нового витка в истории, должен позволить человеку, виконту, повести их? Неужели все те старания и труды, деньги и время было потрачено впустую, чтобы в конце пришёл юноша, который бы смог создать новое существо за жалкую неделю, пока у него на это ушла вся жизнь? И как сложно человеку принять свои ошибки, так и сложно принять убытки в пустую. Может и теплились здравые и добрые мысли в голове господина Шорта, но затмевались роем тёмных. Обида и гнев смешались, превращаясь в задетое эго и профессионализм директора, как учёного…

Глава третья. Конференция

– Позвольте, виконт, граф, но это невозможно, за неделю создать новое существо нельзя, мы это выяснили ещё с самого начала развития этого проекта, – сказал господин Шорт, его вид принял доброжелательный характер, но в глазах сверкал не добрый огонёк.

– Прошу прощения, но это была не просьба, господин Шорт, – господин Мур прекрасно мог читать людей и лишь внутренне усмехнулся на реакцию директора. – как граф и владелец, я имею полное право делать всё что пожелаю, я могу с лёгкостью ограничить бюджет вашей лаборатории.

– Ещё раз прошу вас, господин Шорт, я полностью уверен в своих силах, – заявил с твёрдостью господин Уна. – на следующем собрании философ я продемонстрирую не только новую идеологию, но и создание, что станет одним из первых жителей нового мира.

– Что ж, если вы так настаиваете, господа, кто я такой, чтобы запрещать вам творить, не так ли, всё же до чего огромен человеческий гений, – директор сложил руки с гулким хлопком, будто так мог развеять всю ярость. – моя лаборатория в вашем распоряжении.

– Увы, но для моего опыта понадобится оборудование иного характера, так что я не смогу использовать вашу лабораторию, да и, честно признаться, жутко у вас тут, – ответил господин Уна.

– Как пожелаете, – слишком покорно проговорил директор. – позвольте вас проводить, кажется, собрание вот-вот начнётся. – он сверился с часами на полке и махнул рукой, чтобы гости проследовали за ним обратно.

Погода на улице была тёплой и свежей. После долгого нахождения в лаборатории прохлада ветра и запах молодой травы был незаменимым. Всё ещё казалось, что за ними тянется кровавый шлейф, от которого вянут все цветы, а люди обходят стороной, им самим было противно от себя и было бы неплохо сначала смыть с себя всю грязь. Солнце приветливо улыбалось людям, по голубому небу плавали пушистые облака, похожие на нежные мазки кисти.

Каменные постройки города казались отдельными неприступными крепостями, в стенах которых можно найти покой и уют. Для господина Уна этот день был несколько выматывающим, для учёного, который старается использовать гуманные методы, жестокость местных учёных была сродни животным повадкам. Они словно хищники оскалились на добычу, не брезгуя прибегать к роли падальщиков. В такие моменты задумываешься о собственной жизни и её ценности. Правильны ли все эти осуществляемые деяния, а в голову лезет ужасный пример, на фоне которого собственные изобретения кажутся лишь приятной игрушкой, поскольку не имеют под собой такого ужасающего кровавого фундамента.

Времени до собрания философов в час дня было ещё пару мгновений, они несколько задержались на осмотре всей лаборатории. Как уже упоминалось, выход на улицу, под лучи солнца, казалось виконту и графу настоящей свободой, весь их вид приобрёл такой же уверенный характер, но в мыслях они находились по-прежнему в той комнате, словно она ожила и стала чудовищем, которое пожирает всё, что переступает её порог, она когтями впилась в разум и не отпускала. Холодное дыхание чувствовалось на шее у обоих, но это оказался лишь ветер.

Господин Шорт шёл, совсем не поменявшись в лице, лишь мелкая складка между бровей выдавала его глубокую задумчивость.

– Господин Уна, я надеюсь, что вы знаете чего хотите больше, – к юноше наклонился граф, чтобы их никто не услышал.

– О чём вы, любезный граф? – спросил виконт, слова товарища вырвали его из собственных мыслей.

– Я о том, чтобы вы не забывали своей цели. Я понимаю, что вы чувствуете, но прежде всего нужно произвести впечатление хороших людей, а не заносчивых выскочек. Я, правда, шокирован не меньше вашего, – горячо зашептал господин Мур.

– О, кажется, я понял ваши опасения, но они в корне бессмысленны, ведь я всё просчитал и с точностью могу сказать, что гордыня и ужас давно исчезли, остался лишь сопернический интерес, а также я желаю показать, насколько эти люди глубоко заблуждаются в своих суждениях. Они же буквально живут в лаборатории, а это, честно, неприемлемо морально.

Учёный должен уметь черпать вдохновение из природы и людей, а те господа находятся на грани. Дорогой граф, мне больно смотреть как они истязают не только самих себя, но и окружающих, так что весь мой гений направлен на то, чтобы произвести на них как раз то впечатление, которое мы желаем, они, думаю, поймут, насколько слепы, – ответил господин Уна, молодой человек совсем не понимал этих людей, насколько нужно жить наукой, чтобы в конце концов ею же и задохнуться, ведь наука сама по себе никогда не может погубить.

– Господа, не отставайте, – господин Шорт ушёл далеко от графа и виконта, он смотрел озадачено и с опасением, мало ли, что обсуждают эти люди за его спиной. – Вы ещё не привыкли к институту и можете заблудиться, мы и так несколько задержались – казалось бы, в его голосе упрёк, но граф и виконт молча снесли это.

Стоит отметить, что они давно сменили белые халаты и другие атрибуты перед выходом и сейчас находились в полном своём богатом великолепии. Они вышли из центрального здания и обогнули его, чтобы войти с задней стороны, где был дополнительный вход в официальный корпус. Господин Шорт привёл их в чистую зону, где находятся множество аудиторий, архивов, лабораторий для студентов. Именно в главном зале съезжались все философы, дабы на их конференцию смогли прийти все желающие послушать великих мыслителей и их изыскания, на сбор информации они могли потратить много лет и теперь приехали в родные края для того, чтобы воссиять во всём своём благоговейном духе.

Совсем немолодые люди находились в центре внимания, с ними здоровались и знакомились другие учёные и деятели, аристократия города решила навестить их и присутствовать на выступлении, как почётные гости, вокруг них находилась их свита. Многие обратили внимание на вошедших господина Шорта и графа с виконтом, их тоже обступили люди, готовые исполнить любой каприз и всячески любезно помочь. Конечно же, без задних мыслей, ведь виконт и граф такие хорошие люди, таки блистательные и благовоспитанные.

От всех этих людей, что буквально кидались под ноги, было совсем уж тошно, но господин Мур и господин Уна лишь витиевато отказывались, обнажая ряд ровных зубов в обворожительной улыбке. Это называлось хорошим тоном, если ответить очень мутно, но красиво, человек просто не поймёт, что ему так отказали, но отстанет, а если же всем видом выказывать интерес и глубокую признательность за предложение, то этот человек вовсе будет считаться другом.

Аудитория была освещена тёплым светом от люстр на красивом узорчатом потолке. Он имел голубого цвета орнаменты, которые уходили ещё глубже, золотого цвета вставки лишь подчёркивали роскошность помещения. Стулья были с мягкой чёрной обивкой на фоне тёмного дерева. Высокие стены имели обои с рисунком мозаики, большие окна пропускали дневной свет. Стол в конце аудитории был длинным и стоял на низком пороге. А за ним уже была установлена сцена. Зеленая доска расстилалась почти по всей стене. Всех участников определили на передний ряд, который сразу занялся портфелями с документами.

– Приятно познакомиться, – протянул руку мужчина средних лет.

Он был высок и худ, а также одет в чёрный фрак, который, казалось, был способен поглощать свет от свеч. Его глаза были яркого серого цвета, а волосы контрастировали своей чернотой. Несмотря на годы, под глазами у человека уже залегли морщины. Он выглядел приятным человеком, но внешность могла легко обмануть ожидания, человек такое существо, имеющее способность менять маски по собственной прихоти.

Аудитория, в которой проходила конференция

– Меня зовут Валентин Шольц, я доктор филологических наук, профессор и преподаватель латинского языка в лаборатории биологических и химических технологий, то есть, здесь, также по совместительству главный учёный секретарь лаборатории и организатор этого мероприятия, вместе с доктором Карпентером – директором исследовательского центра по вопросам философии, одобренного доктором Флемингом и графом, – он улыбнулся господину Муру, очень крепко пожав его руку. – А вы, как я понимаю, господин Уна, виконт и верный товарищ графа, я очень восхищён вашим произведением, «Митра», кажется?

– Верно, мой самолёт действительно произведение, ещё никто так не говорил о нём, – восхитился господин Уна, он заметно расслабился. – Не желаете ли, при случае, лицезреть это чудо собственными глазами?

– Я буду только рад, но, к сожалению, у меня слишком плотный график, если не затруднит, то я смогу освободиться ещё очень нескоро, – преподаватель латыни несколько смутился, касаясь рукой шеи.

– Нисколько, уверяю, господин Шольц, – уверенно произнёс виконт.

– Очень признателен, – кивнул господин Шольц.

– Здравствуйте, господа – послышался голос человека среднего роста и преклонного возраста с небольшой лысиной и выделяющимися белыми усами в прямоугольных очках с чёрной оправой.

– Вот и, собственно, сам доктор Оскар Карпентер. А это наши почётные гости, наш новый граф Самуил Мур и его верный спутник, виконт Амет Уна – представил присутствующих доктор Шольц.

– Здравствуйте, профессор – поздоровался граф.

– Очень даже рад, ваше сиятельство, господин Мур и господин Уна. Но боюсь, что мы не можем более задерживаться – заявил профессор и оставив свой портфель удалился к доктору Шорту.

– Верно, ох, что-то я совсем не в форме сегодня, уже действительно нужно начинать. Занимайте места, господа.

Господин Шольц удалился быстрой походкой. Он встал во главе аудитории, его вид резко изменился, лицо приобрело острые черты и серьёзность. Люди потоком начали стекаться к своим местам. Первым начал доктор Карпентер.

– Дамы и господа, уважаемые гости, дорогие коллеги, – его голос разлетелся эхом по большому помещению, и люди затихли. – Я рад приветствовать всех вас в этом зале, сегодня 4 мая 1859 года. Вот уже на протяжении нескольких лет мы проводим наши научные собрания, именуемые конференциями и каждое наше собрание получает собственное наименование, также как вам всем известно, мы решили, следуя этой традиции, посветить эту нашу конференцию замечательной теме и назвать «О вопросах науки и развития в философии».

Перед тем, как передать слово нашим многоуважаемым докладчикам, я хотел бы поблагодарить доктора Шорта и доктора Шольца за помощь в организации нашего мероприятия в здании лаборатории биологических и химических технологий, а не в здании организации философии, как это было всегда. Теперь же, с вашего позволения, я передам слово самому профессору Шольцу.

– Господа и дамы, очень признателен за ваше внимание, и я рад вас здесь приветствовать. Для меня честь проводить ежегодное собрание философов, для которого дорогие учёные подготовили множество тем, – учитель латыни улыбнулся. – Не будем долго тянуть, и я приглашаю сюда первого участника – господина Ганса.

Из первого ряда встал среднего роста человек в сером пальто. Он выглядел взволнованным и часто заламывал пальцы у живота, это могло пошатнуть его профессионализм, но сменив господина Шольца, он вдохнул побольше горячего воздуха и успокоившись начал выступление.

– Здравствуйте, уважаемые коллеги. Сегодня я хочу сделать свой доклад перед вами, на тему «Что такое счастье?». Каждый из нас неоднократно задумывался над вопросом: «Что такое счастье?» Не секрет, что этим люди озадачиваются с давних времен. Вспомним размышления непальского философа Будды: «Нет пути к счастью: счастье – это путь», или высказывание Аристотеля, что «счастье зависит от нас самих». Эти высказывания свидетельствуют о том, что вопрос понимания счастья относится к разряду вечных проблем, довольно сложных и неоднозначных. Неслучайно это понятие рассматривается в разных сферах жизни человека. На наш взгляд, интересно происхождение слова «счастье».

Существует легенда, что это слово своим появлением обязано хлебу. Дело в том, что в глубокой древности, когда кто-то рождался в семье, по обычаю пекли хлеб. В дом приглашали гостей и хлеб делили на части. Новорожденному тоже выделяли свою долю, часть. Считалось, что с этого момента он живет «с частью» жизненных благ. Так произошло слово «счастье».

Обратимся теперь к лексическому значению слова «счастье». Словари дают такую трактовку: «Счастье – состояние довольства, благополучия, радости от полноты жизни, от удовлетворения жизнью». Ключевыми словами этой фразы можно считать «довольство», «благополучие», «радость». Но для всех ли людей эти слова ассоциируются со счастьем? Обратимся к философской трактовке счастья.

Итак, счастье – понятие, обозначающее высшее благо как завершенное, самоценное, самодостаточное состояние жизни; общепризнанная конечная субъективная цель деятельности человека. Исследователи обычно выделяют четыре основных значения понятия счастья: благосклонность судьбы, удача, удавшаяся жизнь, везенье; состояние интенсивной радости; обладание наивысшими благами, общий несомненно положительный баланс жизни; чувство удовлетворенности жизнью. Таким образом, философское представление о счастье включает в себя два компонента то, что зависит от самого субъекта и то, что от него не зависит и определяется внешними условиями.

Интересна трактовка счастья с точки зрения нейрофизиологии. Измерить счастье невозможно, но можно изучить процессы, происходящие в мозге, когда мы испытываем положительные эмоции. Счастье, утверждают ученые, очень индивидуально. Субъективное переживание счастья можно разделить на два сравнительно объективных компонента: эмоциональный (интенсивность плохих и хороших эмоций) и когнитивный (целостность нашего сознания). В «рецепт» счастливой жизни, такими образов входят два компонента: положительные эмоции (и, как частность, отсутствие отрицательных эмоций) и чувство осмысленности того, что происходит в окружающем мире и с нами самими. Исходя из объяснений нейрофизиологов, счастье во многом зависит от самого человека и от условий, в которые ставит его жизнь…

Выступление продолжалось, за господином Гансом выступал уже господин Здору, после обычного приветствия которого следовала лекция…