Текст книги "Шалый малый"

Екатерина Вильмонт
Шалый малый

Часть первая
После свадьбы

– Папа, ты еще не готов? – ахнула Елена Андреевна. – Ты с ума сошел!

– Если бы ты знала, как мне тошно идти на эту свадьбу!

– Господи, папа, ну что ты такое говоришь? Твоя внучка наконец-то выходит замуж! Я уж и надежду потеряла. Двадцать семь лет и не замужем. А тут такая партия! Давай я тебе галстук завяжу.

– А без галстука никак?

– Папа, ты издеваешься? – горестно всплеснула руками Елена Андреевна.

– Ох, грехи наши тяжкие… Ну, завязывай. Ты бы небось с удовольствием затянула на мне эту удавку, чтобы поганый старик не сбивал с панталыку твою дочь.

– Папа, как не совестно? Какой же ты старик? Ты вполне еще импозантный мужчина.

– Семидесяти трех лет. Это по общепринятым меркам уже старик. Никуда не денешься. Хотя в душе я еще молод. – Он лукаво подмигнул дочери. – Одно меня примиряет с этой свадьбой – можно будет потанцевать с молодыми красотками. А в остальном все это хрень болотная.

– Папа! Почему ты так настроен?

– Да потому что Полька его не любит. И какое тут может быть счастье, скажи на милость?

– Боже, с чего ты это взял?

– Чую!

– Ах, разве оно вообще бывает, это счастье? Что-то я не встречала… Да и собственный опыт…

– Тебе не повезло, потому что ты дура. Не за тех выходила, не с теми спала. Семейное счастье требует ума.

– А ты с твоим умом много счастья видел? На старости лет один как перст. Анфиса твоя не в счет.

– Я ж говорю – дура! Если хочешь знать, я вполне счастлив на старости лет. Мы с твоей матерью вовремя разбежались. Ты уже не боишься, что мы опоздаем?

– Нет, я выехала с запасом, я же тебя знаю.

– Значит, не вовсе дура, это утешает, – примирительно улыбнулся Андрей Антонович. – Ладно, идем. А все-таки лучше бы этой свадьбы не было.

– Объявляю вас мужем и женой!

Мендельсон, шампанское, цветы, поздравления. У мамы на глазах слезы.

– Полюшка, поздравляю, родная, ты счастлива?

– Поль, кинь букет мне, ладно? – жарко шепчет в ухо подруга Настя.

Я, наверное, должна сейчас умирать от счастья – свершилось! А на меня вдруг навалилась тоска. Зачем мне все это? Предстоящий свадебный пир внушает мне ужас. Прорва народу, половину я просто не знаю. Насмешливый взгляд деда только усугубляет мое состояние.

– Что, Полька, сдрейфила? – шепчет он, обнимая меня. – А я предупреждал, но теперь уж поздно… А впрочем, сбежать никогда не поздно.

– Поляша, ты чего скисла? – нежно шепчет муж.

– Туфли жмут, – вру я.

– Это поправимо, моя радость!

Он берет меня под руку, выводит каким-то черным ходом на улицу к своей машине.

– Ты что задумал? – смеюсь я. А вдруг он сейчас увезет меня не в ресторан, а куда-нибудь в совсем неожиданное место… Но он усаживает меня на заднее сиденье и достает из багажника обувную коробку.

– Что это?

– Это те босоножки, которые ты сперва выбрала. Они же тебе нравились, и я решил их тоже купить. – Он снимает с меня туфли, нежно массирует ступни, хочет надеть босоножки.

– Что ты, на колготки нельзя, надо их тогда снять.

– Да плевать на все эти гламурные правила, главное, чтобы у моей жены не болели ножки…

Это мне нравится. И он сейчас тоже мне нравится, кажется, даже очень… Тоска отступает.

– Идем, Поляша, нас небось уже ищут.

– Спасибо, ты чудо! – в босоножках и вправду удобнее.

Когда мы подъезжаем к ресторану, там уже много гостей. Но первой я вижу свою двоюродную бабку Ариадну Антоновну, сестру деда. В свои почти семьдесят она выглядит от силы на «под пятьдесят». Элегантная, подтянутая, с насмешливыми глазами. И я знаю, ей очень нравится мой новоиспеченный муж.

– Поздравляю, дорогие мои! Вы чудесная пара. – Она целует нас обоих и вручает большую коробку.

– Адочка, что это?

– Блюдо. Старый сакс, – с удовольствием сообщает она, но вдруг меняется в лице.

Я оглядываюсь.

– Это кто? – шепчет она.

– Понятия не имею.

Новый гость с барственной улыбкой направляется к нам. Мой муж как-то весь подбирается.

– О, Вадим! – восклицает гость. – Твоя невеста подлинное сокровище. Представь же меня!

– Поляш, это Юлиан Григорьевич… Спасибо, что пришли. Я очень рад… Мы очень рады…

Я понимаю, что это патрон Вадима. Он вручает мне серебряную корзинку с белыми орхидеями, а Вадьке какую-то коробку. Я искоса смотрю на тетку, в ее глазах такая насмешка… Очевидно, она знает босса моего мужа и, похоже, не с лучшей стороны. А он, видимо, ее не узнает.

Но думать об этом некогда. Гости все прибывают. Свекор со свекровью берут Юлиана Григорьевича под плотную опеку.

– Вадь, а нельзя как-нибудь отсюда смыться, а?

Он вдруг смотрит на меня какими-то холодными чужими глазами, отчего по спине пробегает озноб.

– И не мечтай.

Значит, мне остается только мечтать… Муж крепко держит меня под руку, неужто боится, что я и в самом деле сбегу? Бежать мне, собственно, некуда, и уж тем более не с кем. Хотя зачем кто-то нужен для бегства? Да и гнусность это – сбежать с собственной свадьбы с каким-то другим мужиком. Последнее гадство. Меня же не силком замуж выдали. Сама хотела. Вот и терпи… Да, я хотела замуж, именно за Вадима, но не хотела такой пышной свадьбы, видит Бог, не хотела! Но мама и свекровь даже слышать ничего не желали. Бедная мама, она так мечтала, что у единственной дочки все будет как полагается. А для свекрови важно, чтобы все было не хуже, чем у людей, а, по-возможности, даже лучше. И так уж невеста не ахти – не юная, не королева красоты, не топ-модель, не дочь олигарха. Какое счастье, что у Вадима есть своя квартира. Правда, Зоя Игоревна будет все время держать руку на пульсе. Тоска, Раиса! Тоска, Анфиса! Но кругом все веселятся. Ну и на здоровье.

– Горько! Горько! – кричит вдруг кто-то.

Вадим с улыбкой смотрит на меня, но в глазах у него мне чудится угроза. Хотя зачем мне сейчас смотреть ему в глаза? Я подставляю губы, а он властно обнимает и целует меня. Приятно, черт возьми! Но куда приятнее целоваться без толпы гостей. А поцелуй все длится, а гости считают:

– Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… Сорок… сорок пять…

Я сейчас задохнусь. Пятьдесят… шестьдесят… Кажется, открылось второе дыхание, но голова уже идет кругом. Наконец он отпускает меня, гости аплодируют. И тут я замечаю в дверях девушку в вишневом платье на серебряных бретельках. Она с победительной улыбкой направляется к нам. Я ее не знаю.

– Примите мои искренние поздравления.

Вадим вдруг заливается краской. Я чувствую, что он взбешен. Очень интересно. Девушка протягивает мне небольшой букет роз.

– Поздравляю, Полина. Вадим будет прекрасным мужем.

Она резко поворачивается на каблуках и быстро идет к выходу. Мне кажется, что ее душат слезы, но спина у нее прямая.

Очень интересно! Я смотрю на мужа и отчетливо понимаю, что задавать вопросы не стоит. Хотя какие вопросы, и так все ясно. Но здорово противно. И еще очень жалко девушку. Нет, честно, очень жалко. Она, похоже, его без памяти любит, а он… Он женился на мне. Но никакого торжества или тем более злорадства я не испытываю. Господи, зачем все это? Ко мне подскакивает Настя.

– Поль, ты как?

– Лучше всех! – безмятежно улыбаюсь я, несмотря на целую стаю кошек, скребущих у меня на душе.

– Так и должно быть у лучшей из женщин, – подхватывает Вадим и целует меня. – Моя жена, чтоб ты знала, Настюха, лучшая женщина в мире. Правда-правда.

Вот даже как! Смахивает на искреннюю благодарность за то, что не задавала лишних вопросов. А еще на руководство к действию в предстоящей семейной жизни – не задавай лишних вопросов, знай свое место, и все у нас будет супер, тип-топ и вообще зашибись. Может, все правильно? У каждого из нас свое прошлое, зачем его тащить в новую жизнь? Вот уж не думала, что буду так рассуждать на собственной свадьбе… А вдруг подобные рассуждения – залог счастливого брака? Не заморачиваться ревностью, не лезть куда не просят. Но где гарантия, что и муж будет руководствоваться теми же принципами? Поживем – увидим. А нет, придется поставить его на место. Это я могу, если меня довести. То есть все хорошо, прекрасная маркиза? Все хорошо, все хорошо!

– Зой, что-то мне невеста не больно нравится, – заметила двоюродная сестра Зои Игоревны. – Разве Вадюшке такая нужна?

– Ну, во-первых, она уже не невеста, а жена, во-вторых, ему виднее, ну, а в-третьих, я сама не в восторге, но он уперся, люблю, говорит, и точка.

– А чего там любить? Малахольная какая-то… На собственной свадьбе сиять должна, счастье-то какое ей привалило, такой парень, а она…

– А она вообще свадьбу не хотела, да и Вадька тоже, мы с ее мамашей настояли.

– Как это не хотела? Она что, брюхатая уже?

– Да вроде нет. Она вообще-то девка невредная, да и я рада, что Вадька наконец женился. А то совсем уж по бабам забегался, хватит. Все-таки тридцать четыре уже.

– Выдохся небось. Нынче мужики быстро форму теряют. Экология…

– Что ты такое несешь, Верка? – обиделась за сына Зоя Игоревна.

– Да правду я говорю. Ну, ребеночка склепать силенок еще хватит, а всех обсеменять направо и налево небось уж тяжело стало.

– Типун тебе на язык! – рассердилась Зоя Игоревна и отошла от кузины. Вот ведь не хотела я Верку звать… Сама напросилась, чертова перечница, все настроение сбила.

– Витя, – окликнула она мужа.

– Да, Заинька?

– Слушай, надо бы Верку как-то спровадить, а то подопьет еще, скандал какой-нибудь закатит…

– Говорил же, нельзя ее звать.

– А я звала? Но ты ж ее знаешь!

– Твоя родственница, ты и спроваживай!

– Вот мужики пошли!

– Полька, ты чего скисла? – прошептал мне на ухо дед. – Или одумалась, да поздно?

– Что ты, дед, просто устала, сам понимаешь, перед свадьбой столько хлопот было…

– А то хочешь, подгоню сейчас такси и прямо в аэропорт… Улетишь куда-нибудь, охолонешь…

– Дед, ты известный авантюрист, – улыбаюсь я.

– А если бы было с кем удрать, удрала бы?

– Нет, дед, куда и от кого удирать? Да и зачем?

– О, значит, я прав… Если б ты его любила, разве так бы отказывалась? Да я и предлагать не стал бы… А хочешь вместе удерем, я тебе компанию составлю? Например, в любую безвизовую страну… Подумай, проснешься утром в хорошем отеле, и никакого тебе мужа…

– Да ты с ума сошел! Я люблю Вадима, и он меня любит…

– Еще не хватало, чтобы он тебя не любил. Кстати, недурная проверка бы была… Если б примчался за тобой… Или простил бы по возвращении…

– Дед, уймись, я не желаю ставить эксперименты над живыми людьми, – рассердилась я.

– Юпитер, ты сердишься, значит, я прав… Впрочем, дело твое, только потом не жалуйся.

И он устремляется вслед за Мариной, двоюродной сестрой Вадима, очень красивой женщиной.

Часа через полтора Вадим шептал мне на ухо:

– Ох, осточертели все… Давай сматываться, у нас утром самолет.

Его слова кажутся мне прекраснейшей музыкой.

– Давай!

На прощания уходит еще час и наконец мы мчимся домой, переодеться и взять чемоданы. Мы летим в Португалию. Вадим бывал там по делам бизнеса и присмотрел небольшой отель на берегу океана, в пустынном местечке, идеально подходящем для медовой недели. Больше времени у нас не выбралось. А мне эта идея понравилась, подальше от многолюдства… И знакомых там не встретишь. Будем там вдвоем, может, я что-то пойму? На свадьбе у меня возникло множество вопросов, на которые хотелось бы найти ответы… А может, все дело в том, что я оформляла такое количество чужих свадеб, что к своей уже сил не осталось? Я по профессии флорист. Да, скорее всего, дело в этом… И собственную свадьбу я оформлять цветами не стала. Конечно, я могла бы такую красоту устроить… Но не захотела… А мама и свекровь не настаивали, это ведь очень недешевое удовольствие. Конечно, поставщики сделали бы мне всевозможные скидки, но я не хотела. Наукрашалась. Насмотрелась. Помню, оформляла я одну свадьбу… Денег на цветы не жалели, все должно было быть по высшему классу, я постаралась, все гости были в отпаде, ну и что? Через два месяца молодые развелись… И вообще я заметила – чем пышнее и дороже свадьба, тем ненадежнее брак. А еще эти свадьбы оскорбляют мое эстетическое чувство. Ну, посудите сами – невеста одета как принцесса, пышные юбки, длинные шлейфы, а рядом жених – стручок стручком, гости все одеты вразнобой, кто во что горазд, и в результате невеста зачастую выглядит… какое бы сравнение подобрать… ну, скажем, как клизма на витрине. А надень она скромное красивое платьице, и все было бы отлично. Хорошо еще сейчас вышли из моды «распердоленные пупсы» на машинах. А фата, якобы символ невинности? Какая там невинность? Бывает, девка до свадьбы так нагулялась, что пробы негде ставить, а туда же, с фатой… Одна моя подружка выходила замуж. Главное для нее было, чтобы не хуже чем у людей. Платье с кринолином, стоившее как иномарка, длиннющая фата, а в результате перепившийся на радостях братец невесты это платье заблевал. Сколько слез было… Ну и смеху тоже. Слава богу, у нас хоть без пьяных драк обошлось.

Увидев отель в Португалии, я пришла в восторг. Именно то, чего мне хотелось. Все скромно, уютно, безлюдно. Рядом океан. Правда, купаться тут нельзя, волны просто громадные, да и холодновато, но дивный соленый ветер, шум волн, воздух, который можно вдыхать до самого пупка. Что еще надо человеку? Любовь? И любовь есть. Вадька тут такой, что я снова в него влюбляюсь… Словом, настоящий медовый месяц…

– Полька, что с тобой творилось на свадьбе? – спросил он как-то за завтраком.

– А с тобой?

– Я просто все время боялся, что ты что-то отчебучишь или вообще сбежишь…

– Но ведь не сбежала? – смеюсь я. Мне хочется спросить про девушку в вишневом платье, но не буду, не буду. Ведь он женился на мне.

– Ты здесь изумительно выглядишь.

– Ты удивительно точно угадал, чего я хочу, когда задумал привезти меня сюда. Океанский воздух мне на пользу.

– И не только воздух? – многозначительно-интимным шепотом спрашивает он.

– Конечно! – искренне подтверждаю я.

– Ты прости меня, если я был немного резок… но я здорово переволновался…

– Да нет, все хорошо.

– Ты у меня чудо, Полька!

Еще бы не чудо! Ни единого лишнего вопроса. И все зашибись…

Мы взяли напрокат машину и с наслаждением ездим по окрестностям, Португалия бедная, но чрезвычайно интересная страна. Впрочем, в туристические места мы не суемся, просто наслаждаемся свободой, природой и любовью. А может, все еще обойдется и мы будем счастливы?

– Господи, как же неохота в Москву! – стонет Вадим накануне отъезда. – А тебе?

– И мне. Но что же делать? У меня два крупных заказа на ближайшие две недели.

– А может, ну ее к черту, твою работу? Что мы, не проживем?

– Вадим, пойми, я люблю свою работу! И потом, мне же не нужно ходить на службу к определенному часу. Я, что называется, свободный художник. Ты ничем обделен не будешь.

– В каком это смысле?

– В прямом. У меня хватит времени и на хозяйство. Голодным и грязным ходить не будешь.

– Полька, я, между прочим, не на домработнице женился…

– Разумеется, ты женился на модном флористе. Вот я и хочу им остаться.

– Да оставайся, я просто предложил.

– Ты предложил, я отказалась. Все прекрасно.

– А тебе обязательно, чтобы последнее слово было за тобой?

– А ты разве не знал? – смеюсь я и целую его. Целую искренне, с удовольствием. Я, кажется, все-таки его люблю. Но почему же я все время пытаюсь себя в этом убедить? Наверное, неспроста… Или я что-то предчувствую? Нет, вряд ли… Предчувствия не моя стихия.

Мы вернулись в Москву. Я окончательно перебралась к Вадиму, и жизнь потекла так, как и должна течь.

Я с удовольствием вила гнездо. Квартира Вадима через месяц превратилась в настоящую картинку, и он был страшно доволен. Более того, довольна была даже Зоя Игоревна. Она нередко сваливалась как снег на голову, но ни разу ей не удалось застать меня врасплох. Мне не случалось порадовать ее расхристанным видом или пустым холодильником. Ее это удивляло, возможно, даже слегка огорчало. Я как-то сказала об этом мужу, он рассмеялся.

– Ничего, убедится, что сынуля в порядке, и еще полюбит тебя без ума.

Словом, все было прекрасно, и дурные мысли постепенно стали выветриваться из головы. А почему что-то должно быть плохо? Разве я не заслужила свое счастье?

Первый раз я по-настоящему влюбилась в семнадцать лет. Влюбилась безответно, страдала, плакала, только что головой об стенку не билась, а в один прекрасный день вдруг увидела своего героя в обнимку с парнем. И так обалдела, что всю любовь как ветром сдуло. Как говорится, обжегшись на молоке, я стала дуть на воду. Чуть ли не каждого молодого человека подозревала в гомосексуализме. А потом в меня влюбился один художник, ученик деда, сманил меня из дому и увез в Париж. В девятнадцать лет я все бросила – дом, институт, родных. Еще бы, такая романтика! К тому же Аркадий был моим первым мужчиной, и я готова была мчаться за ним хоть на край света, а не только в Париж. Дед был крайне возмущен поступком ученика, написал ему резкое письмо… но мы только смеялись…

– Можно подумать, Андрей Антонович праведник! Ха! Бабник, каких свет не видывал… И потом, я же не монстр какой-то и увез тебя не в Тмутаракань… И ты ведь любишь меня, моя Полетта?

Поскольку я бросила не какой-нибудь институт, а Суриковский, то в Париже первые месяцы только и делала, что пропадала в музеях, на выставках, в бесчисленных галереях и вдруг осознала, что вполне бездарна. Но это осознание меня даже не слишком огорчило. Наоборот, я вдруг ощутила себя свободной в своем выборе жизненного пути, стала искать, думать и однажды познакомилась с удивительной женщиной, Мари-Франс. Я, видно, чем-то ей приглянулась, и она познакомила меня со своим отцом, он был из русских эмигрантов, много лет прожил в Японии и достиг невероятного мастерства в аранжировке цветов. Он открыл свою школу в Париже, где я училась и стала одной из его любимых учениц. Мсье Антуан частенько приглашал меня куда-нибудь, то в театр, то в кафе, то в музей. Ему доставляло удовольствие говорить по-русски, безумно нравилось, что я называю его Антоном Аристарховичем. А он называл меня Полюшка-Поля. И частенько при виде меня насвистывал знаменитую мелодию Книппера. Это вовсе не было романом, боже упаси. Это была такая форма ностальгии, объясняла я Аркадию, когда ему вдруг взбредало в голову приревновать меня к старику. Мне Антон Аристархович казался стариком, хотя ему было неполных шестьдесят.

– Полюшка-Поля, у тебя талант! – внушал он мне. – Ты так тонко чувствуешь природу нашего искусства, ту неуловимую грань, за которой уже возникает пошлость. И при этом ты еще и умна. Поняла, что живопись не твоя стихия, и не спилась, не озлобилась. Умница. И я убежден, у тебя большое будущее. Тем более с дипломом моей школы.

– Антон Аристархович, а вы давно не были в России? – как-то спросила я.

– Вообще никогда не был.

– Как? – ахнула я. – У вас такой удивительный русский язык!

– А я, голубушка, вырос в семье эмигрантов первой волны. Они еще сохраняли язык. К тому же я безумно люблю русскую литературу, русскую музыку… А балет!

– Но почему же вы не съездите в Россию?

– Боюсь!

– Чего? КГБ, что ли? – крайне удивилась я.

– Да нет. Дуреха ты, Полюшка-Поля. Понимаешь, меня растили в представлениях о совсем другой России, еще дореволюционной, которая в рассказах родственников постепенно утрачивала реальные черты, становясь поистине сказочной страной, которая оказалась во власти советского Змея-Горыныча…

– Но его уже нет! – наивно воскликнула я.

– Ну и что? Я предпочитаю носить в своем сердце ту, сказочную Россию… А реальная, боюсь, разочарует меня. Я вообще не люблю реальность. Потому и занялся цветами.

Когда я передала наш разговор Аркадию, тот как-то нехорошо ухмыльнулся и сказал:

– Да он просто романтический дурак, вот и все. Талантливый романтический дурак. Впрочем, романтизм и глупость, как партия и Ленин, близнецы-братья…

– Выходит, я тоже полная дура? – взвилась я.

– Почему?

– Потому что я помчалась за тобой сюда, все бросив…

– Э нет, тут другое дело, моя маленькая. Ты втюрилась во взрослого мужика, и в твоем возрасте доля романтики придает девушке массу очарования, как и некоторая наивность. А когда человеку под шестьдесят… Извини, не хотел обидеть твоего кумира.

Но я обиделась за своего учителя. А в один отнюдь не прекрасный день я обнаружила, что у Аркадия есть другая. И в силу юной наивности и романтизма не пожелала этого стерпеть. Сбежала от него, устроилась официанткой в кафе, сняла крохотную каморку практически без удобств и продолжала учиться у Антона Аристарховича. За эти полгода я хлебнула парижской романтики в полном объеме! И, едва получив диплом, поспешила вернуться домой, к маме. В Москву, которую люблю всем сердцем.

В аэропорту меня встречали дед и Настя. У мамы был грипп.

– Ох, Полька, я только собралась к тебе в Париж, а ты тут как тут! Неужели насовсем в Москву приехала? После Парижа! Ты ненормальная! – тараторила Настя.

А дед помалкивал, только смотрел на меня с усмешкой. «Вернулась, блудная внучка! Я так и знал!» – было написано у него на лице.

Мы завезли Настю, и дед заявил:

– Пока поживешь у меня. А там будет видно.

– Почему? Из-за гриппа?

– Да нет. Там очередная большая любовь у твоей мамаши. Все не угомонится, дурища. А ты, видать, вся в нее. Бросила институт из-за парня… Может, всю жизнь свою сломала. Или думаешь, я буду из-за тебя в ножки ректору кланяться, чтобы принял назад? Не надейся. Это не мой стиль.

– Да что ты, дед! Я как художник совершенно бездарна.

– Я бы так не сказал…

– Просто ты любишь свою единственную внучку. А я в Париже отчетливо это поняла. Тогда зачем? Я нашла себе дело по душе, и, говорят, у меня есть к этому способности…

– Это еще видно будет. Цветочки, василечки… Очень по-дамски. А впрочем, в наше время это наверняка кормит лучше, чем живопись. Ну, а сердце разбитое привезла или как?

– Да нет, целое, так, малюсенький скол…

– А на примете кто-то есть? В двадцать три года нужна любовь.

– Да где ж ее взять, дед? На дороге не валяется.

– Главное, чтобы в канаве не валялась… – усмехнулся дед. – А то большая любовь твоей мамаши периодически валяется по канавам.

– О господи, опять! – ужаснулась я. Маме катастрофически везло на алкашей.

– Ты не права, – словно прочитал мои мысли дед. – Дело не в том, что она выбирает алкашей, просто, на мой взгляд, от нее любой мужик сопьется.

– Да почему?

– Слезлива, обидчива, с чувством юмора неважно обстоит, но красива и сексуальна. Они сперва на это клюют, а потом, когда первая страсть проходит, начинают пить…

– Да ну тебя, дед, разве можно так говорить о родной дочери?

– Можно. И нужно. Особенно с тобой, чтобы делала выводы. Впрочем, ты не в нее, к счастью. Но на всякий случай…

Я, конечно, покривила душой, сказав деду, что сердце мое почти цело, так, маленький скол. Нет, там была глубокая рана. Но об этом никто не догадывался. Просто мне не хотелось смотреть на мужчин. Я их практически не видела. То есть вокруг меня их было полно, но ни на ком мой взгляд даже не задерживался. Я с головой ушла в поиски работы, что было не так-то просто. Но тут собралась замуж мамина подруга детства, знаменитая актриса, и я предложила ей оформить ресторан, где намечалось празднование. Причем денег за работу я не брала. Материал, разумеется, оплатил жених, известный бизнесмен. И он рад был сэкономить на услугах флориста. А уж я постаралась! Показала все, на что способна. И мои старания не пропали втуне. Каждый, кто входил в зал, ахал, открывал рот и закатывал глаза. Даже дед.

– Ну, Полька, не ожидал! Это и впрямь чудо! Горжусь тобой! Но до чего причудливо, экзотично…

– Дед, невеста выходит замуж в четвертый раз. Тут и нужна экзотика. Юной девице я бы так свадьбу не оформила.

– А юной девице все беленькое сделала бы? – довольно ехидно осведомился дед.

– Нет, конечно. Но по-другому…

– А знаешь, в юности я был в Вильнюсе, и ходил к Острабрамской Богоматери. Там ее икона, вся в серебре, а вокруг только белые цветы… Необыкновенно красиво и трогательно. А потом я попал в Вильнюс лет через двадцать пять и снова туда пошел… Уже совсем не то… цветы были всякие… В чем, интересно, дело?

– Понятия не имею. Что это тебя на воспоминания потянуло?

– Сам не знаю. Видно, расчувствовался от внучкиного таланта…

После этой свадьбы на меня посыпались заказы. Там было много знаменитостей и состоятельных людей. Но заказчики народ капризный, и иной раз случались недоразумения. Кто-то доверял полностью моему вкусу, а кто-то хотел, чтобы я сделала все в соответствии с их представлениями, но «художественно». Из этого ничего хорошего не получалось. Но если мне такое не нравилось, то клиенты, как правило, бывали довольны. Случалось, платили очень щедро, а иной раз и вовсе не платили, что называется, кидали. Один юбиляр, вроде бы почтенный дядечка, заказал все по высшему классу, но сказал, что заплатит сразу за все – и за материал и за работу. Так уже бывало, и я согласилась. А он после юбилея просто слинял за границу, как говорят, с концами. И я не только ничего не заработала, но еще и осталась должна крупную сумму. Фирма, в которой я заказывала материал, ничего знать не желала, я влезла в долги, чтобы расплатиться с ними, около полутора лет выплачивала эти долги, но больше с этой фирмой дел не имела. Они могли сделать мне хотя бы рассрочку, как постоянному клиенту. Зато после того, как я оформила свадьбу знаменитой телеведущей и олигарха, о которой писали буквально все газеты и журналы, отмечая среди прочего изумительное оформление, ко мне явился представитель той фирмы и высказал свое недоумение. Почему, мол, я прекратила иметь с ними дело? Я сказала ему все, что думала по этому поводу, и при этом испытала огромное удовольствие. А они прислали мне к Новому году сказочную корзину цветов, очень красивый кулон от Лалик, громадную коробку конфет и, разумеется, письмо с извинениями и просьбами впредь пользоваться услугами их фирмы. К письму прилагалась карточка на двадцатипроцентные скидки для меня. Великое дело конкуренция!

А год назад я встретила Вадима.

В первый момент он мне совершенно не понравился. Показался слишком лощеным, слишком самоуверенным. Но он так красиво, так настойчиво и трогательно за мной ухаживал, что в какой-то момент мне показалось – это тот человек, который мне нужен. К тому же все вокруг тоже дули мне в уши – не упусти свое счастье, вы идеальная пара, тебе давно пора замуж, лучше ты вряд ли найдешь, не сходи с ума, не будь дурой и все в таком роде. Поэтому, когда он сделал мне предложение без малейшей инициативы с моей стороны (я слишком гордая, чтобы проявлять такого рода инициативу), я сразу согласилась. А что, может, он и вправду мой суженый, которого конем не объедешь?

Ну вот, теперь я замужняя дама. И в этом качестве вполне неплохо себя чувствую. Веду дом, забочусь о муже, подумываю о ребенке… И не задаю лишних вопросов. В том числе и о ребенке. Муж пока молчит.

Третьего сентября у моей двоюродной бабки Ариадны Антоновны день рождения. Я не видела ее со дня своей свадьбы. И с утра позвонила ей.

– Адочка, родная, поздравляю!

– Ох, с чем поздравлять-то? Семьдесят лет! Уму непостижимо! Имей в виду, я ничего не отмечаю.

– Почему? – удивилась я. Она всегда любила дни своего рождения.

– Понимаешь, все стали какие-то старые, кто-то с кем-то перестал сочетаться… Бэла мне заявила, что если будет Фира, то она не придет. А Татьяна сказала: не зови Юльку со Светкой, о чем с ними разговаривать? Как тебе это нравится? И я решила – ну их всех к черту, никого звать вообще не буду. Да и корячиться на кухне неохота.

– Послушай, а давай я тебя приглашу пообедать в ресторан? Подарок для тебя у меня есть. Выпьем чуть-чуть за твое здоровье, поболтаем, а?

– Может, лучше вечерком?

– Вечерком не получится.

– Хорошо. Согласна! Только я тебя приглашаю. Это мой юбилей!

– Да брось! Это приглашение – часть моего подарка. Ты, в конце концов, пенсионерка!

– Я работающая пенсионерка!

– Да ладно, тебе деньги на что-то другое пригодятся. И в конце концов это я первая тебя пригласила.

– Ну что с тобой делать, я согласна!

Я очень обрадовалась возможности побыть с Адой с глазу на глаз. Я ее обожаю! В ранней юности она была моей главной советчицей и наперсницей. Маме было не очень до меня. К тому же мама была полна каких-то прописных истин, а Ада никогда не читала мне нотаций, просто любила меня и давала советы, но не навязчиво, не свысока… Словом, была моей старшей подружкой. И дед тоже поощрял нашу дружбу.

– Адка, она плохому не научит и тоски зеленой не разведет, как твоя мамаша. И в кого Ленка такая уродилась? Не в нашу породу!

Я заехала за Адой на такси, моя машина была на сервисе. Она выглядела потрясающе.

– Адочка, да ты просто врушка! Какие семьдесят? Бред! Да еще с этой новой стрижкой…

– Тебе правда нравится? – кокетливо осведомилась она.

– Не то слово!

Изящная, на высоченных каблуках, невероятно! Мне бы в ее возрасте так выглядеть.

После первого тоста за здоровье новорожденной она вдруг решительно поставила бокал.

– Рассказывай!

– Что рассказывать? – не поняла я.

– Как тебе живется замужем?

– Хорошо живется, – не покривив душой, ответила я.

– А мне почему-то не верится…

– Ну и зря.

– Послушай, я все хотела спросить. Помнишь, на твоей свадьбе появился какой-то тип… вроде начальник твоего мужа, что ли…

– Бекетов?

– Может, и Бекетов…

– А что?

– Он бывает у вас в доме?

– Нет, что ты! Он такой большой босс. Вадькины родители чуть с ума не спятили от почтения. А почему ты спрашиваешь?

– Я его знала когда-то.

– И, как я понимаю, не с самой лучшей стороны?

– Да уж!

– Расскажи.

– Может, не стоит?

Но я видела, что ее так и подмывает поделиться со мной этой историей.

– Ну, Адочка, миленькая, пожалуйста, расскажи.

– Ладно, но обещай не рассказывать Вадиму.

– Обещаю.

– Ну слушай. История и впрямь интересная. Это было еще в пору жесточайшего дефицита, когда купить какую-то модную вещь было колоссальной проблемой. Мне позарез нужна была дубленка. Конечно, можно было обойтись и чем-то другим, но в молодости, а я была еще относительно молода, такие страстные желания подавлять вредно. И вот мне одна знакомая говорит:

«Адочка, у меня есть чудесный парнишка, он может достать все, что угодно. Мне он достал ондатровую шубку, Косте пыжиковую шапку, моим знакомым финский гарнитур. Так что, думаю, дубленка для него не проблема. Конечно, придется переплатить за услуги, но он берет умеренно. Так я ему звоню?»

«Конечно, звони!» – обрадовалась я.

Она позвонила, по телефону объяснять ничего не стала. Он вскоре приехал, выслушал, улыбнулся обаятельной улыбкой, записал мой телефон и пообещал:

«Не беспокойся, красава, будет тебе дубленка».

И правда через несколько дней звонит и сообщает:

«Привет, красава! Есть для тебя дубленка! Классная вещь, Канада! Темно-вишневая, пойдет?»