Текст книги "Секрет зеленой обезьянки"

– И деньги платят?

– Ага! Представляешь, как здорово?

– А что твоя мама сказала?

– Испугалась до смерти! Но тетя Тата ее уговорила. Сказала, что у меня такого шанса может больше и не быть… Что школа никуда не убежит, что репетиции будут во второй половине дня и все такое…

– А Митя с Костей в курсе?

– Нет. Зачем? Я стараюсь не болтать об этом раньше времени.

– Наверное, ты права. Но на премьеру-то позовешь их?

– Да ты что? Разве можно сейчас об этом думать? До премьеры еще дожить надо!

– Доживешь, куда ты денешься!

– Ох, Аська, понимаешь, мне отчего-то страшно… Как бы беды какой не случилось. Я как эти доллары увидела, у меня сердце в пятки ушло. Боюсь я, ох, как боюсь.

– Что ты, Мотька! Не бойся, я с тобой.

– Только это меня и утешает, – улыбнулась она, но улыбка вышла невеселая. – Ладно про меня, расскажи, как ты там в Париже живешь? Как Ален?

Глава 3
Происшествие в театре

Мы с Матильдой не заметили, как пролетело время. Вернулась из школы Степанида.

– Ох, мне ведь уже скоро в театр! – спохватилась Мотька, плюхая на плиту большую кастрюлю.

– Какой у тебя нынче суп? – со смехом спросила я.

Матильда вкусно готовила, особенно обожала супы. – Борщ. Хочешь?

– Хочу!

Степка все время изучала меня, я это чувствовала. И словно хотела что-то сказать. Наконец она решилась.

– Ась, а ты и вправду в Париже живешь?

– Да.

– Ну и как там?

– Хорошо. Но в Москве лучше!

– Почему?

– Тут все свои… Я по Москве все время скучаю.

– А… А я по Харькову – нет! – отрезала вдруг Степка. – По папке – да, а по Харькову – нет. Мне в Москве больше нравится.

– А как тебе наша школа? – полюбопытствовала я.

– Я привыкла, – уклончиво ответила она. – А ты насовсем приехала?

– Нет.

– Послушай, а вот Матильда мне всякие разные истории про вас рассказывала…

– Какие истории?

– Ну, как вы разных там бандитов и контрабандитов ловили…

– Контрабандистов! – поправила ее Мотька.

– Ну, нехай будут бандиcты, – кивнула Степка. – Нешто это все правда?

– Чистая правда! – ответила я.

– Так это же… А она тебе говорила, что я нашла? – понизив голос, осведомилась Степанида.

– Говорила.

– Правда, здорово?

– Да нет, я с Матильдой согласна, ничего тут хорошего нет. Если кто-то такие деньги потерял, у него, знаешь, какие неприятности могут быть…

Матильда одобрительно мне подмигнула.

– Ладно, вы тут болтайте, а я пока соберусь.

И она ушла в ванную.

– Ася, – шепотом начала Степанида, – Ась, ты знаешь, я сегодня опять пешком наверх шла…

– Опять лифт испортился?

– Не-а, я просто так… Посмотреть хотела…

– На что?

– Ася, там следы крови!

– Где?

– Ну, там, где я сумочку нашла… На стенке и на подоконнике!

– А тогда они были, эти следы?

– Не знаю, я тогда не заметила. Я как увидела сумочку…

– Но это ж позавчера было! Мало ли что потом могло там случиться… Или кто-то с кем-то подрался, или у кого-то просто кровь из носу пошла…

– Ну, може, и так…

– А ты почему шепчешь? – тоже шепотом спросила я.

– Матильду пугать не хочу! Она нервная! А у нее – спектакль!

– Это правильно, Степа! Если что еще обнаружишь, сразу говори мне, а ее волновать не надо! Договорились?

– Ага! Ты мне свой телефон-то дашь?

– Конечно!

– Говори, я запомню!

Я назвала ей свой номер телефона, она два раза повторила его.

– Все, уже в компьютере! – с торжеством произнесла Степанида.

Я пошла проводить Матильду до метро, а Степаниду оставили дома, делать уроки. Уже на подходе к метро я вдруг заметила, что у Матильды стало какое-то отрешенное лицо. О, я прекрасно знала это выражение. Такое лицо всегда бывало у мамы, стоило ей сказать: «Мне пора в театр!» Вот и Мотька была сейчас уже не со мной, а в театре!

Простившись с Матильдой, я побрела домой. И вдруг меня что-то стукнуло! Я вспомнила о пятнах крови на лестнице Мотькиного подъезда. Надо бы пойти взглянуть. «Зачем? Мало тебе, дуре, всяких расследований? Делать тебе нечего?» – говорила я себе. Но делать мне и впрямь было нечего. Все тут, в Москве, заняты, живут своей жизнью, а я свалилась им на голову… И никому до меня нет дела… Что ж, в одиночку расследовать историю с барсеткой? Да нет, я только взгляну…

Я вошла в подъезд и пошла по лестнице пешком. Вот оно, это место. И никаких пятен крови! Я огляделась. Вероятно, уборщица их смыла, если они вообще не были плодом пылкого воображения Степаниды. Да, похоже, тут недавно убирали. А вот интересно, не было ли в этом подъезде каких-то чрезвычайных происшествий, убийств, ограблений? Матильда вполне могла ничего не знать. А вот Степанида, конечно, знала бы… Впрочем, не обязательно… Я покрутилась там еще, но ничего интересного не обнаружила.

Дома я долго болтала с тетей Липой и уже вовсе не чувствовала себя лишней и ненужной. Правда, папа позвонил и сказал, что вернется не раньше девяти, так как у них на работе какое-то совещание. Кости и Мити все еще не было дома. Но в половине восьмого неожиданно позвонила Мотька. Голос у нее был измученный.

– Матильда, ты что так рано? – удивилась я.

– Ох, Аська, у нас такое несчастье…

– У вас? Где?

– В театре, – всхлипнула она. – Репетиция сорвалась… И вообще.

– Что? Что случилось?

– Наша Гуля попала в больницу, и неизвестно, выживет ли… – всхлипнула Мотька.

– Кто такая Гуля?

– Помреж! Правая рука Ильи Михайловича! Он так расстроился…

– А что с ней случилось, Матильда?

– Да говорят, отравилась чем-то…

– Пищевое отравление? Небось в буфете какую-нибудь гадость съела! Ничего, промоют желудок, подержат недельку в больнице…

– Да в том-то и дело, что она никогда не ест в буфете. Никогда! Она говорит, что ни ее желудок, ни ее кошелек этого не выдерживают… И вообще, – Мотька вдруг перешла на шепот, – Аська, мне кажется, ее кто-то отравил!

– Моть, ты в своем уме? Кому надо травить помрежа?

– Ну, мало ли… Может, у нее в личной жизни что-то такое было… все бывает, сама знаешь. И потом врач из «Скорой» так удивленно сказал: «Странно, но похоже на отравление ядом…» А вот название яда я не запомнила.

– Мотька, но ведь яд необязательно кто-то подсыпал, когда отравишься консервами или колбасой, там ведь тоже яд…

– Но тогда врач не удивился бы… Какие-то там симптомы не те были… так я думаю.

– Ну хорошо, а милицию-то вызвали?

– Нет, наверное, из больницы сообщат ментам… Ась, а может…

– Что?

– Может, тряхнешь стариной?

– Ты хочешь сказать…

– Ага! Тебе все равно сейчас делать нечего…

– Ну конечно! И что, прикажешь мне одной этим заниматься, да?

– Аська, я же ничего не приказываю, ты что? Я просто подумала, тебе, наверное, скучно, когда все на работе или в институте, или в школе…

– Ну, вообще-то это правда… Скучновато. Но одной… Я даже не знаю, как за это взяться…

– Это мы обсудим! – обрадовалась Мотька. – Хочешь, я сейчас к тебе прибегу? А, кстати, Валерка наверняка согласится тебе помочь. Даже, я думаю, в восторге будет.

– Знаешь, Матильда, давай подождем до завтра. Может, выяснится, что у вашей Гули никакое не отравление, а просто аппендицит или еще что-нибудь в этом роде. Врачи в «Скорой» часто ошибаются…

– Нет, Аська, я печенкой чую, что-то тут не так… Я сегодня как в театр пришла, мне почему-то так вдруг тоскливо стало, так холодно и страшно, а потом вот это случилось…

– Ты, наверно, хорошо к этой Гуле относишься? Кстати, что за имя – Гуля?

– Гулико! Она наполовину грузинка. Да, я к ней хорошо отношусь, но при чем тут это?

– Как при чем? Ты к ней хорошо относишься, вот и почувствовала, что ей плохо станет!

– Ты думаешь?

– Конечно! Сама подумай! Просто тебе уже всюду преступления мерещатся. Оно и неудивительно!

– Ась, ты с Лордом гулять не пойдешь?

– Пойду, а что?

– Давай, выходи сейчас, и я подойду, погуляем вместе, я уж и забыла, когда гуляла, совсем времени нет. Поговорим спокойно, а то тут у Степаниды уже ушки на макушке.

– Отличная идея! Через десять минут выйду!

Действительно, через десять минут мы встретились и пошли на сквер. Вид у Мотьки был подавленный.

– Аська, это плохо, очень плохо! – проговорила она драматическим шепотом.

– Да что хорошего!

– Нет, я даже не про Гулю, ее, Бог даст, спасут, но… примета плохая.

– Примета? Какая примета? – рассердилась я. – Если помреж отравился, значит, спектакль провалится? По-твоему, существует такая примета?

– Ладно, не злись, может, я не так выразилась… Ну не примета, а знак… Плохой знак… До сих пор все было так клево…

– Ну ты и скажешь… В театре ведь тоже живые люди работают! Я вот не помню у мамы в театре ни одного спектакля, чтобы что-нибудь да не стряслось! Вечно что-то случается, и если на все это обращать внимание и считать дурным знаком… Тогда бы они вообще ни одного спектакля не выпустили. Не волнуйся, оклемается твоя Гуля. Она молодая?

– Ну, не очень, ей уже двадцать восемь.

– Красивая?

– Да нет, но симпатичная, веселая…

– Замужем?

– В разводе!

– А кто муж?

– Не знаю. Она про него не говорит. Я просто краем уха слышала, она кому-то говорила «мой бывший муж…» Она, по-моему, в Илью Михайловича влюблена.

– А он ведь, кажется, женат?

– Да, у него жена славная, она преподает французский язык в Щукинском училище. И девчонка у них десятилетняя. По-моему, они хорошо живут… Ты что, подумала, что его жена могла отравить Гулю?

– Я? Да ты что, Матильда! Мне такое и в голову не пришло! Мы вообще не знаем, отравили ли ее… Слушай, Моть, а куда ее увезли? Не в Склиф?

– Да вроде в Склиф, а что? Думаешь, сбегать сейчас туда, узнать что-нибудь?

– Ну да!

– Правильно! Идем! – решительно сказала Мотька. – Это же рядом!

– А Лорд?

– Не страшно, ты с ним постоишь, а я попробую узнать что-нибудь!

Но едва мы подошли к приемному покою, как навстречу нам вышел немолодой, совершенно лысый, довольно толстый мужчина средних лет.

– Яков Леонидович! – закричала Мотька и бросилась к нему. – Яков Леонидович, вы у Гули были?

– Матильда! Ты что здесь делаешь?

– Да вот, я же тут близко живу, решила зайти узнать, как Гуля.

– Ей уже лучше, она пришла в себя… Говорят, вообще сегодня ничего не ела, только воду минеральную пила… Странная история… Но в лаборатории вроде бы яд не обнаружили… Единственное, что она сказала… будто выпила воду не из своей большой бутылки, а из маленькой, которая стояла на столике у телефона за кулисами, и будто бы у воды был необычный вкус. Я немедленно рванул в театр и привез им эту бутылку. Там оказалась чистейшая вода.

– «Святой источник»? – каким-то деревянным голосом спросила Матильда. – А ты почем знаешь?

– Так Гуля же всегда пьет только эту воду.

– Ну да… Да. Вот что, моя красавица, хватит с тебя на сегодня. Живо в машину, я тебя сейчас отвезу. И сразу в постель. Ты нам завтра живая нужна! Репетиции продолжаются! Я кому сказал – в машину!

– Яков Леонидович! Познакомьтесь, это моя лучшая подруга, Ася Монахова! Мы с ней гуляли и вот решили зайти, так что мы сами доберемся, мы же с собакой!

– Монахова? Таткина дочка?

– Да!

– Так ты же вроде в Париже, у деда?

– Вчера приехала!

– К подружке на премьеру?

– Можно считать и так!

– А псина у тебя какая милая, как ее звать?

– Лорд!

– Хороший пес! Пошли, довезу уж вас с псиной! Поздно девчонкам одним гулять!

– Нет, спасибо, Яков Леонидович! Мы сами, а то Лордик у нас машину не переносит, его сразу тошнить начинает, – затараторила Мотька к великому моему удивлению. – У него плохой вестибулярный аппарат, его даже на дачу возят со снотворным.

– Что ты говоришь? Но тут ведь близко, может, он не успеет…

– Да что вы! Он уже через минуту…

– Ну, если такое дело…

– Не волнуйтесь, Яков Леонидович, мы прекрасненько дойдем, да сейчас не так уж поздно. Лорд у нас хороший охранник! Никого к нам не подпустит.

– А вот меня же подпустил!

– Так он разбирается, кто с добрыми намерениями…

– Понятно! Ну ладно, девушки, тогда я поеду, а то уже еле на ногах держусь. Ну и денек выдался, черт бы его побрал!

Он простился с нами и уехал.

– Матильда, ты зачем наврала про Лорда?

– Надо было. Аська, а дела-то совсем поганые!

– Почему? Он же сказал, что она пришла в себя?

– Понимаешь, эта бутылка, что на столике у телефона стояла…

– Ну?

– Она моя!

– Ну и что? С ней же все в порядке!

– А ты понимаешь, сколько времени прошло? Несколько часов! Что стоило ее подменить, а?

– Погоди, Матильда, у тебя, по-моему, уже ум за разум зашел.

– Никуда никто не зашел! Тут есть три варианта, нет, только два! Либо хотели отравить меня…

– Тебя?

– Либо меня же хотели подставить!

– То есть как? – совершенно ошалела я от Мотькиных выводов.

– Если предположить, что Гуля отравилась, а по всему похоже на то, значит, отравилась она, выпив воды из чужой бутылки. Так?

– Возможно.

– А бутылку на этом столике оставила я. Я пошла позвонить маме в свободную минутку, потом меня позвали, и я забыла про нее.

– Матильда, ты что, прослушала? Он же сказал, это была чистейшая вода!

– Вот это-то меня и пугает!

– Почему?

– Потому что я всегда в воду добавляю лимонный сок! Меня этому твоя мама научила! Вода с кислинкой лучше утоляет жажду. Это чтобы пить поменьше, понимаешь! А Яков сказал – вода была чистейшая! Теперь понимаешь?

– Но, Матильда, зачем нужно тебя подставлять или травить?

– Травить, может, и не нужно…

– А подставлять? Да нет, чепуха это! К тому же яд не обнаружили! Это несчастное стечение обстоятельств и только, ей просто случайно стало плохо после того, как она выпила воду! И между прочим, если там обнаружили лимонный сок, то вода все равно чистая, не отравленная, они скорее всего просто промолчали про сок, какое это имеет значение, если вода не отравленная?

– Ты и вправду так думаешь?

– Конечно! А что ж тут еще думать? Уверена, завтра выяснится, что у нее какое-то сложное заболевание, а скорее всего просто аллергия на лимон! Может это быть? Запросто! Или она себя этими диетами заморила…

– Ох, Аська, ты просто камень у меня с души сняла… Здоровенную такую каменюку…

– Ты, Мотька, скоро со своим театром рехнешься просто. Тебе психиатру показаться надо! Все тебе страсти какие-то мерещатся!

– Да, я, наверное, подсознательно так боюсь, что сорвется спектакль или провалится, или я заболею, что мне невольно…

– Тебе надо успокоиться, Мотька, а то ты и вправду заболеешь! Вон чего выдумала – кто-то кого-то отравил, чтобы тебя подставить! Это какая же фантазия безумная. Просто жуть! Завтра же попрошу маму найти тебе психиатра!

– Не вздумай!

– Очень даже вздумаю! Тебе не столько психиатр нужен, сколько невропатолог! Даст какие-нибудь порошочки успокоительные. Ты спишь нормально?

– Аська, прекрати издеваться! Признаю, я немного погорячилась… Видно, перенервничала из-за Гули… А мозги-то сама знаешь, как у нас у всех повернуты. Чуть что – детектив! – усмехнулась Матильда. – Ладно, проехали! Надеюсь, завтра все будет в порядке. Да, Аська, я совсем забыла. Илья Михайлович разрешил тебе завтра прийти на репетицию.

– Матильда! Что же ты молчала? Вот здорово!

– Только, Аська, прошу тебя, сиди тихонько-тихонько!

– А что, я обычно ору во все горло? Дебоширю?

– Да ладно тебе, не заедайся! Я просто сказала, а то он, Илья Михайлович, очень не любит, когда в зале посторонние…

– Да успокойся, я умею сидеть на репетициях! Не в первый раз! Мне дед даже разрешает на его занятиях с аккомпаниатором присутствовать, я всегда сижу как мышка! Да и у мамы в театре я сколько раз была…

– Извини, подруга, я впопыхах про это забыла…

– Так и быть, извиню!

– И еще просьба – никому про сегодняшнее ни слова! Ну, про мою истерику, ладно?

– Ладно, – согласилась я.

– Да, и вот еще… Если тебе завтра на репетиции что-то не понравится, ты ведь все-таки понимаешь в этом деле, ты мне обязательно скажи!

– Ну, если не понравится… Тогда скажу.

– Ты только постарайся смотреть на меня не как на меня…

– Чего?

– Ну, не как на свою подружку с детского сада, которая, надо же, на сцене выступает, а просто как на артистку, незнакомую артистку. Понимаешь?

– Понимаю, что ж тут не понять!

– Аська, ты смеешься?

– Да почему? С чего ты взяла?

– Мне показалось…

– Когда кажется, креститься надо!

Нет, с Матильдой надо что-то делать, а то она, по-моему, скоро спятит!

Глава 4
Иномарка и сосулька

Вернувшись домой, я собралась позвонить Мите и Косте, но не тут-то было, едва я открыла дверь, на меня накинулся с упреками папа.

– Аська, у тебя совесть есть? Где ты шляешься? Мы же волнуемся! Вышла с собакой и пропала! Разве так можно? Утром я встал – тебя уже нет, вернулся с работы – тебя еще нет! Что это за манера!

– Папа, но я…

– Ты только и знаешь, что гонять по улицам с Матильдой! А на родного отца тебе плевать!

– Папа, как тебе не стыдно!

– Мне? Мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-то перепутала? Это тебя в Париже научили так говорить с отцом?

– Что? – задохнулась я. – Я разве рвалась в Париж? Просила-умоляла, ах, я хочу жить в Париже, да? Это была твоя идея!

– Да! И я не скрываю, что хотел оторвать тебя от этой твоей сыщицкой компании. Но только все это, как видно, напрасно было! – кипятился папа.

Что это с ним? В последний год у него здорово испортился характер.

– Юра, успокойся! – раздался вдруг голос тети Липы. – Ты и сам нервничаешь и девочку попусту нервируешь. Подумаешь, большое дело, загулялась девочка! Ей же там не хватает друзей, в этом твоем Париже, она соскучилась. А тут еще ты на нее нападаешь, хочешь, чтобы она и вовсе от дома отбилась?

– Ах, все вы заодно! – махнул рукой папа и, хлопнув дверью, ушел к себе.

– Аська, ты небось голодная? – шепотом спросила тетя Липа.

– Голодная, – призналась я.

– А где ты шастала?

– Да мы с Матильдой…

– С Матильдой? Но она же в это время обычно в театре.

– У них там помреж заболела, ее в больницу увезли.

– Понятно. Ну, как у Мотьки успехи-то?

– Завтра пойду к ней на репетицию, тогда все вам расскажу…

– Молодчина она, твоя Мотька. Талантливая, трудолюбивая, сиротку вон к себе взяла…

– Тетя Липа, а что с папой?

– Нервничает все… Время нынче такое, нервное. Все теперь такие дерганые стали, не дай Бог! Да и потом… Мама твоя сейчас нарасхват, у нее большой успех, а ему это не нравится. Ревнует, наверное… Вот давеча кто-то маме цветы прислал, подумаешь, большое дело, артисткам всегда цветы присылают, а он так расстроился…

– Но… Они разводиться не собираются? – шепотом спросила я. Меня уже давно терзают такие подозрения.

– Да нет, Господь с тобой! Об этом речи нет. Они же любят друг дружку! Да ты не волнуйся, пройдет это. Поверь мне. Просто период такой… Трудно им. А ты вот, кстати, постарайся их примирить! Бывай побольше дома, с ними…

– Легко сказать… – вздохнула я.

– Да я все понимаю, – погладила меня по голове тетя Липа. – Ты не думай, что я старая и ничего не смыслю в твоих делах. Очень даже смыслю! И всегда буду на твоей стороне! – добавила она еле слышно.

Я прижалась к ней. Настоящее ощущение родного дома – теплый, уютный запах тети Липы. Она всегда была со мной, и, наверное, больше всех я скучаю именно по ней. Потому что точно знаю – ей всегда до меня есть дело!

Когда я спохватилась, звонить ребятам было уже поздно, а вскоре вернулась мама…

В этот день в театре спектакля не было, и потому репетировали на сцене. Матильда ввела меня в пустой и почти темный зал и усадила в двенадцатом ряду.

– Ты до конца-то выдержишь? – шепотом спросила она.

– Конечно! Мне же интересно!

– Значит, домой вместе поедем! Пока!

И она подбежала к режиссеру, который сидел в пятом ряду. С ним рядом сидела еще какая-то немолодая полная женщина. А на сцене появился знаменитый артист Олег Журавский, игравший Мотькиного отца. Журавский много снимался в кино, за ним бегали толпы поклонниц, он был красивый мужчина и прекрасный актер. Мотька еще по дороге объяснила мне, что сегодня они будут репетировать сцену, в которой Мэгги пытается объяснить отцу, почему он не должен жениться на Лью, красавице-журналистке и для этого плетет о ней фантастические небылицы. А отец то верит, то не верит дочери.

У меня от волнения за Мотьку гулко билось сердце. Но вот она выбежала на сцену. У меня даже дух захватило, такая она была красивая. И ведь никакого грима… Я поняла, это талант! Я не раз дома слышала, что даже некрасивая талантливая актриса запросто может сойти за ослепительную красотку. А бездарная красавица на сцене кажется куда менее красивой. Значит, Мотька и впрямь очень талантлива! Но это была уже не Мотька, дочка московской почтальонши и неведомого отца, нет, это была прелестная юная американка Мэгги, капризная, избалованная дочка богатых, разведенных родителей. Пьеса была очень веселая, и я получала громадное удовольствие, несмотря на то что режиссер нередко останавливал актеров, что-то объяснял, показывал, горячился… Я и не заметила, как недалеко от меня села какая-то женщина. Я взглянула на нее случайно и сразу узнала. Это была Елена Викторовна Коноплева, известная артистка, учившаяся в театральном училище вместе с моей мамой. Она тоже взглянула на меня.

– Аська? Ты? – прошептала она.

Я кивнула. Как раз в этот момент Меркулов что-то громко объяснял Журавскому.

– Что ты здесь делаешь?

– Смотрю! Матильда – моя лучшая подруга!

– Ах да, это же Тата ее рекомендовала Илье… Поразительно талантливая девочка!

Честно говоря, в ее тоне послышалось тайное недоброжелательство, или мне просто показалось?

– Постой, Тата что-то говорила, будто ты живешь теперь в Париже?

– Да, но я приехала на месяц… Елена Викторовна, а вы сегодня будете репетировать?

– Да, у нас одна сцена с Олегом…

– Леля, ты уже здесь? – закричал Меркулов. – Иди сюда!

Кивнув мне на прощание, Елена Викторовна направилась к нему… Вот она, кстати, из тех не блещущих красотой женщин, которые на сцене могут быть совершенно обольстительными. Мне было жутко интересно посмотреть, как они играют с Мотькой, не потеряется ли Мотькино юное вдохновение рядом с ее отточенным мастерством. Но сегодня мне не удалось этого увидеть. В какой-то момент объявили перерыв и запыхавшаяся взмокшая Мотька подбежала ко мне.

– Ну как? – выдохнула она, плюхаясь рядом со мной.

Я молча показала ей большой палец.

– Правда?

– Мотька, у меня нет слов! Видела бы ты себя! Ты на сцене такая красивая, ужас просто!

– Правда? Ты правду говоришь, не просто так?

– Мы же договорились – я говорю тебе всю правду. Мне страшно понравилось. И пьеса, по-моему, чудная!

– Аська! Мне так важно было это услышать, – тихо призналась она.

– И, между прочим, Елена Викторовна сказала, что у тебя поразительный талант!

– Кому она сказала?

– Мне!

– Интересно… А мне казалось, она меня недолюбливает!

– Почему?

– Не знаю, просто нутром…

– А, печенкой чуешь?

– Ну да…

– Не знаю, может, она тебя и не любит, но признает твой талант…

– Ой, Аська, брось, не надо про талант, а то еще сглазишь…

– Знаешь, Моть, мне так интересно посмотреть весь спектакль, с начала до конца, в костюмах, в декорациях…

– Посмотришь, Бог даст! А как тебе Журик?

– Кто? – не поняла я.

– Журик! Так Журавского все зовут. Он классный актер! И очень хорошо ко мне относится.

– Ты в него влюблена?

– Влюблена? Да ты что! Он же старый. Да и вообще, мне сейчас не до любви.

– А, кстати, Олег тебя видел?

– В театре? Нет, что ты! Я только тебе доверяю. Меня даже Степанида не видела. Да, ты ей между прочим не говори, что была на репетиции, а то такой вой поднимет, ладно?

– Ладно, Моть, а где тут туалет?

– Идем! – вскочила Мотька и выбежала в фойе. Я думала, она поведет меня за кулисы, но нет, мы вбежали в туалет для зрителей. Там было тихо и чисто.

Когда мы вышли оттуда, нам навстречу попался Яков Леонидович.

– О! Попугайки-неразлучницы! – приветствовал он нас.

– Яков Леонидович, как Гуля? – спросила Матильда.

– Очень неважно, к сожалению, – с грустью произнес он. – Я был недавно в больнице, говорил с врачом… Он все-таки думает, что это отравление. Хотя совершенно непонятно, чем она отравилась.

– Но она вне опасности? – спросила я.

– Будем надеяться, будем надеяться.

В этот момент Матильду кто-то позвал, и она убежала.

– Ах, какая девочка, – проговорил Яков Леонидович, вытирая лысину платком. – Такой талант рождается не часто… Ей пятнадцать, а она готовая актриса. Нет, еще, конечно, техники, мастерства, но это придет… Придет! Я думаю, если все будет благополучно, мы же, театральные люди, ужасно суеверны, поэтому я плюю три раза через левое плечо, так вот, если все будет хорошо, Матильда станет сенсацией сезона. Ну, иди в зал, а то сейчас начнется…

Я вернулась на свое место. Но репетиция пока не возобновилась. Мне было так радостно за Мотьку, хотя я понимала, что ей будет ох как нелегко! Я выросла в актерском доме и знала, что театр – отнюдь не храм. Там кипят такие страсти, там столько зависти, интриг, недоброжелательства… Я помню, сколько слез пролила из-за всего этого мама…

Но тут началась репетиция и я забыла обо всем. Матильда еще репетировала сцену с бабушкой, ее тоже играла известная артистка, Зинаида Морозова, чудная толстая старуха, так и светящаяся добротой и юмором. Одним словом, я получила массу удовольствия. Потом режиссер сказал:

– Спасибо, свободны все, кроме Елены Викторовны!

Мотька мигом спустилась в зал.

– Аська, одевайся и подожди меня на улице, я мигом! Яков Леонидович нас отвезет!

– А может, не стоит? Давай пройдемся, погода такая роскошная, снег, светло… Да и не поздно еще!

– Давай! Я попробую его уговорить! Жди!

И она унеслась. Я оделась и вышла на улицу.

Погода и впрямь была изумительная, градусов восемь мороза, сверкающий снег, ни ветерка… Как мне в Париже не хватает снега, мороза… Вскоре из подъезда выскочила Мотька.

– Уговорила! Насилу согласился! Но я ему объяснила, что у нас просто нет другого времени для общения! Ты это здорово придумала, Аська!

Но тут вдруг с крыши обрушилась громадная сосулька. Она упала буквально в нескольких сантиметрах от нас. Мы обе вскрикнули и отскочили. Проходившая мимо женщина завизжала.

– Девочки, вас не ушибло? Это ж надо… Чуть-чуть не убило! – запричитала она.

Мы подняли глаза. На крыше никаких сосулек не было.

– Странно, – проговорила женщина, глядя вверх, – вроде там все чисто… Неужто одна сосулька осталась?

– Ну, может, ее забыли сбить… – предположила я. И тут мне бросилось в глаза, что Матильда стоит ни жива ни мертва. Бледная как полотно.

– Мотька, что с тобой, ты так испугалась?

– Да нет, я просто представила себе, что она попала бы в меня… Господи, как легко на тот свет угодить… Несколько сантиметров решают все…

– Можно подумать, такое с нами первый раз случается, ты вспомни кафе «Жизель» в Париже! Если б я не нагнулась, меня бы уже давно на свете не было!

– Да, это точно, – слабо улыбнулась Мотька. – Все хорошо, что хорошо кончается. Ну, идем, что ли?

Она решительно взяла меня под руку, и мы побрели по заснеженной нарядной Москве. Я передала Мотьке то, что сказал о ней Яков Леонидович.

– Так и сказал, что я стану сенсацией?

– Так и сказал!

– Мне страшно… Все столько хорошего пророчат, а вдруг ничего не выйдет? Вдруг я на публике играть не смогу? Бывает же такое?

– Что за глупости, Матильда! Ты уж столько раз играла на публике!

– Я? Играла? Что ты мелешь, подруга?

– А ты вспомни. Вспомни. Как ты в обморок падала, как парня изображала, как торговала! Это все была игра на публике!

– Ты так считаешь?

– Ясный перец!

И Мотька счастливо захохотала, словно избавляясь от какого-то сильного напряжения.

Мы молча шли дальше. И вдруг она остановилась.

– Аська, знаешь, что я тебе скажу…

– Скажи, узнаю!

– Мне иногда кажется, что меня ждет… ну одним словом, все! И успех, и даже, может быть, слава, и любовь, и все-все… А иногда вдруг кажется, что вообще ничего не будет…

– Как? – спросила я, и у меня мурашки побежали по телу.

– Мне иногда кажется, что я… скоро умру!

– Матильда, прекрати!

– Нет, правда… Иногда мне так кажется!

– Естественно! А как может быть иначе? Ты же живешь в ожидании счастливых перемен, так, наверное, всегда бывает, когда ждешь чего-то очень важного, счастливого, всегда кажется – ну, обязательно что-то случится, потому что такого счастья быть не может, просто по определению! А потом ничего плохого не случается и настает этот долгожданный день… Ты вспомни, вспомни, как ты ждала поездки в Париж и в Италию, тебе тогда тоже все время казалось, что непременно что-то плохое случится. Но ведь не случилось же! И ты попала в Париж и в Италию. Так и теперь… Я отлично помню, как ты даже в самолет садиться боялась, все тебе мерещилось, что не можешь ты до Парижа живая долететь!

– Да, правда, – обрадовалась Мотька. – Это, наверное, у меня натура такая дурацкая…

– Вот именно, дурацкая твоя натура!

И мы опять засмеялись.

– Моть, ты подумай, а я ведь никак Митьке с Костей не позвоню… Вчера мне папа скандал закатил…

– Почему?

Я в общих чертах рассказала ей о разговоре с папой и тетей Липой. Мне хотелось отвлечь подружку от мрачных мыслей, но у самой в сердце шевелился червячок сомнения. А вдруг Мотькина интуиция ей что-то подсказывает? Вдруг ей и в самом деле грозит какая-то опасность? Однако я старалась отогнать эти нехорошие мысли…

Мы уже вышли на Цветной бульвар.

– Аська, давай пойдем по бульвару, там снег вон какой чистый!

– Давай, – согласилась я.

Мы подошли к переходу, ступили на проезжую часть, в это время машин было мало, улица неширокая, зажегся зеленый свет пешеходам, и вдруг откуда не возьмись выскочила небольшая красная машина. И она летела прямо на тротуар… на нас. Мы чудом успели отскочить, в подворотню, а машина унеслась, несмотря на красный свет.

– Псих ненормальный! – закричала Мотька. – Ездят всякие! Идиот! Он же нас чуть не задавил. Наверняка пьяный или под кайфом! И такие за руль садятся, – ворчала Мотька. – Аська, ты здорово испугалась, да?

– Еще бы! Стоишь на тротуаре, а на тебя машина мчится, испугаешься тут!

– Ладно, пошли! По бульвару хоть машины не ездят!

До дому мы добрались благополучно, да еще встретили по дороге Макса Гольдберга, который страшно удивился при виде меня, но зато проводил нас до дому.

Дома все набросились на меня с расспросами о Матильдиной игре. Даже папа сменил гнев на милость. Я подробно все рассказала, умолчав, естественно, о нашей пешей прогулке. Уже лежа в постели, я закрыла глаза и вновь увидела несущуюся на нас красную машину. А еще – падающую с крыши сосульку. Хотя других сосулек на этой крыше не было. Не слишком ли много для одного дня? А если еще учесть вчерашнюю весьма странную историю с Гулей… И вдруг я похолодела. А что если все это – звенья одной цепи? Но какой? Кому мы нужны? И ведь опять все началось с моим приездом! Значит, кто-то хочет меня убить? В этом, кстати сказать, не было бы ничего странного. Я стольким мерзавцам перешла дорожку… Хотя, почему именно я? Наверное, мы с Мотькой. И если сосулька и красная машина угрожали нам обеим, то история с отравлением могла относиться только к Мотьке… Тогда, выходит, что покушаются на Мотьку? А впрочем, это может быть простым совпадением… И одно к другому не относится. Кому в театре может быть нужно покушаться на Мотьку? Бред!