Текст книги "Осенняя охота"

Осенняя охота

Астрид

Декабрь 1996 года

Стемнело уже к двум часам, и хмурому скучному дню не предвиделось конца.

На окне рядком разместилось семейство свечей, словно из луковок прорастали стрелки света, отгоняя темноту, оцепившую мир снаружи. Бабушка, спустив вязаные чулки, натирала больные колени настойкой из каштанов и сердилась на погоду, на старость, на жизнь.

День обещал быть долгим, как любой зимний день в провинции, и Астрид, в надежде убить время, просила рассказать о вещем сне, подаренном Люсией молодой незамужней бабушке, и та в сотый раз рассказывала, как, гадая на суженого, поставила под кровать буквой «Т» единственные выходные туфельки и легла спать… Ночью она проснулась от стука в окно, выглянула – никого, только одна туфелька лежала на снегу, а вторая осталась под кроватью.

Бабушка в ту пору жила с родителями в северном холодном Лулео, все женихи наперечет, а кроме нее в семье еще семь невест – сестры. Астрид знала их только по фотографиям, семь девиц – все белобрысые с круглыми лицами, бабушка – самая младшая: светлые ресницы, брови, прозрачно-голубые глаза. Они все похожи друг на друга, и Астрид тоже похожа на них. Мужчина с бородой и женщина в длинном платье – прабабушка и прадедушка.

Что было дальше, Астрид, конечно, известно, но бабушка рассказывала эту часть истории с огромным удовольствием. С того сна в канун Люсии прошло пять лет, бабушкины сестры разъехались из дома, так и не выйдя замуж. Бабушка переехала в Эстерсунд и там устроилась учительницей шведского языка в народную школу. Во время перемены постучали в окно, бабушка выглянула – молодой парень, это, конечно, был дедушка, показал женскую туфлю, найденную им случайно на школьном футбольном поле. Размер – тридцать восемь, бабушкин размер ноги. Настоящую владелицу туфли так и не нашли. Но бабушка знала ее имя.

Вечером Астрид поставила туфли под кровать и спела для Люсии гадальную песню. Астрид хотелось, чтобы ее жених был красивый, как артист кино, а не как дедушка – непричесанный, с лохматыми бровями, заросшими висками, красивее даже Яна Эрика. Он учился с Астрид в одном классе и немного ей нравился, особенно на уроке физкультуры, когда съезжал с горы на лыжах, а когда ковырялся в носу – нет.

Наверное, мама тоже ставила туфельки под кроватью и пела песенки и Люсия привела к ней в сон жениха. Астрид часто думала, был ли он ее отцом, о котором она ничего не знала, даже имени. Но расспросы об отце пресекались на корню.

Бабушка расстраивалась, когда Астрид вспоминала маму, но и сама нарушала запреты, интересовалась между прочим, скучает ли Астрид по маме, и Астрид отвечала: «Нет, не вспоминаю и не скучаю». Но все равно вспоминала, не могла не вспоминать. Когда они разлучались на несколько месяцев, Астрид забывала не только ее голос, но и даже ее лицо, на всех фотографиях мама тоже была чужой, незнакомой, но, как ослепшие хранят в памяти утратившие видимость предметы, Астрид ощупью помнила прикосновение ее лица, рук, запах духов – конфетный, очень слабый, как мама дышала во сне.

Полгода назад Астрид из-за страха темноты перестала спать ночами, и ее записали к школьному психологу. Эмма, новенькая девочка в классе, бледная, худая, с надменным лицом, ходила на терапию в те же дни.

Эмма любила птиц и не любила людей, особенно ровесников. На уроках она смотрела в окно или рисовала птиц, все ее пальцы были в чернилах и красках. Ее мама учила детей в школе рисованию. Она была художница и тоже любила птиц. В выходные дни Эмма с мамой часто ездили на озера наблюдать за птицами и делать наброски. Эмма посещала общество орнитологов. Но ей там не нравилось: она поссорилась с Кирстен, хотя они собирались вместе на побережье спасать птиц в сезон дождей, и бросила камнем в Яхона. Он не поднял с земли раненую трясогузку. Ее возмутило равнодушие Яхона. Эмму исключили из общества. Кирстен не поехала с ней на взморье, никто из этого общества не поехал на взморье. Эмма сочинила псалмы для птичьего молитвенника в память о трясогузке. Эмма считала, что после смерти люди превращаются в птиц. Астрид не хотела быть птицей. «А в кого ты хочешь превратиться?» Астрид не знала: «Ни в кого. Может быть, в собаку». Астрид мечтала о собаке. «Тогда ты никогда не узнаешь, что такое небо».

Эмма слепила домик для птиц, но не из пряничного теста, а из глины и скорлупы, и его отобрали на музейную выставку. Эмма не обрадовалась: дом предназначался в подарок птицам, живущим в заповеднике в Тисьоарне. Эмма много рассказывала о заповеднике, когда была в хорошем настроении. Весной там на лесистых и открытых болотах распускаются орхидеи и растет редкий голубой мох. Странно, что Астрид никогда не была там. Но Астрид почти нигде не была, только одно лето провела в горах Херьедалена с мамой, но это было давным-давно. Мама работала в Херьедалене уборщицей: на кухне, в комнатах. Астрид вертелась рядом, смотрела, как мама моет посуду, на ее руки в мыльной пене, на горы белья, на чистые полотенца, на отдыхающих детей, что капризничали и не хотели вкусных вафель на завтрак. У всех детей были папы, одну девочку папа все время носил на руках, и она особенно не нравилась Астрид и, кажется, не нравилась ее маме, она особенно придирчиво ее рассматривала. Мама нравилась мужчинам, Астрид стыдилась, что они так смотрят на нее. Бабушка после расспрашивала Астрид, не завела ли с кем-нибудь мама шашни. Мама уезжала со станции в октябре. Астрид в это время уже ходила в школу и жила с бабушкой.

Среди ночи поднялась метель, Астрид не могла заснуть и чувствовала разбушевавшийся снег покалыванием во всем теле, от бессонницы отяжелели руки и ноги и врассыпную летали мысли, сбросившие дневную тяжесть, как птицы перья. В темной комнате на вешалке белело призраком белое платье, отглаженное бабушкой на завтрашнее праздничное шествие в честь Люсии.

Запах шафрановых булочек поплыл по дому – тепло, хорошо, снег бился в окно, мысли летели – все легче и легче, в темноту, в узкую черную нору, стало темно, тихо, бабушка погладила руку: «Просыпайся». Ночная метель успокоилась, улеглась сугробами. Утро. Астрид посмотрела под кровать: туфельки стояли на месте, и никого во сне она не видела, никого и ничего, кроме снега и птиц.

Конечно, Астрид напрасно надеялась, Ловизу и в этот раз назначили Люсией. Ничего в ней не было особенного, кроме длинных пушистых волос, вредная, капризная, но и Ян Эрик среди прочих входил в список ее обожателей. Девочки в белых платьях с красной лентой на поясе, Астрид среди них, в венке из свечей выходили за Люсией из мрака, а за ними плелись мальчики tomtenissar в белых рубашках и шляпах со звездами. Эмма осталась в классе.

Приглашенные на праздник родители невидимой стражей замерли в темноте, и только молнии фотоаппаратов выдавали их присутствие. Все пели праздничную песнь, и Астрид казалось, что она еще не проснулась и видит сон. Бабушка тоже щелкнула фотоаппаратом на память. Еще одной фотографией в альбоме больше.

После празднования Люсии поехали с классом в Джамтли на награждение победителей конкурса пряничных домиков, и Астрид надеялась на реванш.

На прошлой неделе она не без помощи бабушки смастерила чудесный пряничный домик. Бабушка выпекла главные детали: фундамент, стены, крышу, Астрид раскрасила голубой глазурью крышу, ставни, дверь. Снег из сахарной глазури лежал на крыше дома, на крыльце, из трубы поднимался дым, и в окнах мигали желтые капельки свечей. Из оставшегося теста Астрид вырезала маленькую косулю, тоже в пятнышках глазурного снега, и поставила на заснеженную лужайку к окну.

Когда учительница отобрала домик для участия в выставке, Астрид не почувствовала радости. Ее живую любовь поймали, как птицу, положили в коробку, замотали скотчем и унесли в недоступное место.

Учительница, когда чувствовала себя укромно от детей, улыбалась сама себе нежной улыбкой. Все ученики знали, что у нее есть жених, он ждет ее после работы у школы, и они вдвоем идут домой. Ян Эрик весело болтал с Ловизой – она не сняла венок Люсии, ее ждало еще чествование в музее. Хмурая Эмма сидела одна за передней партой в своей неизменной полосатой вязаной шапке. Астрид смотрела в окно. Она любила дорогу, путешествия, пусть даже короткие.

В музее – пересчитанные, сдавшие верхнюю одежду, разбитые по группам – не расходиться, не разбегаться, за мной, – прошли в зал с гобеленами Оверхогдаля.

Эмма, последняя в группе, в нерешительности вошла со всеми, постояла немного и незаметно повернула к выходу. Астрид вышла за ней.

Эмма неуверенно направилась в выставочный зал, где за стеклянной перегородкой на длинном столе рядком ждали своего часа пряничные домики. Астрид узнала сердцем свое творение, прежде чем увидела его воочию: заснеженный, с теплыми желтыми окнами, самый красивый среди всех пряничных домиков, но Эмма даже не взглянула на него, и Астрид, застеснявшись своей любви, спешно прошла мимо, чувствуя спиной погасший свет окон.

Птичий домик Эммы стоял поодаль от всех. Лодочка из глины, скорлупы, веточек, устланная мхом, в центре перо птицы – черное с двумя белыми пятнами на кончике, вокруг него две бумажные птицы – большая и маленькая.

В зал вошла сотрудница музея и с удивлением поинтересовалась у девочек: «Почему вы здесь, кто ваш учитель?» Эмма объяснила, что они искали туалет и заблудились. Она уже переложила свой дом в коробку и спрятала в рюкзак. Сотрудница проводила их в туалет и ушла.

Эмма не хотела рассказывать, куда она намеревается сбежать, но Астрид, использовав все аргументы, пригрозила пожаловаться учительнице, и Эмма призналась, что ей нужно успеть в Тисьоарну до трех дня.

Астрид тут же попросилась пойти вместе. «Нет, – отказала Эмма, – нет». Но Астрид, увлекаемая любопытством и жаждой приключений, не отставала от нее.