Текст книги "Властелин моих ночей"

Глава 8

– Я знаю, как подобраться к Рону Купрингу! – объявляю я наутро. – Каждый второй четверг месяца он посещает закрытый клуб «Веселый банни», что на углу Бейтон-стрит и Ленгвиджа. Туда его привозит водитель, но он и охранники внутрь не заходят. Обычно Купринг снимает там же номер на ночь и покидает заведение только ближе к утру. Хотя бывают и исключения.

Мучительно краснею, вспомнив одну из ночей. Ту, когда Купринг не остался спать в «Веселом банни». Кажется, мое тело все еще помнит прикосновение прохладного зеленого сукна с одной стороны и жаркие губы Рона и его твердого языка с другой.

– Ты уверена в этом? – интересуется Дерек. – Перебросить тебя в «Веселого банни» будет стоить круглую сумму. Я уж не говорю о риске.

Смотрю на висящий на стене календарь: второй четверг месяца через два дня. Но что, если Рон Купринг изменил эту традицию?

– Я уверена. Но, если у вас есть другие предложения, с удовольствием выслушаю, – произношу, решительно расправив плечи.

– Только гляньте на нее, мисс конгениальность! – фыркает щуплый Тимми и указывает на меня пальцем, будто увидел нечто неприличное. – Вчера у нее отшибло память, а сегодня она уже знает, когда и что посещает Рон Купринг. Говорю вам: эта девчонка заслана правительством. Наплачемся мы с ней, помяните мое слово! Гнать ее надо в шею, а не слушать.

– Мне иногда снятся отрывки прошлого, – нехотя признаюсь я. – Это… Как вспышки, но очень четкие и яркие. Как раз сегодня я видела такой сон, про клуб.

Опускаю голову, чтобы не выдать внутреннего смятения. Такое чувство, будто стою на пьедестале перед судьями и ожидаю приговора. Кто-кто, а уж Тимми наверняка проголосует за смертную казнь.

– Так бывает, – авторитетно уверяет Дерек. – Тимми, тебе ли не знать, как действуют очистители памяти? Некоторые очень яркие события невозможно вытравить или запечатать. Эти воспоминания, как бурная река, прорвутся через любую плотину. Не волнуйся, Стося, мы подумаем, что можно сделать. Ты подала нам прекрасную идею, можно сказать, предоставила единственный шанс исполнить задуманное. И мы благодарны тебе за это.

После его слов относиться ко мне стали с большим почтением. За завтраком я получаю самую гигантскую порцию синтетической каши, щедро сдобренной полурастительным спрэдом. Едва я глянула на это серо-желтое варево, как желудок мой болезненно сжался. Он-то привык получать по утрам яйца, натуральное зерно с молоком и даже фрукты.

Есть приходится: питаться надо в любом случае, а лучшей еды я навряд ли получу в ближайшее время. К тому же не стоит обижать проявивших доброту и щедрость людей. Для них-то это явно привычный рацион, вон как активно работают ложками и челюстями.

Пусть я съела половину порции, с несварением маюсь до самого обеда. От предложенного супа из чего-то сильно резинового, похожего на сваренный сапог, отказываюсь. Выпиваю воды, но становится только хуже.

Приходится идти в отведенную каморку и притворяться спящей, чтобы другие не увидели моей бледности и болезненной гримасы на лице. Там-то и находит меня Дерек.

– Решено! Ты отправишься в «Веселого банни» под видом официантки, – сообщает он, улыбнувшись. – Правда, тебя придется загримировать, переодеть, но это не так трудно. Гораздо сложнее будет выяснить, какой номер отвели Рону Купрингу и сделать от него дубликат ключа. Ты сможешь?

Киваю, а внутри все сжимается. Но уже не от проблем с пищеварением, а от липкого, жгучего страха. От него немеют кончики пальцев и сердце трепыхается в груди, будто вот-вот оторвется. Грим и одежда – это очень хорошо. Но что, если Рон Купринг меня узнает раньше времени?

– Смогу, – произношу, преодолевая страх и смятение. – По крайней мере, сделаю все, что в моих силах. А что дальше?

– Дождешься, когда он уснет, а после проберешься к нему в номер. Грон, наш оружейник, даст тебе дамский пистолет – маленький, его легко спрятать под одеждой. К тому же его не могут вычислить металлоискатели, так как он выполнен из нового, не имеющего аналогов сплава. Что делать дальше, понимаешь?

Разумеется. Рон Купринг должен понести наказание за все, что сотворил.

– Не бойся, Стося… – Дерек гладит по голове, как несмышленую девчонку. – Убить гада так просто. Это как раздавить насекомое, чтобы не дать ему выпить из тебя всю кровь.

– Интересное сравнение, – замечаю скептически. – Только вот… Не придет ли на его место новый тиран? Когда мы убьем Купринга, кто возглавит правительство?

Дерек и Тимми переглядываются, словно спрашивая друг у друга ответ на мой вопрос. Впрочем, эта заминка длится недолго.

– Просто прикончи его, – советует Дерек. – Будем бить гадов, пока не прикончим всех. Но начнем с Рона Купринга. Нам всем станет легче, когда он отправится в ад к своему предку. Мы так долго ждали, тщетно искали способы осуществить задуманное. Ты свалилась на нас как божий дар! И я буду вечно благодарить небеса за это.

Уж скорее я обрушилась на них метеоритом. И помимо основного задания у меня к Купрингу есть много личных вопросов. Прежде чем убить, я должна получить ключ.

А уже после отомстить за все. Члены сопротивления знают многое. У них есть доказательства того, что мутанты могут иметь здоровое потомство. Тогда как ни один здоровый не застрахован от рождения измененного ребенка. Нас всех принудительно лишают возможности стать родителями. Хотя есть случаи, что лекарственные средства не помогают. Как было с Полехом. Ему не повезло дважды: когда родился он сам, и когда на свет появилась его дочь. Возможно, виной тому вовсе не его мутация, а то, что и он, и его женщина слишком долго пребывали в запретном городе.

Если Купринга не станет, члены сопротивления попытаются донести свои идеи до правительства. Возможно, новый глава будет более лоялен к мутантам и пойдет на уступки. Тогда я помогу многим.

Я рассуждаю, а меня тем временем готовят к новой роли. На лицо накладывают не просто грим, но настоящую маску. В глаза вставляют линзы, на голову надевают парик, а на тело – бело-коричневую униформу официантки.

И вот я уже вышагиваю на высоких тонких шпильках по такому знакомому «Веселому банни». В руках у меня поднос, за поясом чулок спрятан пистолет, а в декольте покоится ключ от номера Рона Купринга. Все идет просто отлично. Страх как хорошо.

– Внимание, всем быть начеку! – объявляет администратор заведения. – Машина Рона Купринга только что прибыла на парковку. Ведем себя идеально. И улыбаемся, мать вашу, улыбаемся! Держим марку, дамы и господа. Даем ему все, что он хочет. Даже если он потребует выпить мартини из вашего черепа и закусить его вашим же глазным яблочком.

Ничего не скажешь, дрессировка персонала проводится здесь на высшем уровне. Без команды администратора тут даже пикнуть не посмеешь.

Но вот дверь заведения широко распахивается, и я вижу Его. Мужчину из моих снов. Радушная улыбка сползает с моего лица. Мне кажется или он действительно смотрит только на меня? И я вся трясусь, точно листочек на ветру. Вот-вот оторвусь и улечу в пропасть. Если он меня узнает, что тогда?

Впервые после очистки памяти я вижу его наяву. Он изменился, но даже не постарел, а как будто стал еще жестче, строже. Взгляд его отливающих сталью глаз проходится по помещению, поверх голов персонала. Рон Купринг будто бы капитан, он всегда смотрит вдаль, порой предвидя будущее.

Вот только корабль его идет ко дну. И, кажется, он об этом знает.

Но продолжает вести себя как ни в чем не бывало.

Вот его взгляд останавливается на мне. Я чувствую его не только телом, но и, кажется, душой. Этот взгляд прожигает меня, сканирует, словно стремясь увидеть все то, что я так тщательно скрываю.

Затаиваю дыхание, не в силах шевельнуться. Словно бы обращаюсь в каменное изваяние: безжизненное и неподвижное.

– Я займу обычный кабинет, приготовьте все! – распоряжается Рон Купринг. – Подайте виски со льдом, темный шоколад, сигары и молоко.

Администратор подобострастно кланяется, чуть ли не тюкаясь лбом об пол. Я делаю глубокий вздох, чтобы не вздрогнуть.

– Хотя нет, молока не нужно, – с какой-то неподобающей внешности и обычному поведению тоской произносит Рон Купринг.

Я все же вздрагиваю. Молоком запивала виски я. Кажется, не единожды, раз он по привычке сделал подобный заказ. Я все еще помню привкус смешанного с молоком виски. И аромат сигар Рона после поцелуя.

На секунду забываю о миссии, необходимости остаться неузнанной и даже о ненависти. Вскидываю голову и поступаю непростительно: смотрю Рону в глаза.

Его темные, красиво очерченные брови взлетают вверх, как две черные птицы. На лице появляется изумленное выражение. Впрочем, оно быстро сменяется обычным холодным и отстраненным выражением.

– Показалось, – произносит он.

Мне кажется или я заметила в его голосе разочарование?

Он направляется в свой кабинет, тут же возле дверей занимают позиции охранники заведения. А мне кажется, будто, окажись я там, вместе с Купрингом, вспомнила бы все. Даже больше. По крайней мере, именно так я оправдываю свое желание оказаться с ним в закрытом помещении. Почувствовать себя желанной, хотя бы еще раз. Только один.

А после снова погрузиться в пучину отчаяния и ненависти.

Ненависть – пожалуй, это все, что у меня осталось. Я не позволяю себе проявлять иные чувства. Не в отношении Купринга. Повторяю, что он бросил меня, заключил в «Лазурите», избавился, как от надоевшего щенка, сбагрив его в приют для таких же ненужных.

Но в памяти возникают картины, от которых сердце бьется чаще, а кровь, точно отравленная страстью, быстрее бежит по венам.

Выполняю все поручения администратора, протираю столы, раскладываю посуду, пересчитываю игральные кости и фишки. Кажется, персонал хотят занять хоть чем-то, только бы создать вид бурной деятельности.

Зачем? Ведь других посетителей сегодня не будет, а Рон Купринг не покинет отдельного кабинета раньше полуночи. Я это точно знаю.

– Эй, новенькая, пройдись по коридору и вытри пыль! – приказывают мне. – Поправь картины, чтобы висели ровно. Не забудь проверить, чтобы у ковровой дорожки не загнулись края. Не приведи господь, наш величайший гость запнется.

К чему такие меры? Мы чуть ли не в буквальном смысле вылизали и вычистили весь клуб задолго до прихода Купринга. Зеркала, люстры, позолота перил – все сверкает так, что слепит глаза. Но администратору и этого мало.

– Конечно, – послушно произношу, притворившись паинькой.

Такое назначение мне только в радость. Теперь можно исполнить задуманное.

Проникаю в комнату, отведенную Купрингу, и прячусь в высокой напольной вазе. Я ее сразу приметила – в ней достаточно просторно, хотя и душно.

От нервозности выстукиваю незатейливую мелодию, щелкая ноготками по фарфору. Звук получается едва уловимый, слышный только мне. Даже не знаю, откуда знаю эту мелодию, но она успокаивает, умиротворяет меня. Наверное, когда я ее слышала впервые, была безумно счастлива. Иначе сейчас бы не испытывала подобных чувств.

Вдруг к моим постукиваниям прибавляется легкое мурлыкание. Но то не кошка и не другой зверь. Этот голос принадлежит мужчине. И не какому-нибудь, а Рону Купрингу!

Он напевает ту же мелодию, что выстукивала я кончиками пальцев. И подпевает. Слова его подобны бальзаму, льющемуся на израненную душу. Он поет колыбельную, и я внимаю каждому его слову:

 
– В своих мечтах я видел город,
Затерян он среди песков.
 

На глаза мои наворачиваются слезы, а дрожащие губы повторяют слова:

 
– Там, словно самый сладкий морок,
Есть дивный сад из облаков.
 

– Кто здесь? – спрашивает Рон.

Но я не произнесла вслух ни слова. Только лишь шевелила губами. Как он мог заметить? Может быть, он обладает особым даром видеть то, что скрыто?

Или чувствует меня так же, как я его?

Впрочем, это уже неважно. Я поклялась выполнить миссию – и сделаю это!

Выскакиваю из вазы, словно черт из табакерки, и, достав пистолет, целюсь в Рона. Сморю на его грудь, избегая взглянуть в глаза. Боюсь, тогда решимость оставит меня.

– Пришел твой конец, Рон Купринг! – произношу, изменив голос с помощью выданного Дереком прибора. Он прикреплен к моему зубу и почти не заметен. – Члены сопротивления приговаривают тебя к смертной казни.

Он горько усмехается и нисколько не боится. Ни пистолета, ни тем более меня. Пристально изучает мое лицо. И, кажется, видит то, что скрыто под маской.

Опасения подтверждаются. Меня узнали.

– Детка, как ты попала сюда? – спрашивает Рон, поднимаясь навстречу. – Неужели скучала по мне так же, как я по тебе?

Глава 9

– Не смей приближаться, иначе выстрелю! – кричу и выжимаю холостой ход спускового крючка. – И не называй меня деткой! У меня есть имя.

На мой крик в комнату вламывается охранник, бледнеет, завидев меня с пистолетом. Рон Купринг кивком головы и приказом выпроваживает парня:

– Пошел вон, здесь не на что смотреть. С девушкой я сам разберусь, нам с ней есть о чем поговорить. И чтоб меня больше не беспокоили, ясно?!

Охранник подобострастно кланяется и исчезает за дверью, плотно прикрыв ее за собой. Клянусь, через секунду весь «Веселый банни» будет знать о том, что происходит в этой спальне. И не только клуб. Сейчас сюда вызовут полицию и личную охрану Рона Купринга. Пощады тому, кто покусился на главу правительства, не будет.

– Ты так и не сказала, как тебя зовут, – это он уже мне. – Хотя я спрашивал не однажды.

– Видимо, на то были веские причины, – произношу, силясь влить в голос всю злость и всю накопившуюся обиду. – Но я ведь этого не помню, верно? Ты здорово постарался ради этого, Рон Купринг.

– У меня на это тоже были причины, – парирует он словесный удар. Что и говорить, дипломатия и умение вести диалоги у него в крови. – Убери подальше свой пистолет, сейчас не лучшее время для игр. Сейчас вообще не лучшее время.

– Для нас, мутантов? – спрашиваю я.

– Для всех. – Ответ звучит глухо, будто доносится из самых глубин подсознания Купринга. – Но я ведь не должен этого говорить, верно, детка? Но я, черт возьми, не в силах повернуть время вспять и избавить народ от мук. Не надо жать от меня чудес, я вовсе не волшебник.

– Ты мерзкое чудовище! – соглашаюсь я. – Человек, обрекший на муки сотни, а то и тысячи людей. Ты и твой долбаный предок!

– Дети всегда в ответе за поступки родителей.

Его слова звучат как пощечина. И, вопреки желанию быть твердой, руки мои дрожат, того и гляди выроню пистолет.

– Это не твои родители заключили меня в «Лазурит»! – произношу я. – Не они отняли у меня последнее, что осталось от человека, – мою память! Это сделал ты, Рон Купринг. Ты обещал не оставлять меня, признавался… – Голос меня поводит, как и мое сердце. Но все еще пытаюсь держаться и довести до конца все то, что мне поручили. – Ты заслужил смерть!

Уныло усмехнувшись, он срывает с меня парик. Бросает его на пол, а я задыхаюсь от гнева и возмущения. Как он мог поступить так? Неужели настолько верит, что я не причиню ему вреда? Или даже под угрозой смерти не хочет признать правоту сопротивления?

– Мне пришлось оставить тебя там, девочка, – произносит он сухо. – И стереть память только для того, чтобы избавить от напрасных мук. Я знал, что ты непременно ввяжешься в какую-нибудь историю. Или попадешь в плохую компанию. Снова.

Сказав это, он всматривается в мое лицо, ожидая реакции. Но я не помню, о чем он. О какой такой компании речь? Я уже состояла в сопротивлении? Или в одной из многочисленных банд запретного города?

Почему, мать его, я помню Купринга, но забыла всех остальных?!

– Ты хоть представляешь, что будет с тобой, если поймает полиция? – спрашивает он, стоя напротив со скрещенными на могучей груди руками. – Сначала допрос и наверняка пытки. После турбина. Такой судьбы ты себе желаешь? Ради чего? Ради членов сопротивления, кучки идиотов, которые на самом деле стремятся улучшить лишь собственную жизнь? Так, девочка? Ради них ты рискуешь собой?

А я ведь ничего толком не знаю о сопротивлении. Из имен произносились только Дерек и Тимми. Еще старая Марта. И не факт, что это их настоящие имена. К тому же они наверняка уже перенесли базу в другое место.

Почему им так важно убрать Купринга? И та странная фраза, что им обещали помочь…

Но разве это главное? Если подумать, то шла я совсем не за этим. Мне нужна моя память. Но я вовсе не убийца. Сама мысль о том, чтобы выстрелить в Купринга, приводит в ужас. Когда я соглашалась на эту роль, еще не знала, как почувствую себя, встретившись с Купрингом лицом к лицу.

– Тебе хоть «невидимку» выдали или отправили на растерзание так? – спрашивает он. Не дождавшись ответа, достает из прикроватной тумбочки стандартный анализатор. Включает. На нем слабо мигают сразу две лампочки. – Ты ведь понимаешь, что это значит?

Конечно, мне дали ненадежный, самый дешевый поглотитель. Теперь вычислить, что я мутант, – дело трех секунд. Даже если каким-то немыслимым образом вырвусь из «Веселого банни», то меня остановит первый же патруль.

– Мне нужен ключ! – объявляю я. – Ключ от моей памяти. Без нее я все равно не живу. Отдай мне его, и мы расстанемся с миром.

Рон Купринг подходит ближе. Так близко, что дуло пистолета утыкается ему в грудь.

– Или ты убьешь меня, девочка? – спрашивает он. – Так давай, стреляй. Лучше мне погибнуть от твоей руки, чем от поганых членов сопротивления, паразитирующих на чувстве долга мутантов. Или от удара в спину тех, кто называет себя моими союзниками. Мира нет, детка. Весь наш мир – это иллюзия счастья и порядка. Оба мы знаем, что стоит за красивыми вывесками и громогласными словами.

Руки мои дрожат все сильнее. Я пытаюсь, хочу довести дело до конца. Ведь я обещала себе не знать пощады. Поклялась убить Купринга, если он не отдаст ключ к моей памяти. Но почему мне хочется верить его словам? И вместо того, чтобы выстрелить, отбросить пистолет и обнять мужчину из моих снов.

Вот он стоит передо мной – не иллюзорный, а самый что ни на есть настоящий. Я чувствую древесно-мускусный запах его тела, смешанный с дорогим парфюмом. Чувствую исходящее от него тепло и ощущаю невероятный, сногсшибательный прилив нежности.

– Верни мне память, пожалуйста, – уже не требую, а прошу. – Если в тебе осталось хоть что-то человеческое, сделай это. И пусть я проживу не дольше нескольких часов на свободе, но буду точно знать, кто я и кем была когда-то.

– Таково твое желание, девочка? – Его ладони обхватывают мое лицо, и пистолет вмиг выпадает из ослабевших пальцев. – Ты же знаешь, что я готов ради тебя на многое. Хотя все еще думаю, что тебе было бы лучше остаться там, в «Лазурите». Как ты вообще сбежала, зачем?

– Искала тебя, – признаюсь, не в силах вырваться из этого мягкого, будоражащего кровь захвата. Его губы так близко – стоит чуть податься вперед и коснуться их своими. Какая неслыханная глупость приходит порой в мою дурную голову. – Тебя я не забыла, как ни старалась.

Он улыбается: устало и немного горько.

– Как жаль, что мы не встретились в другом мире и в другое время. – Слова его полны боли. Такой же, какую испытываю я, глядя на него. – Тогда все могло сложиться по-другому. И мы были бы совсем другими.

Шмыгаю носом и киваю. С меня слетает вся прежняя спесь, забываются амбиции и даже обида на Рона Купринга. Все, что мне нужно в этот момент, так это чтобы он был рядом. Обнимал мое лицо, шептал слова нежности. Как будто за дверью не поджидает охрана и полиция, готовые отдать меня под суд. А то и вовсе расстрелять на месте за попытку покушения на члена правительства.

– У нас нет другого, – говорю, опустив взгляд. – Только здесь и сейчас. Что же ты сделаешь теперь, Рон Купринг? Поможешь или вышвырнешь вон, как уже сделал однажды?

– Ты не знаешь всех обстоятельств, детка, иначе бы не говорила так.

Разумеется, черт тебя подери, я не знаю обстоятельств. Я вообще ни хрена не знаю: ни о нем, ни о себе. И мне нужна моя память. Немедленно!

– Сейчас я переоденусь, и мы отправимся в одно место, – произносит он, с видимым сожалением отпуская меня. – А ты пока сними грим – это жуткое лицо не идет тебе. Впрочем, как и наряд работницы клуба.

– Не могу же я выйти из комнаты раздетой, – ужасаюсь и кошусь на дверь. Отчетливо представляю, как меня сейчас схватят, стоит только Рону подать команду. – Уж если попадать в лапы полиции, то хотя бы в одежде.

– Никто тебя не тронет, пока я рядом, – возражает он. – И одежду я тебе подберу достойную. Как насчет фарфора?

Это что, шутка такая? Неверяще сморю на него, но он и не думает улыбнуться. Напротив, взгляд его полон решимости.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказал. Давай я помогу тебе.

Стою неподвижно, пока он ловкими движениями снимает так искусно наложенный на меня грим. Прикосновения его нежны, заботливы. Терплю, пока он протирает мое лицо специальным раствором, снимающим раздражение. Такой есть в каждой уважающей себя гостинице: дамы-аристократки любят накладывать на себя тонны косметики и даже менять внешность, посещая подобные заведения. Номера «Веселого банни» не исключение.

– Можно я сама? – спрашиваю, когда руки Рона тянутся, чтобы расстегнуть ряд пуговиц на моей униформе.

Почему-то сама мысль о том, что он коснется моего тела, приводит в трепет и даже возбуждает. А ведь остановка сейчас совсем не та, чтобы думать о подобных вещах. Там, за дверью, хоть и тихо, но наверняка людно. Там только и ждут приказа Рона. Малейший его вскрик – и сюда ворвутся вооружённые до зубов люди.

– Ну уж нет, этого удовольствия ты меня не лишишь, – возражает Купринг, проводя указательным пальцем вдоль моего декольте. – Пусть это будет малым наказанием за непослушание.

Он нарочито медленно раздевает меня, оглаживая каждый сантиметр обнажающегося тела. Так, словно у него впереди вечность. Губы его касаются тех мест, к которым только что прикоснулись пальцы, оставляют влажный след на груди, с которой только что сняли простенький синтетический бюстгальтер. Он дует на мои соски, и они мгновенно твердеют.

Я ненавижу его за такое обращение. Но еще больше ненавижу себя – за то, что позволяю ему это. Просто стою неподвижно, не смея даже возразить или отстраниться. Я провалила данное Дереком задание, хотя действительно сделала все, что смогла.

Впрочем, план изначально был сумасшедшим. Может быть, именно поэтому он и сработал. Ведь я все еще здесь, с Роном Купрингом. Живая и невредимая, пусть и оглушенная его неподобающим поведением.

Разве так ведут себя с теми, кто приходит тебя убить?

Наверное, он так уверен в себе, что ни капли не сомневался: я не выстрелю. Знал это наверняка. Как знает сейчас, что я выдержу все, чтобы вернуть память.

– Я замерзла, – произношу, стоя обнаженная под его обжигающим взглядом.

Но дрожу вовсе не от холода, и Рону Купрингу это прекрасно известно.

Он накидывает мне на плечи покрывало, а униформу отправляет прямиком в камин. Огонь жадно пожирает тряпки, расплавляет силиконовую маску, уничтожая все следы.

– А теперь залезай обратно в вазу! – командует Рон. – Сегодня я возвращаюсь домой с отличным выигрышем!

Мне ничего другого не остается, как последовать его приказу.

Скрываюсь в огромной вазе, с ужасом ожидая дальнейших действий Рона. Судя по доносящемуся шуму, он одевается и как ни в чем не бывало открывает дверь своего номера.

– Что за светопреставление?! – вопрошает строго. – Кто распорядился выставить у моих дверей дополнительную охрану? А кто вызвал полицию и для чего? Я таких распоряжений не отдавал!

– Но… – мямлит, кажется, администратор. – Мне сказали… Будто у вас… Будто в вас.

– Какая-то девушка пробралась в комнату и наставила на вас оружие, господин Купринг! – гороподобный начальник охраны Рона, как всегда, невозмутим. Кажется, мне знаком этот бас, я слышала его не однажды. – Это так?

– Какая чушь! – объявляет Рон. – Надо же придумать такое! Никакой девушки здесь нет и никогда не было. Это ясно?

Разумеется, все прекрасно понимают, что он блефует. Но соглашаются с тем, что ошиблись. Администратор даже уверяет, что накажет провинившегося охранника.

– Ах да, вот еще что, – как бы невзначай произносит Купринг. – Мне очень понравилась ваша напольная ваза. Не возражаете, если я куплю ее у вас? Она будет мило смотреться в моем загородном особняке.

Разумеется, администратор «Веселого банни» и подоспевший хозяин заведения не возражают. Последний великодушно дарит досточтимому посетителю понравившуюся вещицу и предлагает помочь донести ее до машины.

– Я сам! – объявляет Рон не терпящим возражений тоном.

Приказывает подать к дверям бронированный автомобиль и самолично грузит в него вазу. Вместе со мной, разумеется. Действует он очень аккуратно и ловко, словно всю жизнь только и занимался тем, что таскал в гигантских вазах девушек.

До его особняка я так и добираюсь в вазе. Меня снова куда-то несут. Судя по шагам, Рон Купринг поднимается на лифте. Наверное, мы в его особняке. Это место я тоже часто видела во снах, даже запах здесь знакомый, почти родной. Горничные обрабатывают помещения освежителями с запахом морского бриза и расставляют в вазах настоящие цветы. Неслыханная роскошь по нашим временам, которую может позволить себе далеко не каждый – не каждый аристократ.

– Вот мы и прибыли, девочка! – объявляет Рон, постучав по вазе. – Можешь выходить.

Я оказываюсь в комнате, которую никогда не видела прежде. Кажется, это нечто вроде домашней лаборатории Рона или его мастерской. Здесь много современной аппаратуры, по стеллажам расставлены реактивы. Но самое главное – в центре стоит кресло с прикреплённым к нему шлемом, утыканным проводками и лампочками.

Я нервно сглатываю. Это кресло – как раз то, чего я так жаждала увидеть. Прибор, который поможет мне восстановить память.

– Уверена, что хочешь этого? – спрашивает Рон, вставая у широкого голографического монитора. – У тебя еще есть шанс передумать и вернуться в «Лазурит».

– Уверена как никогда! – объявляю твердо. Усаживаюсь в кресло, позабыв и о наготе, и о прожигающе чувственном взгляде Рона Купринга. Сама пристегиваю ремни и надеваю шлем. – Давай, действуй! Сделай, что обещал.

Он дергает рубильник и одновременно вводит на клавиатуре нужную комбинацию. Кажется, он выучил ее наизусть, будто знал, что придется этим воспользоваться. По моему телу побегает легкий электрический разряд, ноги и руки водит судорогой. Но это малая плата за возможность помнить. И вот врата, что ведут в мое прошлое, открываются. Воспоминания прорываются через блок, как через плотину, и обрушиваются на меня штормовой волной.