Текст книги "Упрямая девчонка"

Она вскочила и попыталась осмотреться сквозь щели между досками. Слава Богу, дождя пока не было! А ей самое время выбираться отсюда. Да, именно так она и поступит. Потому что ей определенно не следует здесь задерживаться. Слишком свежи воспоминания о том, как она едва не обезумела настолько, что готова была опозориться на весь свет. Если бы она не проявила стойкости, если бы позволила ему поцеловать себя еще раз… И он поцеловал бы ее – медленно, нежно, тесно прижавшись к ней своим сильным, горячим телом…

Мелисанда решительно подошла к люку и начала спускаться вниз по лестнице.

Он вовсю трудился в загоне для свиней, когда девушка покинула сеновал. Несмотря на холод, он был в одной рубашке, расстегнутой до пояса, а его темные волосы растрепались и упали на лоб. Флинн поднял на вилах изрядное количество чего-то, весьма напоминавшего навоз, и перекинул через изгородь в деревянную тележку.

Несмотря на муки совести и боязнь опозориться вновь, Мелисанда не могла оторвать взгляд от его обнаженного торса. Гладкая, здоровая кожа и ходившие под ней мощные мышцы вызвали у нее почтительное изумление. Даже удивительно, как она не заметила этого раньше. Наверное, Мелисанду сбила с толку его странная убогая одежда. Зато теперь ничто не мешало по достоинству оценить красоту его тела. Мелисанда проследила за широкой полосой темных волос, спускавшейся с груди на плоский, мускулистый живот, и подумала, что видела такие идеальные фигуры только у статуй в музеях.

Рой Клайд тоже орудовал вилами в загоне, отогнав перепуганных свиней в дальний угол. Но Мелисанде было не до него: она не могла налюбоваться мужчиной, рядом с которым провела эту ночь. Девушка не могла не признать, что он до умопомрачения хорош собой.

Стоило ей так подумать, словно она выкрикнула эти слова вслух, как он резко оглянулся и посмотрел прямо на нее, позабыв о своей работе. Их взгляды встретились, и Мелисанду буквально обожгло ясное синее пламя его глаз, особенно заметных на раскрасневшемся от работы лице. Эта картина, приправленная воспоминанием об украденном утром поцелуе, создала в воображении Мелисанды образ загадочного и опасного хищника. Опасного и в то же время прекрасного, как сатана. Ибо он тоже пытался соблазнить невинную девицу, играя на самых низменных, постыдных слабостях ее натуры.

Мелисанда поспешила отвернуться и сделать вид, что ничего не видела. Ей следует избавиться от своего спутника как можно скорее. Она и не заметила, как из безобидного чудака Флинн Патрик превратился в дьявола-искусителя.

И тут впервые за последнее время Мелисанда вспомнила свой странный сон. Она резко обернулась и с испугом посмотрела на этого Флинна. Он вернулся к работе, однако Мелисанда слишком хорошо запомнила синий блеск его глаз. Такой блеск можно сравнить с блеском благородной оружейной стали. Ясное синее пламя с серебристым оттенком, присущее лишь самым закаленным, острым как бритва клинкам. Да ведь это и есть принц из ее сновидений! И как она могла об этом забыть? Особенно после встречи у фонтана, почти в точности повторившей самый первый сон, посетивший ее около месяца назад…

Но этот человек определенно не мог быть достоин такого высокого титула, которым наделила его Мелисанда в угоду Джульетте и Дафне. Она тут же вспомнила ту неясную тревогу, что лишала ее душевного равновесия. Во сне ей казалось, что она испытывает к своему принцу самые нежные чувства. И в то же время она ощущала скрытую угрозу.

Внезапно ее осенило. Угрозу представляло ее собственное желание, разбуженное его близостью! Та самая аморальная, низменная страсть, что охватила ее не далее как нынче утром! Возможно, эти сны были посланы ей в качестве предупреждения? Возможно, именно необходимость поступиться своими желаниями в угоду морали внушала ей такую тревогу? Впервые в жизни Мелисанда испытывала столь неистовое физическое желание – и впервые в жизни не могла его удовлетворить.

Она снова отвернулась и пошла прочь от хижины. Она должна отделаться от него во что бы то ни стало. Но как? И каким образом она доберется до Лондона одна? При одной мысли об этом ее пробрала нервная дрожь.

По пути она в два счета может угодить в лапы к самым настоящим разбойникам. По крайней мере с этим мужчиной, извинившимся перед ней за свою выходку, она не подвергается риску быть изнасилованной.

И тут же внутренний голос ехидно добавил, что с этим мужчиной она подвергается риску отдаться ему добровольно.

Мелисанда передернула плечами и вернулась.

– Так-так, наша принцесса соизволила продрать глазки? – приветствовала ее появившаяся на пороге Мери Клайд. – Когда я была в курятнике и кормила кур, вы с братцем так мило обнимались…

Мелисанда повернулась и побрела куда глаза глядят.

– Между прочим, – заметил Флинн, снова топая по раскисшей от дождей дороге, – прояви ты хоть капельку учтивости – и нас наверняка накормили бы завтраком.

– Эта женщина – грязная грубая невежа и негодяйка. Я не стала бы унижаться перед ней даже в том случае, если бы она подала завтрак из десяти блюд!

– Черт побери! – расхохотался Флинн. – Да за такой завтрак я не побрезговал бы расцеловать прах у нее под ногами!

– Ах вот как! Недорого же стоят твои поцелуи, если ты готов сыпать ими направо и налево!

– Все еще думаешь об этом, да? – ухмыльнулся Флинн. Она залилась краской, а он снова расхохотался.

– А как мне не думать? – напустилась на него. Мелисанда. – С твоей стороны это было отвратительно и подло! Ты… ты воспользовался моей беспомощностью во время сна!

– Ну, если уж на то пошло, то это скорее ты воспользовалась моей беспомощностью во время сна!

– Я?!

– Ага! – Флинн с независимым видом сунул руки в карманы и поддал ногой камешек.

Дождя не было, сквозь тучи то и дело проглядывало солнце, и он чувствовал себя вполне удовлетворительно. Может быть, благодаря тому, что его одежда наконец-то высохла, он согрелся и даже успел слегка перекусить. А кроме того, Флинн все чаще ловил себя на мысли о том, что пусть на время, пусть только в воображении, но ему начинают нравиться это Богом забытое место и время, как бы странно оно ни выглядело. Во всяком случае, здесь он может не тревожиться об ответственности за свои поступки. Да, скорее всего он действительно рехнулся, но ему не придется писать к понедельнику эту проклятую предвыборную речь. Почему бы не отнестись к данному приключению как к самым лучшим каникулам в своей жизни? Конечно, в том случае, если ему удастся найти способ вернуться в свое время.

– Ага! – с удовольствием повторил Флинн. – Ведь это ты подкатилась ко мне под бочок посреди ночи. И ты вела себя более чем покладисто, когда утром я в полусонном, неосознанном порыве случайно тебя поцеловал.

– Это произошло нечаянно! – Мелисанда даже остановилась и притопнула ножкой от ярости.

Флинн ничего не мог с собой поделать. Он рассмеялся во все горло.

– И не смей надо мной издеваться! – взвизгнула Мелисанда. – Что это значит – случайно поцеловал?

– Я принял тебя за другую.

– За какую еще другую? Твою жену?

– У меня нет жены.

– Но тогда за кого?

– Я и сам толком не знаю. Просто за любую другую женщину, кроме тебя.

– То есть ты хочешь сказать, что еще не успел проснуться, но уже решил, что раз кто-то рядом с тобой спит – значит, ты можешь позволять себе все, что угодно? – Судя по всему, Мелисанда чувствовала себя оскорбленной до глубины души.

– А зачем же еще я взял бы женщину с собой в постель? – невозмутимо осведомился Флинн.

– Но мы были не у тебя в постели!

– Но я-то думал, что мы там! Теперь понятно?

Она пошла вперед с такой скоростью, что мокрый подол хлопал ее по ногам при каждом шаге.

– Я не имею права с тобой разговаривать, – сообщила Мелисанда, когда Флинн, запыхавшись, поравнялся с ней. – Ты – аморальный и наглый негодяй, и я тебе не верю.

Не зная, что на это ответить, Флинн машинально буркнул:

– О'кей…

– Что ты все заладил: «О'кей! О'кей! О'кей!» Как будто это что-то значит! Не понимаю, я совершенно тебя не понимаю! Как будто я не встречала американцев! Между прочим, я всегда находила с ними общий язык! И только тебя я понять не в состоянии! Я с тобой скоро совсем сойду с ума!

Отчаянно размахивая руками, Мелисанда все так же стремительно шагала вперед.

– Да успокойся ты! – сочувственно крикнул Флинн. – «О'кей» значит всего лишь «хорошо», «ладно», «я согласен». Это сленг.

– Ах, сленг! – Она буквально выплюнула это слово. – Язык для невежественной черни!

– Послушай, тебе не надоело меня чернить? Или ты еще не заметила, что мы с тобой в одной связке? «Невежественный», «грязный», «низкорожденный» – тебе не приходило в голову, что так обзываются только самые безмозглые зазнайки?

– Зазнайки?! – От возмущения Мелисанда лишилась дара речи.

– Вот именно, зазнайки. Надутые, грубые, чванливые, самовлюбленные, неспособные видеть дальше собственного носа. Ты только и делаешь, что трясешься над своим бесценным воспитанием и репутацией, но при этом я еще ни у кого не видел таких дурных манер, как у тебя. Ни один по-настоящему благородный и воспитанный человек не унизится до подобных грубостей! – Он перевел дух и добавил: – Это совершенно очевидно.

Он машинально взъерошил волосы, стараясь успокоиться. Черт побери, он и сам не заметил, как завелся. Наверное, он разозлился так оттого, что эта девчонка напомнила ему отца. Тот тоже только и делал, что презирал его за то, что он недостаточно хорош, недостаточно умен, недостаточно настойчив – в общем, состоял из сплошных недостатков.

Флинн с силой выдохнул воздух.

Она молча шагала рядом.

Он понимал, что наговорил лишнего, и собирался извиниться, но не мог найти подходящих слов. Вдобавок девица действительно получила по заслугам. Шпыняла его, как своего слугу, несмотря на уговор. Она даже слова доброго не сказала ему за то, что все утро он греб навоз в уплату за ужин и ночлег.

Пока Флинн собирался с мыслями и составлял в уме подходящую речь, Мелисанда замедлила шаги. Он как раз думал о том, что готов убить кого-нибудь ради простенького велосипеда с десятью скоростями, как она совсем остановилась и повернулась к нему, не поднимая глаз от дороги.

– Прости, – сказала Мелисанда, скрестив руки на груди под плащом. – Я вела себя неблагодарно. И ты имел полное право отчитать меня за это.

– Ну… – Флинн совсем растерялся. Что положено говорить в таких случаях? – Тебе самой пришлось нелегко.

Она кивнула.

– И я не хотел тебя отчитывать, – добавил он. – Просто мне стало не по себе. Ты не в состоянии войти в мое положение точно так же, как я не могу полностью оценить твоего. Наверное, нет ничего удивительного в том, что мы никак не найдем общий язык. Ведь мы совершенно разные люди из разных стран. – «И времен», – хотел сказать Флинн, но предпочел умолчать. Мелисанда еще раз кивнула и зашагала по дороге.

– Расскажите мне о тех местах, откуда вы попали сюда, мистер Патрик.

– Пожалуйста, зови меня Флинн!

– Не думаю, что мне следует обращаться к вам по имени. – Она одарила его надменным взором, но тут же смущенно улыбнулась и добавила: – Там, откуда я родом, считается неприличным звать друг друга по именам до тех пор, пока… – Она оборвала себя на полуслове и покраснела. – Ну, это просто считается неприличным, и все.

– Значит, и мне придется величать тебя мисс… как там дальше по-настоящему?

– Сент-Клер. Да, вам следует звать меня мисс Сент-Клер.

– Ну ладно, на людях я согласен. – Они пошли медленнее, и Флинн по привычке снова засунул в карман одну руку. – А когда мы вдвоем? Ну вот, к примеру, как сейчас? Ведь, кроме нас, здесь на целые мили нет ни единой живой души! – сказал он и широко повел рукой, охватив неоглядные просторы по обе стороны от дороги. – Почему бы мне не звать тебя просто Мел? Честное слово, обращение «мисс Сент-Клер» кажется мне слишком уж заковыристым.

Девушка на минуту задумалась.

– Проблема заключается в том, что это может войти в привычку. Рано или поздно вы забудетесь и назовете меня по имени при посторонних. Это обязательно заставит их сделать нелицеприятные выводы о наших отношениях.

– То есть, говоря по-простому, они могут подумать, что мы провели ночь вдвоем на сеновале и даже поцеловались?

Он улыбнулся, заметив ее негодование.

– Просто шутка! – с ухмылкой заявил Флинн. Как это ни удивительно, но на сей раз она не стала прятать от него ответную улыбку.

– Говоря по-простому – да, я опасаюсь, что именно это они и подумают!

– Хорошо, я попытаюсь, но боюсь, что дурная привычка уже успела сформироваться, и избавиться от нее будет непросто. Ну так вот, я вырос в Вашингтоне.

– Да, я помню. У тебя там остались родные? Ты сказал, что у тебя нет жены. А братья и сестры? И что с твоими родителями?

– Там живет моя мать, а отец умер примерно год назад. Больше у меня нет никакой родни.

– Мне жаль твоего отца. Вы были близки?

– Нет. – В душе снова зашевелились отголоски недавнего гнева при воспоминании о том, как низко ценил его отец. – А как насчет тебя? Ты не одна у родителей?

– Есть еще сестра Джульетта. – Мелисанда тепло улыбнулась. – Мы с ней очень близки, хотя она намного моложе меня.

– А сколько тебе лет? – поинтересовался Флинн, всматриваясь в милое свежее личико. Наверняка ей больше, чем можно дать на первый взгляд. И хотя она не имела ничего общего с подтянутой, натренированной Ниной, в ее прелестном женственном теле таилась немалая сила.

– Мне девятнадцать.

– Девятнадцать! Ха, да с тобой надо держать ухо востро! Того и гляди, угодишь в Сан-Квентин[3]3
  Сан-Квентин – тюрьма в Соединенных Штатах, где содержатся преступники, осужденные за растление малолетних.


[Закрыть]! – Флинн весело рассмеялся собственной шутке, стараясь подавить смутное разочарование. В свои тридцать три ему и в голову бы не пришло связаться с девятнадцатилетней соплячкой. Внезапно он показался себе настоящим стариком.

– Господи, ну как прикажешь тебя понимать? – с улыбкой попеняла ему Мелисанда. – Что еще за Сан-Квентин?

– Ну… – Флинн посмотрел на нее и решил воздержаться от комментариев. – Это просто означает, что ты оказалась гораздо моложе, чем я думал.

– Выходит, я показалась тебе очень старой?

– Нет, это я оказался стариком!

– И насколько же ты стар? – Ее улыбка сделалась еще шире.

– Тридцать три, – ответил Флинн, не спуская с нее внимательного взгляда.

Она расхохоталась – тем самым звонким заразительным смехом, что так удивил его еще в Мерстане, в самом начале их знакомства.

– Уж не надеетесь ли вы сделаться моим покровителем, мистер Патрик? Ну скажи, что ты пошутил! Тебе можно дать двадцать пять лет, не больше!

– Нет, я не шучу и ни за какие деньги не соглашусь снова стать двадцатипятилетним!

– Это правда? – Мелисанда посерьезнела и всмотрелась в его лицо. – Тебе целых тридцать три года?

– Это еще не значит, что я постарел! – почему-то принялся оправдываться он.

– Но я готова поклясться чем угодно – ты не выглядишь на столько! – Она явно сомневалась в том, что Флинн не пытается ее одурачить. – У тебя нет ни единого седого волоска. А твое тело…

Тут она почему-то смутилась, и на нежных щечках появился очаровательный яркий румянец. Господи, до чего же она хороша! Флинн так задумался, что не сразу обратил внимание на ее слова, и удивленно воскликнул:

– А при чем тут мое тело?

– Ну, у тебя слишком хорошая фигура! – отважно выпалила она. – Я заметила это нынче утром. У мужчин не бывает такой фигуры в тридцать три года.

– Это все я накачал.

– Тебе часто приходилось качать насос? – Она была несказанно рада сменить тему.

– Нет, – рассмеялся он, – мне приходилось качать мышцы, ходить в спортзал, делать там специальные упражнения.

– Спортзал?

– Ну, понимаешь, это такое место для физических упражнений. Гимназиум.

– Ах да. – Она кивнула. – И ты там работал? Наверное, это была физическая работа? Ты не похож на разнеженного джентльмена…

– Хотя был бы не прочь им стать. Я писатель.

– Писатель! – Кажется, это ее обрадовало. – Значит, ты обучен грамоте?

– Конечно, обучен. Я что, по-твоему, полный идиот?

– Нет-нет, ты не идиот, я просто… Ведь у нас очень немногие владеют грамотой. И что же вы пишете, мистер Патрик?

– Ну, когда-то я был журналистом, но в последнее время пишу речи. В основном для наших сенаторов.

– А разве они сами не могут их написать? – недоуменно нахмурилась Мелисанда.

– Нет – если хотят показаться достаточно умными.

– Держу пари, что среди господ из палаты лордов найдется немало таких, которым пригодятся твои услуги! – рассмеялась она. – Хотя мне не верится, что такой странный обычай приживется по эту сторону Атлантики! Разве кто-то захочет признаться в том, что ему не хватает ума самому сочинить приличную речь?

– Но и у нас никто в этом не признается. Они твердят о том, что им не хватает времени.

– Понятно. Ловко придумали! Значит, ты все же должен иметь какое-то образование, иначе тебе не разрешили бы писать речи для сенаторов! Где же ты учился? А твои родители? Они тоже образованные люди?

– Конечно. Я окончил колледж, как и мои родители. Полагаю, ты без опаски могла бы включить нас в разряд самых образованных людей в стране!

– Но тогда ты должен владеть языками! К примеру, французским?

– Нет, – покачал головой Флинн. – В колледже я прошел начальный курс испанского языка, но сейчас все забыл. Пожалуй, теперь моих знаний хватит лишь на то, чтобы заказать в ресторане котлеты.

– Так, значит, ты вовсе не обучен языкам? Может, ты хотя бы читаешь по-латыни или по-гречески?

– Ну, ты и скажешь! – рассмеялся Флинн. – Да скорее свиньи научатся летать, чем я начну читать по-латыни!

– Ты не знаешь латынь! Значит, ты невежда! – Она едва скрывала свое разочарование.

– Невежда? – Флинн снова рассмеялся. – Ты говоришь это так, будто я человек, лишенный права голоса! Впрочем, не важно. Я каждый день читаю газеты.

– Газеты! – Она презрительно фыркнула. – Они никогда не пишут ни о чем серьезном. Разве что тебя интересует последняя мода. – Мелисанда окинула его наряд многозначительным взглядом и добавила: – Хотя по тебе и не скажешь. Или ты вращаешься в свете? В этом случае тебе действительно необходимо быть в курсе последних сплетен.

– Да плевать я хотел… – Флинн покосился на нее и продолжил: – Сплетни меня не интересуют.

– Ну, это уже что-то. И верхом ты тоже не ездишь?

– По собственной воле никогда. – Его передернуло при одном воспоминании о ночной скачке на обезумевшем старине Боне.

– Ты фехтуешь?

– Господи, да, конечно, нет! – Он с усмешкой добавил: – Такой ерундой балуются только сосунки!

– Но ты по крайней мере должен уметь танцевать, не так ли?

– Терпеть не могу танцы.

– Но ты с ними знаком?

– Пожалуй, знаком, но не с теми, которые танцуешь ты. – Флинн посмотрел ей в лицо, не в силах отделаться от знакомого тоскливого ощущения собственной неполноценности.

Она вздохнула, явно утомившись от расспросов.

– Эй, Мел, только не вздумай снова задирать передо мной нос, хорошо? – попросил он. – Потому что, да будет тебе известно, в тех местах, где я жил, со мной считались. У меня были деньги, престижная работа, дорогая машина, большой дом. И вообще я молодец и умница!

– Да-да, этого у тебя не отнимешь, – ехидно согласилась она.

– Впрочем, кому какое дело, – с досадой продолжал он, чувствуя, что отношение к нему в очередной раз изменилось, – все равно, если мне повезет, утром я уже буду дома.

– Но ты ведь должен знать, что до Америки к утру тебе не добраться, – озадаченно возразила его спутница.

– А ты не бойся! – воскликнул он с напускной наглостью. – Я не такой болван, каким ты меня считаешь! Я просто угодил в ситуацию, осмыслить которую ты не в состоянии. Черт побери, я и сам мало что понимаю! Насколько мне известно, все должно кончиться тем, что утром я проснусь и снова окажусь дома. Не просто дома, в Америке, но в Америке 1998 года. Ты можешь считать меня полоумным, но там и есть мой дом, Мелисанда. Я понятия не имею, как меня занесло в ваше время, но я действительно попал сюда из такого далекого будущего, какое тебе и не снилось.

Глава 8

– Ты уже рассказывал об этом, но впредь я советую тебе помалкивать, если, конечно, у тебя нет желания очутиться в сумасшедшем доме.

Мелисанду охватило отчаяние. Она и сама толком не знала, чего надеялась добиться своими расспросами, однако его простодушное признание в том, что он не имеет образования и не обладает ни одним из тех навыков, которые полагается иметь настоящему джентльмену, чрезвычайно разочаровало ее. Как ни крути, выходило, что он ей не ровня.

Наверное, ей просто стыдно признаться самой себе, что она привязалась к этому низшему существу. Конечно, проще всего объяснить это его обаянием и привлекательностью. До сих пор Мелисанда даже в мыслях не позволяла себе подобных вольностей, но уж если это случилось, никто не заставлял ее каяться и посыпать голову пеплом. Многие женщины попадали под власть внешней красоты, не задумываясь о последствиях до тех пор, пока не становилось слишком поздно. В отличие от них Мелисанда лишь чуть оступилась, и этот шаг не стал роковым. А о том, что она его совершила, не знает ни одна живая душа.

Эта мысль принесла ей некоторое утешение и помогла преодолеть изрядный отрезок пути. По сравнению с предыдущим днем было не так холодно, а неяркое солнце, пробившееся сквозь покров туч, ласково пригревало спину. Мелисанда посмотрела на небо и решила, что к вечеру установится хорошая погода.

Она упорно старалась убедить себя в том, что ей гораздо лучше. Теперь она знает, с кем имеет дело: он был и остается простолюдином. Да, Флинн забавный, обаятельный, но ей не ровня, он не принадлежит и не может принадлежать к ее кругу, к ее классу. Они помогают друг другу. Возможно, Мелисанда смилостивится настолько, что даже наградит его за помощь на пути в Лондон. После чего они расстанутся навсегда, чтобы никогда больше не встречаться. С глаз долой – из сердца вон. Как только дьявол-искуситель исчезнет из ее жизни, она снова освободится от его чар.

Уголком глаза она заметила, что ее спутник заметно помрачнел, а его походка стала неуклюжей и вялой. Он нахмурился так, что на лбу появились морщины. Да, у него очень красивый высокий лоб. Теперь Мелисанда могла признаться в этом, не впадая в любовный угар, и оттого была чрезвычайно довольна собой. Не укрылось от нее и то, что его чудесные синие глаза утратили свою выразительность и взгляд их стал рассеянным, обращенным куда-то внутрь себя. Судя по всему, Флинна не обрадовало увиденное там.

– Выше голову! – промолвила она, чувствуя себя достаточно умиротворенной. – Теперь не время унывать. Можешь не сомневаться, что не позднее завтрашнего вечера мы будем в Лондоне, и тогда все встанет на свои места!

– Я и не сомневаюсь, что мы будем в Лондоне. В твоем Лондоне, а не в моем.

Оба на какое-то время замолчали.

– И пока мы туда идем, я скорее сдохну, чем снова буду пахать за двоих, поняла? – запальчиво продолжал Флинн. – Ужин, доставшийся нам вчера, вряд ли стоит того, чтобы полтора часа возиться в свинячьем дерьме! С меня довольно! Теперь твоя очередь зарабатывать на пропитание!

– Моя? Но что я могу сделать? Я понятия не имею о том, как зарабатывают на пропитание такие бедняки, как ты! От меня не будет никакого проку!

– Послушай, ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! – Флинн остановился и вперил в нее разъяренный взор. – Черт побери, неужели тебе не ясно, что я еще меньше разбираюсь в жизни «таких бедняков»? Мало того, что я не был в Англии целых двадцать семь лет, мне ни разу в жизни не приходилось бывать на ферме, а уж на ферме девятнадцатого века – и подавно!

– Следите за своей речью, мистер Патрик, – напомнила она ледяным тоном. Мелисанда предпочла пропустить мимо ушей замечание насчет девятнадцатого века. Ей казалось, что чем больше она заострит внимание на его смешной выдумке, тем успешнее поощрит его помутившийся разум к сочинению новых небылиц.

Однако снисхождение к его безобидному помешательству вовсе не означало, что ему безнаказанно сойдут с рук грубость и непочтительность.

– Не слишком ли много вы о себе вообразили, мисс Неземное благородство? – вскричал Флинн, сердито тыча в нее пальцем. – Надеюсь, эта прогулка все же пойдет вам на пользу! Если вы еще не совсем отупели от сознания собственной безупречности, то знакомство с жизнью простых людей вас хоть чему-нибудь научит!

– Я давно знакома с жизнью простых людей, мистер Патрик. Я постоянно навещаю самых бедных крестьян в отцовских поместьях. Я наделяю едой и лекарствами голодных и больных, и я ставлю в известность папиного управляющего о том, чьи дома нуждаются в ремонте. Скажите, мистер Патрик, вам приходилось делать что-то подобное для людей, которым не так повезло в жизни? Многим ли вы протянули руку помощи?

Флинн задумался всерьез и надолго, и Мелисанда торжествующе улыбнулась.

– Однажды я был в бесплатной столовой, – наконец сказал Флинн.

Мелисанда тяжело вздохнула. Ее ужасно раздражала его странная манера говорить, хотя она ни за что не призналась бы ему, что с трудом понимает едва ли треть сказанного. По большей части ей приходилось догадываться, исходя из общего смысла их разговора, но на этот раз ничего не получилось. И она недоуменно переспросила:

– Бесплатной столовой?

– Да, это такое место, где кормят бездомных. Там служила моя подружка, и мы с ней встречали там Рождество.

– Однажды?

– А еще я давал деньги на благотворительность – много денег. Ассоциации кардиологов, художественному фонду. – Он старательно прочистил горло и продолжал, помогая себе выразительными жестами: – Но дело-то не в этом! Дело в том, что вчера на ужин заработал я, а сегодня это могла бы сделать ты. Вот о чем я толкую.

– Хорошо, – откликнулась она.

Про себя Мелисанда подумала, что ее согласие ничего не значит. Ей все равно не удастся обеспечить их едой и кровом, поэтому она не сомневалась, что в итоге все встанет на свои места и Флинн как миленький будет трудиться в поте лица за них обоих. Что бы он там ни говорил, жизнь простонародья должна быть ему более близка и понятна, чем ей. Ведь он сам явно не из дворянского сословия.

И Мелисанда снова принялась перечислять про себя неопровержимые доказательства своей теории. Его убогое образование. Его жалкая одежда. Его грубый язык. А его акцент? Он же буквально режет уши! Нет, он глубоко заблуждается, если искренне считает себя высокообразованным человеком. Хотя, с другой стороны, кто знает, насколько его образование отличается от прочих американцев? Вот и Мелисанде не раз приходилось слышать, что в Америке живут только тупицы да дикари.

– Ты это нарочно сказала, – возмутился он, – а на самом деле и пальцем о палец не ударишь, верно?

– Верно. И я даю тебе честное слово, что не представляю себе, чем могу услужить этим людям настолько, чтобы им захотелось поделиться с нами едой и пустить на ночлег.

– Ты могла бы вымыть посуду, – процедил он, окидывая ее мрачным взглядом, – помочь убраться в доме или застелить постель – да мало ли что? Или ты у нас инвалид?

– С чего ты взял?

– Ну, тогда больше и спорить не о чем! – решительно кивнул он.

Мелисанда сокрушенно покачала головой. Ну что за невозможный упрямец! С таким, как он, даже спорить бессмысленно! Да и она хороша – пытается убедить его, как будто он что-то способен понять!

Они упорно шагали вперед и вперед.

К вечеру они попали в небольшой поселок – однако, как показалось Флинну, по сравнению с Танбриджем это был просто центр цивилизации. Дома по обе стороны от дороги выглядели куда добротнее, чем та хижина, где они нашли приют прошлой ночью.

Над трубами курился легкий дым от очагов, а окна в домах сияли ласковым светом, рассеивавшим сумрак над дорогой, по которой устало тащились Флинн и Мелисанда.

– Как ты думаешь, нам еще далеко до Лондона? – поинтересовался он. В тишине сельской глуши собственный голос казался ему незнакомым и грубым. На протяжении последних часов спутники едва перебросились парой слов, погруженные в невеселые думы. Флинн стер ноги до крови и уныло размышлял над тем, сколько он заплатил бы за то, чтобы сидеть дни напролет в мягком кресле, в тапочках на ногах и не вставать по меньшей мере месяц.

– Не могу сказать точно. Если Клайды не ошиблись, это должен быть Квейлис-Хэд, тогда нам осталось примерно двадцать пять миль.

– Ха! – воскликнул Флинн. – Всего каких-то жалких двадцать пять миль? – Он уже прикинул про себя, что они преодолеют этот отрезок за восемь часов. Ну, может, чуть больше, если будут двигаться с обычной для пешеходов скоростью – три мили в час. Значит, ему предстояло еще восемь часов ковылять в тесных лаковых штиблетах, покоробившихся от воды.

Дойдя до середины поселка, они замедлили шаги и остановились. Здесь дома были совсем большие, в некоторых из них располагались магазины, хотя покупателей видно не было.

Мелисанда пригладила волосы и постаралась отряхнуть от грязи плащ. Закончив, она спросила у Флинна:

– Как я выгляжу?

– Неплохо, – буркнул он, но тут же вспомнил, что ни одну женщину не устроит такой короткий ответ, поэтому добавил: – Ты выглядишь на удивление хорошо. Особенно если вспомнить… – Тут Флинн умолк, подбирая слова.

– Особенно если вспомнить, что я уже два дня не меняла платья и ночевала на сеновале? – продолжила Мелисанда с грустной улыбкой.

– Ну, в общем, да. – Он смущенно улыбнулся в ответ. – А почему ты спросила? Ты что-то придумала?

Она показала на один из домов:

– Я пойду вон в ту гостиницу и попробую договориться с хозяином о… небольшом займе. Я скажу, что расплачусь с ним, как только доберусь до Лондона. Возможно, он поверит и разрешит нам поужинать и переночевать у него.

– Хм-м… – пробурчал Флинн, скептически подняв бровь.

– Ты думаешь, он не поверит?

– В 1998 году я бы точно сказал, что не поверит, – задумчиво ответил он, искоса поглядывая на Мелисанду. – Но черт его знает, какие у вас тут обычаи?

– Мистер Патрик… – Она моментально помрачнела.

– О'кей, о'кей! – Флинн выставил перед собой руки. – Прости! Я забылся. Больше никаких грубых слов!

– Тебе следует следить за языком – я не шучу! И поменьше болтать о каком-то будущем. Если ты станешь упорствовать, никто не захочет иметь с тобой дела!

– Ладно, ладно, я все понял.

Судя по всему, она не очень-то поверила его обещаниям.

– Я действительно постараюсь! – Флинн кивнул в сторону гостиницы и напомнил: – Так ты идешь или нет? Если тебе откажут, придется искать что-то еще, а ведь скоро совсем стемнеет!

Мелисанда смерила Флинна таким надменным взглядом, что он снова рассмеялся.

– Да иди же! – повторил он.

Мелисанда повернулась и направилась к гостинице. Флинн остался на дороге и не спеша огляделся. Подумал и побрел к одной из витрин, устроенных прямо в окнах домов. Здесь на невысоких подставках были размещены тонкие книжки в добротных кожаных переплетах. Он наклонился, чтобы разобрать заголовки, и нашел сборник сонетов Шекспира, стихи Байрона и неизвестный ему трехтомник под общим названием «Эвелина».