Текст книги "Первая встреча – последняя встреча"

 
Если мир сметет кровавая гроза
И люди вновь зажгут костры в потемках синих,
Мне будет маяком сиять в морских пустынях
Твой, Эльза, дивный взор, твои, мой друг, глаза…
 

Лили Марку. Доказательством огромной роли Эльзы в жизни Арагона является то, что произошло после ее смерти в семидесятом году. Арагон вернулся к тому образу жизни, который он вел во времена своего увлечения сюрреализмом. Хотя, конечно, он никогда не забывал ни Эльзу, ни Лилю, ни Маяковского, ни Москву. Просто он был очень несчастлив после смерти жены и, чтобы отвлечься от этого горя, чтобы не покончить с собой, вернулся к образу жизни своей молодости.

И действительно, Арагон, если можно так выразиться, пустился во все тяжкие. Сдерживающего его бурную натуру человека не стало. Он устраивал загулы, в его жизни появились мальчики, он к концу жизни сменил сексуальную ориентацию. Лишенный опоры в лице Эльзы, ужаснувшийся тому, что всю жизнь поддерживал «империю зла», он записал грустные признания в «Вальсе прощания» в 1972 году: «Конец конца моей жизни. И пусть не напевают мне, как была она великолепна, пусть не полощут меня в лохани моей легенды. Моя жизнь – страшная игра, в которой я проиграл. Я испортил ее с начала до конца».

Вот отрывок из любовной поэмы Арагона «Глаза Эльзы»:

«…Мне будет маяком сиять в морских пустынях Твой, Эльза, дивный взор, твои, мой друг, глаза…»

Один из его «мальчиков» – Жан Риста, ставший его литературным секретарем, получил после смерти Арагона в наследство все: и квартиру на улице Варрен в Париже, и мельницу, и бесценные живописные полотна, и семейные драгоценности Эльзы, которые ей дарила Лиля, и авторские права на все произведения Триоле и Арагона. Я разыскал его на празднике в толпе и взял у него небольшое интервью.

Эльдар Рязанов. Жан, я вас поздравляю с сегодняшним праздником. Понимаю, что в том, что он состоялся, немалая доля вашего труда.

Жан Риста. Я познакомился с Эльзой и Арагоном в шестьдесят пятом году. И тесно общался с этой семьей в течение пяти-шести лет. Именно мне довелось присутствовать при последних минутах поэта в восемьдесят втором году. По сути, моя заслуга, которую вы так любезно отметили, состоит в том, что я исполнил последнюю волю покойного поэта. В своем завещании он оставил мне некоторые поручения, которые мне и удалось благополучно выполнить.

Эльдар Рязанов. А в наши дни Арагон и Триоле по-прежнему популярные писатели? Их во Франции читают так же, как раньше? Или все-таки есть спад?

Жан Риста. Отнюдь. Их читают как никогда. В последние годы интерес к творчеству обоих значительно повысился. Никогда во французской прессе, да и в европейской, не появлялось такое количество статей, посвященных Арагону и Эльзе. Мне это кажется совершенно естественным. Потому что они работали на будущее.

Эльдар Рязанов. Как вы относитесь к тому феномену, что женщина из России стала французской писательницей?

Жан Риста. Это действительно феномен. Я думаю, она стала французской писательницей из-за любви… Вы знаете, почему мы находимся сейчас на мельнице Сент-Арну-ан-Ивелин? Мне, как наследнику Эльзы и Арагона, нужно было выбрать, что сохранить – их квартиру в Париже на улице Варрен или мельницу. И я выбрал это место. Не только потому, что здесь находятся могилы обоих, но и потому, что Арагон купил это место специально, чтобы Эльза владела кусочком французской земли. И сегодня мы должны помнить, что собрались на земле Эльзы…

Эльза Триоле завещала похоронить себя в нескольких десятках метров от любимой мельницы, на холме, откуда открывается дивный вид. С холма видны далекие поля. Дом – бывшая мельница, речка, текущая по участку и проходящая через жилые апартаменты, мостики через речку и цветочные клумбы. Арагон выполнил просьбу жены. На похороны он пригласил опального тогда в Советском Союзе великого Мстислава Ростроповича, который играл печальные, страстные, траурные мелодии. Вскоре Арагон воздвиг над могилой Эльзы памятник, на котором были начертаны ее имя и даты рождения и смерти: «1896—1970». А рядом, на том же камне, было выбито: «Луи Арагон. 1897—…» После смерти его должны были положить рядом с Эльзой. Он приготовил место и для себя. В 1982 году супруги вновь соединились…

Вечерело. Гости разъехались с праздника. Рабочие складывали палатки, где угощалась интеллигенция. Столы и стулья грузились в фургоны. Мусорщики подбирали с газонов бумажные стаканчики, бутылки, обрывки бумаги. Темнота надвигалась. Лишь в одном из окон мельницы горел свет. Мы молча стояли над могилой Эльзы и «Арагоши». Откуда-то издалека, будто по заказу, доносился еле слышный колокольный звон. Почему-то было очень грустно. Приходили мысли о тщете жизни, о бессмысленности суеты. А на могильной плите были высечены слова Эльзы:

«Мертвые беззащитны. Но если нас попытаются разлучить после смерти, наши книги придут к нам на помощь».

«Я хотела написать, почему Володя умер в сорок два года…»

Неболыной французский городок Мезон-Лафит находится в тридцати минутах езды от Парижска. Так Владимир Высоцкий любил называть прекрасную столицу Франции. Я не случайно вспомнил о Владимире Семеновиче. Ибо в Мезон-Лафите живет Марина Влади, знаменитая актриса Франции.

Старшее поколение наших читателей помнит Марину Влади как замечательную «Колдунью» из франко-шведского фильма, поставленного по повести Куприна «Олеся». Тогда Марина Влади буквально ворвалась в нашу жизнь.

В те годы многие наши девушки стали копировать ее прически и ее пластику. Загадочная, с таинственным прищуром глаз блондинка действительно очень многих сводила с ума. А для людей среднего поколения Марина Влади – жена нашего великого поэта, певца, актера Владимира Высоцкого.

Сейчас у нее третий период, я бы его назвал «поствысоцкий». Об этом мы знаем значительно меньше. Я хочу, чтобы вы получили представление о Марине Влади не только как о жене Высоцкого, не только как о русской, живущей во Франции, а как о крупной актрисе французского кино. Вы, верно, знаете, что она русского происхождения. Что «Влади» – ее псевдоним сокращенное от Владимировны. Вообще-то она Марина Владимировна Полякова.

Мы звоним в калитку. Открывает сама Марина. Мы входим на лужайку перед красивым двухэтажным домом. Прыгают, гавкая, три дружелюбных пса. Здороваемся с хозяйкой, обмениваемся приветствиями. Я дарю Марине Владимировне видеокассеты с моей четырехсерийной телепередачей о Высоцком, которая вышла еще в январе 1988 года, свою книгу о нем, пластинки. Разговор начинается сразу же, мы перескакиваем с темы на тему, не закончив одно, переходим к другому. Я напоминаю ей о том, как для съемок в моей четырехсерийной телепередаче она специально прилетела из Парижа в Москву. Сначала я расскажу о той, нашей первой беседе…

Я думал тогда, что смогу снять ее в квартире, где она прожила с Володей последние пять лет. Но Марина наотрез отказалась даже войти в бывший свой дом, и мы снимали интервью с ней в том же самом здании, но в другой квартире, а именно в квартире кинорежиссера Александра Митты. Причем Марина очень беспокоилась, чтобы зрители не подумали, будто съемка произведена в ее бывшем жилище, и просила, чтобы из передачи было бы понятно: снимали в другом месте. Снимая эту четырехсерийную программу, я встречался тогда со многими друзьями и родными Высоцкого, окунулся в его окружение, и меня глубоко огорчил раздор, расстроили распри, раздирающие людей, которых Володя любил. Когда я думаю об этом, у меня перед глазами он сам. Как бы посмотрел на всю эту возню вокруг его имени, что бы подумал, как бы отнесся к этому, что близкие ему люди порочат друг друга, зачастую не выбирая выражений? И как только они не могут понять, что подобными действиями играют на руку обывателям, недругам Высоцкого, оскверняя тем самым память поэта…

Мой первый разговор с Мариной Влади произошел еще в марте 1986 года, когда я приезжал в Париж на премьеру «Жестокого романса». Тогда я еще не получил разрешения делать передачу о Высоцком, но хотел использовать свой приезд во Францию и снять там интервью с вдовой поэта, так сказать, впрок. Однако ничего не вышло: через полчаса после нашего телефонного разговора она должна была улетать в Белград на съемки. Но я договорился с Мариной, что она ради интервью специально прилетит в Москву.

И вот осенью 1986 года мы расположились в квартире, гостеприимно предоставленной нам Александром Миттой. Прошло шесть лет после ухода Володи. Сначала, дорогой читатель, я напомню о той нашей беседе…

Эльдар Рязанов. Марина, я рад вас видеть в Москве и признателен вам за то, что вы откликнулись на наше приглашение и прилетели специально для того, чтобы принять участие в передаче, посвященной Володе Высоцкому.

Марина Влади. Я думаю, это естественно…

Эльдар Рязанов. Скажите, пожалуйста, когда вы с ним познакомились, и как это произошло?

Марина Влади. Я была в театре на Таганке…

Эльдар Рязанов. Как зритель?

Марина Влади. Как зритель, да. Я смотрела «Пугачева», он играл Хлопушу. И мне про него говорили много, про актера, про певца.

Эльдар Рязанов. А песни какие-то вы уже слышали до этого?

Марина Влади. Я слышала одну песню про кроликов и алкоголиков, там женщина хочет быть похожей на Марину Влади. Сыновья мои, которые отдыхали в пионерском лагере, сказали: «Мама, кто-то про тебя песню написал». Ну, и я, конечно, эту песню услышала. Это смешно было очень. Потом меня повели в театр, и я обалдела от спектакля и от Володиной работы особенно. Это был 67-й год… Вот, и потом мы очень долго дружили, до 68-го года.

Эльдар Рязанов. Значит, вы после спектакля зашли к нему за кулисы?

Марина Влади. Мы пошли в Дом актера, как всегда делается после спектакля, и там он сидел тоже. Мы поговорили немножко. Потом он пел; мы поехали к друзьям, и он пел.

Эльдар Рязанов. Ну и какое первое впечатление было, простите, у вас от него?

Марина Влади. Самое, конечно, большое впечатление – это на сцене. В тот момент я понимала русский язык, но не все… И, конечно, остроту текстов я не могла так полностью понять. Первым делом, я была потрясена работой актера. Потому что в роли Хлопуши он выдавал всю свою силу и весь трагизм. Он трагик был. Потом мы сидели, он пел мне свои песни всю ночь, влюбился сразу, сказал мне это сразу. Это было смешно для меня, потому что, вы знаете, актрисе часто говорят такие слова. Мы потом долго дружили.

Эльдар Рязанов. И вы вернулись во Францию?

Сцена из спектакля «Пугачев» в театре на Таганке. Владимир Высоцкий в роли Хлопуши

Марина Влади. Я была на кинофестивале, потом уехала, а через некоторое время вернулась на съемки к Юткевичу. И вот тут-то мы и стали встречаться часто. И так произошло то, что у всех происходит. Мы женились с ним позже, намного позже, мы жили вместе два года. Было очень сложно: где жить, как… Я все-таки француженка, актриса знаменитая. Но нам не очень мешали. И когда, в общем, мы решили жениться, все это произошло довольно спокойно. Не было никаких проблем.

Эльдар Рязанов. Это в Москве происходило?

Марина Влади. Да, да, да. Во Дворце бракосочетания. Ну, как все советские люди, пошли, женились, ушли. Было два свидетеля: Сева Абдулов и Макс Леон – это корреспондент «Юманите» в Москве. Да, это он, кстати, повел меня в театр первый раз.

Эльдар Рязанов. Понятно. Это именно ему, значит, мы всем обязаны.

Марина Влади. В каком-то смысле, да. Но я думаю, что я бы встретила Володю все равно.

Эльдар Рязанов. То есть вы считаете, что раз на роду написано, то пересечение должно было бы произойти?

Марина Влади. Я ничего не считаю, я совершенно неверующая, у меня нет ощущения, что судьба есть какая-то. Но я думаю, что раз я жила год в Москве, я обязательно бы его встретила где-то как-то.

Эльдар Рязанов. И за этот год вы вернули себе знание русского языка и стали понимать его песни?

Марина Влади. Нет, я всё понимала. Но я не могла понимать все подтексты, понять, в чем дело, про что он поет. Тем более в то время он больше всего пел такие шуточные песни, блатные песни. Его репертуар в шестьдесят седьмом году – это совершенно другое, чем то, что он пел в конце жизни.

Эльдар Рязанов. А свадьбу где отмечали?

Марина Влади. В Грузии… Нам устроили колоссальный пир. Мы сидели семь часов за столом… Но мы не пили…

Эльдар Рязанов. Это в Тбилиси или где-то?

Марина Влади. В Тбилиси, да, в квартире, такой чудесный пир. Потом мужики замечательные пели. Ну, а потом мы были на теплоходе «Грузия», у капитана Толи Гарагули. Это было наше с Володей свадебное путешествие на теплоходе.

Эльдар Рязанов. А дальше началась совместная жизнь. Вы популярная актриса, которая должна работать во Франции. Он артист театра и кино, здесь играет в театре, выступает, снимается. Как протекала ваша жизнь? Вы там, он тут – как это происходило?

Марина Влади. Ну как это происходило? Мне нужно было иметь очень хорошее здоровье. Потому что я ездила туда и обратно бесконечно. Он шесть лет не ездил во Францию. Его власти не пускали. И было очень сложно для меня, потому что у меня трое детей, к тому же сыновья. И работа, и надо было продолжать быть актрисой, потому что нельзя всё бросить и сидеть на месте. Жизнь была очень такая сумбурная. За шесть лет я ездила подряд несколько десятков раз туда – обратно.

Эльдар Рязанов. А в связи с этим не было ли разговоров у вас о том, что, может быть, имеет смысл вам переехать в Россию или ему переехать во Францию? Вам же, наверно, хотелось быть рядом, быть вместе.

Марина Влади. Нет, вы знаете, мы с первого же дня поняли, что мы будем жить так, как жили. В конце концов, он имел свою жизнь, я – свою. Но у нас была душевная связь, конечно. И мы общались ежедневно по телефону, благодаря, я должна сказать, чудесным телефонисткам советским.

Марина и Володя в Театре на Таганке

Эльдар Рязанов. Подолгу разговаривали?

Марина Влади. Ну, очень долго, очень долго. Нас просто забывали, к счастью, и мы говорили.

Эльдар Рязанов. Заработанные деньги уходили на оплату разговоров?

Марина Влади. Да, и на самолеты. Вообще, очень всё это было сложно. Но мы рассчитали, что мы все-таки больше живем вместе, чем большинство советских актеров, например. Потому что я часто бывала тут. А потом Володя стал ездить ко мне во Францию. Так что мы все-таки жили вместе примерно восемь месяцев в году. Много.

Эльдар Рязанов. Скажите, пожалуйста, а Володя был ревнив или нет?

Марина Влади. Да, и я тоже.

Эльдар Рязанов. Понятно. И это проявлялось достаточно бурно или, так сказать, подспудно.

Марина Влади. Вы знаете, надо сказать, что у нас темпераменты совсем неспокойные.

Эльдар Рязанов. У обоих?

Марина Влади. Даже если кажется, что я очень спокойный человек, я совершенно не такая. А он вообще был человек очень темпераментный и взволнованный. Наша жизнь была неспокойная, конечно. Мы очень ссорились. Мы же люди нормальные. Несмотря на то, что он, вероятно, гений, он все-таки человек был.

Эльдар Рязанов. Гений обязан быть человеком…

 
Я все вопросы освещу сполна,
Дам любопытству удовлетворенье.
Да! У меня француженка жена,
Но русского она происхожденья.
 
 
Нет, у меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
 
 
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
 
 
Я все вопросы освещу сполна,
Как на духу попу в исповедальне!
В блокноты ваши капает слюна —
Вопросы будут, видимо, о спальне?
 
 
Да, так и есть! Вот густо покраснел
Интервьюер: «Вы изменяли женам?»
Как будто за портьеру подсмотрел
Иль под кровать залег с магнитофоном.
 
 
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
 
 
Теперь я к основному перейду:
Один, стоявший скромно в уголочке,
Спросил: «А что имели вы в виду
В такой-то песне и такой-то строчке?»
 
 
Ответ: «Во мне Эзоп не воскресал.
В кармане фиги нет, не суетитесь!
А что имел в виду – то написал:
Вот, вывернул карманы – убедитесь!»
 
 
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
 

Марина знала, с каким трудом я тогда пробил разрешение на съемку этой телепередачи, и поэтому сказала следующее:

Марина Влади. Я хотела бы поблагодарить всех, кто позволяет эту передачу, и вас, который ее предложил, делает и ведет.

Эльдар Рязанов. Это просто наш долг, который мы выполняем перед огромным количеством людей, которые любят Высоцкого, слушают его. Ведь в каждом доме есть его записи. Так что это естественный отклик на любовь народную. Пожалуйста, скажите, а как он сочинял? Вот, говорят, что он писал ночами…

Марина Влади. Он писал в любое время и по-разному. Были вещи, которые у него месяцами в голове крутились, и понятно было, что он что-то придумывает, что у него что-то в голове делается. У него был такой вид, что становилось ясно – он не тут. А иногда он просто сидел и сочинял впрямую. Ну, конечно, и по ночам писал. Он же работал целый день в театре, репетировал, потом еще кино, выступления…

Эльдар Рязанов. Расскажите о каких-нибудь случаях, когда он вас удивил, поразил, что-то сделал неожиданное.

Марина Влади. Это невозможно, это ежедневные случаи. Он поражал все время. Я не могу рассказать вам двенадцать лет жизни. Он был поразительно добрый. Щедрый очень. Больше всего меня поражали его выступления перед публикой, конечно. У него был особый шарм и огромная сила воздействия на публику, он ее так держал, даже в колоссальных залах, где стоял один, тоненький, маленький человечек. Ведь он был, в общем, довольно невысокий, ничего в фигуре такого особенного не было. Он был, если его встретить на улице, как обыкновенный, любой… А на сцене вдруг сразу же становился гигантом.

Эльдар Рязанов. Когда он придумывал стихотворение, он его вам сразу читал или же дожидался, когда сочинялась музыка, и тогда уже пел вам?

Марина Влади. Нет. Он мне читал сразу, он мне даже звонил ночью в Париж, когда меня не было здесь.

Эльдар Рязанов. И читал стихи по телефону?

Марина Влади. Да, да.

Эльдар Рязанов. А потом читал второй раз, когда сочинял мелодию?

Марина Влади. Иногда он сочинял первым делом мелодию. Кстати, про него как композитора очень мало говорят. А он чудесный композитор, у него очень красивые мелодии.

Эльдар Рязанов. Да, они сразу входят в душу. Значит, бывали случаи, когда мелодия возникала раньше и потом на нее писались стихи?

Марина Влади. Так бывало редко. Обычно сначала стихи, и на них он находил мелодию. Много писал по заказу, об этом люди мало знают. Для фильмов, для спектаклей…

Эльдар Рязанов. А он очень переживал и страдал оттого, что его при жизни не печатали?

Марина Влади. Очень. Он везде предлагал стихи. Он у всех спрашивал помощи. У всех поэтов. И никто не мог ему помочь, к сожалению. Он очень переживал, хотя это смешно, потому что его любила публика, как никого. И он это при жизни чувствовал. Он не был поэтом, которого никто не знает и который пишет для себя и всё в стол кладет. Он знал, что его слушают, что его пленки есть во всех домах. Я помню, как мы однажды ходили по улице, вместе гуляли немножко, влюбленные, молодые… Стояла летняя погода. И из окон домов доносился Володин голос: слушали его пленки. Звучала вся улица, и из каждого окна – разные песни. Он жутко гордился. Но в то же время и стеснялся. Он был очень… странный, вперемешку у него была большая актерская гордость и большая естественная человеческая скромность…

 
День-деньской я с тоской, за тобой,
Будто только одна забота,
Будто выследил главное что-то —
То, что снимет тоску как рукой.
 
 
Это глупо – ведь кто я такой?
Ждать меня – никакого резона,
Тебе нужен другой и покой,
А со мной – неспокойно, бессонно.
 
 
Сколько лет ходу нет – не секрет?!
Может, я невезучий? Не знаю!
Как бродяга, гуляю по маю,
И прохода мне нет от примет.
 
 
Может быть, наложили запрет?
Я на каждом шагу спотыкаюсь:
Видно, сколько шагов – столько бед.
Вот узнаю, в чем дело, – покаюсь!
 

Эльдар Рязанов. А что он для себя считал наиболее важным, сочинение песен или актерскую работу?

Марина Влади. Конечно, поэзию. Я очень счастлива, что могу сказать об этом перед всей публикой России. Всего написал примерно 800 текстов. Когда он умер – всё это произошло внезапно – то у него все рукописи были в порядке.

Эльдар Рязанов. То есть он хотел, чтобы была книга?

Марина Влади. Да. Да. Все рукописи я сдала в Литературный архив. Все рукописи в России, все, не только поэзия. И проза, и его записки и так далее. Так что это важно знать публике, что всё то, что он написал рукой своей, всё это я отдала в ЦГАЛИ (РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства. – Э.Р.). Из этого можно сделать полное собрание его текстов. Я думаю, русская публика достаточно подготовлена, чтобы разобраться, что плохое, а что хорошее… В смысле морали, этики у него ничего скверного нет, он был человек очень чистый, очень честных убеждений. И он себя отдавал целиком. Он был щедрый и любил свою публику и свою Родину. Он вернулся в Москву, чтобы умереть, он не умер на Западе, он ведь и не жил на Западе. Он не уехал отсюда…

 
Нет меня – я покинул Рассею, —
Мои девочки ходят в соплях!
Я теперь свои семечки сею
На чужих Елисейских Полях.
 
 
Кто-то вякнул в трамвае на Пресне:
«Нет его – умотал наконец!
Вот и пусть свои чуждые песни
Пишет там про Версальский дворец».
 
 
Слышу сзади – обмен новостями:
«Да не тот! Тот уехал – спроси!.. »
«Ах, не тот?!» – и толкают локтями,
И сидят на коленях в такси.
 
 
Тот, с которым сидел в Магадане,
Мой дружок по гражданской войне —
Говорит, что пишу ему: «Ваня!
Скушно, Ваня, – давай, брат, ко мне!»
 
 
Я уже попросился обратно,
Унижался, юлил, умолял…
Ерунда! Не вернусь, вероятно, —
Потому что я не уезжал.
 
 
Кто поверил – тому по подарку —
Чтоб хороший конец, как в кино:
Забирай Триумфальную арку,
Налетай на заводы Рено!
 
 
Я смеюсь, умираю от смеха:
Как поверили этому бреду?!
Не волнуйтесь—я не уехал,
И не надейтесь—я не уеду!
 

Эльдар Рязанов. Когда вы жили в Париже, то тосковали о нем? Хотели увидеть, хотели приехать?

Марина Влади. Ну конечно. Я и сейчас тоскую по нему еще больше. Так что, естественно, я тосковала. Но это тоже, может быть, дало какой-то плюс нашей жизни, что мы не ежедневно находились вместе и друг друга не ежедневно видели. В этом смысле, у нас была очень сильная жизнь, всегда свежая любовь. Может быть, из-за того, что мы не ежедневно жили вместе. Хотя это сложно – так жить. Особенно для женщины.

Эльдар Рязанов. Я думаю, что это в равной степени трудно и для мужчины и для женщины.

Марина Влади. Нет, болтаться между двумя странами с детьми, без детей, два дома, две культуры, две политические системы – это очень сложно! И, тем не менее, остаться на каком-то здоровом психическом уровне.

Эльдар Рязанов. Но у вас, наверное, благодаря этому появилось много друзей здесь, в Советском Союзе?

Марина Влади. Естественно, я тут жила фактически двенадцать лет. У меня дом был открыт, ко мне всегда приходили люди, каждый день, к нам, не ко мне, конечно, – к нам с Володей. И жизнь была очень интересная в Советском Союзе для меня…

Эльдар Рязанов. То есть духовная, наполненная?..

Марина Влади. Я думаю, что нигде в мире такой тогда не было. Может быть, это такая эпоха была, те годы, 70-е. Не было вечера, чтобы кто-то не пришел показать картину, спеть песню, рассказать сценарий, пригласить на спектакль… Был период очень интересный, конечно. И потом, Володя все время творчески рос, и все время у него назревали какие-то новые этапы жизни.

Эльдар Рязанов. Он из певца улицы стал певцом страны. Вы это вдруг почувствовали или постепенно?

Марина Влади. Нет, это происходило на глазах. Рос не по дням, а по часам, как говорится. Просто удивительно рос.

Эльдар Рязанов. Расцвел творчески… Марина, а какие у него отношения складывались с чиновниками? Среди них у него были поклонники?

Марина Влади. Если бы у него не было среди них, как вы говорите, поклонников, он бы вообще никогда не выехал из Советского Союза. Он никогда не смог бы выступать. Были люди, которые его, тем не менее, любили и поддерживали. Но в основном ему, конечно, не давали спеть ни по радио, ни по телевидению. И он мало снимался почему-то. Для такого уровня актера все-таки странно, что он снялся не очень много. Нет, ему было нелегко, конечно. Ему было очень нелегко!

Эльдар Рязанов. Но это его не озлобило.

Марина Влади. Я, вы знаете, думаю, что надо все-таки слушать то, что он сам писал об этом, по любому поводу. Потому что он на все ваши вопросы уже ответил…

 
Я несла свою Беду
По весеннему по льду.
Обломился лед – душа оборвалася,
Камнем под воду пошла,
А Беда, хоть тяжела, —
А за острые края задержалася.
 
 
И Беда с того вот дня
Ищет по свету меня,
Слухи ходят вместе с ней – с Кривотолками.
А что я не умерла, Знала голая ветла
Да еще перепела с перепелками.
 
 
Кто ж из них сказал ему,
Господину моему, —
Только выдали меня, проболталися.
И от страсти сам не свой
Он отправился за мной,
Ну а с ним – Беда с Молвой увязалися.
 
 
Он настиг меня, догнал,
Обнял, на руки поднял,
Рядом с ним в седле
Беда ухмылялася…
Но остаться он не мог —
Был всего один денек,
А Беда на вечный срок задержалася…
 

…С тех пор прошло около десяти лет. И вот новая наша встреча. На этот раз во Франции.

Эльдар Рязанов (показывая на дом): Вы давно в этом доме живете?

Марина Влади. Да. Это мой дом. Я имела возможность купить его, когда мне было пятнадцать лет.

Эльдар Рязанов. Откуда в таком возрасте столь огромные деньги?

Марина Влади. Гонорар за двенадцать картин в Италии. Мы работали там по пятнадцать часов в день. Я начала сниматься с одиннадцати лет. Все заработанные деньги ушли на дом. Я совершенно ни на что не тратила, экономила: не одевалась, не ела в ресторанах и так далее. Но зато вся семья получила возможность жить здесь.

Сама Фурцева, министр Культуры СССР и член Политбюро ЦК КПСС, была рада пожать руку члену французской компартии, знаменитой актрисе Марине Влади

Эльдар Рязанов. И ваши родители?

Марина Влади. Папа, к сожалению, умер до моего успеха. Но моя мама, мои сестры, все наши дети, – а у нас их четырнадцать, – жили в нашем доме. Родилась я в трехкомнатной квартирке, где жили всемером. Отец все время пел, мать танцевала. Детство было чудесное. Но очень, очень бедное. И Володя тут жил и любил этот дом. Он очень много писал тут… А вот видите три березки? Мы их посадили, когда мы – три сестры – играли «Трех сестер» в театре. Это было еще до встречи с Володей. Березам уже тридцать лет.

Эльдар Рязанов. Вас было три сестры?

Марина Влади. Четыре.

Эльдар Рязанов. Вместе с вами?

Марина Влади. Со мной четыре. У меня было три сестры.

Эльдар Рязанов. И две из них стали артистками?

Марина Влади. Мы все были артистками. Ольга начала в театре первая. В Гранд-опера. Потом в театр поступила Татьяна. И Милица. Они работали десять лет балеринами. Потом я тоже пошла в танцовщицы, когда мне исполнилось девять лет. Но через какое-то время Ольга, моя старшая сестра стала режиссером телевидения. Она сменила профессию. Но мы, три сестры, остались актрисами. И были очень знаменитыми. Мы играли чеховских трех сестер. Это был высший пик нашей жизни. Мы имели счастье работать вместе. Целый год!

Эльдар Рязанов. Был большой успех?

Марина Влади. Очень большой. И притом на парижской сцене! В чудесном театре. Спектакль поставил Барсак, известный режиссер, тоже русского происхождения. Мы играли целый сезон, то есть более трехсот представлений.

Эльдар Рязанов. Каждый день?

Марина Влади. Каждый день.А в субботу и в воскресенье – два раза.

Эльдар Рязанов. А мама успела посмотреть спектакль?

Марина Влади. Конечно. Практически каждый вечер.

Эльдар Рязанов. Счастлива была?

Марина Влади. Конечно. Она всегда сидела во втором ряду.

Эльдар Рязанов. Расскажите о родителях, о папе и маме. Они познакомились в Белграде?

Марина Влади. Да.

Эльдар Рязанов. Как папа попал во Францию?

Марина Влади. Попал в тысяча девятьсот пятнадцатом году как летчик. Он пошел добровольцем во французскую армию. Стал одним из первых французских летчиков. Потом в бою его самолет подбили, папа был очень серьезно ранен. И остался во Франции. Он любил пение, был певцом.

Эльдар Рязанов. Он был профессиональным певцом? Где-то учился или выступал как любитель?

Марина Влади. Он окончил Московскую консерваторию.

Эльдар Рязанов. И будучи профессиональным певцом, пошел воевать?

Марина Влади. Он был единственный сын вдовы. Поэтому его не взяли в армию. Но папа пошел добровольцем. После войны поступил в оперу, стал известным солистом. И когда выступал с французской оперой в Белграде, то там встретил маму. А мама уехала из России в девятнадцатом году. Она была дочь генерала белой армии, окончила Смольный институт. В семнадцатом году. Это был последний выпуск Института благородных девиц. Мама была не профессиональная танцовщица, но выступала в театре. Отец увидел ее на сцене и сразу влюбился. Очень быстро родилась моя старшая сестра Ольга. Они в двадцать восьмом году переехали в Париж.А в тридцать восьмом появилась на этом свете я.

Фильм Сергея Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа». В роли Лики Мизиновой – Марина Влади. Чехова сыграл Николай Гринько

Эльдар Рязанов. Семья была дружная?

Марина Влади. Замечательная. Но богема. Люди приходили, уходили, открытый дом. Артисты пели, художники показывали картины, все говорили о политике. Мы жили в пригороде Парижа, в Клиши. Потихоньку становились беднее и беднее. Ведь я родилась, когда отцу было пятьдесят, а матери более сорока. Они уже не выступали в театре, не зарабатывали.

Эльдар Рязанов. Я знаю, что вам пришлось содержать семью в весьма молодом возрасте.

Марина Влади. Да. Я стала зарабатывать довольно много денег, можно сказать, с детства. Помимо съемок, я умела хорошо дублировать фильмы и озвучивала все детские роли. В восемь лет я зарабатывала больше, чем отец. Он стал к тому времени рабочим. Уже не пел. Мне было восемь, а ему под шестьдесят.

Эльдар Рязанов. Он был простым рабочим на фабрике?

Марина Влади. Да. А мама не работала, занималась домом. Много детей. А потом и возраст. И не надо забывать, шла война. Тяжелое, трудное время для всех.

Эльдар Рязанов. Где жила семья во время войны, там же в Клиши? В оккупированной зоне Франции?

Марина Влади. Да, там же. Под немцами.

Эльдар Рязанов. А немцев живых помните? Вам было лет пять-шесть…

Марина Влади. Конечно, помню. Помню прекрасно. Для них мы были никто, нас не тронули. Но я была очень травмирована войной. Вспоминаю ее с ужасом. Мы жили около большого вокзала, который бомбили все время. И американцы потом бомбили. И голод. Моя мать похудела на тридцать килограммов в те годы. Она ничего не ела, все отдавала детям. И были очень суровые зимы. У нас не было отопления, спали одетыми, в пальто. Я помню, у отца был полушубок, нас им накрывали. Когда отец уходил на работу, он давал мне кусочек мяса. Он единственный в семье ел мясо, потому что работал. Он мне давал маленький кусочек мяса, и я его весь день сосала. Отец был анархистом, но родители очень переживали за Россию.