Текст книги "История как наука и политика. Эксперименты в историографии и Советский проект"

Если интеллектуалы и политики в Германии употребляли слово Positivismus в качестве уничижительного ярлыка, то во Франции влияние Конта еще более возросло в первые годы существования Третьей республики, созданной после поражения Франции во Франко-Прусской войне 1870 года, положившим конец Второй империи Наполеона. В историографии Третья республика часто описывается как «позитивистская» по своей идеологии7474
  См., например: W. M. Simon, European Positivism in the Nineteenth Century: An Essay in Intellectual History (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1963); есть и более современное исследование: Isabel Noronha-DiVanna, Writing History in the Third Republic (Newcastle: Cambridge Scholars, 2010).


[Закрыть]. И действительно, ведущие политики Третьей республики называли себя учениками Конта и сторонниками позитивной философии. Надеясь заменить авторитет католической церкви в общественной жизни на авторитет «позитивной науки», такие лидеры как Жюль Ферри и Эмиль Литтре переинтерпретировали учение Конта, приспособив его к своей антиклерикальной и образовательной политике7575
  См.: Jules Rouvier, L’enseignement a l’Université de Paris (Paris, 1893). О роли, которую наука и образование играли в политике первых лет существования Третьей республики, см.: Robert Fox, The Savant and the State: Science and Cultural Politics in Nineteenth Century France (Baltiore: John Hopkins University Press, 2012). О гендерном аспекте представлений об общественном устройстве в программах Третьей республики см.: Judith Surkis, Sexing the Citizen: Morality and Masculinity in France, 1870–1920 (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2006).


[Закрыть]. В частности, Литтре использовал свое политическое положение для продвижения контовского учения как философии культа науки. Входивший в политическую элиту республики – сначала как депутат парламента (1871–1875), а затем как сенатор (1875–1881), – Литтре утверждал, что позитивная философия Конта, связывавшая «незыблемость разума и общества с непоколебимостью науки», представляла собой «лекарство для смутного времени»7676
  Émile Littré, Principles de philosophie positive (Paris, 1868), 75. О Литтре как философе Третьей республики см.: Hazareesingh, Intellectual Founders of the Republic.


[Закрыть].

Востребованный политиками и философами-республиканцами, контовский позитивизм стал официальной философией Третьей республики в первые годы ее существования, перевоплотившись в разнообразных программах в самых разных областях жизни – от литературы до рабочего движения7777
  Mary Pickering, “The Legacy of Auguste Comte,” в Bourdeau, Pickering, Schmaus, eds., Love, Order, and Progress, 250–304, 262–264.


[Закрыть]. Привлекательность позитивной философии заключалась не только в ее социополитическом обещании прогресса, но и в пластичности ее содержания, которое позволяло наполнять ее самым разным содержанием. Профессиональная история, которая впервые стала востребованной во Франции с начала Третьей республики, стала одной из тех «лабораторий позитивизма», в которых контовская позитивная философия была политически переупакована и концептуально переработана7878
  О разнообразных «лабораториях позитивизма» в разных странах см.: Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism.


[Закрыть].

История и позитивизм

До революции 1789 года истории как области знания не придавалось большого значения, в отличие от естественной истории, которая развивалась, как и в других странах, движимая имперскими интересами Франции, и получила мощный толчок к развитию в результате Французской революции7979
  См.: E. C. Spary, Utopia’s garden: French natural history from Old Regime to Revolution (University of Chicago Press, Chicago & London: 2000).


[Закрыть]. В свою очередь, исторические исследования во Франции получили мощный импульс в годы между так называемыми второй и третьей Французскими революциями (1830 года и 1848 года соответственно)8080
  Очерк французской историографии этого периода см.: Noronha-DiVanna, Writing History in the Third Republic.


[Закрыть]. В это время история приобрела ценность в глазах республиканцев, которые видели в исторических исследованиях способ создания удобной для последующих республик истории первой революции, представив ее как событие, заложившее фундамент новой эры в истории Франции. В это время французское правительство учредило и финансировало ряд новых исторических институтов, в частности, Комитет исторических исследований (Comité des travaux historiques) и Комиссию по историческим памятникам (Comission des monuments historiques)8181
  См.: Ceri Crossley, “History as a Principle of Legitimation in France (1820–1848),” в Writing National Histories: Western Europe since 1800, ed. Stefan Berger, Mark Donovan, Kevin Passmore (London: Routledge, 1999), 49–56.


[Закрыть]. За первые годы существования Третьей республики финансирование, выделяемое правительством на высшее образование, выросло в разы, и история, как дисциплина, находящаяся на переднем крае общественных наук, стала объектом государственных инвестиций и энтузиазма. Число профессиональных историков, находящихся на жаловании у государства, стало весьма значительным и продолжало расти.

Профессиональные историки во Франции, как и в других европейских странах, следовали нормам профессионализации истории, введенным Леопольдом фон Ранке. К концу XIX века разработанный Ранке метод преподавания – исторический семинар – и методы исторических ислледований, в основе которых лежали архивные исследования и критика источников, были распространены его студентами в Берлинском университете, где Ранке преподавал с 1824 по 1871 год, по Европе и Северной Америке8282
  О распространении метода обучения истории фон Ранке в Америке см.: Antony Grafton, “In Clio’s American Atelier,” в Social Knowledge in the Making, ed. Charles Camic, Neil Gross, Michèle Lamont (Chicago: University of Chicago Press, 2011), 89–117.


[Закрыть]. Во Франции профессионализация исторической дисциплины совпала по времени с первыми годами существования Третьей республики, когда позитивная философия Конта активно обсуждалась и политиками, и учеными, утвердившись в качестве политической платформы, которую такие интеллектуалы, как Литтре, отделили от ее автора и подвергли переоценке. Историки – современники этого процесса соединили модернизированную ими доктрину позитивизма с новыми практиками изучения истории и историческим методом Ранке, к этому времени ставшими стандартом исторической профессии.

В исторической литературе выражение позитивистская история или позитивистская школа часто употребляется для обозначения группы парижских историков, называвших себя «методическая школа» (école méthodique), в которую, помимо прочих, входили Шарль-Виктор Ланглуа, Шарль Сеньобос, Денис Фюстель де Куланж и Габриэль Моно. Именно членами этой группы были написаны и опубликованы первые во Франции книги, посвященные историческому методу, начиная с влиятельного труда Сеньобоса и Ланглуа 1898 года, Введение в изучение истории (Introduction aux études historiques), которое ввело в обиход крылатую фразу: «История пишется по документам… Нет документов, нет и истории»8383
  Charles-Victor Langlois, Charles Seignobos, Introduction aux études historiques (Paris: Hachette, 1898), 1–2. Ланглуа Ш.-В., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории / пер. с фр. А. Серебряковой. Под ред. и со вступ. ст. Ю. И. Семенова. Гос. публ. ист. б-ка России. 2‑е изд. (М., 2004). С. 49.


[Закрыть]. Как отмечал в 1888 году Фюстель де Куланж, «наилучший историк – это тот, кто держится близко к текстам, кто аккуратно их истолковывает, кто думает и пишет лишь в согласии с ними». В этом смысле он подчеркивал: «история – не искусство; это чистая наука»8484
  Fustel de Coulange, La monarchie franque (Paris, Hachette, 1888), 32–33.


[Закрыть]. Под наукой Фюстель де Куланж в данном случае понимал профессиональные нормы исторического мастерства, с их упором на методический анализ и критику исторических источников с целью доказательства надежности содержащихся в них свидетельств.

Принципы, которых придерживались члены «методической школы», имели своим источником скорее практики профессиональных историков, нежели философскую доктрину Конта, поэтому называть их «позитивистами», как часто приходится видеть в литературе, исторически неверно. Более того, в отличие от сегодняшних историков, которые часто используют выражения «научная история» (имея в виду школу Ранке) и «позитивистская история» как синонимы, в XIX веке эти понятия часто противопоставлялись как разные, и даже альтернативные, подходы к историческому исследованию8585
  О méthodiques см.: Noronha-DiVanna, Writing History in the Third Republic.


[Закрыть]. Именно позитивисты, то есть сторонники доктрины Конта, были самыми решительными критиками историков-методистов.

В первые годы существования Третьей республики, когда не только количество историков, но и их влияние в государственных делах возросло, историки, связанные с методической школой, сформировали интеллектуальный авангард парижского академического сообщества. Однако к концу XIX века методическая школа была уже в кризисе. Как указывает Изабель Норонья-ДиВанна в своем исследовании, посвященном этой школе, попытки историков-методистов профессионализировать историю и усовершенствовать ее метод привели к потере той широкой читательской аудитории, от которой зависело их положение как профессиональных историков, получающих зарплату и средства финансирования из государственного бюджета. Историки-методисты старались поправить положение, прибегая к контовской риторике и делая громкие заявления об обобщающей роли исторического метода, что сделало их, в свою очередь, мишенью для критики со стороны социологов, которые прибегали к доктрине Конта для легитимации новой дисциплины, которая была институализирована во Франции в 1890‑х годах. Так, в переработанное Введение в изучение истории (выпущенное под новым названием Исторический метод в общественных науках) Сеньобос и Ланглуа включили разделы, в которых заявляли о необходимости распространения исторического метода на все аспекты социальной реальности8686
  Charles Seignobos, La méthode historique appliquée aux sciences sociales (Paris: Félix Alcan, 1901).


[Закрыть]. Вторя Конту, они подчеркивали, что исторический метод является подлинным методом социологии. Неудивительно, что социологи выступили как самые яростные критики учебника и всей методической школы8787
  Noronha-DiVanna, Writing History in the Third Republic, 229.


[Закрыть].

Журнал исторического синтеза (Revue de synthèse historique), основанный философом Анри Берром в 1900 году, служил одной из главных площадок для организованных атак на методическую школу. Критика методической школы истории стала визитной карточкой нового журнала. В помещенной в первом номере редакционной статье Берр заявил, что méthodiques, как вообще все историки, неверно понимают исторический метод. Несмотря на «ренессанс исторических исследований во Франции после 1870 года», – подчеркивал он, – исследование истории по большей части остается на стадии «исторического анализа». В противовес этому подходу французских историков, который он уничижительно назвал histoire historisante («историзирующая история»), Берр объявил, что целью нового журнала является создание новой программы истории, в которой «сила анализа будет сочетаться с духом синтеза» – отсюда и название журнала, «исторический синтез» (synthèse historique)8888
  Henri Berr, “Sur notre programme,” Revue de synthèse historique 1 (1900): 1–8.


[Закрыть]. Берр противопоставил свою программу исторического синтеза «эрудизму» профессиональных историков, приводя в качестве примера труды Сеньобоса и Ланглуа. В отличие от синтеза историков-«эрудитов», то есть методистов, исторический синтез должен был стать истинно «научным». Как Берр подчеркивал в 1911 году в своей книге Синтез и история, «исторический синтез должен быть наукой, подлинной и всеобщей наукой. Именно это мы имеем в виду под словом синтез»8989
  Henri Berr, La synthèse en histoire: Essai critique et théorique (Paris: Alcan, 1911), 3, 23.


[Закрыть].

В исторической литературе Берр обычно рисуется как принципиальный критик «позитивистской истории»9090
  См., например: Fritz Ringer, Fields of Knowledge: French Academic Culture in Comparative Perspective, 1890–1920 (New York: Cambridge University Press, 1992), 276–277.


[Закрыть]. Его уничижительная фраза «историзирующая история» (histoire historisante) стала повсеместно употребляться в отношении позитивистской истории после того, как Люсьен Февр и другие представители школы Анналов построили свою идентичность на критике своих предшественников – поколения Сеньобоса и Ланглуа – как примера «чуждой нам истории» (l’histoire qui n’est pas la nôtre)9191
  Lucien Febre, “Sur une forme d’histoire qui n’est pas la nôtre,” Annales 3, № 1 (1948): 21–24. Обсуждение того, как представители Анналов использовали критику так называемой «позитивистской истории» для формирования собственной идентичности, см. в работе François Dosse, New History in France: The Triumph of the Annales (Urbana: University of Illinois Press, 1994), Глава 1.


[Закрыть]. Однако, критикуя Сеньобоса и других представителей господствующего направления в исторической науке, Берр в то же время сформулировал свою собственную программу как развитие доктрины позитивизма, решительным образом, однако, модифицировав и обновив ее содержание. Программа исторического синтеза и попытки Берра воплотить ее на практике, в свою очередь, заложили фундамент для школы Анналов.

Берр впервые представил свой исторический синтез, или «науку истории», в 1890 году, в статье, опубликованной в литературном журнале Le nouvelle revue. В этой первой экспозиции своей программы Берр представил исторический синтез в контовских терминах, рассуждая о «стадиях развития» и шестиступенчатой иерархии наук. Во вводных абзацах Берр писал: «Близится рождение новой науки – науки долгожданной, давно обещанной, появление которой постоянно откладывалось; из всех наук эта появляется последней, но по значению она первая, основанная на многих других и их превосходящая, ибо ее предмет заключается в сложнейшем из всех явлений: том, что составляет эволюцию человечества. <…> Если мы принимаем три стадии развития Огюста Конта, то на позитивной стадии, наконец, появится эта “новая наука”»9292
  Henri Berr, “Essais sur la science de l’histoire: La méthode statistique et la question des grands hommes,” La nouvelle revue 64 (1890): 517–523, 517–518.


[Закрыть]. Эта новая наука, продолжал Берр, сделает возможной новую, научную, «синтетическую стадию» развития человечества. На этой стадии истории предстоит стать не чем иным, как наукой «тотальной реальности» и единства человечества.

Берр начал разрабатывать свою программу исторического синтеза, обучаясь в докторантуре по философии Высшей нормальной школы в Париже. По окончании докторантуры в 1890 году Берр изложил свою программу в докторской диссертации, амбициозно озаглавленной Будущее философии: Эскиз синтеза знаний на основе истории. Берр настаивал, что неокантианская философия, с ее отстаиванием дедуктивного метода и неизменности априорных систем знания, зашла в тупик. В пику неокантианцам Берр утверждал, что законы природы не являются чем-то неизменным или раз и навсегда установленным, но меняются со временем. А поскольку история является дисциплиной, имеющей непосредственное отношение к проблеме времени и изменения во времени, то история и исторический метод, по мнению Берра, должны задавать общие рамки всякого знания9393
  Теоретическая часть диссертации Берра была опубликована: Henri Berr, L’avenire de la philosophie: Esquisse d’une synthèse des connaissances fondée sur l’histoire (Paris: Hachette, 1899). О неослабевавшем внимании Берра к этим темам см.: Enrico Castelli Gattinara, “L’idée de la synthèse: Henri Berr et la crises du savoir dans la première moitié du XX^e siècle,” в Henri Berr et la culture de XX^e siècle: Histoire, science et philosophie: Actes du colloque international, 24–26 octobre 1994, Paris (Paris: Albin Michel, 1997), 21–38.


[Закрыть].

В ходе своей полемики с философами Берр опирался на союзника – математика и философа Анри Пуанкаре. Сочинения Берра полны ссылок на Пуанкаре, в частности, на статью Пуанкаре 1911 года «Эволюция законов», в которой Пуанкаре рассуждал о возможности изменения законов природы во времени9494
  Henri Poincaré, “L’évolution des lois,” Scientia 9 (1911): 275–292. Вторя Пуанкаре, Берр писал в своей книге Традиционная история и исторический синтез, содержащей наиболее полное изложение его историко-философских взглядов: «Возможно, существуют универсальные и вечные законы, неизменная природа вещей; однако по большей части законы, без сомнения, рождаются, а родившись, не остаются неопровержимыми [inattaquable] и неизменными». Henri Berr, L’histoire traditionelle et la synthèse historique (Paris: F. Alcan, 1921), 43. Об интересе французских философов истории к Пуанкаре и его концепции «эволюции законов» (l’évolution des lois) см.: Isabel Gabel, “From Evolutionary Theory to Philosophy of History: Raymond Aron and the Crisis of French Neo-Transformism,” History of the Human Sciences 31, № 1 (February 2018): 3–18.


[Закрыть]. Берр привлек сформулированную Пуанкаре концепцию геометрических конвенций как гибридных аналитико-синтетических выводов, базирующихся на опыте, для того чтобы обосновать то, что он назвал новой «логикой истории». Поскольку история не подчиняется ни законам, ни кантовским «априорным» моделям, – писал Берр, «нам необходимо стремиться к созданию [новой] логики истории, заменив понятие априори индуктивной логикой, порожденной опытом, и превратив эту новую логику в рутинную практику»9595
  Henri Berr, “Au bout de dix ans,” Revue de synthèse historique 21 (1910): 5, цит. по: Castelli Gattinara, “L’idée de la synthèse,” 35.


[Закрыть].

Берр исходил из представления о знании как о коллективном процессе. Претворение своей программы исторического синтеза в жизнь Берр видел возможным только посредством сотрудничества специалистов из разных областей. Понятие синтеза как совместного усилия не только пробегало красной строкой через все труды Берра, но и нашло воплощение в тех институтах, которые он создал для того, чтобы претворить свою программу в жизнь.

В предисловии редактора, открывавшем первый номер Revue de synthèse historique, Берр писал, что в задачу журнала входит «призыв к более масштабному сотрудничеству между учеными[-естественниками] и историками»: «Исторический синтез должен побудить различные научные группы [работать] сообща… и постепенно становиться более полезными друг другу по мере того, как общая цель сотрудничества станет яснее». Такой подход, по мнению Берра, был первым шагом к созданию новой историчной науки (histoire-science)9696
  Berr, “Sur notre programme,” 1–2.


[Закрыть]. С этой целью журнал публиковал статьи гуманитариев и естественников, работавших в различных дисциплинах. Совместные публикации были призваны установить связи между учеными и гуманитариями, стимулировать контакты или помогать «завершать» разнообразные «научные синтезы», которые только начинали намечаться.

На протяжении существования журнала на его страницах историки встречались с психологами, социологами и учеными-естественниками, что делало его необычным и интересным9797
  George Sarton, “Henri Berr (1863–1954): La synthèse de l’histoire et l’histoire de la science,” Centaurus 4 (1956): 185–197.


[Закрыть]. Люсьен Февр, который начал печататься в журнале Берра еще будучи студентом-историком в Высшей нормальной школе, со временем стал ближайшим его сотрудником. Как Февр позже вспоминал, «В 1900 году мы – группа молодых историков из École normale – начали находить наши занятия скучными и были уже готовы оставить занятия историей вообще, когда наш интерес к истории вспыхнул с новой силой с появлением Журнала исторического синтеза»9898
  Цит. по: Martin Siegel, “Henri Berr’s Revue de synthèse historique,” History and Theory 9 (1970): 322–334, 328. В 1910 году Февр вошел в редколлегию Revue de synthèse historique, став редактором раздела «Регионы Франции».


[Закрыть].

В 1920 году Берр запустил новый проект: многотомную энциклопедию Эволюция человечества (L’évolution de l’humanité). Целью этой работы было ни много ни мало как создание «новой универсальной истории»9999
  Henri Berr, предисловие к L’évolution de l’humanité: Synthèse collective: Introduction générale (Paris: Renaissance du livre, 1920), v-xxviii.


[Закрыть]. В предисловии к первому тому Берр описывал свой замысел так: «Это начинание представляет собой обширный эксперимент, шаг за шагом разворачивающийся перед глазами публики на великое благо исторической науке, в ходе которого выдвигающиеся для проверки идеи будут подтверждены или исправлены». По замыслу Берра, каждый том энциклопедии состоял из отдельного авторского исследования, «несущего отпечаток личности своего создателя». Февр был одним из авторов, привлеченных Берром. Опубликованный им в 1922 году том энциклопедии под названием Земля и эволюция человека (La terre et l’évolution humaine) стала эталонной работой школы Анналов100100
  Lucien Febvre, La terre et l’évolution humaine: Introduction géographique à l’histoire (Paris: Renaissance du livre, 1922).


[Закрыть].

В развитие своей программы Берр учредил институт, посвященный историческому синтезу. Международный центр синтеза открыл свои двери в 1929 году в Париже101101
  Cristina Chimisso, Writing the History of the Mind: Philosophy and Science in France, 1900–1960s (Aldershot: Ashgate, 2008), 89.


[Закрыть]. Одно из ключевых подразделений нового института, Отдел исторического синтеза (Section de synthèse historique) был доверен Февру, возглавившему его вместе со своим патроном. Наряду с этим отделом были сформированы два других: Отдел естественных наук (Section de sciences de la nature), который возглавлял сначала философ Абель Рей, а затем физик Поль Ланжевен, и Отдел по истории науки (о котором пойдет речь позже). Уже пару лет спустя Центр синтеза Берра завоевал репутацию полноценного исследовательского института, существовавшего независимо от французской Академии: в нем числилось много видных ученых, а в правление входили такие научные знаменитости, как Альберт Эйнштейн, Эрнст Резерфорд, Эмиль Ру, а также директора ведущих французских научных институтов, включая Высшую нормальную школу и парижский Музей естественной истории102102
  Список членов административного совета Центра см.: “Section de synthèse historique,” Bulletin du Centre international de synthèse 8 (1929): 2–3.


[Закрыть].

Междисциплинарная работа была определяющей характеристикой Центра синтеза. Жизнь этого необычного института была организована вокруг так называемых недель синтеза (les semaines de synthèse), особенно активно проводившихся с 1929 по 1939 год103103
  О неделях синтеза см.: Bernadette Bensaude-Vincent, “Présence scientifiques aux semaines de synthèse,” Revue de synthèse historique 117, №№ 1–2 (1996): 219–230; и Marina Neri, “Vers une histoire psychologique: Henri Berr et les semaines internationales de synthèse (1929–1947),” Revue de synthèse historique 117, №№ 1–2 (1996): 205–218.


[Закрыть]. Каждый год Берр вместе с консультативным советом определяли две темы, одну из области естественных наук, другую – из гуманитарных. Далее составлялся список приглашенных докладчиков, представляющих как гуманитарные, так и естественно-научные дисциплины. Во время недели синтеза докладчики и участники обсуждали обе темы параллельно, посещая заседания по обеим темам. В 1929 году парными темами недели синтеза были «биологическая эволюция и цивилизация», в 1930‑м – «теория относительности и происхождение общества», в 1931‑м – «квантовая теория и индивидуальность», и так далее. Недели синтеза были престижными событиями в парижской интеллектуальной жизни. Согласно Бернадетт Бенсод-Венсан, проанализировавшей опубликованные материалы недель синтеза за несколько десятилетий, эти мероприятия регулярно сводили вместе и стимулировали междисциплинарный диалог между астрономами, математиками, физиками и биологами – с одной стороны, и философами, историками, антропологами, лингвистами и социологами – с другой104104
  Bensaude-Vincent, “Présence scientifiques aux semaines de synthèse.”


[Закрыть].

В отличие от проекта энциклопедии, имеющего своей целью объединение всех современных знаний по истории, будь то история человечества или естественная история, недели синтеза не ставили своей задачей публикации как таковые. Скорее, Берр и другие руководители Центра синтеза делали акцент на стимулировании контактов между гуманитариями и естественниками, которые возникали (или не возникали) в результате совместных заседаний и дискуссий. Главным результатом недель были сами семинары, а не публикации, хотя по окончании каждой недели синтеза материалы публиковались отдельными сборниками. Каждый сборник включал доклады приглашенных участников, представляющие обзоры современных научных представлений о предложенных темах и описания дискуссионной части, в которой участники задавали вопросы и предлагали комментарии105105
  См., например, опубликованные материалы первой недели синтеза: Maurice Caullery, Émile Guyénot, P. Rivet, L’évolution en bioloqie: Première semaine internationale de synthèse (Paris: Renaissance du livre, 1929); и Lucien Febvre, Émile Tonnelat, Marcel Mauss, Adfredo Niceforo, Louis Weber, Civilisation: Le mot et l’idée: Premiere semaine international de synthèse (Paris: Renaissance du livre, 1930). Материалы естественно-научных и гуманитарных секций публиковались по отдельности, что отражало двойную тему недели – «Эволюция и цивилизация». Подробнее о секциях гуманитарных наук первой недели синтеза см. ниже, Глава 3.


[Закрыть]. Опубликованные сборники, в отличие от самих семинаров, следовали установленным дисциплинарным конвенциям, представляя собой специализированные книги, в которых не осталось следов тех междисциплинарных диалогов, которые Берр устраивал в своем центре.

Центр синтеза, энциклопедическая серия Эволюция человечества, и журнал Revue оказались весьма успешными начинаниями Берра, предоставившими площадку для обсуждения и уточнения его программы исторического синтеза. Эти институты также служили интеллектуальным пространством для историков, впоследствии сплотившихся вокруг Февра и Анналов. Февр подчеркивал, что он, как и другие современные ему представители движения Анналов, разделял представление Берра об истории как дисциплине, которая «должна быть широко открыта для знаний и методов других дисциплин»106106
  Harry R. Ritter, T. C. R. Horn, “Interdisciplinary History: A Historiographical Review,” History Teacher 19, № 3 (1986): 427–448, 435.


[Закрыть] (подробнее об этом речь пойдет позже).

Во время первой недели синтеза, ознаменовавшей создание Центра летом 1929 года, были одновременно созданы еще две организации. Первая – Международный комитет по истории науки, сформированный во время международного исторического конгресса в Осло несколькими месяцами ранее, но собравшийся на свое первое организационное заседание в Центре синтеза как часть первой недели синтеза. Вторая организация была связана с первой, а именно регулярные международные конгрессы по истории науки. Решение о проведении международных конгрессов по истории науки было принято на организационном заседании Международного комитета по истории науки во время первой недели синтеза. В опубликованных материалах Международного комитета по истории науки его первое собрание уже было названо Первым международным конгрессом по истории науки107107
  Материалы собрания Международного Комитета истории науки и Первого международного Конгресса по истории науки см.: “Comptes rendus de la première session du Comité international d’histoire des sciences et du Premier congrès international d’histoire des sciences (Paris, 20–24 mai 1929),” Archeion II, suppl. (1929): i-cxi.


[Закрыть].

То, что первые международные организации, посвященные истории науки, оказались связаны с программными институциями Берра – его Центром синтеза и неделями синтеза, – является иллюстрацией того, что история науки получила мощный импульс во Франции в рамках движения за объединение знания, отсылающей к контовской позитивной философии. Берр, в частности, придавал истории науки центральную роль в программе исторического синтеза, считая историю науки связующим звеном между науками о человеке и науками о природе, языком коммуникации между историками и учеными-естественниками.