Текст книги "История как наука и политика. Эксперименты в историографии и Советский проект"

«Великий перелом»

В ноябре 1929 года газета Правда опубликовала статью Сталина «Год великого перелома». В ней Сталин провозгласил 1929 год «годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства» и началом «последней битвы» с пережитками прошлого206206
  И. В. Сталин. «Год великого перелома», Правда, 7 ноября 1929 года, 1; Сочинения в 13 т. (М., 1946–1955). 12: 174.


[Закрыть]. «Битва» касалась всех сфер жизни, включая науку, как Покровский немедленно разъяснил ученым: «Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца»207207
  Последние новости, 5 декабря 1929 года, цит. по: Надежда Платонова, История археологической мысли в России второй половины XIX – первой трети XX века (СПб., 2010). С. 234.


[Закрыть]. За агрессивными словами вскоре последовали и действия – аресты и показательные суды над «буржуазными» специалистами по сфабрикованным обвинениям. На первом громком процессе в качестве обвиняемых фигурировали историки.

Все началось с архивной находки. В январе 1929 года, во время инспекции недавно учрежденного Центрального архива, под юрисдикцию которого были переданы в том числе и библиотеки Академии наук, в библиотеке Пушкинского дома в Ленинграде были обнаружены документы, относящиеся к предшествовавшим большевистскому перевороту событиям Февральской революции 1917 года. Среди документов были оригинал отречения Николая II от престола, материалы, относящиеся к работе Временного правительства, и личные бумаги лидеров партии кадетов – партии, основанной историком П. Н. Милюковым, в которой состояло большое число историков. Кадетами были Кареев, Лаппо-Данилевский, П. С. Струве и многие другие российские историки. Большинство из них поддержало Февральскую революцию, и многие были членами Временного правительства. Обнаруженные в библиотеке Пушкинского дома документы попали туда из разных источников, во многих случаях они были оставлены на временное хранение в Пушкинском доме их владельцами во время революции и Гражданской войны. Некоторые документы были переданы в опечатанных ящиках, с оговоренными условиями о сроках – от двадцати до пятидесяти лет, – в течение которых сотрудники библиотеки обязались их не открывать. Инспекторов Центрального архива, возглавляемого не кем иным, как Покровским, формальности заботили меньше всего. Опечатанные ящики были вскрыты, несмотря на протесты сотрудников Пушкинского дома и привлеченных в качестве консультантов архивистов Академии наук. То, что началось со спора между историками старой Академии наук и сотрудниками нового Центрального архива о том, как следует обращаться с историческими документами, быстро переросло в политический скандал. ОГПУ назначило следственную комиссию, и та начала выписывать ордера на арест208208
  См.: В. С. Брачев. Крестный путь русского ученого: Академик С. Ф. Платонов и его «дело» (СПб.: Стомма, 2005) и он же: Травля русских историков (СПб.: Алгоритм, 2006).


[Закрыть].

Аресты историков были частью более широкой кампании, нацеленной против Академии наук («академическое дело»). Поводом послужили выборы новых членов Академии, на которых были выбраны лишь пять из восьми рекомендованных Политбюро коммунистов, включая Покровского. Вскоре, однако, были проведены специальные довыборы, на которых академики проголосовали за остальных кандидатов. Главным автором «маневра» был постоянный секретарь Академии, историк-востоковед С. Ф. Ольденбург. В результате бюджет Академии увеличился почти вдвое, однако инцидент послужил поводом для последующих репрессий: Покровский сам привлек внимание Политбюро к этому делу209209
  Н. Павленко. «“Академическое дело”: Историки под прицелом ОГПУ». Наука и жизнь 11 (1999): 26–31. Именно в контексте «академического дела» Покровский писал свой отчет о поездке на конгресс в Осло, призывая положить конец «мирному сосуществованию» в «боях за историю».


[Закрыть]. Последовали многочисленные аресты историков.

К концу 1929 года в связи с академическим делом было арестовано 115 ведущих историков из Ленинграда, Москвы и других городов210210
  С. Неретина. «Парадигмы исторического сознания в России начала века», Философские исследования 3 (1993): 154–186.


[Закрыть]. В их число входил и Ольденбург. Один из лидеров кадетской партии, после Февральской революции Ольденбург возглавил Министерство народного просвещения во Временном правительстве, а затем пытался договориться с новыми правителями страны, на время обеспечив Академии наук автономию в обмен на лояльность «буржуазных» специалистов советскому режиму. Ольденбург отделался сравнительно легко: шестидесятишестилетнего ученого отправили на пенсию. Других историков арестовали и отправили под суд. Большинство из них было уволено, многие получили тюремные приговоры или лагерные срока211211
  Несколько историков, арестованных по «академическому делу», умерли, отбывая срок, но многим удалось вернуться через несколько лет лишь для того, чтобы снова оказаться под арестом в конце 1930‑х годов, во время так называемой «Большой чистки» – кампании, целью которой было устранение политических оппонентов Сталина. См.: Павленко. «“Академическое дело”: Историки под прицелом ОГПУ».


[Закрыть].

По мере того как аресты историков старой школы множились, роль интерпретаторов исторического значения современных событий перешла к историкам-марксистам и партийным деятелям212212
  Сталин часто прибегал к интерпретациям российской истории. Так, в речи 1931 года, призывая хозяйственников мобилизовать все силы на выполнение плана пятилетки, он обращался к истории России, которая, по его словам, «состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость»: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». И. В. Сталин. «О задачах хозяйственников» (речь, произнесенная на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 года), https://www.marxists.org/russkij/stalin/t13/t13_06.htm.


[Закрыть]. Н. И. Бухарин, один из главных теоретиков партии, не только выдвигал свои исторические интерпретации, но и принимал участие в академических дебатах об истории, ее теории, методе и отношении к науке. В случае Бухарина, непосредственной причиной его участия в академических дебатах было его падение как политика, начавшееся во время «великого перелома». В апреле 1929 года Бухарин был смещен со своих постов как председатель Коминтерна и редактор Правды; в ноябре его вывели из состава Политбюро. Он получил назначение руководителя Научно-технического отдела (НТО) Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), где начал разрабатывать стратегию планирования в области науки и технологии. Однако через несколько месяцев он был смещен и оттуда213213
  С 1929 по 1934 год Бухарин, как председатель НТО, старался привнести свои соображения в разработку планов первой и второй пятилеток, что привело к его разногласиям со Сталиным. Бухарин будет расстрелян в марте 1938 года, после знакового показательного процесса по сфабрикованному «антисоветскому право-троцкистскому блоку». О биографии Бухарина см.: Stephen F. Cohen, Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1888–1938 (New York: Oxford University Press, 1980).


[Закрыть].

В октябре 1930 года, в разгар организованной против него кампании, Бухарин получил назначение возглавить Комиссию по истории знаний (КИЗ) – еще одно назначение, сигнализирующее о его политическом падении214214
  О КИЗ см.: В. М. Орел, Г. И. Смагина, ред. Комиссия по истории знаний, 1921–1932 гг. Сборник документов (СПб.: Наука, 2003).


[Закрыть]. Таким образом, Бухарин оказался во главе организации и сообщества российских историков науки, которые начали устанавливать контакты с другими аналогичными международными организациями. Два члена КИЗ – историк-египтолог В. В. Струве (племянник П. С. Струве) и химик М. А. Блох – были членами-корреспондентами Международного комитета по истории науки, спонсируемого в эти годы Международным центром синтеза Анри Берра (см. выше, Глава 1)215215
  Струве и Блох числились в списках членов комитета за 1929 и 1930 годы: Archeion 11 (1929): viii и Archeion 12 (1930): 21.


[Закрыть]. В качестве нового председателя КИЗ Бухарин неожиданно для себя не только активно занялся историей науки, но и встретился лицом к лицу с «буржуазным» теоретиком исторического синтеза. Встреча произошла летом 1931 года на конгрессе историков науки в Лондоне, на который, вместо планировавшего поехать туда Струве, отправился Бухарин и подобранная им делегация.

Комиссия по истории знаний

КИЗ была детищем В. И. Вернадского. В 1921 году Вернадский предложил сформировать Комиссию по истории науки, философии и техники (в дальнейшем ставшую Комиссией по истории знаний) при Академии наук. Подобно Анри Берру, Вернадский видел значение истории науки в контексте синтеза знания, как связующий мостик между естественными и гуманитарными науками, позволяющий ученым понять их предмет в более широкой перспективе216216
  Вернадский добавил к этому и новые смыслы и ассоциации, уходящие к теософии и идеям космизма, интерес к которым он пронес через всю свою жизнь. См.: В. И. Вернадский, Труды по всеобщей истории науки. (М.: Наука, 1988); и О науке. В 2 т. (СПб.: РХГИ, 2002). О космизме Вернадского см.: George M. Young, The Russian Cosmists (Oxford: Oxford University Press, 2012). О научной биографии Вернадского см.: Kendall E. Bailes, Science and Russian Culture in an Age of Revolutions: V. I. Vernadsky and His Scientific School, 1863–1945 (Bloomington: Indiana University Press, 1990).


[Закрыть]. Однако непосредственная причина создания КИЗ во время бушующей гражданской войны и послереволюционного хаоса была, скорее всего, прагматической. Многие воинствующие марксисты, включая Покровского, предлагали упразднить Академию наук как воплощение «буржуазного, империалистического прошлого»217217
  Krementsov, Stalinist Science, 20.


[Закрыть]. КИЗ могла бы продемонстрировать новым правителям историю и достижения российской науки и ее старейшего учреждения, основанного Петром I в 1725 году, убедив сохранить Академию как автономную организацию ученых218218
  См. записку Вернадского 1921 года с предложением о создании КИЗ: Вернадский. О науке. 2: 343–346.


[Закрыть]. Вскоре после создания КИЗ Вернадский уехал в Париж, где уже находился его сын, Георгий Владимирович, эмигрировавший вскоре после революции, однако попытки найти средства на создание собственной лаборатории не увенчались успехом и в 1926 году шестидесятитрехлетний ученый вернулся в Советский Союз. Известный ученый и организатор науки, который создавал и возглавлял учреждения, имевшие большое значение для экономики новой страны – как, например, сформированную им в 1915 году Комиссию по изучению естественных производительных сил России (КЕПС), – Вернадский быстро утвердился как важный для режима технический специалист, также выполнявший роль посредника между учеными и политиками219219
  О КЕПС см.: Krementsov, Stalinist Science.


[Закрыть]. Вернадский не подвергся репрессиям во время «великого перелома» и сохранил большую часть своих научных постов, по контрасту с участью многих его близких друзей (например, историка Ольденбурга), подвергшихся преследованиям и арестам по сфабрикованному академическому делу. Однако КИЗ – организация, в которой работало много историков, включая Ольденбурга – была совсем другим делом.

Ранней весной 1930 года Вернадский, к своему негодованию, узнал, что вместо него председателем КИЗ назначен Бухарин. Для членов комиссии, представлявших Россию в Международном комитете по истории науки, назначение Бухарина прозвучало тревожным сигналом. Смещение Вернадского застало В. В. Струве за подготовкой к предстоящему конгрессу по истории науки и техники в Лондоне, где он планировал представить свое обширное исследование «Московского математического папируса», только что изданное на немецком языке в Берлине220220
  V. V. Struve, Mathematischer Papyrus des Staatlichen Museums der Schonen Kunste in Moskau (Berlin: Springer, 1930). Московский математический папирус, или «математический папирус Голенищева», датируемый временем правления фараонов XII династии, считался древнейшим известным математическим документом. Председатель Лондонского конгресса Чарльз Сингер посвятил часть своей инаугурационной речи обсуждению книги Струве. См.: Charles Singer, “The Beginnings of Science,” Nature 128, № 3218 (1931): 7–10.


[Закрыть]. В новых обстоятельствах он поспешно отменил свое участие в конгрессе. Племянник бывшего кадета и политэмигранта П. С. Струве, В. В. Струве, несомненно, имел основания опасаться ареста. В последующие годы Струве круто изменил программу своих исследований, провозгласив себя марксистом221221
  В 1930–1940‑е годы Струве стал интерпретировать историю стран Древнего Востока, в частности – Древнего Египта, изучением которого он занимался, с позиций концепции «азиатских производственных отношений» и «азиатского способа производства». О марксистской генеалогии концепции «азиатских производственных отношений» см.: Stephen P. Dunn, The Fall and Rise of the Asiatic Mode of Production (London: Routledge Revivals, 1982). Критику аргументов Струве см.: Marian Sawer, Marxism and the Question of the Asiatic Mode of Production (The Hague: Nijhoff, 1977). О Струве см.: А. О. Большаков. «Василий Васильевич Струве (1889–1965)», Портреты историков. Время и судьбы. Т. 2. Всеобщая история (М.; Иерусалим: Университетская книга, 2000). С. 41–52; М. Д. Бухарин. «Василий Струве и сложение категориального аппарата советской исторической науки». Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия История. 2019. Т. 64. № 4. С. 1440–1458; С. Б. Крих. «Как не написать главный труд всей жизни: Случай академика В. В. Струве». Мир историка: Историографический сборник 10 (2015): 241–273.


[Закрыть].

Со своей стороны, Бухарин приложил много усилий, чтобы наладить хорошие отношения со своим предшественником и завоевать доверие членов КИЗ222222
  В частности, Бухарин просил Вернадского остаться в бюро КИЗ. О Бухарине и Вернадском как руководителях КИЗ см.: В. М. Орел, Г. И. Смагина, ред., Комиссия по истории знаний.


[Закрыть]. В феврале 1931 года Бухарин узнал о планирующемся Лондонском конгрессе из информационного письма, адресованного председателю КИЗ223223
  Приглашение опубликовано в сборнике В. М. Орел, Г. И. Смагина, ред., Комиссия по истории знаний. С. 396–397. Бухарин мог также знать о планирующемся конгрессе от научного журналиста Джемса Краутера, имевшего обширные связи с советским правительством и в 1930 году посещавшего Советский Союз. См.: Cristopher A. J. Chilvers, “Five Tourniquets and a Ship’s Bell: The Special Session at the Congress,” Centaurus 57 (2015): 61–95, и “The Dilemma of Seditious Men: The Crowther-Hessen Correspondence in the 1930s,” British Journal for the History of Science 36, № 4 (2003): 417–435.


[Закрыть]. Он тут же начал активно действовать. Обратившись к председателю Совнаркома В. М. Молотову, Бухарин попросил «в экстренном порядке» поставить вопрос об отправке делегации в Лондон на политбюро. Бухарин подчеркивал, что конгресс «организуется очень широко (американцы, французы, немцы, англичане – его ядро; Америка посылает очень большую делегацию)», и что «темы чрезвычайно интересны для нас». Бухарин особо выделил две темы конгресса: «естественные науки как интегральная часть истории (очень интересно в связи с вновь опубликованными марксовыми работами224224
  Институт К. Маркса и Ф. Энгельса публиковал труды Маркса и Энгельса, начиная с неоконченной Диалектики природы Энгельса, впервые опубликованной в 1925 году.


[Закрыть])» и «чистые и прикладные науки (это последнее для нас ультра-заманчиво)». В общем и целом, «…и по политическим, и по всяким другим соображениям нужно послать довольно значительную делегацию»225225
  Н. И. Бухарин – В. М. Молотову, 25 апреля 1931 года. Протоколы Политбюро, РГАСПИ, Ф. 17, оп. 3, д. 822, л. 6, опубликовано в Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС, 1922–1952 (М.: РОСПЭН, 2000). С. 106–107.


[Закрыть]. Политбюро одобрило предложение. В делегацию, состав которой был утвержден к началу июня 1931 года, вошли два инженера, непосредственно вовлеченных в воплощение индустриальных планов первой пятилетки (В. Ф. Миткевич и М. И. Рубинштейн), три ученых-марксиста, представляющих Коммунистическую академию (философ и математик Эрнест (Арношт) Кольман, философ и физик Б. М. Гессен, философ и биолог Б. М. Завадовский), а также два представителя от Академии наук (физик А. И. Иоффе и биолог Н. И. Вавилов)226226
  Академия наук в решениях Политбюро…, 1922–1952. С. 107–109.


[Закрыть].

Время проведения мероприятия может объяснить внезапный интерес Бухарина к конгрессу историков науки227227
  См.: Chilvers, “Five Tourniquets and a Ship’s Bell.”


[Закрыть]. К началу 1931 года Сталина начали беспокоить поступающие отчеты об осуществлении заявленных планов первой пятилетки. В июне 1931 года в публичном выступлении Сталин высказался о предлагаемом привлечении «буржуазных специалистов» к выполнению программы индустриализации. Лондонский конгресс давал возможность установить контакты с учеными и специалистами в разных областях науки и техники – обстоятельство, которое Бухарин подчеркивал в своем докладе Сталину о конгрессе, где он подчеркнул: «Возможно, гораздо важнее самого Конгресса было установление контактов с английскими учеными»228228
  Как сообщал Бухарин в отмеченном Сталиным абзаце доклада о поездке в Лондон: «В Кэмбридже я лично познакомился с самыми выдающимися физиками мира: [Эрнстом] Резерфордом, [Артуром] Эддингтоном, [Фрэнсисом Уильямом] Астоном, [Уильямом] Томпсоном. В Лондоне – с группой симпатизирующих Советскому Союзу биологов: [Джулианом] Хаксли, [Ланселотом] Хогбеном (материалистом), [Джозефом] Нидхэмом и др.». Цит по: В. Д. Есаков, П. Е. Рубинин, Капица, Кремль и наука. Т. 1. Создание института физических проблем, 1934–1934 (М.: Наука, 2003). С. 33. Оригинал, датированный июлем 1931 года, хранится в АПРФ. Ф. 3, оп. 33, д. 198, л. 55.


[Закрыть]. Во время конгресса Бухарин также встретился и с российскими учеными, эмигрировавшими после революции и успешно интегрировавшимися в новую академическую среду229229
  Одним из этих ученых был П. Л. Капица, у которого Бухарин останавливался во время своей поездки в Кембридж (этот визит, впрочем, Бухарин в докладе Сталину не упомянул). Капица рассказал о визите Бухарина в своем письме к матери от 27 июля 1931 года, в котором отозвался о Бухарине как об «очень приятном человеке». Письмо цитируется в: Есаков, Рубинин. Создание института физических проблем. С. 33.


[Закрыть].

Помимо политических целей, у Бухарина в Лондоне была и амбициозная интеллектуальная программа. С 1920‑х годов он имел репутацию главного теоретика партии и систематизатора марксизма. В своей опубликованной в 1921 году книге Теория исторического материализма: Популярный учебник марксистской социологии230230
  Бухарин Н. Теория исторического материализма: Популярный учебник марксистской социологии (М., 1921); англоязычное издание: Historical Materialism: A System of Marxist Sociology (New York: International, 1925). Подробнее см.: Cohen, Bukharin and the Bolshevik Revolution, 107–122.


[Закрыть] Бухарин предложил синтетическую теорию марксизма, в которой идеи Маркса увязывались с современными достижениями общественных и естественных наук, а также рассуждал о главном вызове, стоявшем перед марксизмом, – вызове, который бросала ему социология. Со времени первого упоминания в рамках системы позитивной философии О. Конта социология превратилась в увлекательную новую область, которую развивали такие крупные западные мыслители, как Э. Дюркгейм, В. Парето, Б. Кроче, М. Вебер, и другие. За развитием новой области внимательно наблюдали и марксисты, включая Ленина, однако марксисты скорее старались размежеваться с социологами как с интеллектуальными конкурентами231231
  Несмотря на множество сходств между марксизмом и позитивизмом – от закона стадий развития до представления о том, что политическая система является отражением систем знания, – марксисты всеми силами старались размежеваться со своими интеллектуальными конкурентами, начиная с уничижительного замечания самого Маркса об «этом дрянном позитивизме». См.: Feichtinger, Fillafer, Surman, eds., The Worlds of Positivism, 1–27 (введение). Антипозитивистские диатрибы советских марксистов восходят к полемической работе Ленина, Материализм и эмпириокритицизм. Обсуждение см.: David Bakhurst, “On Lenin’s ‘Materialism and Empiriocriticism’,” Studies in East European Thought 70 (2018): 107–119.


[Закрыть]. Бухарин, однако, счел социологию «весьма интересной». Вторя Конту, он писал: «Есть среди общественных наук две важные науки, которые рассматривают не отдельную область общественной жизни, а всю общественную жизнь во всей ее сложности… Такими науками являются, с одной стороны, история, а с другой – социология». Если «история прослеживает и описывает», то социология «ставит общие вопросы». Как «наиболее общая (абстрактная) из общественных наук» она «служит методом для истории». В свете этого марксистский «исторический материализм», как утверждал Бухарин, – это «не политическая экономия, не история; [но] общее учение об обществе…, т.-е. социология»232232
  Бухарин Н. Теория исторического материализма: Популярный учебник марксистской социологии (М.: Вече, 2008). С. 21–23.


[Закрыть]. Подзаголовок к его книге – Популярный учебник марксистской социологии – как нельзя лучше выразил эту идею в самом сжатом виде.

Попытка Бухарина примирить систему Маркса с учением О. Конта не обошлась без последствий. В 1930 году, когда позиции Бухарина пошатнулись, партийные критики использовали его определение исторического материализма как социологии как демонстрацию «отклонения» от партийной линии и «отступления от марксизма»233233
  О кампании против Бухарина, развернувшейся в 1930 году, см.: Jochen Hellbeck, “With Hegel to salvation: Bukharin’s Other Trial,” Representations 107, № 1 (2009): 56–90.


[Закрыть]. Так, один критик писал в 1930 году: «Изображение Маркса как защитника «социологического метода» может только привести к сближению его учения с учением буржуазных «социологистов», ничего общего не имеющим с марксизмом»234234
  Коммунистическая революция 2 (1930): 20, цит. по: Cohen, Bukharin and the Bolshevik Revolution, 114.


[Закрыть]. В ноябре 1930 года Бухарин подписал заявление, в котором признавал свои «ошибки»235235
  Hellbeck, “With Hegel to salvation: Bukharin’s Other Trial”.


[Закрыть]. Все еще надеясь вернуться в политику, он выступил в Лондоне с докладом о теоретических вопросах марксизма, в котором постарался решительно размежеваться с западной наукой.

Лондон, 1931

Когда 25 июня самолет с советской делегацией приземлился на аэродроме близ Лондона, это стало новостью дня в английской прессе. Трансконтинентальные пассажирские рейсы были еще редкостью и сами по себе привлекали внимание, тот же факт, что делегацию возглавлял Бухарин, стало политической сенсацией. Несмотря на восстановление дипломатических и торговых отношений между Великобританией и СССР, разорванных в 1927 году, тремя годами позже многие в правительстве продолжали выступать против поддержки отношений. Пытаясь найти компромисс с правящими консерваторами, весной 1931 года лейбористское правительство Р. Макдональда выпустило специальный меморандум о британо-советских отношениях, в котором СССР описывался как «враждебное государство, с которым, несмотря на это, нам необходимо поддерживать отношения»236236
  “An Aspect of International Relations in 1931,” https://discovery.nationalarchives.gov.uk/details/r/C5411047


[Закрыть]. Правая пресса воспользовалась прилетом Бухарина, чтобы атаковать левое крыло лейбористского правительства, утверждая, что, выдав визу Бухарину, оно попустительствовало большевикам и распространению антикапиталистической пропаганды в Англии. Morning Post писала: «Одного из самых злобных коммунистических агитаторов» пустили в страну под видом «профессора»! Daily Mail вторила: «Бухарин, директор фабрики ненависти, в Лондоне!»237237
  Colin Holmes, “Bukharin in England,” Soviet Studies 24, № 1 (1972): 86–90.


[Закрыть]

И Бухарин действительно не подкачал. В своем докладе на конгрессе (который он прочитал на немецком) он описывал противостояние «двух миров» или «двух культур», не совместимых по своей сути: «Все человечество, весь orbis terrarum распался на два мира, две экономические и культурно-исторические системы. Налицо великая всемирно-историческая антитеза: на наших глазах происходит поляризация экономических систем, поляризация классов… поляризация культур»238238
  N. I. Bukharin, “Theory and Practice from the Standpoint of Dialectical Materialism,” Science at the Crossroads: Papers Presented to the International Congress of the History of Science and Technology (London: Kniga, 1931), 32.


[Закрыть].

В своем лондонском докладе Бухарин повторил тезисы, которые он произнес в речи накануне отъезда в Лондон. Оказией была специальная сессия к тому времени окончательно «советизированной» Академии наук, которая открылась в Москве 21 июня, за три дня до начала конгресса в Лондоне. Темой съезда было обсуждение задачи, поставленной Сталиным перед советской наукой: «Догнать и перегнать капиталистические страны»239239
  Н. И. Бухарин, Избранные труды: История и организация науки и техники (Л.: Наука, 1988). С. 487. Сам Сталин произнес эти слова в речи, провозглашавшей начало кампании интенсивной мобилизации для выполнения Пятилетнего плана.


[Закрыть]. Бухарин озаглавил свою речь недвусмысленно: «Борьба двух миров и задачи науки: Наука СССР на всемирно-историческом перевале». Как и в своем лондонском докладе, он проговорил лозунги «великого перелома» – «Мир вступил в полосу последних огромных и решающих битв. Мир раскололся. Есть два мира. Наука раскололась. Есть две науки. Культура раскололась. Есть две культуры», – добавив к формулам немного красок:

Все прежние переломы и зигзаги исторических путей, все известные исторические перевалы, – будь то великие крестьянские революции древнего Китая или падение античного мира, разгром старинных восточных деспотий или буржуазные революции, начиная с английской, эпоха возрождения и так называемая реформация или распадение гигантского царства Чингис-хана, – все эти этапы всемирно-исторического маршрута человечества и количественно, и качественно,… не могут идти в сравнение с теми историческими сдвигами, которые характерны для переживаемого времени240240
  Н. И. Бухарин, «Борьба двух миров и задачи науки» (доклад, прочитанный на специальной сессии Академии наук СССР, 21–27 июня 1931 года, в Москве); доклад опубликован в книге Бухарин, Избранные труды. С. 27–52, 51.


[Закрыть].

И в Москве, и в Лондоне Бухарин спрятал между лозунгами свой главный тезис: что наука существует в обществе и неотделима от него. В Москве он подчеркивал, что для успешного планирования необходимо понимание неявной, но весьма материальной взаимозависимости науки и социума. В Лондоне – доказывал, что марксистское мировоззрение ведет к пониманию единства науки и тех взаимозависимостей, которые существуют между различными областями знания, между «чистой» и прикладной наукой и между наукой и техникой.

Похоже, что Бухарин хорошо понимал значение Лондонского конгресса в контексте интеллектуального движения за единство знания – и стремился играть в обеих командах. В Лондоне он обильно цитировал западных мыслителей, от Ф. Бэкона и Дж. Беркли до У. Джеймса, А. Бергсона и М. Шелера. Он признавал, что все они стремились к созданию целостной системы знания. Однако, то и дело выделяя отдельные слова и словосочетания, он настаивал: «Социалистическое объединение теории и практики есть их наиболее радикальное объединение… тем самым дается не только синтез науки, но и общественный синтез науки и практики»241241
  N. I. Bukharin, “Theory and Practice from the Standpoint of Dialectical Materialism,” 47.


[Закрыть].

В своем докладе Бухарин не упомянул Берра, однако именно Берр оказался его главным оппонентом после Лондонского конгресса. Есть косвенные свидетельства того, что Бухарин встретился с Берром в Лондоне или, по меньшей мере, они общались через посредников. Берр участвовал в заседаниях Международного комитета по истории науки, проходивших в рамках конгресса в Лондоне по образцу конгресса 1929 года в Париже242242
  В протоколах заседания, состоявшегося во время Лондонского конгресса, Берр упоминается в качестве «почетного гостя». См.: Archeion 13 (1931): 340. О конгрессе 1929 года в Париже см. выше, Глава 1.


[Закрыть]. Одним из пунктов повестки было планирование секции по истории науки на предстоящем международном историческом конгрессе в Варшаве в 1933 году243243
  Объявление о проведении конгресса в Варшаве см.: Archeion 13 (1931): 79.


[Закрыть]. Вскоре после окончания Лондонского конгресса Берр и Бухарин подали заявки на участие в Варшавском конгрессе, по секции «Исторические методы и теория истории»244244
  S. Bednarski, “VII Miȩdzynarodowy Kongres Nauk Historycznych, Warszawa-Krakow 21–29 VIII 1933,” Przegląd powszechny 200 (1933): 140–147. О конгрессе в Варшаве см. также: Н. Лукин, «VII Международный исторический конгресс в Варшаве», Историк-марксист 5 (1933): 118–129.


[Закрыть]. Предварительная договоренность о совместной секции, судя по всему, была достигнута в Лондоне. Бухарин в конечном счете в Варшаву не поехал. Ожидая предстоящего партийного суда, первого из череды партийных «чисток», которые ему предстояли на протяжении оставшихся лет жизни, он в последний момент отказался от участия в историческом конгрессе245245
  Во время первой партийной чистки в ноябре 1933 года произошел его окончательный разрыв со Сталиным, который обвинил Бухарина в «правом уклоне». См. стенограмму в «“Была ли откровенной исповедь?” Материалы партийной чистки Н. И. Бухарина в 1933 г.». Вопросы истории КПСС 1, № 3 (1991): 40–63.


[Закрыть]. Его имя, однако, все еще было в программе, и секция, на которой Берр и Бухарин должны были появиться вместе, привлекла необычно большое число зрителей, пришедших посмотреть на то, как советский политик и буржуазный историк скрестят риторические мечи, защищая конкурирующие программы исторического синтеза246246
  Один из очевидцев вспоминал, что секция спровоцировала подлинное «переселение народов», а объявление о том, что заявленные в программе Бухарин и А. Луначарский не смогли приехать, вызвало сильное разочарование. Bednarski, “VII Miȩdzynarodowy Kongres Nauk Historycznych».”


[Закрыть]. К разочарованию публики, состоявшееся заседание оказалось лишь жалкой тенью ожидаемой перформативной битвы247247
  Секция сохранилась в памяти участников как одно из самых запомнившихся событий конгресса, несмотря даже на сокращение программы. См.: Bednarski, “VII Miȩdzynarodowy Kongres Nauk Historycznych.”


[Закрыть].

Бухарину все же удалось вступить в риторическое противоборство с Берром, пусть и в одностороннем порядке. В том же году он подготовил англоязычный сборник Marxism and Modern Thought, предназначенный для западного читателя248248
  Nikolai Bukharin and others, Marxism and Modern Thought (Westport, CT: Hyperion, 1935). Своим появлением этот сборник был обязан встрече Бухарина с английским журналистом Джеймсом Краутером, часто посещавшим Советский Союз. Во время своей поездки в СССР в начале 1933 года Краутер попросил Бухарина посоветовать «современные труды, перевод которых помог бы английским читателям лучше понять интеллектуальные основы происходящей в СССР реконструкции общества» (vii-viii). Результатом стало появление этого сборника на английском.


[Закрыть]. Открывала сборник статья самого Бухарина, а завершала его статья историка А. И. Тюменева. В своей статье Бухарин яростно полемизировал с «буржуазными» философами, противопоставляя марксизм всем основным современным философским концепциям, от логического позитивизма и прагматизма до гештальт-психологии249249
  N. Bukharin, “Marx’s Teaching and Its Historical Importance,” в Marxism and Modern Thought, 1–90.


[Закрыть]. Структурно и по тону статья Тюменева была схожа со статьей Бухарина, с той разницей, что это была полемика с современной западной историографией. Особенно много места было отведено Берру и критике его программы исторического синтеза. Тюменев писал, в частности, о Международном центре синтеза, создание которого он ошибочно датировал 1900 годом, и перечислял другие проекты Берра. В качестве главной цели полемики Тюменев выбрал многотомник Эволюция человечества (L’évolution de l’humanité), на тот момент – самую известную публикацию Центра синтеза. Приведя цитату из рецензии, автор которой поздравлял центр с выходом «грандиозного и великолепно описанного синтеза, охватывающего все цивилизации прошлого», Тюменев писал, что не видит в этой работе ни «единства метода», ни «общей концепции», которую можно было бы ожидать от обещанного Берром синтетического труда. «Что останется, если отбросить неумеренные комплименты? Останется лишь «историзирующая история», борьба с которой, согласно господину Берру, была главной задачей Центра»250250
  A. I. Tumenev, “Bourgeois Historical Science,” в Marxism and Modern Thought, 235–319, 294.


[Закрыть]. Статья Тюменева, которую Бухарин редактировал, дает представление о том, что Бухарин мог бы представить в Варшаве.

Лондонский конгресс оказался первым и последним участием Бухарина в академической дискуссии о научной истории. Однако ему тем не менее удалось оставить заметный след в последующих дискуссиях. Выступление советской делегации на конгрессе произвело большое впечатление на английских ученых, таких как Д. Д. Бернал, Дж. Б. С. Холдейн, Дж. Нидэм, Л. Хогбен, и других ученых с левыми взглядами, которые сами были заинтересованы в развитии марксистских концепций в их приложении к науке251251
  Gary Werskey, The Visible College: A Collective Biography of British Scientists and Socialists of the 1930s (London: Allen & Unwin, 1978).


[Закрыть]. По предложению Хогбена доклады членов советской делегации были напечатаны перед началом последней секции конгресса, на которой выступали советские делегаты. После окончания конгресса они были опубликованы как сборник статей, Science at the Crossroads («Наука на перепутье»)252252
  Science at the Crossroads: Papers Presented to the International Congress of the History of Science and Technology (London: Kniga, 1931). О дискуссии вокруг этой книги во Франции см. ниже, Глава 3.


[Закрыть].

Science at the Crossroads помогла разжечь у западных интеллектуалов интерес к марксистской методологии. Статьи Бухарина и Гессена вызвали наибольший интерес у западных читателей. В своем докладе «Социально-экономические корни механики Ньютона» Гессен анализировал «Начала» Ньютона как продукт своего времени, отвечающий на запрос, возникший в Англии XVII века в результате роста промышленности и зарождения торгового капитализма253253
  B. Hessen, “The Social and Economic Roots of Newton’s Principia,” в Science at the Crossroads, 151-212. О контексте работы Гессена см.: Loren R. Graham, “The Socio-Political Root of Boris Hessen: Soviet Marxism and the History of Science,” Social Studies of Science 15, № 4 (1985): 705–722.


[Закрыть]. Тезис Гессена стал классическим примером применения марксистского подхода к истории науки. И Бернал в своих книгах Роль науки в обществе (1939), Маркс и наука (1952), Наука и промышленность в XIX веке (1953) и Наука в истории общества (1954), и Нидэм в своем монументальном труде Наука и цивилизация в Китае, публиковавшемся с 1954 по 2004 год, цитировали доклады Бухарина и Гессена на конгрессе 1931 года в Лондоне. Не только западные марксисты, но и не-марксисты, такие как Р. К. Мертон, цитировали Гессена в своих работах254254
  См.: Gerardo Ienna, Giulia Rispoli, “Boris Hessen at the Crossroads of Science and Ideology: From International Circulation to the Soviet Context,” Society and Politics 13 (2019): 37–63. В своей классической работе Наука, техника и общество в Англии XVII века Роберт Мертон структурно воспроизвел тезис Гессена, с той разницей, что вместо гессеновского объяснения возникновения науки в Англии XVII века экономической «базой» Мертон фокусировал свое объяснение на «надстройке», т. е. религии и протестантской этике. Подменив «марксистский тезис» Гессена «тезисом Мертона», Наука, техника и общество в Англии XVII века сыграла важную роль в циркуляции работы Гессена в англоязычном пространстве, где сегодня она является классикой.


[Закрыть].

Хотя и в меньшей степени, чем Гессен, Бухарин также стал цитируемым автором среди западных ученых левых взглядов. В 1939 году, вспоминая о своих впечатлениях о советской секции на Лондонском конгрессе, Бернал отметил, что доклад Бухарина, наряду с докладом Гессена, «оба придали импульс и моей работе, и работе многих других». Он добавил, однако: «Мы понимали не всё, что они говорили – сейчас я подозреваю, что в действительности они и сами-то этого полностью не понимали, – но нам было ясно, что это нечто новое, чреватое колоссальными возможностями»255255
  Цит. по: William McGucken, Scientists, Society, and the State (Columbus: Ohio State University Press, 1984), 73.


[Закрыть]. Бернал был не единственным, кто, относясь к рассуждениям Бухарина с симпатией, находил их, возможно, не очень внятными. Другой ученый выразил это ощущение более определенно. Прочитав доклад Бухарина, Вернадский записал в своем дневнике: «В целом интересно. Но в его статье наука в конце концов подменена философией»256256
  В. И. Вернадский, Дневники: 1926–1934 (М.: Наука, 2001). С. 260.


[Закрыть].

Для того чтобы увидеть, как конкретное содержание науки любопытным образом пересеклось с программами научной истории, в следующей главе мы проследим траекторию другого участника конгресса по истории науки – биолога и протеже Бухарина Н. И. Вавилова.