Текст книги "Дамочка с фантазией"

…Я не помню, когда услышала этот разговор. Мне сначала вообще казалось, что он происходил во сне. В страшном сне, в котором напротив меня лежит голый мужчина с окровавленным лицом, а потом темноглазый усатый человек в форме железнодорожника сталкивает меня в ледяной ветер, и грохот колес, и тьму. В том сне, где какой-то незнакомый мужик шарит по моему телу торопливыми, бесцеремонными руками, а когда я начинаю кричать, что-то такое делает со мной, отчего я снова проваливаюсь в ночь и тупое забытье.

Не знаю, сколько оно длилось, не знаю, где я, но постепенно начинаю осознавать, что ни все предыдущее, ни этот разговор мне не снятся. Безумные происшествия в вагоне СВ, мои попытки осмыслить случившееся и спастись возникают в памяти совершенно отчетливо. А если они происходили в действительности, то почему не предположить, что разговор тоже имел место быть?

Я лежу и пытаюсь восстановить его в памяти. Не скажу, что я помню дословно, однако основное все же вспоминается. Достаточно для того, чтобы сделать кое-какие выводы. Вот они.

Я нахожусь под охраной незнакомого человека. Ему на смену должно прийти какое-то «золотко». Судя по всему, руководит ими обоими некий Долохов. Мой сторож его боится. Видимо, и мне тоже следует бояться этого самого Долохова.

Эта фамилия мне ничего не говорит. В принципе я не понимаю, почему я должна опасаться Долохова. Однако раньше мне не приходилось бояться и людей в железнодорожной форме! С некоторых пор все изменилось. Конечно, я по-прежнему не могу понять некоторых событий в своей жизни, увязать причину и следствие, однако у меня есть одно совершенно стойкое убеждение: с той минуты, как я выпила воды из пластиковой бутылки в третьем купе восьмого вагона, мир сошел с ума и ополчился против меня. Помню все те лихорадочные размышления, которыми я себя изводила в купе. С тех пор они не стали более логичными, я по-прежнему ничего не могу объяснить. Загадок за то время, что я провела без сознания, еще прибавилось!

А ведь, между прочим, человек, который охраняет меня, пребывает в уверенности, что я все еще без сознания. Не стоит его разубеждать. Ведь из ненароком услышанного разговора я поняла, что мой страж должен скоро уйти на работу, где он в два часа обязан быть «как штык». Интересно, кем он работает? Киллером? Палачом? Может быть, он охранник в тюрьме, но иногда берет, так сказать, подряды на дом? Или он просто дилетант, которого нанял этот ужасный Долохов? А «золотко»? Очевидно, она в этом «подразделении» старшая по званию, судя по тому, каким заискивающим тоном говорил с ней мой сторож. А может, просто грозная супружница? «Золотко» где-то задерживается, на поминках какого-то Хромова… упокой, господи, душу того человека, царство ему небесное и вечная память. Ведь благодаря ему у меня, кажется, скоро будет время для маневра…

Этот сторож уйдет. «Золотко» появится не сразу. Вдруг мне удастся удрать отсюда?! Я обязательно должна удрать! Любой ценой!

Забывшись, делаю резкое движение – и обмираю от страха, уловив совсем рядом затаенное дыхание. Ч-черт! Это мой страж насторожился, когда я дернулась. Чувствую его напряженный взгляд. Боюсь, что веки задрожат и выдадут меня, невероятным усилием пытаюсь расслабить лицевые мышцы, но ничего не получается. Тогда я просто поворачиваюсь на бок, словно хочу устроиться поудобнее, и таким образом оказываюсь лежащей спиной к сторожу.

Но ощущение его пристального взгляда меня не оставляет. Может быть, похрапеть немножко, чтобы добавить правдоподобия в ситуацию? Хотя храпеть надо было, пока на спине лежала, на боку-то люди вряд ли храпят. Ладно, просто буду лежать тихо-тихо, авось этот тип поверит, что я просто так повернулась, для удобства.

Как медленно тянется время! Помнится, в вагоне я делила секунду на доли. Жуткое ощущение! Именно тогда усатый железнодорожник заглянул в купе, понял, что я очнулась, и принялся меня караулить, чтобы пресечь попытку к бегству. И пресек, что характерно. Весьма радикально пресек!

А что, интересно, сделает этот сторож, если заподозрит, что я не сплю и не валяюсь в бессознанке? Наверное, просто свяжет, чтобы лежала как бревнышко и послушно ждала неведомого Долохова.

Да кто он такой, черт бы его побрал? Ему-то чего от меня надо?!

А что надо было железнодорожнику? Кстати, может, его фамилия и есть Долохов?

Наверняка! Значит, он меня нашел там, куда выбросил, и держит теперь взаперти.

Почему? Чем я ему опасна? За что он хочет свалить на меня убийство того человека в купе?

Я с трудом удерживаю дрожь ужаса, которая так и рвется изнутри. Мысли пугают, будоражат меня, мучают. Я больше не могу сдерживать страх! Еще мгновение – и…

– Девушка? – раздается рядом осторожный шепот. – Вы спите?

Подавляю совершенно кретинское желание ответить «да». Лежу и соплю в две дырочки, изо всех сил стараясь делать это как можно более ровно и спокойно.

– Девушка, вы меня слышите?

«Нет!» – почти срывается с моих губ. Но я играю в старую детскую игру: «Да» и «нет» не говорите, черное с белым не берите!» Молчу. Молчу и вслушиваюсь в каждый звук. И напряженным слухом различаю наконец легкий шелест шагов, отдаляющихся от дивана – или на чем я там лежу. Потом какую-то возню – видимо, в прихожей. Осторожное пощелкиванье замков. Стук двери. Снова щелканье замков. И наконец – тишина!

Кажется, он ушел и караул снят!

Однако я не вскакиваю, радуясь свободе, а лежу, как лежала, подозревая подвох. Сама не знаю, что меня насторожило. Видимо, за эту безумную ночь чувства так обострились, что я слышу не только ушами, а всем существом: я по-прежнему не одна в квартире! Лежу и лежу, внимая каждому трепетанию воздуха. И мое терпение наконец-то вознаграждено! Я снова слышу удаляющиеся шаги, снова хлопает дверь – теперь уже громче, откровенней, и замки поворачиваются порезвей. И вот теперь в комнате воцаряется тишина одиночества.

Ай да ну! Ай да хитер оказался мой сторож. Только я его все же перехитрила. «Ты хитер, а я хитрей, и кусаюсь я больней». Не помню, что это, откуда, какой-то стишок из детства. Но я его перехитрила, факт! Осталось только «укусить больней» – то есть сбежать.

Вскакиваю с дивана – оказывается, я лежала на большом кожаном светло-бежевом диване, – и мчусь в прихожую, но тотчас замечаю, что я босиком, в одних носках. Мои сапоги стоят в уголке, в гостиной.

Обуваюсь. Сдергиваю со спинки стула куртку и проверяю карманы. Сколько я могу вспомнить, все на месте. Паспорт, ключи, кошелек, щетка для волос, косметичка, носовой платок и даже пакетик с запасными трусиками. Отлично, во всяком случае, меня не ограбили, а только хотели убить!

Теперь слинять отсюда – и как можно скорей!

Однако одного взгляда на дверь вполне достаточно, чтобы погасить мой порыв. Она огромная, массивная, сплошная, на ней укреплена вместо ручки какая-то круглая штучка, еще я вижу темную пластину размером со спичечный коробок – и все, больше ничего, никаких признаков замков, которые можно отпереть. Однако я слышала, как мой сторож тут чем-то скрежетал. Наверное, нужны ключи… А куда их вставляют, эти ключи? На всякий случай я пытаюсь повернуть круглую штучку. Она охотно вертится направо и налево, однако ничего не происходит. Дверь не отворяется. Причем она так плотно пригнана к косяку, что зазор между ними совершенно микроскопический. Туда не всунешь ни топора, ни монтировки, дверь не отожмешь…

Определенно не всунешь и не отожмешь! Прежде всего потому, что ни монтировки, ни топора у меня нет.

Некоторое время я еще вожусь около двери, совершенно бесцельно ощупывая и ее саму, и прилегающие стены в надежде нажать на какой-нибудь выступ, где скрыто тайное устройство, но при этом понимаю тщетность своих усилий. С дверью мне не справиться, ясное дело. А как насчет окна?

С окнами тоже худо дело. Во-первых, в них стоят стеклопакеты, но это еще полбеды. Гораздо хуже, что выходят окна не в какой-то милый тихий дворик и даже не на проезжую шумную улицу, а в серые зимние небеса да на вершины берез. «Я на своем девятом этаже распахиваю окна прямо в небо…» Где-то читала такую строчку, не помню, в чьих стихах. Ну, этаж не девятый, однако достаточно высокий. Прыгать – наверняка убьешься. Тут иначе, чем по пожарной лестнице, не спустишься.

А ведь это мысль, между прочим! Вызвать пожарных… вызвать милицию, МЧС! Кричать, что меня заперли, замуровали, похитили, спасите-помогите!

А куда их вызывать? По какому адресу? Где эта улица, где этот дом, в каком городе? Куда меня завезли?

Смотрю в окно внимательней. Теперь меня интересует не то, как оно открывается, а то, что открывается за ним. Надо попытаться понять, где я нахожусь.

Из всех трех окон (в квартире две комнаты и кухня, обращенные на одну сторону) виден какой-то парк. Березы, березы, подтаявший, неопрятный мартовский снег, тропинки, протоптанные собаками и собачниками, сороки, которые скачут по ноздреватым сугробам… Ну что ж, ранней весной все выглядит невзрачно, зато летом здесь, наверное, очень хорошо. Не слабый вид из окна выбрал себе этот Долохов! Тишина, покой, только изредка доносится звон пробежавшего трамвая – далеко впереди, за деревьями, метрах в ста, не меньше, виднеется широкая проезжая улица и проложенная по ней трамвайная линия. Наверное, когда распускаются листья, зелень полностью закрывает эту улицу, и можно подумать, что парк простирается далеко-далеко. Наверное, летом и весной не видно даже огромного транспаранта на вершине вон того высоченного дома: «Саров-банк».

Что?! «Саров-банк»?!

Я просто-таки прилипаю к окну. Теперь вижу справа причудливое красное строение с башенками и балкончиками – жилой дом, а слева – телевизионную вышку.

Не верю своим глазам. Только что передо мной было уравнение со множеством неизвестных – и неизвестным ответом. Теперь все иксы и игреки вдруг обрели совершенно конкретные значения.

Внизу – просторный парк. Впереди – высотка с транспарантом «Саров-банк». Справа – красный жилой дом с вычурными прибамбасами. Слева – телевизионная вышка!

Уже одной ее довольно было бы, чтобы помочь мне найти верный ответ. А впрочем, вышки есть во многих городах. Но чтобы в каком-то другом городе сошлись вот так четыре приметы разом… Есть только одно место на земле, где они способны сойтись. Это – парк Пушкина в моем любимом городе, Нижнем Новгороде. Да я по этому парку сто раз пробегала на Средной рынок и обратно! Мой дом отсюда в двадцати минутах ходьбы!

Отхожу от окна, закрываю глаза, чтобы легче думалось, и пытаюсь осмыслить случившееся. Я была почти уверена, что очнулась во Владимире. Все-таки из вагона меня выкинули на подъезде к этому славному граду. Но я в Нижнем, совершенно точно – в Нижнем!

А вдруг это совпадение? Вдруг у меня глюки от острейшего желания поверить в чудо? Как, каким образом я попала в Нижний? Кто и почему меня привез сюда? Посмотрели в паспорте место прописки и решили вернуть в родной город? Тогда уж почему не отвезли прямиком в квартиру, у меня ведь не только паспорт был в кармане, но и ключ?

Поскольку я в последнее время отучилась верить своим глазам, ушам и умозаключениям, то решаюсь получить более весомые доказательства того, где я в конце концов нахожусь. Есть такая штука – междугородняя телефонная связь. Если я в Нижнем, то по любому нижегородскому номеру дозвонюсь моментально. Если в другом городе – надо будет набирать восьмерку и код.

Где тут телефон?..

Вот он. Аппарат с автоответчиком, он же факс, а может, и что-то еще. Довольно навороченное сооружение со множеством вспомогательных кнопок. Меня они, впрочем, нимало не интересуют. Простым дедовским способом набираю свой домашний номер. Есть соединение, слышу гудки – нормальные длинные гудки. А вдруг в каком-то неведомом городе тоже есть такой номер, как мой, и мне сейчас ответит чужой человек?!

Но отвечаю я сама – вернее, мой голос, записанный на мой автоответчик:

– Вы позвонили по номеру… Можете оставить свое сообщение после гудка.

Я выслушиваю гудок – и с трудом преодолеваю искушение что-нибудь сказать самой себе.

Кладу трубку. Ну, убедилась? Нет еще, одну минуточку. В комнате стоит огромный телевизор. Плоский экран, то-се. «Панасоник», ишь ты. А как его включать? С трудом разбираюсь с пультом и начинаю поочередно нажимать кнопки. Да сколько тут программ?! И все какие-то незнакомые! Сердце у меня снова сжимается от страха, но тотчас я нахожу «Око Волги», «ННТВ» и «Диалог».

То есть я бесспорно в Нижнем!

Однако эта уверенность не помогает мне выбраться отсюда… Вообще надо сказать, моя кратковременная радость во время просмотра телепрограмм несколько полиняла. Потом объясню почему.

Итак, что делать?

Попытаться открыть окно и поднять крик? Кто-нибудь вызовет милицию, да я ведь и сама могу ее вызвать – у них там определяется каждый телефонный номер, а с номером и приблизительно указанным мною адресом они живо сообразят, куда ехать меня выручать.

Так. Предположим, я позвоню. Предположим, они приедут и поверят моим воплям насчет того, что меня похитили, заперли и т. д. Но тогда мне придется объяснить все, что происходило раньше. Про поезд, про купе, про убитого голого человека. Про железнодорожника, который сбросил меня с поезда где-то в районе Владимира. Сбросил прошлой ночью…

Я снова включаю «Око Волги» и тупо смотрю на цифры в верхнем левом углу экрана, поразившие меня еще в прошлый раз.

13.35. Это время. И еще – 13.03.03. Это число. Сегодняшнее число! 13 марта текущего года.

Я поехала в Москву в десять вечера 12 марта. Вчера! Минуло полсуток со времени моего жуткого приключения в вагоне. Каким образом я оказалась снова в Нижнем?! Кто и почему привез меня сюда с такой скоростью?!

Поверят ли мне менты? Не примут ли меня за психопатку, которой привиделось все случившееся? Да уж, выглядит это малоправдоподобно, прежде всего из-за подчеркнуто стремительного передвижения во времени и пространстве. Ну кто меня мог подобрать и доставить сюда? Кто и зачем?

Стоп, но я же здесь!

В том-то и дело, что я – здесь! В этой квартире, обставленной, мягко говоря, весьма не хило… Кожаный диванчик… Качество обоев… Несколько картин, которые преисполняют мое сердце, влюбленное в живопись, искренней завистью. Небось не у Решеток куплены, где продают в основном акриловую мазню. Хотя и там встречаются хорошие работы, грех жаловаться, только по непомерной цене, и если хозяин этого жилья покупает картины такого качества, что ж, это изобличает его отличный вкус и тугой кошелек. Вообще богатенький Буратино, судя по обстановке! Можно предположить, что и за плотно закрытыми дверцами шкафов-купе есть что взять, да и техника вон какая, и телевизор несусветный, и компьютер новейший – у меня по сравнению с этим какой-то старый рыдван, думаю я в припадке острой зависти. Предположим, с точки зрения милиции, я не психопатка, а воровка, которая в квартиру забралась, но тотчас поняла, что обратно ей не выйти. И немедленно выдумала какую-то невероятную историю о похищении, даже вызвала ментов, чтобы отвести от себя подозрения и спастись. Если я сама слабо верю случившемуся, то кто другой поверит мне?!

А если ко всему этому предположить, что ретивый враг мой (того поганого железнодорожника я никак не могу считать своим другом!) сообщил об убийстве, случившемся в купе, то имя соседки убитого, занимавшей шестое место, определенно известно! Паспорт я забрала, но остался билет! И на нем, и в компьютере кассира – моя фамилия! Что, если нижегородские менты уже получили ориентировку на меня?! «Особо опасная преступница… принять все меры к задержанию…»

Ой, об этом даже думать не хочется. Ведь я, естественно, мечтала, что, выбравшись отсюда, рвану домой. Вымоюсь, переоденусь, отдохну в своей крепости. Спокойно обдумаю, что делать, как быть. Но если меня ищут… что предпринять? Куда податься? Я хочу под душ, я хочу одеться во все чистое! Не раз убеждалась, что, когда моя голова свежевымыта, она соображает гораздо лучше.

Погоди, не паникуй, увещеваю я себя, надейся на чудо. Одно чудо уже произошло – ты осталась жива, хотя была выброшена из поезда на ходу. У тебя нет никаких переломов и увечий, судя по проворству, с каким ты мечешься из комнаты в комнату. Этот неведомый Долохов привез тебя именно в Нижний – причем не в какой-то незнакомый тебе район, а любезно доставил в верхнюю часть, практически домой. Вон уже сколько чудес набралось! Так давай уповать на лучшее. На то, что непременно произойдет еще одно чудо. Правда, бог троицу любит, а я жду от него уже четвертого благодеяния.

Ладно, жалко ему, что ли, четвертого чуда для несчастной, замученной женщины? Я все-таки регулярно хожу в церковь (ну, более или менее регулярно!), я даже поститься собиралась… правда, именно в день начала Великого поста неугомонная подружайка Жанна, хозяйка «Барбариса», затащила меня на единственное выступление в Нижнем знаменитого петербургского мужского балета, что, конечно, не назовешь зрелищем, предназначенным для спасения души. Вдобавок мы потом поехали в «Барбарис» и крепко выпили там. И хоть ели только рыбу, но все же, все же, все же…

Боже, прости меня. Боже, помоги мне выбраться отсюда, и, клянусь, я буду поститься на хлебе и воде до самой Пасхи!

Черт, как есть хочется, между прочим… а в холодильнике Долохова, судя по словам охранника, те самые продукты, которые одобрит самый строгий постник: морская капуста и кальмары…

Нет, мне до продуктов моего супостата даже дотронуться противно! И вообще, сейчас не время даже думать о еде.

Думать надо о спасении!

Но пока меня не осеняет никакая светлая мысль на эту тему. Вызвать не милицию, а эмчеэсников? Но будут ли они взламывать квартиру добропорядочного гражданина? Им нужен весомый предлог. Я, конечно, могу наплести, что меня запер случайный любовник. Поэтому не знаю толком адреса, пусть определят его сами по номеру телефона. Но опять же без милиции здесь не обойдется, а там мне придется показать паспорт, и значит…

Между тем я замечаю, что понятие «определитель номера» повторяется в моем внутреннем монологе уже не первый раз. Мне бы тоже не мешало знать номер телефона Долохова. Потом, когда я выберусь отсюда (если!), он мне поможет кое-что узнать о хозяине. Вообще лишняя информация никогда не вредит. Поэтому я, минутку подумав, звоню Жанне домой (у нее стоит телефон с определителем) и не кладу трубку до тех пор, пока, по моим расчетам, определитель не останется доволен. Я точно знаю, что Жанна сейчас в своем ресторане, вернется не раньше чем через час, так что ни на какие расспросы нарваться я не рискую. На всякий случай, чтобы избежать осечки (не все номера определяются!), я звоню еще своим соседям: они сейчас тоже на работе, и у них тоже есть определитель. Потом я узнаю у Жанны, какие циферки обозначились на дисплее около двух часов, о том же спрошу у соседей и, если номера совпадут, буду знать, что я не ошиблась.

Все это время я то и дело поглядываю на компьютер Долохова. Наконец, следуя тому же принципу – насчет лишней информации, которая не повредит, когда (если) я отсюда смотаюсь, – включаю его.

«Рабочий стол» испещрен знакомыми и незнакомыми значками. Для начала открываю «Проводник» – и столбенею от количества файлов и папок. Ну ладно, программные меня не волнуют, а вот этот, к примеру, названный «BUSA»? Какая буса? Или буза? Это на каком языке? Еще один файл – D-x-NV. Полная несуразица. Правда что икс! А папка, называемая «Will». Похоже, это по-английски: will – желание, желать. «Недаром имя, что дано мне, значит желание. Желанием томим…» И далее по тексту сонета Шекспира, ну а имя его, как известно, Вильям – William!

Но моя образованность по части английской литературы мало помогает открыть файл по имени «Will»: натыкаюсь на требование ввести пароль. Ага, Долохов тщательно шифруется! Вот гад, а? Пытаюсь наудачу открыть другие файлы и папки, но каждая требует своего пароля. Возиться с этим времени нет, тем паче что хакер из меня никакой, я работаю на компьютере «на уровне пользователя», знаю только Word, ну и Outlook Express, с помощью которого я по электронной почте связываюсь со своим издательством.

Господи! Outlook Express! Электронная почта!

Я снова открываю «Рабочий стол» и ищу в нем «Outlook». Вон он, родимый. Запускаю его. Интересно… Ни одного поступившего или отправленного сообщения не сохранено, папка «Удаленные сообщения» тоже пуста. Долохов явно опасается, что в его почтовый ящик кто-то сунется в его отсутствие. Если знаешь пароль, такую диверсию без проблем провести с любого компьютера, подключенного к Интернету, – это знают даже такие дилетанты, как я. Входишь в программу malto.ru, указываешь нужный электронный адрес, пароль – и пожалуйста, ворота открыты!

Размышляя, я тем временем создаю сообщение, не без усилий вспомнив свой собственный электронный адрес (мне-то не часто приходится слать письма самой себе!), и начинаю грузить и отправлять один за другим долоховские файлы, уже не тратя времени на расшифровку названий. Да, я ничего в паролях не понимаю и открыть сама эти файлы не смогу, но знакомый компьютерщик Леша раз в три месяца проверяет мою машинку на предмет излечения от могущих быть вирусов и прочих неполадок и как-то обмолвился, что знает одного парня, которому взломать любую программу или шифр – раз плюнуть.

Когда-нибудь я ведь доберусь до дома. И тогда с помощью этого хакера попытаюсь понять, чем живет и дышит похитивший меня человек!

На счастье, у Долохова отличный, дорогой модем, да и связь на грани фантастики. Похоже, цифровая, не то что у меня! Сообщения стремительно улетают одно за другим. Проходит не больше десяти минут, а я отправила по своему адресу все, что хотела. Несколько раз наткнулась на программные файлы, но мне они ни к чему, я их не трогаю. Теперь надо замести следы. Мне совсем не нужно, чтобы Долохов узнал, куда были скопированы его файлы – наверняка секретные! Я удаляю все отправленные письма, а потом очищаю папку «Удаленные сообщения». Отлично. Теперь Долохову вовеки не дотумкать, куда девались копии всех его файлов. Он вообще не узнает, что их кто-то скопировал!

Копии… У меня есть их копии…

А почему не устроить так, чтобы у меня остались только единственные экземпляры?

В виде маленькой мести за то, что было со мной содеяно! И, может статься, месть получится не самая маленькая. Вдруг в этих файлах очень важная для Долохова информация? Для Долохова и его подельников… Небось у них на железной дороге работает целая преступная группировка. Вдруг с помощью этих файлов я получу возможность не только доказать свою невиновность, но и разоблачить преступников?

Снова открываю «Проводник» и начинаю «грохать», то есть отправлять в «Корзину», все файлы, копии которых только что послала себе. Наконец на дисках С и D остаются только программные файлы. Тогда я задаю команду «Очистить корзину», и в первый раз этот неприличный звук, которым сопровождается данный процесс в компьютере (будто спустили воду в унитазе!), не вызывает у меня раздражения. Напротив, я в полном восторге! Пойди найди тот ножичек, господин Долохов!

Каков сюжетный ход, а? Если выпутаюсь из этой истории, непременно наваляю детективчик, в котором героиня содеет что-то подобное. И потом будет диктовать свои условия банде… кого? Ладно, после придумаю. Сейчас не до творческих порывов.

Велико искушение взять что-нибудь тяжелое, к примеру, вот ту чешскую красную вазу, и грохнуть ею по монитору и модему. А само железо пару-тройку раз уронить на пол. Но я удерживаюсь. Это грубо и неэстетично. Вот «грохнуть» файлы – это да, это красиво! Ну а чтобы на меня не могло пасть даже и тени подозрения, я решаю в буквальном смысле слова уничтожить все следы своей деятельности. Для начала иду в ванную, где на миг столбенею среди изобилия дороженной косметики. Даже у меня, женщины, нет такого количества тональных кремов, теней и всяких прочих прибамбасов. Небось у него вулканические прыщи и пигментные пятна рассеяны на каждом квадратном миллиметре физиономии!

Стоп… а может, он «голубой»?! Еще не легче… Тогда наказать его – и хорошо наказать! – сам бог велит. В смысле, творец, который создал мужчину и женщину не для того, чтобы какие-то извращенцы забывали о различии полов! С внезапно пробудившейся расчетливостью думаю, что наказание «голубого» не может не быть зачтено творцом. За это пошли чудо, господи! Пошли чудо, которое спасет меня!

В ожидании вознаграждения небес я причесываюсь, ибо на голове у меня сделалось сущее воронье гнездо, потом нахожу спиртовой тоник (зря им пользуется Долохов, спирт сушит кожу!), беру несколько лепестков ваты, смачиваю их тоником и тщательно протираю мышку, а также всю клавиатуру компьютера. Вроде бы я больше ничего тут не трогала. Мало шансов, что у Долохова сыщется под рукой средство для дактилоскопической экспертизы, но вдруг!

Для завершения процесса обтираю еще и щетку, которой причесывалась, и сам флакон с тоником, а ватки спускаю в унитаз. Нет, писание детективов – определенно полезная вещь!

Несколько минут стою, законно гордясь собой и ожидая вознаграждения свыше, однако ничего такого не происходит. А время между тем идет. Летит! За этими манипуляциями прошел почти час, вот-вот появится «золотко», которое я заранее ненавижу. Старшая по званию! И тогда шансы выбраться отсюда сравняются с нулем.

А почему не взять вот эту вазу, не притаиться за дверью комнаты и не шарахнуть по голове это самое «золотко», когда оно войдет?

Мысль хорошая, хоть и не оригинальная, а как сюжетный ход – и вообще бородатая. Но плевать на вторичность! Главное – я не уверена, что у меня хватит сил ударить по голове женщину. Незнакомую. И ничего дурного мне пока не сделавшую. Ваза тяжелая, я вполне могу ей голову проломить… как проломили тому несчастному в купе.

Меня начинает тошнить при одном только воспоминании. Судорожно сглатываю противную слюну, отгоняю эти мысли, а также нелепые, но неотвязные подозрения: а что, если того несчастного навернула бутылкой все же я?!

Нет, не я. Я не могу ударить «золотко» вазой – значит, и того мужчину ударила не я. Так гласит элементарная логика. И покончим с этим.

Вторая причина, которая отвращает меня от засады, та, что «золотко» может прийти не одна. Почему бы и нет?

Кажется, придется все-таки вызывать подмогу. И я знаю кого! Не милицию, не МЧС, а пожарных! Кстати, мысль о них первой пришла мне в голову. Вызову пожарных. Позвоню и стану кричать, что я не могу открыть дверь, замок заело, а тут все полыхает! У них на станции тоже определяется номер звонившего. По нему они узнают адрес и приедут, обязательно приедут. Причем не станут тратить время на разговоры и расспросы! Пожарники сломя голову мчатся на все вызовы, даже заведомо ложные. Они работают по принципу: «Лучше перебдеть, чем недобдеть». Между прочим, мне это известно из собственного опыта.

Как-то раз – несколько лет назад – я посмотрела в окошко своей кухни и увидела, что снизу поднимаются клубы густого белого дыма. Он выглядел жутко, просто-таки валил. Я дико перепугалась, бросилась к телефону и набрала 01. «Пусть помнит каждый гражданин пожарный номер 01!» Заикаясь от ужаса, выпалила, что в моем окне дым, и бросила трубку. Пометалась по комнатам, прикидывая, что спасать в первую очередь, как вдруг до меня дошло, что белые клубы-то я вижу, но дымом они не пахнут. Почуяв неладное, я выскочила на площадку и кинулась вниз, на четвертый этаж (а надо сказать, что в ту пору мы еще жили на пятом этаже панельного дома на улице Провиантской). Начала звонить, стучать. Чуть ли кулаки в кровь не сбила, и вот наконец мне открыла соседка – красная, потная, растрепанная. И в ответ на мой испуганный вопль сообщила, что… кипятит белье на кухне, а окно открыто – жарко! – ну вот пар и валит. Дело было в октябре, день выдался прохладный, так что понятно, почему пар валил такими крутыми белыми клубами. Но как я буду объяснять это пожарным? Я помчалась домой – позвонить им, отменить вызов, – как вдруг в окно моего пятого этажа заглянул человек в шлеме и асбестовом скафандре. Второй такой же ворвался в квартиру через дверь с криком: «Где горит?» И в руках у них обоих были топорики, какие я раньше видела только на стендах противопожарной защиты… Лучше не вспоминать, как я от них потом отбрехивалась. Диво, что они меня в гуляш этими топориками не изрубили!

Между прочим, эту сцену я через некоторое время описала в одном своем детективе, правда, не помню, в каком именно, потому что наваляла их огромное количество.

Так что я на своем опыте убедилась: пожарные сперва приезжают и врываются в квартиру и только потом спрашивают, что случилось. Это во-первых. Во-вторых, они не только в дверь стучат, но и пытаются проникнуть через окна. Значит, если машина подъедет и огнеборцы увидят открытое окно и дым-огонь за ним, они сразу поднимут лестницу к этому окну. И немедленно эвакуируют человека, который будет оттуда махать руками.

Человеком этим буду я.

И как только окажусь на земле, я немедленно смоюсь в неизвестном направлении – прежде чем мои спасители поймут, что произошло.

Я осматриваю оконные запоры и убеждаюсь, что открыть этот стеклопакет очень просто. Потом выхожу в коридор и на полке для обуви обнаруживаю то, что есть практически в каждом нормальном доме, – пачку старых газет. С кухни приношу спички. Это растопка для будущего «пожара». Надо найти что-то еще, чтобы горело помедленнее, чем газеты, и дымило… Вот это полотенце подойдет.

Зажгу огонь не раньше, чем увижу красную машину под окном. Не хочется наносить большой ущерб квартире. Я и так достаточно наказала неведомого мне Долохова, опустошив его компьютер. А пожар – это дело вообще уголовно наказуемое…

Ну, пора действовать.

Подхожу к телефону, набираю 01 – и устраиваю такой крик-ор, что потом, положив трубку, начинаю опасаться, как бы сюда не примчались вообще все пожарные города. Если вспомнить мой прошлый опыт, ждать придется не больше десяти минут. Надо принести еще тазик с водой. Просто на всякий пожарный случай, чтобы стихия не вышла из-под контроля. Вдруг у огнеборцев вода в шлангах кончится, к примеру! А что, такие случаи даже в специальной литературе описаны! Хотя ведь они теперь пеной гасят пламя… Ладно, вода не повредит!

Приношу из ванной пластиковый таз с водой, ставлю под окошко. Так, теперь самое время привести себя в боевую готовность и занять, так сказать, огневую позицию. То есть надо одеться и стать под окошко.

Но в то мгновение, когда я протягиваю руку к моей куртке, небрежно перекинутой через спинку стула, вдруг раздается уже слышанный мною ранее звук.

Это звук открываемой двери!