Текст книги "Крутой мэн и железная леди"

– Тревожная кнопка – это где? – с любопытством спросила Алёна.

– Секундочку.

Юрий подвел ее к фонарю и вынул из кармана мобильный телефон. Это оказался «Siemens» – почти такой же серебристо-серенький, как у Алёны, только более поздней модели.

– Вот смотрите. Лучше активировать ту клавишу, которую можно нажать даже вслепую. Например, у вас телефон в кармане или в сумке, вам придется вызывать помощь тайно от злодея…

– Ой-ой, мне уже страшно!

– Ничего, я с вами! – покровительственно сказал Юрий. – Но слушайте дальше. Удобно нажимать, к примеру, левую верхнюю кнопку. У меня она задействована на подсветку. Видите?

Он нажал на эту кнопку продолжительно, и дисплей осветился. Нажал на сброс. Экран погас.

– Теперь смотрите, что я делаю дальше.

Юрий нажал на клавишу один раз, потом, после небольшой паузы, – другой. На дисплее появилась надпись: «Подсветка». Большой знак вопроса и еще два слова – слева: «ОК», справа: «Изменить».

Юрий нажал крайнюю правую клавишу – выскочило меню. Перебрав его, Юрий активировал надпись «Абонентский номер» и снова нажал на выбор. Первая строка была 02.

– У меня здесь, видите, – номер милиции, – показал он Алёне. – Это уже было в программе телефона, но в принципе его и самому можно внести в «Справочник» обычным путем. Теперь нажимаем на «Выбор»…

На дисплее появилась надпись: «Быстрый вызов используется для абонентского номера». Тотчас картинка дисплея сменилась: теперь это была обычная эмблема MTS, только слева внизу обозначалась циферка 02.

– Видите? Теперь я могу вызвать милицию одним легким движением руки. Вернее, нажатием ногтя!

– Ловко, – кивнула Алёна. – Только пока-а еще милиция приедет! Я больше надеюсь на свой мощный энергетический кокон, которым, как вы уверяете, я защищена.

– Да ведь это – теория и, строго говоря, бесястость, – уже серьезнее сказал Юрий, пряча телефон в карман. – Энергетика, тэ-рэ пэ-рэ… всё это от лукавого. На энергетику надейся, а сам не плошай. Ведь кто-то вполне может напасть сзади, это раз. Потом не стоит исключать людей свихнувшихся, одержимых бредовой идеей, натуральных маньяков или, условно говоря, настроенных убивать каждого пятого встречного. То есть тех, у кого и восприятие мира, и все инстинкты нарушены. Ну и ваших врагов сознательных не будем забывать… У вас враги есть, кстати? Те, которые были бы рады вашим страданиям, вашей смерти?

– Смерти? По большому счету, никому не нужна ни жизнь моя, ни смерть, – без особой горечи усмехнулась Алёна. – Я ведь совершенно одна в этой жизни. Страданиям моим, наверное, были бы рады некоторые братья-писатели. Не физическим – вряд ли они такие уж звери, а, к примеру, если бы меня перестали печатать или начали бы жутко ругать в прессе. Но, ей-богу, они изрядно преувеличивают мою популярность! Я не принадлежу к числу властителей умов. В этом вы сами могли сегодня убедиться во время передачи. Я заинтересовала только одного человека, да и тот порол такую чухню…

– Ну, раз на раз не приходится, – попытался утешить ее Юрий. – На прошлой передаче было два звонка, сегодня – один, а на следующей…

– Ни одного не будет, – проворчала Алёна.

– Вообще-то я хотел сказать, что будет три, – хохотнул Юрий Литвиненко. – А вы все-таки типичный рефлексирующий «Достоевский».

Алёна посмотрела на идущего рядом с ней человека с изумлением. Неужели он хоть что-то читал из ее романов?! Трудно себе представить. Их любят женщины, а мужчины считают занудными и чрезмерно психологичными. Впрочем, психологам и психиатрам именно это и должно нравиться!

– А… что вы читали? – спросила она робко, вспоминая самые удачные свои опусы.

– Ну, – пожал плечами Юрий, – то же, что и все: «Преступление и наказание», «Белые ночи», «Братья Карамазовы»… «Идиота» первую часть прочитал, а на вторую, правда, силушки не хватило.

Алёна поперхнулась.

– Но я имею в виду не творчество Достоевского, а что вы – «Достоевский» по психотипу, – пояснил Литвиненко. – Вы о соционике слышали когда-нибудь?

Алёна покачала головой.

– Да-а? – изумленно протянул Юрий. – Но я думал… Сейчас это вроде очень модная наука…

«Чертов псих, – помянула Алёна недобрым словом бывшего любовника, – не мог за эти два года найти время рассказать мне об этой несчастной соционике! А впрочем, когда мы бывали вдвоем, нам было категорически не до разговоров…»

– Ладно, тогда я в двух словах расскажу, – продолжал Юрий. – Соционика – это очень популярная психологическая наука, утверждающая, что каждый человек принадлежит к определенному типу. Типов этих всего шестнадцать. Кликухи у них, правда, достаточно попсовые: Робеспьер, Достоевский, Жуков, Есенин, Штирлиц, Драйзер, Горький, Гамлет, Гюго, Лондон, Габен, Дюма, Бальзак, Наполеон, Гексли, Дон Кихот. – Он быстро проверил себя по пальцам, повторяя имена, и Алёна невольно усмехнулась: долговязый психиатр с этим своим длинным хвостиком на затылке сделался похож просто-напросто на мальчишку. – Считается, что на протяжении всей жизни тип не меняется. Соционика описывает эти типы, межтипные отношения и взаимодействия внутри группы людей с определенными типами. Вот такая теория.

– Батюшки, – недоверчиво сказала Алёна, – да неужели при таком разнообразии человеческих характеров всего шестнадцать типов?!

– Вопрос правильный, – кивнул Юрий. – Все дело в том, что понятие типа в соционике гораздо более узкое, чем характер, чем вся психика в целом. Ставится вопрос лишь о том, какую информацию и каким образом человек воспринимает и усваивает, а вот выводы из этого можно сделать самые разноплановые. Поняли?

– Не-а, – честно призналась Алёна.

– Ладно, сейчас я вас нагружать теорией не буду, кратенько расскажу, почему назвал вас именно «Достоевским». Это этико-интуитивный интроверт. Интуитивист! Некоторые авторы называют его просто – Гуманист, другие – Психолог.

– Я – психолог? – пробормотала донельзя польщенная Алёна.

– А разве нет? «Достоевский» стремится понимать первопричины, механизм явлений: почему все происходит так, а не иначе. Никто лучше, чем «Достоевский», не подходит для исследования человеческой души и любви. Как правило, «Достоевские» с удовольствием решают трудные задачи. Чем труднее задача, тем больше она их увлекает. При желании мощным направленным воздействием может энергетически подавить агрессивные проявления любого человека. В обычных же ситуациях он – само спокойствие, лишь его внутренняя энергетическая наполненность ощущается постоянно. Он не терпит, когда что-то нарушает привычное течение жизни. Кроме того, у него, как у всех интуитивистов, легкая, стремительная походка. Ну как? Похоже на вас?

Алёна растерянно моргнула. Насчет походки – это факт, а не реклама, но вот насчет всего прочего…

– Как-то очень коротко, я толком не поняла.

– Ну, это дайджест, – усмехнулся Юрий. – Я же сказал: в двух словах. Про это целые книги написаны!

– А вы кто? Тоже «Достоевский»?

– Нет, я – «Робеспьер», – раскланялся Юрий.

– Господи, кошмар какой! – всплеснула руками Алёна.

– Это почему же кошмар?!

– Да ведь его сами французы называют кровавым чудовищем! – простодушно объяснила эрудированная писательница.

– Еще раз говорю, соционика – это условность. Чистая условность! – Кажется, Юрий немного обиделся. – На самом деле, «Робеспьеры» – это тоже интуитивисты, но при этом – сугубые аналитики, люди, во всем стремящиеся к совершенству. «Робеспьеры» не останавливаются перед препятствиями. Чей-то авторитет сам по себе для них не много значит, они могут принять чужие правила только в том случае, если видят в них пользу для своей главной цели. Им безразлично, как их поведение отразится на других. Из-за того, что они придают слишком большое значение своим собственным предвидениям и перспективным идеям, они могут упустить важные факты, не заметить слабые стороны своих идей и отдалить их практическое воплощение.

Алёна нахмурилась.

– По-моему, вы совершенно другой человек, – сказала она нерешительно. – Судя по вашим словам, «Робеспьер» вообще чужд душевных движений, какой-либо тонкости чувств, а вы все же психолог…

– Во-первых, я психиатр, то есть врач. «Робеспьер» любит исправлять несовершенства мира, так и психиатр пытается исправить несовершенства человеческой психики. Но далеко не всякая сфера человеческой мысли и тем паче – душа подвластны «голой» логике. Поэтому «Робеспьер» по типу своему – весьма посредственный психолог.

– Ка-ак?! – ахнула Алёна.

Юрий засмеялся:

– «Робеспьер» берет не умением проникать в тонкости чувств, а тем, что навязывает человеку правила, по которым тот должен играть. Чаще всего правила эти выдумывает он сам, но очень классно умеет уверить подопытных, что это – общечеловеческие ценности и именно следование им приведет человека к счастью. «Робеспьер» – типичный начетчик. То есть так считает пресвятая соционика.

– А где про все это можно подробнее узнать? – нетерпеливо спросила не в шутку заинтересованная Алёна.

– Да в Интернете. Напишите слово «соционика» и кликните на «Поиск» – вам столько сайтов выкинет, что замучаетесь чи…

Юрий споткнулся, не договорив.

– Ах ты сучища! Бля-адь! – перебил его истошный крик.

Алёна оторопела. Придорожный куст, мимо которого они шли, внезапно ожил и ринулся к ней… да это не куст, это какой-то человек… согнувшийся, белое пятно лица… в руках нож!

* * *

Из дневника приема

Расшифровка магнитофонной записи

Пациент О.

– …Давайте сразу определимся, хорошо? Вы считаете себя несчастным?

– Ну, как сказать… человек ко всему привыкает.

– Извините за вопрос, вы хорошо зарабатываете?

– Да нормально. Меньше тысячи за вечер не бывает. Обычно, конечно, больше. Чаевые, заказные… А что?

– Ну, раз вы мечтаете о браке, значит, уверены: денег содержать семью вам хватит. И ребенка могли бы сразу завести, да?

– Да, я хочу детей, нескольких детей. Моих заработков вполне достаточно, даже если жена какое-то время не будет работать. За эти четыре года я успел кое-что отложить, так что…

– Вы знаете, что в нашем городе зарплата в пять тысяч рублей в месяц считается очень хорошей. У нас, мягко говоря, не Москва.

– Пять тысяч? Не, это даже много. Да у меня знакомый парень в налоговой инспекции сидит на трех тысячах в месяц! И то доволен.

– Вот-вот. А вы пять тысяч можете вполне заработать за неделю. Ведь вы очень востребованы, так?

– Конечно. Я в нашем городе лучший в этом бизнесе, спросите кого хотите.

– Не обижайтесь за следующий вопрос. Может быть, тут имеет место быть обычная провинциальная снисходительность? К примеру, вы способны выдержать конкуренцию в Москве?

– Да. Я точно знаю. В Москве есть такой очень крутой клуб для женщин – «Красная Шапочка». Для богатых женщин! Они туда приходят оторваться как могут. Требования к сотрудникам там очень высокие, принимают только самых лучших. Я отправил туда свое портфолио, потом приехал на собеседование. Без проблем прошел! И мои программы подошли. Я мог бы уже работать там. А уж у них-то заработки – не чета нашим.

– И в чем же дело? Почему не работаете?

– Ну… мы договорились, что я с сентября начну, с нового сезона. Я сказал, что мне… что мне надо кое-какие дела в Нижнем уладить, что я сейчас еще не готов все тут бросить.

– Могу я поинтересоваться, какие это дела?

– Ну, мало ли… дела есть дела!

– В начале нашего разговора мы договаривались о максимальной искренности, помните. Это было непременное мое условие, без соблюдения которого я вам никак не смогу помочь. Напоминаю вам об этом. Вы мне сейчас правду говорите? В самом деле – решение только за вами? Поймите, мне это нужно точно знать, я не из вредности спрашиваю. Положа руку на сердце: они вам отказали?

– Да вы что? Говорю же, они за меня просто схватились! Я сам не захотел – не захотел сейчас к ним устроиться. В сентябре или туда поступлю, или в «Три мушкетера», это клуб сугубо для мужчин… такой, специфический. Там меня тоже смотрели и тоже готовы взять.

– Что значит – специфический клуб? Для гомосексуалистов, что ли?

– Ну да.

– Но как же вы…

– Я ж говорю, мне все равно.

– Я тогда чего-то не понимаю. Вы хотите жениться, завести детей. И при этом согласны работать в гомосексуальном клубе. Вы же понимаете, что там придется…

– Ну и что? Я же не гомик, я бисексуал. Какая разница, с кем?.. Для меня это просто бизнес. В том-то и дело! Понимаете? В том-то и дело! Я потому к вам и пришел, что для меня трахен-бахен – просто бизнес! Меня это не… не колышет, ясно? Не цепляет. Я это могу делать только за деньги. Ясно вам?!

– Тише, успокойтесь.

– Успокойтесь?! Он мне говорит… А вы бы на моем месте были спокойны? У меня нет желания, у меня не стоит, если это просто так! Я хочу жениться на молоденькой красивой девушке, именно на девушке, но я знаю, уже пробовал – у меня ничего с ней не получится, пока она мне не заплатит! Но как это будет в нашу брачную ночь?! Кто ж на такое согласится?

– Ну, если она вас полюбит и вы попытаете объяснить ей особенности своего сексуального настроя…

– Вы это как себе представляете? Вот я женюсь на молоденькой девочке, которая вообще еще ничего толком не знает, а вы предлагаете, чтобы я объяснил ей: дорогая, я не могу с тобой спать, пока ты мне не заплатишь, потому что я мужчина-проститутка? Да она тут же с нашей брачной постели в окошко бросится!

– Если будет любить вас, то не бросится. К тому же все можно как-то устроить в виде игры, что ли. Девушки нынче очень раскованные и рисковые, охотно идут на всякие опасные затеи. Понимаю, что мое предложение в эту минуту кажется вам достаточно бредовым, но…

– Да ладно. Оставим это. Сколько я вам должен?

– Погодите. Не надо на меня обижаться. Я же не просто так разговоры разговариваю, я пытаюсь вас самого поставить лицом к лицу с вашей проблемой, а вы на меня обижаетесь.

– А не надо меня никуда ставить. Я ведь не идиот, все понимаю, я в себе копался так, как никакой психоаналитик во мне не сможет покопаться. Я вам сразу сказал: чтобы у меня что-то получилось с женщиной, меня надо купить не понарошку, а взаправду. С мужиками легче: хотя они мне тоже платят, я на них обиды не чувствую, они мне ничего плохого не сделали, они свои ребята. А с женщинами… Причем хреновей всего мне знаете от чего? Вы даже представить не можете, от чего мне – хоть повесься!

– Ну почему ж не могу представить? Не такое уж у меня убогое воображение. У вас ничего не получается с молоденькими девочками ни за деньги, ни без денег прежде всего потому, что вас неодолимо тянет к взрослым женщинам, к тем, которые намного старше вас, верно? С ними у вас все получается как надо, ведь так?

– Так. Но повторяю, только после того, как они мне заплатят! А бесплатно я с ними тоже не могу! Хоть тресни!

– А… предположим, если бы вы оказались с постели с ней, с той самой? Как вы думаете, у вас получилось бы?

– С какой – с той самой?.. Откуда вы про нее знаете? Я ничего не говорил!..

– Я же сказал, что у меня не такое уж убогое воображение. К тому же, я все-таки врач… Я сразу предупреждал: чтобы вам помочь, мне надо поставить вас перед лицом вашей проблемы! И, кажется, мне это удалось. Да? Так?

– Да. Я как будто вижу ее лицо…

* * *

Алёна обмерла.

Это уже было! Было в ее жизни!

– Алёна, бегите! – Отчаянный крик Юрия.

Она не могла сдвинуться с места.

Юрий кинулся наперерез человеку, как-то умудрился проскользнуть под занесенным ножом и ударил в белое пятно лица. Человек завалился назад, но не упал, а отчаянно взмахнул руками и хрипло выдохнул:

– Ты с кем это блондишь, тварюга? Мало я тебя бил? Мало? Зарежу, падла, и тебя, и любовника твоего!

И снова ринулся было в нападение, однако тут произошло следующее. Смешно мотнув головой, так что туго завязанный хвостик взметнулся вверх, Юрий крутнулся вокруг себя и на классический манер боевиков выбросил вперед ногу. Подошва мокасин немалого размера встретилась с грудью нападавшего. Раздался звон… Не сразу Алёна поняла, что это не звук треснувших костей, а звон ножа, выпавшего из рук разбойника. Сам же разбойник тяжело опрокинулся навзничь.

Полежав несколько мгновений, он с трудом приподнял голову и сказал:

– Это, значит, не Анька? Я-то думал, что Анька… Надо же – не она!

Причем он смотрел не на Алёну, как раньше, а почему-то именно на Юрия.

Насмотревшись, перевернулся на живот, приговаривая:

– Я в окошко заглянул, а она там с ним! В окошко полез, а они убежали. Я в окошко вылез, а их и след простыл. Я за ними…

Кое-как скособочился на четвереньках и горько заплакал, уткнувшись лицом в землю.

Юрий постоял над ним какое-то мгновение, казалось, с трудом удерживаясь, чтобы не поддать в оттопыренный тощий зад обманутого супруга, но ограничился только тем, что подобрал отлетевший нож и повертел так и этак. Строго говоря, это был не обычный нож, а широкий и короткий тесачок. Таким мясо для отбивных резать – милое дело! Ну и жен-изменщиц в нарезку строгать тоже весьма сподручно…

Юрий сунул его в сумку, которая раньше болталась у него через плечо, но в пылу борьбы слетела и валялась теперь в стороне. Снова навесил ее на плечо, взял за руку Алёну:

– Пошли. Или в милицию позвоним?

При этих словах мужичок перестал рыдать и резво побежал вперед – сначала на карачках, потом на своих на двоих, пусть и полусогнутых, но очень проворных. И через миг скрылся на противоположной стороне улицы.

– Ну вот, – пожал плечами Юрий. – Не удастся выполнить свой гражданский долг, да? Алёна, пойдемте.

Она стояла столбом, часто сглатывая. Внезапно затошнило так, что боялась слово сказать, – как бы не вырвало!

– Что с вами? Неужели так испугались?

Юрий заглянул ей в лицо, и Алёне стало стыдно.

– Ничего, я сейчас… – выдохнула глухо. – Минуточку. Это меня дежа вю накрыло. Не поверите – в прошлом году, как раз в мае, в черемуховые холода, меня провожал один мой друг, и на этом самом месте… – Она зябко обхватила себя за плечи. – Юрий, вы не поверите: на этом самом месте на нас набросился пьяный мужик с ножом. Как из-под земли вырос. И то же орал… слово в слово, что этот, – она мотнула головой в сторону убежавшего. – Алекс – это мой друг – закричал: «Алёна, беги!» – и мы кинулись в разные стороны. А чуть сзади нас шла еще какая-то девушка, она немного замешкалась, и тот мужик побежал за ней. Я так мчалась… со всех ног. Вон там обежала квартал, тут мне Алекс позвонил по мобильному, мы на углу встретились. Ему было жутко стыдно, что он меня бросил, убежал, а что с него возьмешь – он мальчишка, мальчишка… – Ее трясло. – Мы пошли домой, и я только потом, уже среди ночи, вспомнила, что надо же было в милицию позвонить! Не знаю, догнал тот тип с ножом ту девушку или нет, может быть, он ее убил, и никто не узнал, кто это сделал…

– Стоп, – сказал Юрий. – Успокоились, помолчали. Давайте по пунктам. Вы того мужчину запомнили? Описать его смогли бы?

– Нет.

– Ну и какой прок был бы от вашего звонка? Перестаньте мучиться. Да и скорей всего это была такая же пьяная слизь, как эта, которая нам сегодня встретилась. Такие только пугают, на конкретные действия не способны. Кстати, я тоже начисто забыл про тревожную кнопку, которую только что задействовал на своем телефоне… Хорош! – Он лукаво взглянул на Алёну: – А теперь хотите фокус?

– Какой? – обиженно буркнула та: ну что он с ней как с маленькой дурочкой…

– Хотите, угадаю, где вы живете? Считайте, что у меня от шока открылся третий глаз, прозрение нашло, то да сё…

– Ну, угадайте.

– Вы живете на углу Ижорской, в том доме, где в подвале хозяйственный магазин. «Сталинка» такая облезлая, не то желтая, не то розовая.

– Да-а, – протянула Алёна недоуменно. – А как вы догадались?

– Ну-ну, – усмехнулся Юрий, беря ее под локоть и быстро переводя через дорогу на красный свет светофора, чего она сама никогда бы в жизни не сделала: и по принципиальной законопослушности, и из страха перед ревущим железным стадом, мчащимся наперерез. Впрочем, сейчас по позднему времени дорога была пуста. – Вы же детективщица. Давайте-ка призовите на помощь все ваши аналитические способности! Угадайте!

Алёна разжала руки, которыми все еще сжимала плечи, распрямилась, вздохнула свободнее. Аналитические способности привлечь? Ну, это мы запросто!

– То есть мы играем по-честному? Вы точно не знали раньше, где я живу? Не видели меня около дома, вам Лада не говорила, куда меня подвозила в прошлый раз?

– Разрази меня гром, вот вам святой истинный крест, что ничего не знал! – обмахнулся троеперстием Юрий.

– Ну, тогда… – Алёна усмехнулась. – Тогда разгадка в слове – Алекс. Мой друг был психолог, наверное, вы его знали. Все-таки профессия практически одна и та же, к тому же он был невероятно общителен. Что вы хотите – Близнец! Думаю, он показал вам когда-нибудь мой дом, что-то сказал обо мне… вряд ли имя и фамилию, он скромный мальчик, к тому же не афишировал, что спит с женщиной, которая старше его на… ого, на сколько лет! А сейчас я его упомянула, вы это вспомнили и естественным образом связали концы с концами. Так?

– Браво, – тихо сказал Юрий после маленькой заминки. – Почти прямое попадание! Все именно так и было. Правда, он все же кое-что о вас сказал… мол, в том доме живет дама его сердца. Ничего не уточнял, ни имени, ни возраста, ни профессии. Но потом он рассказал мне эту историю с нападением. Страшно переживал, что бросил вас, струсил и ринулся наутек. Он говорил, что после этого в вашем романе наступило охлаждение. С вашей стороны. Это правда?

Алёна глянула изумленно:

– О, так он почувствовал?.. Но это длилось недолго, мое охлаждение и отчуждение, я подумала, что слишком много хочу от мальчика. Ему еще рано было становиться героем, да и не привык он к геройству.

– Насчет рано – вопрос спорный. Гайдар в шестнадцать лет… и так далее. Но рядом с вами Алекс быть героем, наверное, и впрямь не мог, – задумчиво проговорил Юрий. – И это понятно. Вы слишком сильная женщина, поэтому я даже рад, что видел вас в минуту слабости. Железные леди, знаете, хороши только на свалке металлолома.

После этого живописного афоризма Алёна на некоторое время онемела, не представляя, как его воспринимать. Она промолчала чуть ли не полквартала, прежде чем решила все же счесть его комплиментом.

– Ну? – ласково спросил Юрий. – Вы успокоились хоть немножко?

Алёна кивнула:

– Хорошо, что вы не растерялись. Спасибо вам! У вас реакция моментальная.

– Я ведь с психами работаю, вы забыли? – усмехнулся Юрий. – А с ними надо обладать о-очень быстрой реакцией. Хоть и принято считать, что всякое безумие прогнозируемо и регламентируемо, однако никогда не знаешь, у кого как, когда и в какую сторону поедет крыша. Я мог бы вам таких историй порассказать в свободное время – обхохочетесь! У меня был один пациент…

– То есть вы думаете, это был какой-то сумасшедший? – перебила его Алёна, с опаской оглянувшись. – Страшное дело – безумие! Не дай мне бог сойти с ума, нет, легче посох и сума; нет, легче труд и глад…

– Ну, это вопрос спорный, и даже Пушкин видел две его стороны, потому и оговорочку делал: «Не то, чтоб разумом моим я дорожил; не то, чтоб с ним расстаться был не рад…» – сказал Юрий, и Алёна поглядела на него с уважением: не часто встретишь человека, который вот так, с полпинка, читает наизусть не самое известное стихотворение Пушкина! – Помните?

 
Когда б оставили меня
На воле, как бы резко я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез!..
 

– А что, у них правда – нестройные чудные грезы? – опять перебила его Алёна. – И они блаженствуют в этих грезах? Как-то плохо верится… Знаете, примерно полгода назад мы с подругой пошли в психдиспансер – вот тут, недалеко, на Ульянова, во дворе больницы. Подруга сдавала экзамены по вождению, ей справка была нужна. Я ее ждала во дворе, вдруг ко мне какой-то мужик подскочил – в трико, футболке и в тапочках, а ведь зима была, я в шубе, а он такой раздетый! – и радостно так восклицает: «Девочка моя, что же ты стоишь тут одна! Я твоя мама!» Можете представить, в какой ступор я впала. Уставилась на него и точно знаю, что его лицо мне знакомо, что я его где-то видела…

– А может, он и правда был ваша мама? – хихикнул Юрий. – Или, вернее, папа? В жизни еще и не такое бывает. – И тотчас сам себя легонько шлепнул по щеке: – Простите, Алёна. Глупо пошутил. Видимо, я и сам перепугался больше, чем следовало. Извините, ладно? Ну, рассказывайте дальше.

– А он все причитает: «Я твоя мама, я твоя мама! Ты неправильно себя ведешь! Вот тебе наставление, как себя вести!» И сует мне в руку какую-то бумажку. «Читай!» – кричит. Я начала читать… там все такие-то слова бессвязные, буквы в столбик. Сама не знаю, почему я так перепугалась. К счастью, тут моя подруга подбежала: «Это я ее мама!» А он все не унимался. Пришлось его довольно долго успокаивать, доказывать, что я не девочка, мягко говоря, а писательница Алёна Дмитриева. Но он просто слезами плакал, так беспокоился, что я неправильно себя веду и его наставлений не читаю. К счастью, санитары подошли, увели его. На меня это такое тяжелое впечатление произвело! Там люди какие-то были – смеялись, а я так плакала… Он всё на меня оглядывался с жуткой тоской! По-моему, тут как раз так и было: посадят на цепь дурака и сквозь решетку, как зверка, дразнить тебя придут… [9]9
  Героиня цитирует все то же стихотворение А.С. Пушкина.


[Закрыть]

– Всякое бывает, знаете, – пожал плечами Юрий с видом человека, который видел столько и такого, что говорить об этом не хочется, и снова перевел Алёну на красный свет, невзирая на ее попытку поупираться. – Но вы его наставления-то изучали?

– Да ну, господи, какие там были наставления? – пожала плечами Алёна. – Какие-то каляки-маляки, я их сунула в карман и… – И вдруг вскрикнула: – Юра! Послушайте! Так ведь это был тот самый человек!

– Кто, какой, который? – удивился Юрий.

– Тот! С ножом!

– С ножом? Это был тот больной, о котором вы рассказали? «Девочка, я твоя мама?»

– Да нет! – сердито махнула на него Алёна. – Тот же самый, что напал на нас с Алексом в прошлом году!

– То есть вы его узнали? Как это могло быть? Вы сами говорили, что не запомнили его. Это просто безумное совпадение, – чуть ли не испуганно покачал Юрий головой.

– Нет! – вскрикнула Алёна. – Не совпадение! Вспомните тот звонок!

– Какой, о господи?

– Звонок на передачу! – Алёна даже руками всплеснула оттого, что он не понимал очевидное. – Помните, тот, позвонивший, говорил, что заставит меня вспомнить забытое, оживит память о забытом друге. Ну так это был он! И правда – заставил вспомнить! Оживил, ничего не скажешь.

– По-моему, это уже из области фантастики. – Голос Юрия звучал недовольно. – Ну как он мог узнать ваше имя и что вы участвуете в этой передаче?..

– Как? При желании это реально. Но зачем, зачем?

– Кстати! – оживился вдруг Юрий. – Насчет памяти о забытом друге! Наш забытый друг Алекс, к примеру сказать, не вернулся ли из своих дальних странствий? Может, это он прикалывается? Хотя… – Он покачал головой. – Хотя на сумасшедшего он не похож, а это ваше дежа вю либо случайное совпадение, либо нечто, организованное сущим психом. Нет слов, бывает и в нашей профессии, что у психиатров съезжает крыша и они начинают жить глюками своих пациентов, однако у Алекса слишком крепкая головушка. Духовно он рефлексирует, что да, то да, но при этом мысли у него очень трезвые.

– От Алекса я только вчера получила письмо по электронке, – сказала Алёна. – Судя по письму, он по-прежнему там же, где и был, – на берегах Эгейского моря, в этом их международном реабилитационном лагере для детей-инвалидов. И адрес тот же: [email protected]… и как-то там дальше.

– Подумаешь, письмо по электронке с чужого адреса отправить! – фыркнул Юрий. – Чепуха на постном масле. Все эти интернетские штуковины только для тех лохов сложны, которые их боятся, а стоит мало-мальски в них покопаться, как понимаешь, что это – просто детские игрушки на самом-то деле. Железо – оно железо и есть. Кстати, у нас существует такое профессиональное сравнение: невропатологи имеют дело с железом, а психологи, психоаналитики, вроде вашего Алекса, психиатры, такие, как я, – это уже программисты… Впрочем, не о том сейчас речь. Я не верю, что Алекс мог вам такую подлянку подстроить. Он вас любил и, думаю, сейчас еще любит, он говорил, что хочет вернуться, хочет, чтобы всё у вас продолжалось…

Они уже дошли до поворота под арку, во двор Алёниного дома.

Алёна приостановилась.

– Ага, так, значит, он с вами все же обсуждал наши отношения? – недовольно буркнула она.

Надо сказать, этот разговор об Алексе раздражал ее чрезвычайно. С глаз долой – из сердца вон, во-первых. Во-вторых, она знала доверчивость своего бывшего бойфренда и не сомневалась, что он не просто обсуждал, а выболтал-таки Литвиненко кое-какие подробности их отношений. То-то Юрий так на нее поглядывал еще с первой минуты встречи! И такое безошибочное определение психотипа… «Достоевский»! А как мило адрес угадал? Тоже мне, фокусник!

Главное было, конечно, не в этом. А в чем? Да в том! Можно сколько угодно считать себя продвинутой на фронте свободомыслия и кидаться якобы совершенно беспроблемно в объятия юноши, которому чуть ли не в матушки годишься, однако все равно живет в глубине сознания мыслишка о том, что его нежная любовь имеет под собой конкретный материальный базис. Что и говорить, все два года их связи Алекс жил как у Христа за пазухой, в своей неуютной общаге появлялся годом-родом, ведь у Алёны был всегда готов и стол, и дом, к тому же по врожденной заботливости своей натуры и готовности радовать тех, кого любит (ну ладно, к кому привязана!), она не уставала осыпать милого друга маленькими приятными мелочами от шарфиков и парфюмов до джинсиков и модных башмаков. И хоть она была, без ложной скромности, женщиной, которой любой мужчина может гордиться: умна, красива, небедна, заботлива, можно даже сказать, добра, – а все же точило ее сомнение: не будь она так щедра, держался бы Алекс за нее столь крепко… или нет? Что характерно, столь же щедрой и заботливой она была и по отношению к бывшему мужу, Михаилу Ярушкину, и к его предшественнику, своему первому супругу (благодаря гонорарам у нее всегда бывали свободные деньги, позволявшие существовать совершенно автономно от семейного бюджета), однако, что тот, что другой были гораздо старше Алёны, и тут даже мысли о некоем альфонсизме не могло возникнуть. А вот с Алексом эта мысль возникала. Алёна твердила себе, что невольно оскорбляет милого, ласкового мальчика, который доставляет ей в жизни и в постели столько радости и удовольствия, однако ничего не могла с собой поделать. Более того! Мечтая об Игоре, она все чаще приходила к выводу, что его глухая оборона вызвана только тем, что Алёна до сих пор не предложила ему цену, соответствующую его стоимости и себестоимости!