Текст книги "Клеймо красоты"

Автобус бодро промчался по опустевшей улице, но не успел проскочить светофор и рывком затормозил. Прямо напротив Катерины образовалось огромное лицо, от которого она испуганно отшатнулась, не сразу сообразив, что видит перед собой рекламный плакат. Лицо на плакате было разделено на две половинки: одна – вся какая-то сморщенная, непроходимо уродливая, а вторая – неописуемой красоты, ну натуральная Мэрилинка! Вернее, ее половинка. Многоцветная надпись просто-таки кричала о сети косметических салонов «Аллюр», где любая и каждая особа могла бы из дурнушки стать несусветной красавицей с помощью каких-то там липостероидов, выращенных на космической станции «Мир».

Красный глазок светофора сменился зеленым, автобус тронулся. Интересно, видела этот плакат та девочка, что, наверное, все еще плачет на остановке? Да если даже и видела! Эти липо, или как их там, по карману небось только женам мэров и губернаторов. Или женам «новых русских». Хотя «новые-то русские» и так женятся исключительно на красавицах, которым не нужны никакие вспомогательные средства.

Катерина оглянулась, но плакат уже остался далеко позади. Да и черт с ним! Ну что, в самом-то деле, такое красота и почему ее, так сказать, обожествляют люди? Не родись красивой, а родись счастливой!

А счастье – это любовь…

Катерина вдруг ощутила острое, почти неодолимое желание поменяться судьбами с той крепко сбитой, невысокой, до одури влюбленной девчонкой, отдать ей свое стройное, вернее сказать, худое тело, свои длинные ноги, русые волосы и равнодушное сердце. И свое неумение плакать – вот так горько, отчаянно, навзрыд и напоказ. Забрать ее острое, мучительное горе, которое когда-нибудь избудется, потому что даже сейчас, ненавидя себя, девчонка сердцем надеется: это пройдет, жизнь и время залечат раны, появится другой человек, которому нравятся именно такие складненькие, плотненькие дурешки с простодушными мордашками…

Вот на это самое и махнулась бы Катерина не глядя: на надежду! На умение жить в ожидании чуда. Мечтать о счастье, которое не имеет конкретного образа вовремя выплаченной зарплаты или еще какой-нибудь такой же ерунды: просто счастье будущего.

Чего не дано, того не дано. Наверное, раньше, лет десять назад, она тоже была такой, так же таращилась в далекие дали, но уж и не вспомнить теперь, когда это минуло.

Автобус-экспресс промчался мимо ярмарки, свернул на мост, потом на набережную, и картина заката, ранее скрытого высокими домами, вдруг открылась во всей красе. Солнце уже ушло в воду, виднелся только ярко-золотистый край, и это сияние размывалось серо-лиловой полосой, а выше сгущалось немыслимо малиновым цветом, бросавшим яркие отсветы на темнеющие с каждой минутой облака. К востоку их уже не было, там небо казалось лазурно-прозрачным, как дорогой шелк. И на пышную зелень, покрывшую склоны, легли золотистые блики, и Воронья башня кремля, самая красивая из всех башен, вдруг словно бы засветилась изнутри тревожным красным светом… После пасмурного дня с промельком долгожданного дождя этот немыслимый закат был как внезапный подарок. Кому?

«Да уже не тебе», – едко сказала Катерина.

И, словно подтверждая это, автобус резко повернул от Волги. Закат исчез из глаз, и пока автобус медленно тащился в гору, забираясь на площадь Минина, пока ехал по улице того же названия, а потом выруливал на Сенную, небо уже померкло, и когда Катерина вышла на своей остановке, оно было самым обыкновенным, тускло-серым. Еще не стемнело, но свет меркнул с каждым мгновением, и Катерина ускорила шаги.

На эту троицу она обратила внимание сразу. «Стекляшка» была уже закрыта, а они с выжидательным видом топтались у крыльца. Может, правду говорят, что постоянным клиентам спиртное в «стекляшке» продают всю ночь? Да, эти трое очень похожи на постоянных клиентов…

Катерина засмотрелась на них и споткнулась. Не приземлиться на коленки удалось только потому, что спотыкалась она довольно часто и приобрела определенные навыки в этом деле. Однако для случайного зрителя ее пируэт с подскоком выглядел, конечно, глупо, и «постоянные клиенты» дружно фыркнули.

Вновь обретя вертикальное положение, Катерина свернула во двор и с максимальной скоростью устремилась к своему крыльцу. За ее спиной по треснувшему асфальту зазвучали шаги. Эхо, что ли?

Катерина покосилась через плечо. Нет, не эхо: троица двинулась за ней. Возможно, не за ней, но в том же направлении?

За ней! Тоже вошли в подъезд, затопали по ступенькам.

Катерина замерла возле почтовых ящиков.

Пусть эти типы пройдут. А если остановятся рядом, она заорет. Заорет! Господи, да кому она нужна, уродина, ее небось и изнасиловать никому неохота будет, разве только какому-нибудь несчастному маньяку, которому совсем уж некуда деться!

Она изо всех сил таращилась сквозь щелку в темноту ящика, словно высматривала, лежит там какое-то послание или нет. Проще было бы открыть да проверить, но Катерина не решалась достать ключ при этих… Ключ от почтового ящика висел на одном колечке с квартирными, и незачем дразнить гусей. Хотя квартирный, который гаражный, мог в случае чего послужить неплохим оружием: длинный, плоский, отдаленно – очень отдаленно! – напоминающий стилет. Если нападут, можно ткнуть им кого-нибудь в глаз, другого стукнуть по ноге острым каблуком, третьего садануть локтем в бок…

Вот жизнь настала, а, если при встрече с незнакомым человеком нужно первым делом думать, как от него обороняться!

Троица «постоянных клиентов» промчалась вверх по лестнице, даже не взглянув на Катерину.

– Да Витька просто облезет, когда мы к нему завалимся! – слишком высоким, пьяным голосом выкрикнул один из них, в огромной кепке, прикрывающей лицо. – Облезет и неровно обрастет!

Катерина перевела дух и побрела наверх, размышляя, кто же из ее соседей этот Витька, которому уготована столь жуткая участь. Скорее всего, новый муж Светки Ковалевой. Она выходила замуж так часто, что даже фамилию не меняла: какой смысл, все равно ненадолго?

Витькины гости топтались на втором этаже. Так и есть, в Светкину квартиру звонят. Только они не знают, что Светка с новым мужем куда-то уехала с утра на его хорошеньком «Форде». Странно, что у обладателя такой машинки столь зачуханные приятели! Ну, может, друзья детства?

Размышляя об этом, Катерина достала из сумки ключ, вставила в скважину, но в это самое время что-то сильно, больно уткнулось ей под ребро, и незнакомый голос пробормотал:

– Открывай быстро, не дергайся.

Катерина замерла.

Те трое стояли рядом, взяв Катерину в темное кольцо, буквально прижавшись к ней, словно они были друзьями именно ее детства, а не Витькиного. И вдруг Катерина поняла, что и ему они не друзья, что, может, и Витьки-то не существует никакого в природе, а Светиного мужа зовут, к примеру, Никодим или Пафнутий. Именно она была целью этих парней, которые ей с первого взгляда показались пугающими и подозрительными. Особенно тот, худощавый, в огромной кепке, сдвинутой на лицо…

Но хватит стоять столбом! Теперь выхватить ключ из скважины, всадить одному в глаз, другого ударить по щиколотке каблуком, третьего садануть в живот локтем…

Но ключ всегда вытаскивался с усилием: замок давно следовало смазать, а она не смазала. Локти у нее были блокированы: в них вцепились сильные руки. А лягаться не имело никакого смысла, потому что туфли с острыми каблуками стояли дома на полке для обуви, на Катерине же были надеты босоножки на мягкой, плоской подошве вообще без каблуков.

– Крикнешь – застрелю, – раздалось над ухом.

– Соседи… – выдохнула она. – Услышат…

– Не беспокойся, пистолет с глушителем.

Голос был ровный, спокойный, в нем не звучало ни полтона угрозы, однако Катерина поверила сразу.

Один замок, другой, дверь открылась, и торопливое пиканье встретило их на пороге.

– Сигнализация ментовская! – выдохнул кто-то за спиной, и пальцы, стискивавшие левый локоть Катерины, испуганно разжались.

– Отключи, – посоветовал тот, со спокойным голосом, и она послушно выдернула вилку из розетки.

Наступила тишина, за спиной раздался вздох облегчения.

– Заходите, быстро! – велел спокойный голос, принадлежавший, как сообразила Катерина, главному в этой компании. – Надо еще на пульт позвонить.

У нее упало сердце. Она-то надеялась, что эти типы не знают, как на самом деле отключается сигнализация. Тогда у нее был бы шанс, потому что, если не даешь на пульт отбой в течение двух минут, из отдела охраны немедленно посылают дежурную машину с оперативной группой.

– Где телефон?

– На кухне.

Поддерживая под локоть, ее поволокли на кухню. Катерина покосилась вправо и увидела человека, которому принадлежал тот ровный, пугающий своим спокойствием голос. Повыше ее ростом, худощавый, обыкновенно одетый, вроде бы тот самый, что был в кепке. Однако его лицо… Лица у человека не было!

Катерина пережила мгновение дикого страха, прежде чем поняла, что у него не содрана вся кожа с головы, а просто на нее напялен светлый капроновый чулок.

Трясущейся рукой сняла трубку, но «чулок» вырвал ее, грозно приподняв пистолет. На ствол была навинчена какая-то круглая штука. Очевидно, это и есть глушитель.

– Нашла дурака, – усмехнулся он глухо. – Говори телефон охраны и свой код, я сам позвоню. Ну! Время идет!

Итак, он знает даже про то, что через две минуты…

Она опустила голову, чтобы не видеть, как нетерпеливо подрагивает ствол.

– Наберите 65-18-41. Когда ответят, скажите: 78, Старостина, снимите с охраны, пожалуйста.

– Пожалуйста? Ну-ну.

«Чулок» начал набирать номер указательным пальцем той же руки, которой держал трубку. Надежда на то, что для этого он положит пистолет, погасла.

«Да если бы и положил, ты что, схватила бы его и начала стрельбу?» – зло спросила себя Катерина и вздохнула: ответ на оба вопроса был однозначный: нет.

65…18…41… У нее дрогнуло сердце.

– Алло! – Трубка резонировала, и голос ответившей был отлично слышен.

Катерина вскинула голову.

«Чулок» чуть отстранился, словно опасаясь, что она схватится за трубку, и поднял пистолет к самому ее лицу, чтобы предупредить охоту заорать: «Помогите! Грабят! Убивают!» Катерине было видно, как дрогнул его палец на курке, и она прикусила губу. Что толку кричать…

– 78, Старостина, снимите с охраны, пожалуйста.

– Нет проблем, – отозвался безмятежный женский голос, и послышались короткие гудки.

– Отбой, – заключил «чулок», кладя трубку и выталкивая Катерину в прихожую. – Займитесь ею, ребята, если хотите, а нет, свяжите покрепче. И к делу, быстро!

– Погодите, – выдохнула Катерина, хватаясь за косяк и чувствуя, как у нее подгибаются ноги. – Мне плохо, меня сейчас…

Она не договорила, зажала рукой рот и рванулась в туалет.

«Чулок» шагнул было следом, но тотчас брезгливо скривился и отпрянул:

– Блюет. Эй, присмотрите за ней, а я тут займусь.

Вода в бачке шумела, Катерина не слышала за своей спиной движения, но чувствовала, что кто-то стоит в дверях, меряет взглядом ее напрягшиеся бедра…

Опять спустила воду, выпрямилась, отирая дрожащие губы.

– Прополощи пасть, – велел долговязый смуглый парень, стоявший в дверях. – А еще лучше – зубы почисть, а то я брезгливый. Отсосешь для начала, а там посмотрим.

Катерина снова покачнулась и оперлась на стиральную машину. Туалет в ее квартире был совмещенным с ванной.

– Пожалуйста, выйдите на минуточку, – пролепетала она, не слыша своего голоса за шумом воды. – Мне плохо, плохо, выйдите!

– Щас будет хорошо, – пообещал он, расстегивая штаны.

– Мне… у меня что-то с желудком, мне надо… – Она махнула на унитаз.

Лицо смуглого искривилось, он подозрительно принюхался и отшатнулся в коридор:

– Медвежья болезнь? Давай быстро, да подмойся потом, а то я брезгливый.

Катерина закрыла за ним дверь на защелку и припала к ней лбом. Ей казалось, будто она бумажная кукла, так подгибались ноги и тряслись руки. Но пришлось все-таки найти силы, чтобы обхватить стиральную машину и с силой сдвинуть ее с места, подперев дверь. В жизни не поверила бы, что сможет своротить эту махину! Какое счастье, что дверь в ванную открывается внутрь, это всегда было жутко неудобно, Катерина постоянно мечтала перевесить дверь, но, конечно, так ничего и не вы́мечтала. И слава богу!

На стиральную машинку она взгромоздила все тазы, и ведро для мытья полов, и вешалку для полотенец, и сами полотенца, и вообще все, что было в ванной. Уперла швабру в косяк и в противоположную стенку. Прислушалась к возмущенному воплю, раздавшемуся в прихожей, и прыгнула в ванну. Всем телом, всем лицом втиснулась в ледяную белую эмаль, и замерла.

Тот, смуглый, бился в дверь изо всех сил, но машина была широкая, она перекрывала косяк и блокировала застежку. Конечно, если навалятся все вместе… если успеют навалиться…

«Раз, два, три… десять, пятнадцать… тридцать, – считала Катерина секунды. – Господи, ну что так долго, мы в квартире уже не меньше семи минут, а милиции все нет!»

Звонок! Звонок во входную дверь! Обычно он был еле слышен, но сейчас Катерине показалось, будто зазвенело прямо в ее голове. Вся ванна от этого звона заходила ходуном. Опять звонят. И еще раз, еще.

Катерина зажмурилась.

Это не звонок. Это стреляют через дверь, а пули попадают в ванну.

А вот целая очередь! У них что, и автомат есть, а не только пистолет c глушителем?!

И вдруг настала тишина, и Катерина поняла, что слышала не очередь, а непрерывную трель дверного звонка.

Милиция все-таки приехала!

Мгновение тишины.

– Ну, ты меня еще вспомнишь!

Голос долетел до нее – ледяной, мертвенно-спокойный, словно выдох из могилы. А потом – топот, звон, треск, крики…

* * *

Ирина никогда в жизни не видела староверских скитов, разве что на картинках к Мельникову-Печерскому, однако, только взглянув на это затаившееся за подновленным забором мрачное строение, темное от времени, с крестом, прибитым на уровне второго этажа, она сразу поняла: точно, скит! Итак, все же удалось попасть сюда… Другое дело, каким образом. Раньше думала, самым трудным будет отыскать это место и войти внутрь, но, похоже, куда труднее будет выбраться отсюда! Вон какие воротища, их и тараном не прошибешь. Сейчас на сигнал Витали кто-нибудь выйдет, откроет их, а потом закроет – и…

«Да погоди выбираться-то, – рассудительно проговорил в глубине ее перепуганной, смятенной душонки кто-то умный и смелый. – Воспользуйся случаем, хоть осмотрись! Тебя же никто пока не тронул, верно? Может, и вовсе не тронет».

Виталя не трогал ее, это факт. То ли похоть поостыла, то ли в самом деле побаивался этого Змея. Ирина подумала, что следует быть благодарной этому неведомому существу, иначе Виталя уж, наверное, лишил бы ее невинности прямо в автомобиле, чуть отъехав от Арени. И ей вдруг сделалось жутко смешно при мысли, как он изумился бы, обнаружив, что женщина с такой внешностью оказалась…

Ирина не сдержала невольного смешка, и Виталя одобрительно на нее покосился, решив, что полонянка смирилась со своей участью. Однако тут же он счел, что этот смешок ему почудился, а улыбка на ее ярких губах была просто нервической судорогой.

Да, Ирине теперь было не жутко смешно, а просто жутко. Сцепив руки на груди, расширив глаза, чувствуя, как холодеет лицо, она завороженно смотрела на высокую мужскую фигуру, возникшую в воротах и замершую при виде Витали в обществе незнакомки.

Сказать, что этот человек из ворот вышел, можно было лишь условно, настолько гибки, текучи, неуловимы были его движения. Сказать, что выполз, как-то неловко, ведь перемещался-то он на двух вполне нормальных нижних конечностях. И все-таки ассоциация с движениями пресмыкающегося была полной. Вдобавок он оказался невероятно худ, узкоплеч, с маленькой черноволосой, коротко остриженной головой, которая, вероятно, была слишком тяжела для девичьи-длинной шеи и клонилась то влево, то вправо… точь-в-точь как голова змеи, подстерегающей добычу! И в довершение этого его тощие ноги плотно, как перчатка, облегали узкие черные брюки из блестящей кожи. Но и этого ему оказалось мало! Все его тощее тело от плеч до пояса было покрыто сплошным узором татуировки, причем не вульгарным тюремным самоделом, синюшным или черным, а настоящей профессиональной тату́ировкой. Изысканно-многоцветные рисунки словно бы перетекали один в другой, подрагивая и шевелясь при каждом движении худого тела. Они казались чешуей, покрывавшей тело двуногого пресмыкающегося, и Ирина подумала, что, даже не знай она клички этого человека, назвать его можно было только одним словом – Змей.

– Ну, Виталя, тебя только за смертью посылать! – Как ни странно, Змей не шипел, не свистел, а разговаривал вполне человеческим голосом, разве что чрезмерно тонким, даже писклявым. – Тащишься, как хрен по стекловате. Ух ты, какое чудо! Неужто местного разлива?

Перепуганной Ирине показалось на миг, что вовсе не она вызвала эту краску оживления в бледном лице Змея, а ящики с водкой, но тут же иллюзии ее развеялись.

– Только имей в виду, киска, больше 50 баксов за ночь я не даю. Да ты не переживай, – тут же успокоил он, заметив, как вздрогнула Ирина, – Виталя отвалит как минимум столько же, так что свои сто ты всяко заработаешь. Ну и за день положим тебе полсотни за хлопоты… хорошие деньги даже в Нижнем, а уж в этой дыре – тем более! Ну, пошли к столу, там уже все прокисло, пока ты шлялся!

Змей открыл дверцу, которая почему-то мгновенно подчинилась ему, и выволок Ирину из машины. Девушка не взвизгнула только потому, что голос ее превратился в ледяной комок и замер где-то в горле. Да и вся она настолько оцепенела от ужаса, что не могла шевельнуться.

Впрочем, этого и не требовалось. Змей окольцевал ее талию гибкой длинной ручищей и повлек за собой в дом, чуть приподнимая, когда каблуки туфель на ее неподвижных ногах начинали запутываться в высокой траве. Передвигался он быстро, проворно, и Ирина едва успела ощутить, что его тело вблизи необычайно холодное и даже сыроватое, словно он воистину не был теплокровным млекопитающим, как уже оказалась стоящей на крыльце. Перед ней распахнулась дверь, а потом Змей втащил девушку в просторный холл и выпустил из рук. Очень кстати как раз за ее спиной оказалось кресло, в которое Ирина и рухнула, поскольку ноги ей по-прежнему не повиновались.

Откуда-то шло ровное, успокоительное тепло, и девушка почувствовала, что постепенно оживает. Она даже смогла оглядеться и увидела, что тепло исходит от камина, в котором пылала преизрядная лесина. Даже в том состоянии, в каком она сейчас находилась, Ирина не могла не отметить нелепости этого сочетания: староверский угрюмый скит – и камин, сложенный из дикого камня. Впрочем, в доме было прохладно даже в такую лютую жару, как сейчас, и без огня обойтись было трудно. Вряд ли в скиту был такой просторный холл, наверняка все тут было перестроено. Этот камин, столбы-колонны, головы зверей на стенах… Ирине потребовалось несколько минут, чтобы осознать: это не подлинные чучела, а раскрашенная пластиковая имитация. Художнику особенно здорово удались обагренные кровью пасти тигра и медведя, а также лосиные рога. Чувствовалось в этих рогах какое-то глубокое знание темы, трепетность какая-то в проработке образа…

Мебели в холле было немного: диван да кресла в разных углах, все застеленные шкурами (тоже не натуральными, а синтетическими, но очень впечатляющими на вид), ковры и подобные же шкуры на полу, а также огромный итальянский стол, покрытый пластиком под малахит, видимо, красоты неописуемой, но едва различимой из-за изобилия наставленных на него тарелок и блюд.

Ирина, у которой маковой росинки не было во рту со вчерашнего дня, почувствовала легкое головокружение от внезапно пробудившегося голода и с интересом уставилась на стол, где, казалось, не было только птичьего молока, вернее, молочка от бешеной коровки, то есть спиртного. Но его привез Виталя.

Ирина повела глазами вправо-влево и, осмелившись, огляделась.

Она осталась одна: Змей то ли решил помочь Витале разгрузиться, то ли просто выполз по неведомой надобности. В то же мгновение девушка сорвалась с кресла и очутилась около стола. Глаза разбежались, но все же она успела схватить два ломтика сыра и пласт копченого мяса, а также горсточку земляники и даже проглотить все это, прежде чем скрипнула, открываясь, дверь. До кресла бежать было далеко; Ирина метнулась к камину и замерла, протянув к огню руки, делая вид, что греется, а сама в это время усиленно пыталась прожевать остатки сыра. При этом она чувствовала себя Васисуалием Лоханкиным, застигнутым на месте преступления.

– Замерзла? – раздался оживленный голос Витали. – Ну ничего, мы тебя согреем. Хочешь – прямо тут, у камина!

Ирину передернуло. В воображении возникла картина: она валяется на этих синтетических шкурах, придавленная рыжеволосым телом Витали, а многоцветный Змей ждет своей очереди. Или… не ждет, а присоединяется.

Сыр и мясо заметались в желудке в поисках выхода. Вот странно, да? Ирина жизнь прожила в убеждении, что переизбыток мужского внимания – это все, о чем может мечтать женщина, а оказавшись объектом повышенного сексуального интереса двух мужиков, поняла, что это вовсе не столь приятно…

Она обернулась и увидела, что Виталя и Змей выставляют на стол все звенящее и булькающее содержимое водочных ящиков, а также бутылки шампанского. И приступ нового страха пронзил Ирину: не может же быть, чтобы все это были намерены выпить Виталя со Змеем! Наверняка сюда заявятся еще какие-то братья-разбойники, ведь нет никаких сомнений, что она попала в разбойничий притон, на ту самую «базу мафиков», о которой говорили в магазине. Сколько их тут может быть?

Ирину снова замутило. Нет, хватит! Надо выбираться отсюда, и поскорее! Но как?!

– Ребята, а вы очень проголодались? – удалось выдавить ей.

– Это в каком же смысле? – похотливо промурлыкал Виталя, и Ирина от отвращения вдруг перестала бояться. Этот Виталя, такое ощущение, не живой человек, а персонаж, сошедший со страниц плохого романа об этих, как их там… отморозках. А если он впрямь такой, каким их описывают в книжках, значит, туп и несообразителен. Со Змеем будет, наверное, сложнее управиться, но следует помнить, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Всякого мужчины! И вряд ли эти придурки являются счастливым исключением.

– Не гони лошадей! – отмахнулась Ирина, очень кстати вспомнив услышанную где-то фразу. – Терпеть не могу сухомятку…

– Да мы тебя подмажем! Виталя, где у нас крем из того секс-шопа? – похотливо заржал Змей, и Ирина в отчаянии подумала, что эти мерзавцы слова в простоте не скажут, каждое, самое невинное выражение имеет для них второй смысл, причем самый грубый и низменный. У нее опустились руки, и только яростное нежелание испытать на себе действие «крема из секс-шопа» заставило продолжать игру.

– Я имею в виду, – отчеканила она, тщательно выбирая слова, – что хотела бы съесть какое-нибудь горячее блюдо, например, жаркое, да и вы, наверное, не отказались бы от нормальной еды. У вас есть что-нибудь в холодильнике, мясо какое-нибудь? Я отлично готовлю, через пятнадцать минут угощу потрясающими отбивными.

– Отбивные по ребрам! – взвизгнул Виталя, который не мог обойтись без словесных игр, но это было уже ничего, мелочовка. Гораздо важнее, что Змей взглянул на Ирину с неподдельным интересом:

– Горяченького покушать, говоришь? А ведь это мысль! Виталя, а ну волоки все, что у нас есть!

– Давайте лучше я сама посмотрю, – с невинными глазами вызвалась Ирина.

Виталя нескрываемо обрадовался:

– Пошли! Я тебя провожу. А потом помогу на кухне.

– Только давайте там быстренько, – буркнул Змей, придвигая к столу одно из кресел и начиная с неимоверной быстротой метать себе в рот содержимое тарелок. – А я покуда закушу маленько.

Почему-то Ирина надеялась, что Виталя выведет ее во двор, в летнюю кухню. Однако они не пошли во двор. Кухней оказалось соседнее с холлом помещение. Здесь стояли шкафы с посудой и газовая плита, настолько залитая жиром и остатками еды, что прочесть марку оказалось невозможно, и такой же чумазый баллон. А где же холодильник? Кругом царил стойкий запах пищи: в так называемой кухне не оказалось ни одного окна, чтобы проветрить помещение… а также сбежать.

Ирину обдало стужей. Сначала она подумала, что это дрожь ужаса: ведь ее кулинарные таланты были всего лишь плодом ее воображения, однако в следующее мгновение девушка сообразила: холод идет откуда-то снизу.

Виталя отшвырнул табурет и, наклонившись, дернул за толстое железное кольцо в полу. Отвалилась большая квадратная крышка, открылось темное мрачное пространство, веющее ледяным духом.

Ирина отшатнулась. Что?! Ее решили заточить в подвал за непослушание?

– Да ты чего? – удивился Виталя, заметивший это испуганное движение. – Сама же хотела на продукты взглянуть. У нас тут движок хреновый, то потухнет, то погаснет, холодильник и загнулся. Теперь все в погребе храним. Навезли льда – и ничего! Все всегда свеженькое.

Виталя ловко спустился по земляным покатым ступеням и протянул руки откуда-то из непомерной глубины:

– Ну, иди сюда, не бойся!

Ирина с тоской оглянулась. Самое время захлопнуть крышку и дать деру… но куда? Окошка, как уже было подмечено, в кухне нет, а чтобы выскочить во двор, придется бежать через холл. Вряд ли Змей, чавканье которого слышно даже здесь, спокойно отнесется к ее попытке смыться!

– Эй, ты что, темноты боишься? – хихикнул толстокожий Виталя. – Да мы сюда переноску протащили, вон, видишь, светится? Спускайся, а то я сам тебя спущу!

Ирина неловко сползла на первую ступеньку, так и ощущая заинтересованный взгляд Витали, который, чудилось, во что бы то ни стало решил разглядеть, какого цвета у нее трусики. Ужас в том, что разглядывать там было практически нечего. Чистая символика. А лифчика и вовсе не дали! Ирина уже в который раз за сегодняшний день с отчаянием подумала, что, не иначе, она была утром под гипнозом, если позволила не только сотворить с собой такое, но и так себя одеть.

Наконец она утвердилась на плотно утоптанном земляном полу.

Даже в полумраке видно было, что лицо Витали не утратило исследовательского интереса. Чтобы отбить у него охоту пойти эмпирическим путем, Ирина торопливо засеменила на свет, деловито бормоча:

– Какой огромный погреб! Здесь, наверное, продуктов на целую армию может сохраниться! Запасливые люди были эти староверы!

– Ты будешь смеяться, – хохотнул Виталя, – но тут все было забито сундуками со всяким хламом и какими-то заплесневелыми книжками. Такое старье, сырое, вонючее, что его даже крысы жрать не стали.

Ирина споткнулась. Виталя тут же оказался рядом, заботливо подхватил под локоток:

– Да не бойся, в подвале крыс уже нет! Мы тут все мышьяком засыпали.

– А где теперь все те сундуки, те книги? – возбужденно спросила Ирина.

– Как это где? Сожгли, в натуре. Выволокли во двор и сожгли. Это барахло даже гореть поначалу не хотело. Пришлось облить бензином. Ох, и вонища тут стояла!

– Сожгли… – потерянно прошептала Ирина. – Неужели все сожгли?!

– А на хрен оно нужно? Понимаю, еще были бы иконы приличные, сейчас это, говорят, здорово стоит, а то одни доски черные. Не, чепуха все. Слушай-ка, – голос Витали интимно понизился, – а ты типа сообразительная девочка оказалась! Я так и понял, что ты хочешь со мной с первым. Нет, однозначно, Змею тоже придется потом дать, но я тебе так скажу: он кончает в две минуты, поэтому не переживай, практически мы с тобой все время будем вдвоем. Ну, давай по-быстрому, вот тут, у стеночки.

Ирина в первую минуту даже не сообразила, что имеется в виду. Растерянно уставилась на Виталю, который проворно расстегивал джинсы, – и вдруг, пронзительно взвизгнув, метнулась к лестнице.

– Куда?! – изумленно вскрикнул Виталя, мгновенно догнав ее и поймав за платье. Тонкая ткань не выдержала и разошлась на спине. Ирина в ужасе схватилась за грудь, пытаясь поддержать спадающую одежду.

– Да ты только посмотри! – гордо сказал Виталя, поворачивая девушку к себе. – Како-ой он… красавец, правда? Я туда «шары загнал». Знаешь, это очень просто делается. Берешь бусину, обрабатываешь ее спиртом, чтоб инфекцию не занести. Потом гвоздиком, конечно, прокаленным и тоже обработанным спиртом, дырявишь кожу, туда помещаешь бусину и засыпаешь стрептоцидом. Потом, через недельку, повторяешь операцию на другом месте. Главное, поначалу не усердствовать, чтоб кожа не лопнула, но ты не беспокойся, мой бешеный конь себя в деле уже зарекомендовал! Девки просто на голову встают, такой кайф ловят!

Он любовно погладил кукурузный початок, торчавший из ширинки, и Ирина почувствовала, что у нее обморочно закружилась голова. Из горла вырвался стон ужаса.

Виталя толкнул девушку так, что она завалилась на ступеньку:

– Да не пищи! Тихо! А то Змей услышит!

– Уже, – послышался наверху писклявый голос, и Змей, вихляясь всем телом, сполз по ступенькам в подвал. – Уже услышал. А ты лежи, лежи, не вставай. – Это адресовалось Ирине, которая попыталась вскочить. – Разденься и лежи, жди меня. Вот так. – Змей схватился за платье на Ирининой груди и дернул так, что с тела девушки свалились два лоскута. – Теперь хорошо. Сейчас я с этим бешеным конем разберусь – и начнем.

Змей укоризненно покачал головой, уставив на ошеломленного Виталю свои тусклые, немигающие глаза.

– Ну, чего хлеборезку раззявил? Я сразу понял, что вы задумали, еще когда эта доска мне баки фармазолить начала насчет жаркого. Уединиться решили? Нехорошо, братила. Ну, я понимаю, трахнул бы девку еще по дороге сюда, чтобы я ничего не знал, а то как это называется? Привез кусок для нас двоих, а сам норовишь отъесть украдкой? Нет, я такого не люблю. И не прощаю!

Разноцветное тело Змея метнулось вперед и обвилось вокруг Витали, который качнулся, но все же устоял.

Придерживая на себе остатки платья, Ирина мигом взлетела по ступенькам и выскочила на деревянный покосившийся пол кухни. Метнулась было к двери, но тут же, спохватившись, вернулась, вцепилась в тяжеленную крышку и с натугой поволокла ее к люку. Одной рукой сделать это было совершенно невозможно, а другой она придерживала платье. Отбросила его, и дело сразу пошло лучше. Крышка как по маслу легла в пазы, но слитный вопль, раздавшийся снизу, дал понять, что Змей и Виталя наконец-то опомнились.

Ирина вспомнила могучий загривок Витали, его широченные плечи, клешнятые ручищи – и поняла, что никакая преграда между ней и ее преследователями не будет чрезмерной. Как в лихорадке, принялась двигать стол, табуретки, тазы, громоздить на крышку люка.

Она сразу взмокла от усталости и страха, приостановилась дух перевести – и вдруг ее поразила странная тишина, царившая внизу. Почему-то никто не орал, не бился головой в крышку, не пытался ее своротить и выбраться из подвала. «Может, они уже замерзли там? – подумала девушка с робкой надеждой. – Хотя Виталя без ущерба для здоровья вполне перенесет полярную зиму, с его-то волосатой шкурой, а Змей, как знать, он же холоднокровный…»