Текст книги "Бой Святозара. Сквозь Пекло. Часть вторая"

– Ну, что, – принимаясь за обжигающе горячую кашу, спросил наследник, и подул на ложку. – Я так устал, что уснул, а люди как же?

– От, ешь ты, спокойно, – сев рядом с наследником и потеребив его по волосам рукой, ответил Храбр. – Все тебе до всех дело есть, за всех тревожишься… Ты, чего думаешь кроме тебя не кому за этих гомозуленных темничников побеспокоиться, да?

– Угу, – улыбнувшись, заметил наследник, и положил в рот полную ложку каши.

– Они вчера утром ушли в деревню Крайняя, их повел Изяслав, Звенислав и Часлав, – пояснил Храбр. – Мы решили остаться здесь, покуда ты не наберешься сил.

– Я уже набрался, можно отправляться в путь сегодня, – откликнулся Святозар.

– Нет, – отрицательно покачав головой и огладив к низу длинную седую бороду, сказал Берий сидевший за столом напротив Святозара. – Сегодня, ты, наследник никуда не пойдешь, задержишься еще на одну ночь здесь. А завтра с утра, ты будешь достаточно силен, чтобы продолжить путь до деревни Крайняя и Валадара.

Святозар поднял голову, глянул в глаза старца и согласно кивнул, чувствуя, что Берий прав, и стоит здесь задержаться на ночь, чтобы поесть каши и хлеба, да набраться мощи. Берий увидев кивок наследника, довольно улыбнулся, и, неспешно переведя взор на Храбра, произнес:

– Вот, видишь Храбр, согласился… А ты, говорил, что он упрямец и его не переспоришь… Выходит не прав ты был, очень покладистый он юноша.

Святозар слегка развернулся, и, засмеявшись, зыркнул на покрасневшего наставника, не ожидавшего, что его слова придадут огласки и теперь смущенно смотрящего на ведуна.

– Видишь, Храбр, Берий сказал покладистый, я юноша, – откликнулся Святозар, и, положив на стол ложку, отпил из мисы молока. – Так, что выходит ты навет на меня говорил… ха… ха… ха.

– Да, уж, покладистый…, – заступился за наставника Стоян. – Правильно Храбр сказал, упрямец он… Себя никогда не пожалеет. Не облегчит своего пути, хотя ему это и предлагают.

Святозар не стал спорить с другом, продолжая пить молоко, а Берий уставившись на смущенного Храбра и улыбающихся Дубыню и Стояна, негромким голосом, сказал:

– Видел я, наследник, духа которого ты создал… Великое творенье. Таких духов ведуны не могут создавать, та магия доступна лишь Богам… Это великая магия, великая… И главное, что мне понравилось, – и Берий тихо засмеялся. – Что Нынышу, очень мудр… И все порывался тебя излечить, узнав, что ты заболел, словно сам владел магией. – Старец замолчал, любопытным взглядом оглядел Святозара и спросил, – ты, наследник, когда-нибудь встречал духов созданных ведунами, да?

– Ну, не то, чтобы ведунами, – ответил наследник и поставив чашу на стол, тяжело вздохнул, вспомнив свою дочь Дарену. – Но духов я таких встречал, это правда… Но тот кто их создавал, не был ведун, он был ребенком Бога и человека. И владел светлой магией.

Берий на миг затих, не сводя внимательного взгляда с наследника, а погодя добавил:

– Ты, великий человек, наследник Святозар, и тебя ждет впереди еще, что-то более величественное, чем то, что ты умеешь.

– Что ты хочешь сказать этим, Берий, – встревожено спросил, до этого сидевший молча возле старца Дубыня.

– А, то Дубыня, что у нашего наследника светлая и чистая душа, жертвенная и любящая, – тихим голосом протянул старец, и с почтением посмотрел на Святозара. – И это видят не только его близкие и други, не только люди, с которыми он едва соприкасается, но это видят и наши великие Боги. И такими людьми как наследник они дорожат, и таких людей они избирают, и направляют их поступь к новым свершениям и к великим поступкам.

Глава третья

Рано утром следующего дня Святозар, наставники, Стоян и Мал покинули ведунов-отшельников, а к вечеру уже прибыли в деревню Крайняя, где большак Сеслав поведал им, что Изяслава и другов наследника, вместе с лонгилами и восурами он на санях уже отправил в Валадар, а атинцы снабженные санями уехали в город Тангортам. На другой день, взяв лошадей, выехали в Валадар, делая остановки в деревнях при дороге лишь на ночь.

К девятнадцатому березозолу прибыли в Валадар, спешившись у ворот дома воеводы, где их встречали Часлав, Звенислав и Велемудр. Святозар передав поводья Чаславу, и, несмотря на увещевание Храбра и Стояна сразу отправился спать, сославшись на то, что он весьма устал.

Проснулся он только через сутки, и, покинув свою опочивальню, спустился вниз в гридницу, где за столом сидели воевода и наставники. Храбр увидев пробудившегося наследника, недовольным голосом погнал его в баню, и, сказав Святозару, что им надо перемолвиться, пошел следом за ним.

Святозар забрался на верхний полок, улегся там, скривив лицо, и спросил у наставника, который положив горячий веник ему на ногу, спустился вниз:

– О чем ты со мной хотел поговорить Храбр?

– Сынок, Святозар, – ответил Храбр. – Ты, тока не тревожься, спокойно меня выслушай.

– Ох, наставник, – заметил наследник, и глубоко вдохнул горячий банный дух. – Когда, я слышу такие слова, то уже начинаю тревожиться… Что случилось?

– Да, ничего не случилось, – откликнулся Храбр, и, набрав широким ковшом холодной воды, облил себя. – Через два дня начнется масляница, и нам сынок, придется остаться на праздниках в Валадаре, надо ждать кады вскроется ото льда река Вала. Воевода, покуда ты отдыхал, сказал, что она к концу березозола вскрывается, ну, еще дней десяток покуда ото льда очистится…. Так, что хошь не хошь, а лишь к четвертому, пятому цветеню мы сможем отправиться в путь к Восточному морю… Так, что ты уж, мальчик, к этому спокойно отнесись, не тревожься значит и не беспокой то душу свою вынужденным отдыхом. – Наставник развернулся и поднявшись к наследнику на полок, заглянул ему в лицо, негромко добавив, – ну, я, то конечно рад, такой задержке… Потому, что ты хоть перед трудной дорогой, перед, – и Храбр тяжело вздохнул. – Перед Пеклом хотя бы отдохнешь, да отъешься, оно как видел бы тебя Ярил, уж так ты, на этих помоях гомозульских исхудал, смотреть страшно… Да душой-то от их скверного отношения к нам исстрадался.

Храбр наново вздохнул, и, спустившись на нижний полок, окунул голову в таз, охлаждая ее. Святозар дождался, когда наставник, отплевываясь, и ухая от удовольствия, вынырнул из таза, и вопросил:

– Храбр, а никак посуху нельзя доехать до берега Восточного моря, а там сесть на ладью?

– Святозар, – недовольно покачав головой, ответил наставник. – Ну, ты меня удивляешь. Ты, чего карту Восурии не смотрел, – порывчато хмыкнул Храбр. – На реке Валу Валадар это самый крупный город, ниже по течению нет городов, лишь деревни, а в них ладьи, как ты знаешь, не зимуют.

– Да, нет, Храбр, карту я смотрел… охо-хо, – застонав, протянул наследник. – И все удивлялся, ну до чего не разумно у нас устроены окраины страны… Где начиная от Арапайских гор и заканчивая Ра-рекой и стоящим на нем Приславлем, ни одного города… А Южное море и того хуже, вроде берег и наш восурский, а нет там городов и деревень, потому и шлындрают там эти нагаки, да неллы… охо-хо, – закончил Святозар и протянул руку, чтобы взять ковш с водой стоящий на нижнем полку.

Храбр оглянулся, и, увидев перекошенное от боли лицо наследника, до протянутую к ковшу руку, встревоженным голосом поспрашал:

– Чего нога разболелась? Полить тебе, горяченькой водичкой?

– Угу, наставник, полей коли не тяжело, – застонав, попросил Святозар утирая лоб от выступившего на нем пота.

Храбр не мешкая выплеснул с ковша холодную воду на пол да набрал с таза горячеватой. Он торопливо поднялся на верхний полок, и, убрав с ноги лежащий дубовый веник, полил на нее водой, и кивнув, заметил:

– Да, Святозар, я с тобой согласен плохо у нас укреплены наши границы… Но отец твой, все же строит новые города, вот к примеру Дубов на реке Яза большая, да и Дубна на реке Волохе тоже молодой город, это все у нагакской границы, все недавно построенные города… Да и возле неллов не мало за последнее время построено городов и Светполь и Мечислав, и все это твой отец приказывал… Ну, ты у нас опытный правитель, ты продолжишь это строительство, и уверен я, Гориславу твоему будет спокойней править Восурией. – Храбр помолчал немного и вернув дубовый веник на ногу наследнику, понизив голос, спросил, – значит Святозар, тогда в твоей первой жизни… Ты нарушил повеление ДажьБога, чтобы спасти от ягыней народ гомозулей?

– Да, Храбр, – тихо ответил Святозар. – Чтобы спасти гомозулей… В той битве погибло весьма много восуров поэтому ДажьБог был так сердит… Когда я возродился Богомудром, я хотел попросить моего сказителя создать сказ про ту битву… Но гомозули уже не жили на своей земле, а я все время прокручивал слова ДажьБога, которые он мне сказал : « Упрямец, упрямец, ты, Святозар. Как ты посмел меня ослушаться… Как посмел подвергнуть опасности моих детей восуров, весь мой народ, который я с такой любовью творил… Очень, очень я сердит на тебя». И я решил, что раз ДажьБог так сердит был на меня, раз гомозули уже тут и не живут так стоит ли ворошить, хотя героическое, но все же прошлое… И знаешь, Храбр, все же несмотря на то, что ДажьБог был так сердит, если бы мне вновь пришлось делать выбор, между жизнью моего народа и битвой с ягыней, я бы ни миг ни колебался… И сызнова позвал восур на защиту гомозуль, потому что если бы мы тогда бросили гмуров в беде, то пришло бы время и ягыни, пожравшие их царство, пришли бы к нашим землям и нам бы все равно, все равно пришлось бы с ними биться… Так уже было не раз в истории нашего народа, поверь мне.

Святозар закрыл глаза, и тяжело задышал, подавляя боль, да чуть слышно произнес:

– Ох! Не будем об этом говорить, Храбр. А то я как сниму чулок, и начну о чем неприятном говорить, так нога так начинает болеть, точно хочет отболеть за все-то время, что не болела. Поэтому давай поговорим о чем-нибудь более приятном…. Расскажи мне лучше, что Велемудр сделал с темничниками гомозулей, коих мы в Валадар ему как дар доставили…

– Ну, восуры, – пояснил Храбр, развернувшись на нижнем полку так, чтобы хорошо было видно Святозара. – Восуры ушли по домам, потому как они из валадарской деревни, что недалече лежит. А лонгилов воевода разместил пока в домах валадарцев, а как лед на Валу сойдет он их вверх по реке в город Дальград отправит, а там воевода Болеслав, уже поможет им до своих земель добраться. Ну, а Лыбедь будет ждать нашего возвращения из Восточного моря, и тады мы все вместе поедим в Славград, а его завезем в Новыград. Ну, а он за то время отъестся, да отдохнет тут у Велемудра.

– Ну, то и хорошо, – согласился наследник, и, убрав с больной ноги веник, полез вниз с полка. – Что вы Лыбедя будете сопровождать до Новыграда. Так мне будет спокойней, тогда он точно доберется до дома, до отца и матери. Ох, наставник. – Усаживаясь на нижнем полку, дополнил Святозар, – будь добр, налей-ка мне воды в таз, я буду мыться… А то нога так болит, не проходит никак… А, потом прикажи Велемудру, как старший дружины моего отца, накормить меня расстегаями, да пирогами, потому что когда я булькнусь в море, неизвестно какими блюдами меня будет кормить Владычица моря Волыня в своем большом царстве Алтынтов или как его величала Вед, Алтынское царство.

– Ты, же вроде, должен идти в царство Черномора, а не в царство Волыни, – поинтересовался Храбр и принялся наливать ковшом наследнику с боченка воды в широкий таз.

– Да, Храбр, ворота ведущие в проход к Пеклу находятся в царстве Черномора, – задумчиво ответил наследник, и, намочив в тазу мочалу и мыло принялся натирать ими тело. – Но прежде чем я пойду туда, мне надо побывать у Волыни жены Бога солнца Ра и попросить помощи без которой я не смогу выжить в Пекле и освободить мать. – Святозар намылил лицо мылом и нырнул в таз с водой, а когда вынырнул, отплевываясь, добавил, – что ж тогда ждем наступление четвертого цветеня.

После бани наследник отправился в гридницу, где гостеприимный воевода уже накрыл для Святозара стол, выставив на него как можно больше выпечки.

Наследник очень расстроился оттого, что не смог, прямо сейчас, отправится к Восточному морю. Но понимая, что в данный момент жизни от него ничего не зависит и нужно проявив терпение, и, дождавшись освобождения ото льда реки Валу, лишь тогда продолжить свой путь, успокоился. А пока он принялся ждать начала масляницы, уговаривая себя тем, что теперь одетая в волшебный чулок нога позволит ему хорошо погулять на празднике. А, значит, ему удастся и покататься на санях и с горок, и поучаствовать в кулачных боях, то есть сможет он погулять, так как давно уже не гулял.

Одначе в первый же день наступившей масляницы Храбр и Дубыня пришли в покои Святозара, и с самым серьезным видом сказали ему, что ни на какие гулянья в город они его не отпускают, оно как ему взрослому человеку и наследнику, вдали от дома, хорошо бы проявить степенность. От той неприятной новости Святозар опустился на ложе и расстроено молвил:

– Да, вы чего наставники. Столько-то лет я сидел около своего отца на всех праздниках не в силах вдоволь, из-за ноги насладиться молодостью, а теперь.

– Сынок, – очень мягко заметил Храбр, и протянув руку, погладил наследника по волосам. – Ты, сюда приехал совсем не за наслаждениями… Ты же пойми, мальчик, это не Славград, где тебе многое позволено… Это Валадар и тебе, как будущему правителю, надо показать сдержанность и спокойствие.

– Ох, Храбр, – возмущенно, ответил Святозар. – Причем тут сдержанность, да степенность… а то я не понимаю, что ты меня от себя на локоть боишься отпустить. Ты, как мой отец, бесконечно тревожишься за меня, но я, же пойду не один, а с Чаславом.

– Вот и я про тоже, – кивнув головой, принялся объяснять Дубыня. – Часлав он, что… Он парень холостой, ему можно пока дурить, а у тебя жена, дитё скоро будет. Тебе не хорошо вдали от жены и семьи гуляньям предаваться. Да, и я, точно, знаю, Стоян Чаславу запретил на гулянье идти, чтобы он значит, тя не смущал и не тревожил. Так, что Часлав будет со всеми в гриднице праздновать масляницу. Людей Велемудр позовет немного, чтобы они тебя не тревожили, лишь его дружинники с супругами, да вельможа Любонег с женой. И я, и Храбр, мы тады будем за тебя спокойны… да, ты, хоть перед дальней дорогой отдохнешь, да порадуешься.

– Дубыня, – наследник обиженно скривил губы. – Чему ж я порадуюсь, интересно мне спросить, еде, что ли… Наливку, все равно Храбр не даст пить. И чего я буду там делать, тады?

– Да-к, как чего, – улыбаясь, благодушно отозвался Храбр. – Будешь есть, да радоваться новым сказам, которые ты не слышал. У Велемудра здесь прекрасный сказитель, Садко его зовут. Ух! Сынок, слыхал бы ты, какие он сказы сказывает! – восторженно закончил наставник.

– Храбр, ну, ты, точно издеваешься, – сердито проронил Святозар, и недовольным взглядом посмотрел на стоящих возле него наставников. – Да, какие сказы? да, я сам столько сказов знаю, что хоть сам садись, да сказывай.

– Ну, вот и хорошо, – похлопав по плечу Святозара, радостно молвил Дубыня. – Вот и расскажешь нам, про дивьих людей, а то Храбр сказывал, да так, что я и не понял, чего они там в горах живут, чего не уходят, вроде их ДажьБог распечатал.

Святозар сидел и продолжал переводить недовольный взгляд с Храбра на Дубыню, обдумывая, что может сослаться на хворь и улечься в ложе, а после когда наставники уйдут, упорхнуть через окно на гулянье. Но Храбр, внезапно повернул голову посмотрел на большое окно в покоях и кивнул Дубыни. И тогда наставники шагнули ближе к ложу, крепко взяли с двух сторон Святозара за предплечья, подняли на ноги, и все еще не выпуская его из своих сильных рук, повели в гридницу. Наследник муторно вздохнув, понял, что сопротивляться бесполезно.

Так как гридница Велемудра была небольшой, а желающих побыть в гостях на маслянице, где будет присутствовать сам наследник престола, оказалось много, столы пришлось сдвинуть и поставить в два ряда так, чтобы гости сидели друг напротив друга, оставив лишь небольшой промежуток для гуслиста Садко. В гриднице воеводы не было каминов, но зато было установлено несколько широких печей выходивших в комнату заднями стенами, и кои были так жарко натоплены, что зашедший в гридницу наследник одетый, в предложенный ему Велемудром, голубой тегиляй, длиннополый кафтан со стоячим воротом и короткими рукавами, уже и пожалел, что его натянул. Усаживаясь на укрытое укрывалом сиденье, нарочно принесенное для него, в середине стола, слева от воеводы, Святозар тяжело выдохнув, сказал, негромко обращаясь к наставнику:

– Фу… у… Храбр.. До чего жарко здесь, я угорю. Дозволь выйти и тегиляй снять.

Дружинники воеводы и их жены, ожидающие наследника, только расселись на лавках и сиденьях, наставник оглядел их долгим взглядом и тихо ответил:

– Ну, потерпи немного Святозар. Люди только сели, неудобно же, в самом деле. Возьми застежки расстегни, коли жарко тебе.

Святозар недовольно хмыкнул, и, утирая пот со лба, принялся расстегивать застежки на тегиляе. Храбр сидел слева от Святозара, следом за ним расселись Дубыня, Стоян, далее с насупленным лицом Часлав, Звенислав, и ужасно смущенный Лыбедь, впервые за столько лет, попавший на праздник, да еще и к самому воеводе за стол. Справа от Велемудра поместилась его молодая супруга, необычайно красивая дева со светло-пшеничными волосами и зелено-серыми глазами, на ней был надет нежно-розовый сарафан, а туго плетеная коса была красиво уложена в виде ракушки на голове. Жена воеводы Ладимира, увидев, что наследник смотрит на нее, низко ему поклонилась и отвернула зардевшееся лицо в сторону. Святозар улыбнулся, заметив смущение Ладимиры, и по-доброму залюбовался красотой восурской девы, словно прекрасный, нежный бутон распустившейся и наполняющей эту гридницу своей чудесной чистотой. И тут же вспомнил глаза своей Любавы, ее милый и родной для него запах, ее любимое лицо, волосы, пальцы рук, и тяжело вздохнув, принялся оглядывать дружину воеводы. У Велемудра дружина состояла в основном из взрослых, средних лет мужей, но были в ней также очень юные други, не женатые. Велемудр был назначен воеводой в Валадар три года назад, сменив здесь ушедшего на покой старого воеводу Станислава, и все дружинники средних лет это те кто когда-то служил у старого воеводы, а други Велемудра приехали со своим воеводой из города Ветлуга, что стоит на реке Огожеская.

Велемудр накрыл стол дюже богато, и, зная, что наследник любит выпечку, постарался на славу. Здесь были не только разнообразные пироги, пирожки и расстегаи, но и всевозможные блины: скороспелые и с припеком, красные и молочные, гречневые и манные, на столе также стояли в пол-аршина высотой восьми и шестиугольные, необычайно красивые пироги, такие которые Святозар никогда доселе не видывал и не ел. Стол ломился от мясных и рыбных блюд, разнообразных солений и конечно необходимого украшения стола крашенных в луковой шелухе яиц, как символа Золотого Яйца, что в начале времен явил Всевышний и в котором был заключен сам Род. В глиняных широкопузых кувшинах находилась наливка из: брусники, черемухи, рябины, клюквы, морошки, малины, а в высоких, стеклянных сосудах разнообразные холодные напитки. Велемудр взял один из кувшинов и принялся наливать Святозару в невысокий медный кубок рябиновую наливку.

– Велемудр, – обратился наследник к воеводе. – Что это за высокие пироги с такими разноцветными боками.

– А, да это бабы, – улыбаясь, пояснил Велемудр, и придвинул к рукам наследника кубок.

– Бабы, – удивленно протянул Святозар.

– Ага, наследник, бабы. Ох! И, вкусные они, наследник, – сказал воевода и осторожно плоской, удлиненной ложкой, взял с блюда кусок пористой бабы и положил на блюдо Святозару.– Это баба тюлевая, очень хорошо ее с чаем, да со сбитнем горячим. Но если ты положишь вареную телятину с раками, будет тоже вкусно, а еще хороша она с жареным гусем. Ну, давай, наследник, принимайся за еду, а я тебе погодя положу бабу сбивную, пуховую, медовую, али маковую. А, то ты, за поход, свой, так исхудал, что на тебя без слез-то и не взглянешь, тяперича.

Святозар решил послушать Велемудра, наложил себе в блюдо телятину с раками, и, сделав небольшой глоток наливки, которая на вкус оказалась сладковатой и нежно пахла осенними плодами, принялся есть. Воевода был прав, баба была вельми вкусная и нежная, и не успел наследник ее доесть, как Велемудр положил ему на блюдо другой кусок бабы и негромко сказал: « А, это, пуховая».

– Святозар, – обратился к нему Храбр, увидев, что наследник взял в руку кубок с наливкой. – Ты тока не пей этой наливки много, а то она дюже крепкая.

Святозар не успев донести кубок до губ, усмехнулся, да так и не отпив из него, поставил на стол, неторопливо он повернул голову, посмотрел в серые глаза наставника, и тихо заметил:

– Храбр, ну право дело, я тебе удивляюсь… Тебе надо с гомозулями жить, потому что они кроме чистой воды ничего не пьют… Ни хмельного, ни напитков, ни сбитней, ни молока… Ты, наверно, тока за их столом и чувствовал себя спокойно, да не тревожился за меня, – наследник засмеялся, и, увидев покрывающееся пятнами лицо Храбра, похлопал его по плечу. – Вот ты, мне скажи, наставник, ты вообще видел когда-нибудь, что бы я пил? Пил до такой степени, что не мог себя в руках держать, не мог собой руководить? Ты, что думаешь, я не знаю, что если человек выпив, не удержит свой образ достойным, и скажет безумное, или безумно будет вести себя так это все от Чернобога? Я, это знаю, не тревожься, и пить не буду, потому что никогда не пил, а лишь пригублял… Я всегда был восур, а восуру не должно служить Чернобогу.

– Да, сынок, – кивнув головой, согласился Храбр, и очень мягко протянул, – прости меня, это я так просто… Просто, душа моя за тебя болит, и беспокоиться, все время. Как я подумаю, куды же ты, мальчик мой пойдешь… что там перенесешь, и вернешься ли обратно, эх…

– Ну, чего ты, такое говоришь Храбр, – сердито пихнув друга в бок, откликнулся, до этого молчавший Дубыня. – Как это так вернешься ли обратно… Конечно вернется, я вот ни на миг не сомневаюсь в Святозаре, разве он нам всем не доказал, кто он есть, да какая в нем сила. Ты же слышал, что старец Берий, про него сказывал. Что таких как он, Боги избирают, и направляют их поступь к новым свершениям и к великим поступкам. А значит, ДажьБог не позволит своему сыну погибнуть, и поможет ему вернуться, поможет пройти этот тяжелый путь… И знаешь, что Храбр, прекращай каждое мгновение следить за Святозаром, оставь его в покое, пущай он выпьет, да поест вдоволь, скока его душенька пожелает, а сам вон, поворачивай голову свою, да гляди на своего Садко, который пришел сказы сказывать.

И точно, на середину гридницы, как раз промеж двух рядов, вышел высокий худой мужчина средних лет, с волнистыми белокурыми волосами, с густой волнистой бородой и темно-серыми глазами. Садко низко поклонился Святозару, его другам и воеводе, и сев на поставленное для него сиденье, как раз напротив наследника, стал перебирать струны на гуслях. Чтобы Святозару было хорошо видно гуслиста, напротив него, воеводы и Храбра, с той стороны стола никого не посадили, посему явственно виделось красивое с высоким лбом, лицо Садко, его тонкие, длинные, точно прозрачные пальцы, нежно перебирающие струны. Садко не начинал сказа, ожидая кого-то, и через мгновение Святозар понял, кого дожидался гуслист. Дверь гридницы открылась и впустила в зал юного отрока, годков десяти не больше, держащего в руках небольшую дудочку из ивовой коры, называемую жалейкой. Мальчик весьма походил на Садко имея такие же волнистые белокурые волосы и темно-серые глаза. Поравнявшись с отцом, отрок встал справа от него и взяв в губы жалейку, заиграл на ней и тотчас по гриднице разлилась прекрасная восурская мелодия, словно жалостливо заплакал кто-то, а Садко высоким, полным необыкновенной силы голосом, запел сказанья, про солнечного Бога Хорса и его жену Зарю-Зареницу: «Рано-ранехонько утром, вывел во сини луга великий Бог Хорс свою золотую колесницу и освещая, да согревая прекрасную Богиню Мать Сыру Землю стал править ею по небесному своду. Вел свою колесницу Бог Хорс с востока на запад, с восхода на закат и оглядывал землю внимательным взглядом. Да, увидел он около острова Буян во Восточном море купающуюся деву Зарю-Зареницу, а у той девы кудри пшеничные, рассыпающиеся серебром по ее плечам, глаза синие, как морская гладь, лицо белое, как снежное укрывало. Увидел Хорс, Зарю-Зареницу и дрогнуло его могучее сердце, и полюбил он чистую и светлую деву, и решил на ней жениться. Устроили Боги в Небесной Сварге свадьбу и много дней подряд пировали и славили молодых. А люди, живущие на земле, много дней подряд, видели в небе необыкновенное сияние красного и зеленого света, бесшумно возникали на небесном своде переливчатые полосы и лучи, беззвучно меняли цвета и медленно колеблясь угасали!»

Святозар прослушал сказанье весьма внимательно, насладившись красотой его слова и безупречным исполнением, а искусная игра Садко и его сына на гуслях и жалейке была не просто прекрасна, она была завораживающе неповторима. Когда гусли и жалейка смолкли, гридница до этого хранившая тишину наполнилась гулом голосов, да звяканьем посуды, а Храбр положив руку на плечо наследника, довольно выдохнув, сказал:

– Ну, что, верно, красивый сказ, и как он его спел, а сынок его, до чего чудно на жалейке играет, душа так и надрывается слыша его… Раньше Садко один сказывал, без сынка, а теперь еще красивши стало, кады он так на жалейке подпевает.

– Храбр, а ты в Валадаре, когда бывал-то? – спросил Святозар, и так как воевода положил ему на блюдо еще бабу, сбивную, принялся, неторопливо ее есть.

– Да-к, сынок, еще при прежнем воеводе Станиславе, – пояснил Храбр и погладил наследника по руке. – Я, здесь с Богданом и Ярмиром, тебя разыскивал, как раз за полгода до того, как Белян и Венценег, под Святоградом нашли тебя, мальчик мой.

– А, так ты меня тут разыскивал, – молвил наследник, и тяжело вздохнул. – Эх, Храбр, до чего мне хочется увидеть Любаву… Хоть одним глазочком поглядеть на нее, прикоснуться к ее волосам… эх! Как они там отец, братья, сестрички, тетя и дядя…

– Да, как, – вмешался в разговор Дубыня, увидев, что Святозар повесил голову, и загрустил. – Наверно так же, как и мы сидят за столом в гриднице, едят, медовуху сладкую попивают, да вспоминают тебя, мальчик наш дорогой… Но, ты, сынок, не грусти, может это будет последнее испытание в твоей жизни… Дойдешь ты его до конца, а потом будешь жить спокойно и радоваться, глядючи на жену свою красавицу, да на деток своих драгоценных.

Святозар ничего не ответил Дубыни, оно как знал, что этот путь его очень труден, а если заглянуть в те жизни, что жил он до этого, то и не увидишь, ты, там спокойной жизни. Радостной и счастливой, да! но только не спокойной. Святозар помнил многих людей из своих прошлых жизней, и тех которые жили рядом с ним, и тех которые лишь задевали его своим движением, и никогда, ни у кого он не видел тихой, спокойной жизни. Жизнь, казалось наследнику, словно высокие горы, с каменистыми склонами, усыпанные здоровущими камнями и валунами, с огромными уходящими вглубь пропастями и расщелинами. Жизнь-это холодные, злые ветры, жгучие капли дождя, но среди этих трудностей и невзгод, так часто виденное яркое, голубое небо, теплое, живительное солнце, чудесные запахи земли и необычайно красивые, нежные, бархатно-пушистые цветы, прячущиеся под камнями на склонах гор. Жизнь прекрасна именно тем, что она дана. Она прекрасна новым познанием этого мира, избранной новой дорогой, встречей с новыми людьми и вечным познанием собственной души!

Наследник доел бабу, поставил локоть на стол, оперся подбородком о ладонь, и, устремил взгляд на Садко, каковой сидел напротив и перебирал струны, вызывая из гуслей чудные звуки. Садко поймал взгляд Святозара, улыбнулся ему, и, кивнув головой, точно старому знакомцу, вновь запел сказанье, а его маленький сын стал выводить на жалейке такие трели, что перед глазами наследника внезапно поплыл густой туман наполнивший душу и разум яркими воспоминаниями. И показалось, Святозару, что сидит он вовсе и не в гриднице воеводы Велемудра, в славном восурском городе Валадаре, а сидит в огромном пиршественном зале правителя Аилоунена в великолепном городе Хейвясёрви. Правителя, который вел за собой три великих братских народа руахов, приолов и гавров, и где вот также юный отрок, младший сын Аилоунена, Мотакиус, играл на волшебной дудочке, а хозяева и гости, завороженные чудесными звуками, затихнув и замерев, наслаждались дивной мелодией долгие, долгие часы.

– Вот так, – освобождаясь от воспоминаний, негромко сказал Святозар, и, убрав руку со стола, повернув голову, взглянул с нескрываемой болью, на наставника. – Нет, нет, Храбр, уже этого народа Бога Семаргла, нет ни руахов, ни приолов, ни гавров. И ведь нет уже давно… Вот, что бывает с людьми, которые забывают своего отца, своих Богов…. Эх, Храбр, знал бы, ты, какие величественные города, великолепные дворцы строили народы правителя Аилоунена. Высокие каменные дома, мосты и дороги… да как у них было все разумно придумано, опускающиеся ворота и двери, чудные парки и сады кругом, рукотворные реки и озера. Они владели необычайными знаниями не только в строительстве, но и в лечении людей, в наблюдении за землей и небесными светилами. Однако и они, и их знания канули в никуда… А ведь и Валадар, и Кальковск, и Приславль все эти земли, окружающие ныне восурские города принадлежали когда-то этим народам… Когда я жил свою вторую жизнь, руахов, приолов и гавров, уже не было… Еще кое-где стояли их полуразрушенные, племенами рутарийскими и кожезерами, города, дороги и мосты. Но Сатэга и другие чарколы покуда бились между собой окончательно уничтожили былые красоты этих городов, будто они им мешали… Я спрашивал Велемудра, остались ли вокруг Валадара какие-то постройки древних, может дороги, али развалины городов, а он посмотрел на меня удивленно, и, пожав плечами, ответил, что никогда ни о чем таком не слыхивал… А ведь город Хейвясёрви стоял именно на реки Валу, правда она тогда называлась по другому… Микайоки… кажется. – Наследник прервался и надсадно вздохнув, принялся наливать себе в чашу из стеклянного сосуда напиток из морошки и клюквы. – На землях народов Бога Семаргла жили племена рутарийские, кожезеры и неллы, рядом соседничали солуанцы и поллы, а руахов, гавров и приолов уже не было, а так жаль, жаль, что исчез такой умный и красивый народ… Я хорошо помню Аилоунена, это был великий кудесник и воин, такой мудрый и пожилой человек. Он, да, правитель дамианцев Ана-Дазфаль, все меня опекали, ведь я был мальчишка тогда… да и не только меня… всех нас восуров… Их, наверно, и погибло тогда в битве с дивьими людьми так много, потому что они были все взрослые воины, а мы дети. И все они за нас тревожились, да, от кулаков и магии дивьего войска собой прикрывали… Ведь в воинстве ДажьБога, не я один такой горячий был, смерти не боялся… Эх, Храбр, иногда так тяжко все знать, все помнить, где они дамианцы, руахи… Зачем погнались, чего хотели… забыли Богов, забыли веру, предали душу и погибли, исчезли… И кроме меня, горемычного никто о них уже и не помнит, охо-хо…