Текст книги "Реформы системы образования в СССР и России как отражение трансформации общественных потребностей"

Елена Михайловна Авраамова
Реформы системы образования в СССР и России как отражение трансформации общественных потребностей

Автор выражает благодарность Л.Ю. Бедаревой, С.А. Белякову, В.В. Бондареву, П.А. Калашникову, Т.Л. Клячко, В.А. May, Е.А. Полушкиной, Ю.А. Яхину за плодотворное обсуждение и ценные замечания.

РАНХиГС

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

Реформирование системы образования как отражение трансформации общественных потребностей

Система образования, являвшаяся в советский период в большей степени инерционной, а в постсоветский – достаточно динамично меняющейся, трансформировалась под воздействием трех факторов.

Во-первых, на ее динамику воздействовали потребности экономики, в соответствии с которыми она должна была готовить кадры, обеспечивающие сначала задачи индустриализации, затем приоритет в гонке вооружений, а в последнее время – конкурентоспособность национальной экономики в глобальном социуме.

Во-вторых, система образования испытывала мощное воздействие господствующей идеологии, в соответствии с которой приоритетный доступ к образованию получали выходцы из семей рабочих и крестьян, партийной номенклатуры, а в отношении «менее ценных» для советского общества групп выстраивались определенные барьеры доступа к высшему образованию в виде процентной нормы приемы в вузы и пр.

И лишь, в-третьих, система образования трансформировалась в результате запросов со стороны населения. Между тем сами эти запросы менялись на протяжении времени, на их формирование влияли различные факторы. Но несмотря на то что интересы различных групп населения были слабо вербализированы и не имели особых инструментов воздействия на образовательную систему, она постепенно поддавалась общественному давлению, результатом чего становились изменения баланса структурных элементов системы образования.

Воздействие общественного запроса на образовательную систему при всем нежелании последней на него реагировать оказывалось все же достаточно ощутимым в силу того, что образование является одним из важнейших механизмов социальной мобильности, позволяющей определенным группам населения перемещаться в социальном пространстве, достигая желаемого и возможного (доступного «здесь и сейчас») уровня жизни и осуществляя соответствующий тип образа жизни.

На протяжении XX в. запрос на образование претерпевал значительные трансформации. В самом общем виде можно выделить два периода его формирования. Первый – сразу после победы октябрьской революции до 1940-х гг., когда его формирование находилось целиком под воздействием господствующей идеологии, проводившей государственные интересы. В этот период об общественном запросе можно говорить с большой натяжкой, поскольку общество в лице отдельных групп и индивидов имело весьма слабые возможности для формулировки и, тем более, проведения в жизнь своих интересов.

Второй период датируется с 1950-х гг., когда началось постепенное разделение общества и государства, стали оформляться частные и групповые интересы, а инструментом вертикальной мобильности стало не только пролетарское происхождение и членство в КПСС, но и характеристики образования и квалификации.

С 1960-х гг. в советском обществоведении стало уделяться внимание категории благосостояния и был сформулирован «основной закон социализма», в соответствии с которым рост благосостояния признавался высшей целью развития государства.

Уровень и образ жизни в контексте продекларированной задачи роста благосостояния стали рассматриваться как результирующие интегральные характеристики общественных потребностей. Однако эти категории лишь к 1970-м гг. начали складываться в качестве теоретически наполненных и операционализируемых категорий, характеризующих народное благосостояние, выступающее на уровне деклараций как основная цель социалистического государства. До этого времени главной категорией благосостояния выступал «достаток», понимаемый как наличие определенного набора материальных ценностей. Таким образом, сложилось направление, в рамках которого благосостояние определялось через индикаторы потребления.

К 1970-м гг. в отечественной науке стало развиваться другое направление, центральным предметом которого стало понятие уровня жизни, определявшегося главным образом через индикаторы дохода, формируемого в советское время преимущественно из зарплат и пенсий[1]1
  См.: Народное благосостояние: тенденции и перспективы / под ред. Н.М. Римашевской. М.: Наука, 1991.


[Закрыть]. В дальнейшем категория «уровень жизни» поглотила категорию «достаток», и в результате уровень жизни стал выступать как интегральная характеристика доходов и потребления населения. В 1960-е гг. начало складываться направление, в рамках которого изучался образ жизни населения, понимавшийся в широком смысле как поведение населения, его отдельных слоев и групп в социокультурном пространстве либо в узком смысле как проведение досуга. Разработка понятий уровня и образа жизни сыграла революционную роль в развитии не только экономики, но и социологии, которая, благодаря им, переросла рамки локальных опросов населения по тем или иным конкретным поводам и стала основой для анализа взаимосвязей между общественными подсистемами.

С 1960-х гг. обозначилась и в достаточной степени была отрефлексирована связь между развитием общественных потребностей и уровнем образования населения. В этом смысле реформы в сфере образования можно рассматривать как реакцию на неудовлетворенность общества или некоторых социальных слоев и групп существующими механизмами достижения желаемого уровня и образа жизни.

На первом этапе представлены результаты анализа взаимосвязи общественных потребностей и запросов на образование в следующих аспектах:

• характер запроса на образование на различных этапах развития страны;

• факторы, оказавшие влияние на рост и укрепление престижа высшего и среднего специального образования в России;

• барьеры доступности образования для различных категорий населения;

• трансформация общественных потребностей в период социально-экономических реформ.

Не преувеличивая влияния общества на трансформацию образовательной системы в СССР, попытаемся все же проследить, какие общественные потребности и со стороны каких слоев и групп населения воздействовали на развитие образования.

Запросы групп населения на образование различного уровня и качества

На первых этапах существования советской власти спрос на образование того или иного уровня и качества целенаправленно формировался сверху, поскольку образование рассматривалось исключительно с точки зрения интересов государства. Если этап «казарменного социализма»[2]2
  В. В. Радаев и О. И. Шкаратан полагают, что советское общество прошло два этапа в своем развитии: «казарменный социализм» до середины 1950-х гг. и этап «патерналистского социализма» с середины 1950-х до конца 1980-х гг. См.: Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996.


[Закрыть] характеризовался использованием насилия и принуждения для проведения индустриальной модернизации, предельным централизмом, неопределенностью статусов, то следующему периоду «патерналистского социализма» свойственно было смягчение режима управления, окончательное оформление механизмов перераспределения и льгот, способов социальной мобильности.

Спрос на образование определялся идеологическими, политическими, социально-экономическими задачами, которые пыталось решать государство, такими как:

• воспитание «нового человека» через общедоступное, единое образование;

• подготовка кадров для проекта индустриализации через специализированное профессиональное образование по определенному набору профессий.

Особенно отчетливо ситуация диктата «предложения» прослеживается в период 1930-1950-х гг. Примерно с середины 1950-х гг. пространство индивидуального выбора, в том числе и в сфере образования, начинает постепенно расширяться. Спрос на образование начинает в меньшей степени зависеть от жесткого диктата государства, что связано с некоторой «либерализацией» режима государственного управления, отказом от применения наиболее одиозных форм принуждения, с одной стороны, и с усложнением социально-профессиональной структуры общества, большим разнообразием социально-культурных ориентаций и образа жизни – с другой. «Казарменно-барачный» вариант развития советского общества постепенно начинает трансформироваться в сторону большей индивидуализации форм поведения, распространения утилитаристских ценностей. Расширение пространства индивидуального выбора проявляется, в том числе, в возможности получения того или иного образования. Население начинает все в большей степени воспринимать образование и как функциональный механизм, способствующий восходящей социальной мобильности, и как способ выхода за рамки непрестижных социальных статусов, связанных с физическим трудом (рабочий класс, крестьянство). Образование (среднее специальное, высшее) начинает оцениваться в категории престижности, оно становится символическим капиталом, который, согласно П. Бурдье, легитимирует другие формы капитала, обеспечивая власть и влияние[3]3
  См.: Бурдье П. Практический смысл. М.: АЛЕТЕЙЯ, 2001.


[Закрыть].

В советском обществе финансовый, материальный капитал не только на официальном уровне, но и в общественном мнении признавался либо нелегитимными, либо частично легитимными средствами усиления статусных позиций. Легитимными видам ресурсов, обеспечивающих восхождение по социальной лестнице, признавались образование определенного уровня, членство в партии, а также социальное происхождение: из рабочего класса или крестьянства. Среди этих видов ресурсов образование являлось универсальным механизмом улучшения шансов восходящей социальной мобильности для всех социальных слоев общества. Образование (прежде всего высшее) позволяло представителям одних социальных групп удерживаться в рамках определенных более престижных социальных страт, а представителям других социальных групп (классов) осуществлять выход за рамки менее престижных социальных статусов. Получение образования можно рассматривать применительно к процессу вертикальной мобильности в поздний период существования СССР как способ дистанцирования от тех социальных групп, чей образ жизни, характер труда, мировоззрение начинали рассматриваться как «некультурные», «низкие». Таким образом, высокий уровень образования совместно с культурным капиталом (языковая и культурная компетенции) в условиях отсутствия легитимации иных ресурсов становились важнейшими средствами пересечения и демаркации социальных границ.

В то же время в рамках среднего специального и высшего образования существовала своя шкала престижных специальностей и высших учебных заведений. Вероятно, можно даже говорить о специфической моде на те или иные специальности. Именно престиж как категория, определяющая характер ранжирования видов образования и профессий с точки зрения социального одобрения, уважения по тем или иным критериям (творческим, утилитарно-прагматическим), во многом задавал и продолжает задавать характер спроса на образование различного уровня и качества. Престиж лишь отчасти отражает характер потребностей экономики, рынка труда в тех или иных профессиях, специалистах определенного уровня образования. Относительная независимость престижа от требований рынка труда создает проблему расхождения спроса и предложения рабочей силы. Спрос на получение образования высокого уровня, особенно высшего образования, стал своеобразной культурной нормой в нашей стране еще в советский период. Связь между спросом населения на получение образования высокого уровня и его престижем, между престижем определенных профессий и стремлением молодежи получить образование по этим профессиям стала одной из центральных тем отечественной социологии образования[4]4
  См. работы: Константиновский Д. Л., Шубкин В. Н. Молодежь и образование. М.: Наука, 1977; Константиновский Д. Л. Динамика привлекательности профессий и социальные изменения //Профессиональное самоопределение выпускников общеобразовательных школ. По материалам массовых социологических обследований молодежи/Шубкин В.Н., Константиновский Д.Л. (отв. ред.). М.: Центр социологии образования РАО, 1996. С. 12–49; Чередниченко Г. А., Шубкин В. Н. Молодежь вступает в жизнь (социологические исследования проблем выбора профессии и трудоустройства). М.: Мысль, 1985; Черноволенко В.Ф., Оссовский В. Л., Паниотто В. И. Престиж профессий и проблемы социально-профессиональной ориентации молодежи (опыт социологического исследования). Киев: Наукова думка, 1979 и др.


[Закрыть].

Данные о динамике роста запроса населения России на получение среднего специального и высшего образования, свидетельствующие о повышении престижа этих форм образования, представлены в табл. 1.

Понятно, что число образовательных учреждений, как и численность обучающихся, отражают спрос населения на образование. Высокая динамика спроса (см. выше) на высшее и среднее специальное образование в России на всем протяжении XX–XXI вв. демонстрирует становление и укрепление определенной социальной нормы. Причем усиление этой нормы стало особенно заметно проявляться именно в РСФСР (табл. 2), где фиксировалась значительная доля населения, имеющего высшее образование, в расчете на 10 тыс. человек.

Данные, приведенные в табл. 2, показывают, что число вузов в начале 1960-х и 1970-х гг. значительно увеличивалось во всех союзных республиках, а в начале 1980-х гг. образовательная система развивалась уже по разному: так, в Грузинской, Азербайджанской, Армянской, Киргизской, Таджикской, Туркменской союзных республиках число вузов сократилось по сравнению с предыдущим десятилетием, в других союзных республиках продолжало расти. И далее однородного развития по всех союзным республикам уже не происходило.

Таблица 1. Динамика показателей развития высшего и среднего специального профессионального образования (на конец года)

Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный стат. ежегодник / Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1987; Росстат, Россия в цифрах, 2010.

Таблица 2. Число высших учебных заведений по союзным республикам

Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный стат. ежегодник / Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1987.

Факторы, оказавшие влияние на рост и укрепление престижа высшего и среднего специального образования в России

Идеология новой власти была направлена на снижение социальных барьеров при получении профессионального образования для трудящихся. На XVI съезде ВКП (б) (1930 г.) Л. М. Каганович предлагал за два-три года в 4 раза увеличить число технических специалистов[5]5
  См.: XVI съезд ВКП(б). С. 146–148.


[Закрыть]. В 1933 г. молодежь, получившая образование во время первой пятилетки, составляла 60 % всех кадров в тяжелой индустрии[6]6
  См.: Боффа Д. История Советского Союза: в 2 т. М., 1990. С. 382.


[Закрыть]. В 1931 г. 67 % студентов были рабочими и крестьянами по происхождению (73 % в вузах индустриального профиля)[7]7
  См.: Дробижев В. 3. Роль рабочего класса СССР в формировании командных кадров социалистической промышленности (1917–1936 гг.) //История СССР. 1961. № 4. С. 70.


[Закрыть].

Воспитательная функция стала на десятилетия существования советской системы образования доминирующей. Как отмечает американский исследователь Ш. Фицпатрик, «для советского мировоззрения была очень важна идея переделки человека… В более широком смысле идея переделки человека являлась частью общей идеи преобразования – краеугольного камня советской программы»[8]8
  Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. 2-е изд. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008.


[Закрыть]. Представления правящей элиты о чрезвычайной пластичности человеческой природы, зависящей исключительно от условий внешней среды, подкрепляли политику «культпохода» как средства воспитания нового человека. В связи с этим понятие «школа» нередко приобретало метафорический характер – например, в советское время о профсоюзах в официальной пропаганде говорили как о «школе социализма». Программа ВКП (б) содержала основные направления развития системы образования, которые были подчинены центральной идее – формированию всесторонне развитых членов коммунистического общества. Новый тип личности должен был формироваться в условиях распространения политехнического образования и необходимости овладения всем культурным фондом, созданным человечеством. Культура в СССР, как показала Ш. Фицпатрик, понималась достаточно технологично как культура личной гигиены, поведения в быту и в общественных местах, манеры поведения, грамотной речи, определенных познаний в различных областях, чтения газет и журналов и т. п.[9]9
  См.: Фицпатрик Ш. Указ. соч. С. 57.


[Закрыть] Культура рассматривалась как некий комплекс привычек, которые должны быть у культурного человека, как противопоставление «отсталости». Единственной возможностью стать культурным человеком являлось получение соответствующего уровня образования. Тесная связь между образованием и «культурностью», которая была установлена в официальной пропаганде, также в конечном итоге способствовала повышению престижа высшего и среднего специального профессионального образования.

С середины 1960-х гг. в России стала наблюдаться тенденция снижения показателей естественного воспроизводства населения (среднегодовые темпы прироста населения составляли 0,6 %). Коэффициент рождаемости в расчете на 1 тыс. человек снизился с 33 в 1940 г. до 13,4 в 1990 г. Ухудшение показателей, характеризующих уровень рождаемости, тенденция формирования нуклеарной семьи – все эти факторы неизбежно должны были сказываться на повышении ценности часто единственного ребенка в семье, стремлении родителей или матери, не состоявшей в браке, обеспечить ему «лучшее будущее». «Хорошее» образование вполне успешно могло позволить реализовать эту цель. Образование в советских условиях часто воспринималось как возможность дать ребенку продвижение по социальной лестнице, которой часто были лишены родители в период индустриализации, войны, восстановления народного хозяйства.

Изменение условий и организации труда в промышленности и сельском хозяйстве сыграло значительную роль в повышении престижа как профессий, не связанных с физическим трудом, так и высшего и среднего специального образования как инструмента вхождения в подобные профессии.

Проведенное на основе метода семантического дифференциала исследование престижа профессий показало, что престиж значимо связан с успехом (в противоположность неуспеху), со средним классом (в противоположность рабочему классу), с безопасностью, трезвостью, чистотой, активностью и т. д.[10]10
  Gusfleld J.R., Schwartz М. The meanings of occupational prestige: Reconsideration of the NORC scale//American sociological review. 1963. Vol. 28. No. 2. P. 265–271.


[Закрыть]

Понятно, что условия труда и жизни рабочих на стройках первых пятилеток вряд ли могли способствовать росту престижа профессий, связанных с физическим трудом. Преобладающая часть рабочих на стройках первых пятилеток рекрутировалась за счет крестьян, мигрировавших в города из-за невозможности обеспечить нормальное существование своим семьям вследствие изъятия государством продовольствия на нужды индустриализации. Бывшие крестьяне переносили в города, на фабрики и заводы традиционалистские установки, образ жизни. Им было достаточно трудно адаптироваться к новым условиям городской жизни, к четкому графику выполнения работы, регулярному режиму, следованию специфическим социальным нормам городской среды. Если в 1926 г. доля городского населения Советского Союза составляла 17 %, то уже к 1940 г. удельный вес городского населения увеличился до 32,5 %, т. е. почти в 2 раза. С 1926 по 1939 г. городское население увеличилось на 30 млн человек, из которых 23 млн были крестьянами, ушедшими из деревни с началом коллективизации[11]11
  См.: Bepm H. История Советского государства. 1900–1991/пер. с фр. М.: Прогресс: Прогресс-Академия, 1992.


[Закрыть].

Эти процессы неизбежно отрицательно сказывались на восприятии условий труда. Трудовая деятельность работников физического труда стала восприниматься как утомительная, тяжелая, конфликтная, не обеспечивающая приемлемого уровня жизни. В то же время открывшиеся каналы вертикальной мобильности за счет вступления в партию и получения более высокого уровня образования начинали действовать в сторону снижения престижа рабочих профессий и повышения социального статуса профессий, требующих среднего специального и высшего образования. «Пролетарское происхождение» стало постепенно рассматриваться как хороший старт для карьерного роста, который должен был быть подкреплен хорошим образованием.

Тяжелые условия осуществления трудовой деятельности, неэффективная организация труда, как в колхозах, так и на промышленных предприятиях, снижение жизненного уровня трудящихся в период индустриализации, послевоенного восстановления народного хозяйства и ряд других обстоятельств создавали предпосылки для снижения привлекательности физического труда и повышения престижа профессионального образования, дававшего реальные возможности осуществления восходящей социальной мобильности посредством перехода в структуры партийного, государственного, ведомственного управления, вхождения в состав технической, научной, культурной интеллигенции.

Исследователи, занимающиеся проблемами организации институциональной системы российского общества, выделяют такую его базовую характеристику, как синкретизм власти и собственности[12]12
  См.: Васильев Л. С. История Востока: в 2 т. Т. 1. М.: Высшая школа, 1993; Радаев В., Шкаратан О. Власть и собственность//СОЦИС. 1991. № 1; Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? М.: Новое издательство, 2005; Кирдина С. Г. X и Y – экономики: институциональный анализ. М.: Наука, 2004.


[Закрыть], особенно отчетливо проявившуюся в период, когда была выстроена плановая централизованная экономика, использовавшая вместо рыночного механизма распределения ресурсов и продуктов механизмы централизованного перераспределения (редистрибуции). В обществе, в котором отсутствует разделение власти и собственности, где блокирован такой канал социальной мобильности, как предпринимательская деятельность, образование становится одним из важнейших механизмов осуществления восхождения по ступеням карьерной лестницы и достижения властных позиций.

Трехчленная схема социальной стратификации советского общества (рабочий класс как доминирующий, колхозное крестьянство как союзник класса-гегемона и интеллигенция как социальная прослойка), официально принятая на XVIII съезде партии (1939 г.), достаточно успешно выполняла идеологическую функцию обоснования единства советского общества, возможность устранения социальных различий в будущем. Политический конструкт, представлявший трехчленную схему стратификации советского общества, позволял легитимировать власть в государстве представителей социального ранга, названного М. С. Восленским «номенклатурой»[13]13
  См.: Восленский М. С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Советская Россия; Октябрь, 1991.


[Закрыть]. Все политические решения и действия по их реализации осуществлялись номенклатурой от имени и во имя трудящихся масс. Эта социальная категория, обладавшая признаками подлинного господствующего класса или квазисословия, прошла определенные этапы развития. Так, если в период формирования и укрепления режима централизованной государственной власти (1920-1930-е гг.) для вхождения в состав номенклатуры достаточными условиями могли быть наличие партийного стажа, личная преданность, социальное происхождение, то в последующем, по мере усложнения внутренних и внешнеполитических задач, дальнейшей дифференциации социальной структуры советского общества, актуализировалось значение и других требований: образование, квалификация, профессиональный опыт. Весь сталинский период отмечен для представителей номенклатуры крайне неустойчивым положением: репрессии, чистки. Завершение перманентных репрессий позволило «номенклатуре» выйти из режима неопределенности, почувствовать относительную независимость и значимость и перейти к решению задач воспроизводства себя как достаточно замкнутой социальной общности.

Коммунистическая партия претерпевала в период 1970–1980 гг. процесс социокультурной эрозии. Все большее число возросшей к началу 1980-х гг. до 17 млн членов единственной правящей партии составляли люди с высшим и средним специальным образованием, которые рассматривали вступление в нее как важнейший канал восходящей социальной мобильности, наряду с дипломом об образовании. Партия лишилась роли легитимного политического авангарда в глазах общества и все в большей степени рассматривалась как необходимое условие карьерного роста.

Так, уже в период 1930-х гг. в сфере высшего профессионального образования начинают проявляться тенденции, свидетельствующие о стремлении правящего слоя позаботиться об «элитном» образовании для своих детей. Институт красной профессуры и созданный в 1931 г. Институт философии, литературоведения и истории (ИФЛИ) задумывались как учебные заведения по подготовке идеологической элиты. Тогда же стали создаваться спецшколы, предназначение которых официально состояло в подготовке будущих командиров для Красной армии. Однако, как отмечал Восленский, «фактически это были привилегированные школы, куда стали принимать по преимуществу сыновей из высокопоставленных, отнюдь не рабоче-крестьянских семей… Сейчас номенклатурных детей помещают в спецшколы с преподаванием на иностранных языках (английском, французском или немецком), а детей дипломатов и прочих ответственных лиц, работающих за границей, – в специальные школы-интернаты»[14]14
  См.: Восленский М. С. Указ. соч. С. 322.


[Закрыть]. Высшее образование выходцы из семей «номенклатурных» работников в последние десятилетия существования советского государства стали получать в так называемых привилегированных учебных заведениях: Московский государственный институт международных отношений (МГИМО), Академия общественных наук при ЦК КПСС[15]15
  Академия общественных наук при ЦК КПСС создана в 1946 г. С 1991 г. – Российская академия управления, с 1994 г. – Российская академия государственной службы (РАГС) при Президенте Российской Федерации. Указом Президента Российской Федерации от 20 сентября 2010 г. № 1140 академия присоединена к Академии народного хозяйства при Правительстве Российской Федерации (АНХ) с образованием Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС).


[Закрыть], Дипломатическая академия Министерства иностранных дел Российской Федерации[16]16
  С 1920 г. – Курсы Народного комиссариата внешней торговли и Народного комиссариата иностранных дел по подготовке советских представителей за границей. На курсы принимаются лица с высшим образованием и партийные работники. С 1930 г. – Курсы по подготовке руководящих работников, в 1934 г. при курсах создан Институт по подготовке дипломатических и консульских работников с двухлетним сроком обучения, который в 1939 г. переименован в Высшую дипломатическую школу (ВДШ). В 1974 г. ВШД преобразована в Дипломатическую академию МИД СССР.


[Закрыть], Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова (МГУ), Ленинградский государственный университет (ЛГУ)[17]17
  Приведено «унифицированное» наименование университета, так как ЛГУ переименовывался неоднократно на протяжении XX в. С 1991 г. и по настоящее время – Санкт-Петербургский государственный университет.


[Закрыть], Всесоюзная академия внешней торговли (ВАВТ)[18]18
  Всесоюзная академия внешней торговли создана в 1931 г., с 1992 г. – Всероссийская академия внешней торговли.


[Закрыть], военные академии, высшие школы КГБ и МВД. Обучение в этих престижных учебных заведениях если и не гарантировало, то существенно повышало шансы на попадание в состав правящего класса или удержания высоко статусных позиций.

Специализированные школы с углубленным изучением иностранных языков или математики стали привлекательны и для выходцев из семей советской интеллигенции, не стремившейся попасть в номенклатуру, но ориентировавшейся на трудоустройство в учреждения, откуда мог бы осуществляться выезд в служебные командировки за рубеж, что в условиях «железного занавеса» было для многих заветной мечтой. Осуществление этой мечты требовало хорошего школьного и вузовского образования, доступ к которому открывался благодаря способностям, рабоче-крестьянскому происхождению или связям внутри интеллигентской прослойки.

В известном смысле появление специализированных школ было ответом на вполне проявившийся запрос со стороны части населения, стремившейся отделить себя от общей массы во имя иных, нежели официальные советские, ценностей, норм поведения и типа образа жизни. Эта тенденция с некоторыми вариациями действует и в настоящее время.

Таким образом, становление и расширение культурной нормы в советской и постсоветской России, связанной с получением высшего и среднего специального образования, и высокая динамика роста численности населения, имеющего соответствующее образование, создавали благоприятные условия для восходящей социальной мобильности. Об этом свидетельствуют статистические данные и результаты многочисленных социологических исследований.

Рост численности населения, имеющего среднее и высшее образование, показан в табл. 3.

Таблица 3. Численность населения, имеющего высшее и среднее (полное и неполное) профессиональное образование, млн чел.

Как отмечает О. И. Шкаратан, «в СССР одним из преобладающих направлений были переходы от менее к более квалифицированной работе, от преимущественно физического к преимущественно умственному труду, от труда в сфере материального производства к труду в сфере обслуживания и информации, от проживания в сельской местности к проживанию в городе»[19]19
  См.: Шкаратан О. И., Ястребов Г. А. Сравнительный анализ процессов социальной мобильности в СССР и современной России//Общественные науки и современность. 2011. № 2. С. 9.


[Закрыть].

Уже к моменту социального экономического перелома (условно, в 1991 г.) сформировалось определенное понимание социально-экономической роли образования.

Прежде всего советская система образования оказывала значительное влияние на социальную и профессиональную мобильность одних социальных категорий населения и на воспроизводство социального статуса других. Так, большинство детей из семей колхозников и сельскохозяйственных рабочих хотели стать промышленными рабочими; большинство детей рабочих – служащими и работниками интеллигентного труда; большинство детей интеллигентов – остаться в этой же группе, заняв в ней лидирующие места[20]20
  См.: Астафьев Я. У., Шубкин В.Н. Социология образования в СССР и России//Мир России. 1996. N 3. С. 169.


[Закрыть]. Намерения советской молодежи достаточно успешно реализовывались в жизни. Общая тенденция состояла в том, что дети крестьян по-прежнему переезжали в город, чтобы стать квалифицированными рабочими или, реже, служащими, а во-вторых, выходцы из рабочих семей успешно совершали карьеру квалифицированных профессионалов[21]21
  Шкаратан О. И., Ястребов Г. А. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть]. Практически во всех исследованиях фиксировалась тенденция возрастания уровня образования, а также социально-профессионального статуса по мере смены поколений.

По мере роста престижа среднего специального и особенно высшего образования и относительного уровня жизни в СССР все большая часть молодежи стала ориентироваться на продолжение образования после завершения общего среднего, а не на трудоустройство (табл. 4).

Таблица 4. Трудоустройство и дальнейшее обучение молодежи (по данным единовременных учетов по состоянию на 1 декабря), %

Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный стат. ежегодник / Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1987.

Статистические данные также свидетельствуют о постоянно усиливающейся в советский период тенденции повышения уровня образования не только среди служащих, но и среди рабочих и колхозников (табл. 5–6).

Таблица 5. Уровень образования населения, занятого в народном хозяйстве, по общественным группам (на 1 тыс. чел. имеют высшее и среднее (полное и неполное) образование)

Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный стат. ежегодник / Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1987.

Таблица 6. Уровень образования работников физического и умственного труда (на 1 тыс. чел. имеют высшее и среднее (полное неполное) образование

Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбилейный стат. ежегодник / Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1987.

Уже в 1960-е гг. фиксировалось превышение численности желающих работать по самым престижным профессиям и потребностям в таких работниках, с одной стороны, и сокращение числа желающих работать по наименее престижным профессиям – с другой[22]22
  См: Шубкин В.Н. Социологические опыты. М.: Мысль, 1970.


[Закрыть]. Было выявлено существенное расхождение между потребностями экономики в определенных профессиях и интересами молодежи, для которой престижными и привлекательными оказывались совершенно иные профессии[23]23
  См.: Астафьев Я. У., Шубкин В.Н. Социология образования в СССР и России//Мир России. 1996. № 3.


[Закрыть]. Структура экономики, таким образом, уже в то время не полностью соответствовала ожиданиям молодого поколения с точки зрения возможностей самореализации или сформировались ожидания, не соответствующие структуре экономики.

К 1960-м гг. в школе, в том числе и под влиянием родителей и референтного окружения, у детей складывается представление об иерархии престижного профессионального образования. Так, наименее престижным в восприятии являлось начальное профессиональное образование (ПТУ), более престижным – среднее специальное и, наконец, самым престижным – высшее образование. В основе представлений о престиже уровней образования лежала связь с социально-профессиональным статусом, который обеспечивался тем или иным типом учебных заведений. Представления о престижности того или иного уровня образования в основном соответствовали действительности: «…по данным некоторых выборочных исследований, проведенных в городах Свердловской области, дети рабочих составляли в начале 1970-х годов до 90 % учащихся ПТУ»[24]24
  Филиппов Ф.Р. Социология образования. М.: Наука. 1980. С. 115.


[Закрыть].

В советской средней школе действовали некие механизмы фильтрации учеников по социальному происхождению. Как правило, большинство учеников, которые отсеивались после окончания седьмого (а затем восьмого) класса, были выходцами из семей рабочих. В выпускных классах оставались преимущественно дети специалистов и служащих с высшим образованием[25]25
  См.: Филиппов Ф.Р. Всеобщее среднее образование в СССР. Социологические проблемы. М.: Мысль, 1976.


[Закрыть].

В итоге выяснялось, что в «развитом социалистическом обществе» действуют те же механизмы социальной мобильности, воспроизводства статусных различий благодаря системе образования, что и в других типах социально-экономических систем. Вменяемые государством системе образования цели и задачи по стиранию классовых, профессиональных, территориально-поселенческих, гендерных и иных различий на практике оказывались нереализованными. Эмпирические исследования выявляли противоречия между ориентациями молодежи на получение образования и потребностями экономики в специалистах определенных профессий и уровня квалификации, а попытки власти поднять престиж рабочих профессий не совпадал с представлениями о профессиональном престиже. В то же время исследования стали фиксировать ситуацию постепенного угасания в конце советского периода социальной мобильности населения. Социальная структура советского общества становилась все более регидной и стала приобретать черты застойности[26]26
  См.: Шкаратан О. И., Ястребов Г. А. Сравнительный анализ процессов социальной мобильности в СССР и современной России//Общественные науки и современность. 2011. № 2.


[Закрыть]. Одним из важнейших проявлений кризиса планово-централизованной системы управления экономикой стала, по мнению Т.И. Заславской, деградация трудового поведения, о чем свидетельствовали падение дисциплины, халатность, беспринципность, воровство на предприятиях, безответственное отношение, приводившее к авариям, и т. п. негативные проявления[27]27
  Доклад Т.И. Заславской был издан отдельной брошюрой Институтом экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР в 1983 г., затем был изъят КГБ, но отдельные экземпляры разошлись через «самиздат».


[Закрыть]. Все эти отрицательные проявления трудового поведения были обусловлены тем, что в силу возросшего уровня образования в СССР работники начинали предъявлять повышенные требования в отношении признания их квалификации, повышения уровня материального вознаграждения, которое, по их мнению, не соответствовало уровню их образования. Рост «человеческого капитала» рабочих, инженеров и других специалистов стал сказываться на обостренном восприятии ими несправедливости сложившейся системы распределения благ в обществе. В 1970-1980-е гг. материальное положение большей части специалистов со средним специальным и высшим образованием постоянно ухудшалось по сравнению с положением рабочих, что нередко вело к переходу лиц с высшим образованием на рабочие должности[28]28
  См: Волков С. В. Интеллектуальный слой в советском обществе. М.: Инион, 1999. С. 93–94.


[Закрыть]. Они ясно осознавали противоречие между официальной декларацией «от каждого по способностям – каждому по труду» и чрезмерно высокими доходами дельцов «теневой экономики», льготами и привилегиями, которыми пользуются представители партийной и административной «номенклатуры». Кризис социальной системы, по мнению Т.И. Заславской, выразился прежде всего в неспособности этой системы эффективно использовать человеческий потенциал граждан.