Текст книги "Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное"
Автор книги: Елена Айзенштейн
Жанр: Критика, Искусство
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Зеленый стол
Еще один ушедший поэт, вспоминаемый Цветаевой во время работы над «Автобусом» – Н. С. Гумилев. Цветаева беседовала о его стихах с К. Б. Родзевичем, любившим Гумилева. Среди интертекстуальных источников поэмы – стихотворение Н. С. Гумилева «Слоненок», опубликованное в сборнике «Огненный столп» (книга издана в августе 1921 г., в год гибели поэта). В нем пересекаются темы любви и сна, романтической оторванности от жизни и экзотики, поэта и черни:
Моя любовь к тебе сейчас – слоненок,
Родившийся в Берлине иль в Париже
И топающий ватными ступнями
По комнатам хозяина зверинца.
Не предлагай ему французских булок,
Не предлагай ему кочней капустных —
Он может съесть лишь дольку мандарина,
Кусочек сахара или конфету.
…………………….
Не думай, милая, что день настанет,
Когда, взбесившись, разорвет он цепи
И побежит по улицам, и будет,
Как автобус, давить людей вопящих.
Нет, пусть тебе приснится он под утро
В парче и меди, в страусовых перьях,
Как тот, Великолепный, что когда-то
Нес к трепетному Риму Ганнибала.
У Гумилева слоненок – пленный зверь любви, укрощенный хозяином «зверинца». Поэт не хочет пугать своими страстями, пытается сказать возлюбленной, что никогда не станет для нее источником насилия, предметом жалости; мечтает пребывать прекрасным экзотическим гостем, которого любимая увидит во сне.
Творчество Цветаевой – противовес «слону обиды» («Стол»), топающему по жизни. В черновиках «Автобуса» встречаем образ слона обуз после строк о воротах львиной пастью202202
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 26 об.
[Закрыть]. В поэме «Автобус» Цветаева вспомнила Гумилева, поскольку ей близок язык иносказания, к которому прибегает поэт. Кочни капустные, от которых отказывается лирический герой Гумилева, превращаются в «Автобусе» в «цветную капусту под соусом белым». Как лирическому герою Гумилева, Цветаевой нужен романтический взгляд на мир; как и ему в 1921-ом, Цветаевой в 30-е годы не хватает страусовых перьев Лирики. Спутник же лирической героини «Автобуса» озабочен общественными грядками, а не творчеством – клевером – счастьем; он не думает о «бубенцах коровьих»203203
РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 15, л. 64 об.
[Закрыть], ему хочется быть «заодно с правопорядком»204204
Из стихотворения Пастернака «Столетье с лишним – не вчера…». Впервые: // Новый мир, 1932, №5. Многие стихи Пастернака Цветаева читала по публикациям в журнале «Новый мир».
[Закрыть], а не с поэтической сестрой, гремящей лирическим бубенцом. Вот почему сравнение спутника-поэта не ведет в новые царства, к новому «завтраку на траве».
Творческий бег карусели вокруг райского творческого древа остановлен пастернаковским словом. Цветаеву раздражало умение Пастернака совмещать бытовое и поэтическое. Об этом ее стихотворение «Двух станов не боец, а – если гость случайный…» (1935), где она себя называет случайным гостем Земли и спорит с Пастернаком, сумевшим написать по заказу. Поэма «Автобус» – попытка мести за цветущее Дерево Лирики. Цветаева сокрушается, что ей пришлось иметь дело с кормящимся ее стихами, не умеющим дать взамен ничего гениального, с эстетом, стремящимся потреблять, а не растить. Эту неудовлетворенность она выразила в строчках, не вошедших в «Тоску по родине» (1934)205205
Впервые отмечено Е. Б. Коркиной. БП90, с. 766.
[Закрыть], записанных непосредственно после составлении беловой сводки поэмы «Автобус» и перед текстом «Тоски по родине», где пастернаковская вишня заменена яблоней:
С горечью отметила Марина Ивановна несоответствие эха празднеству расточаемых ею поэтических сокровищ. Нельзя не вспомнить в контексте древесно-садовой темы поэмы о последней французской книге Рильке «Vergers» («Фруктовые сады»). Образ яблони в «Автобусе» связан, по-видимому, и с письмами Пастернака: «Против нас на сквере храма Спасителя цветут вторым цветом яблони. Посылаю тебе этот редкий обращик октябрьского цветения на счастье»207207
ЦП, с. 393.
[Закрыть] (3 октября 1927 года). И в другом письме, 25 февраля 1928 года, говоря об особенностях научного, псевдонаучного (формалистического) и художественного подхода, Борис Леонидович вспоминает яблоню как дерево совершенное, парадоксальное208208
Там же, с. 470.
[Закрыть]. В черновой тетради Цветаева выписала ряд любимых деревьев, которыми, вероятно, думала попробовать заменить яблоню в поэме: «бузина, рябина, акация, каштан»209209
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 21 об.
[Закрыть]. И все-таки оставила в окончательном тексте яблоню.
А «карусели» поэтической игры, как в «С моря», «на дереве изучения добра и зла», на дереве лирики, не получилось! Автобус Цветаевой остановился перед воротами в Счастье, перед облаком-деревом. Последним в полубеловом тексте поэмы оказалось слово «мщу». Но не вышло мести, и поэма осталась незавершенной: иссяк источник, питавший негодование. Благодаря Пастернаку Цветаева долгие годы чувствовала свою личностную и творческую значимость: «Я гордо думаю о твоем влиянии на меня, не <влиянии> как давлении, о в—лиянии, как река вливается в реку. И так как до сих пор на меня не влиял <ни один> поэт, думаю, что ты больше, чем поэт – стихия, Elementargeist, которой я так подвержена»210210
РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 11, л. 17. Опубликовано с вариантом слов: ЦП. С. 99.
[Закрыть] (1924). Незавершенность замысла явилась косвенным свидетельством неизменности цветаевского восхищения поэтическим явлением Пастернака, их парности и «равносущности».
А. А. Саакянц написала, что «после 16 июня Цветаева к поэме „Автобус“ больше не возвращалась»211211
С97, с. 640.
[Закрыть]. На самом деле дата последнего обращения к поэме – конец сентября 1936 года212212
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27. л. 81—82 об.
[Закрыть]. В рабочей тетради 1936 года рядом с поэмой «Автобус» – слово «Тиара», которое в августе появится в цикле «Стихи сироте», обращенном к Штейгеру: «Ледяная тиара гор – / Только бренному лику рамка» (II, 337). Многоликий «попутчик» Марины Ивановны в «Автобусе» мог соотноситься в сентябре 1936 года с молодым поэтом Анатолием Штейгером, находившемся в Швейцарии, в стране прекрасных природных ландшафтов. Бедным дитя города назвала Цветаева Штейгера в одном из сентябрьских писем (VII, 619), а ее поэма – об уходе из города и быта в загороды Природы и Искусства. В рабочей тетради «Автобуса» встречаем замечательное двустишие: «Чьей-то победы великодушье / Всех созвало за зеленый стол»213213
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 10.
[Закрыть], подчеркивающее метафоричность альпийского луга – ЛИРИЧЕСКОГО «завтрака на траве» всех поэтов и художников слова. Марине Цветаевой близка мысль Марселя Пруста о неразрывной связи эпох и поколений, о питательной почве, создаваемой искусством прошлого и настоящего для искусства будущего: «…жестокий закон искусства состоит в том, что живые существа умирают и что умираем мы сами, изнуренные страданиями, для того чтобы росла не трава забвения, но вечной жизни, густая трава обильных творений, и поколения, не тревожась о тех, кто спит там, внизу, в веселье и радости устраивали бы свои „завтраки на траве“»214214
Марсель Пруст. Обретенное время, ИНАПРЕСС, 2000, с. 366. перевод А. Смирновой. Пруст вспоминает знаменитую картину Э. Мане «Завтрак на траве».
[Закрыть]. Цветаева многократно утверждала, что Поэт – некое единство одиночеств, воплощенный Орфей. Она сознавала удивительное, глубокое ЕДИНЕНИЕ поэтов, находящихся на расстоянии, но мыслящих в близких образных широтах. Такой родственный голос зазвучал независимо от Цветаевой в поэзии Мандельштама, пытавшегося, как и Пастернак, как век назад Пушкин, принять роковую реальность в мае—июне 1935 года:
Я не хочу средь юношей тепличных
Разменивать последний грош души,
Но, как в колхоз идет единоличник,
Я в мир вхожу, ― и люди хороши215215
Когда в 1935 году Пастернак приехал в Париж, он рассказывал Цветаевой об аресте Мандельштама, о телефонном звонке Сталина. Об этом известно со слов А. Эйснера: Кудрова И. ПК. Т. 2, с. 425.
[Закрыть].
(«Стансы»)
Единоличниками назвала Цветаева в черновиках «Автобуса» поэтов. В письме Цветаевой поэту Н. Тихонову, написанному после «невстречи» с Пастернаком в 1935 году, «колхозы» предстают символом поэтической и человеческой несвободы; единственному в своем роде умению поэта взрастить деревце лирики в СССР противопоставлен всеобщий, массовый, стадный психоз (VII, 552). Мандельштам в не опубликованных при жизни «Стансах» сравнивал силу поэта с мощью автора «Слова о полку Игореве», а завершал стихотворение метафорическим образом чернозема родины, побеждающего диктатуру государства:
Как Слово о Полку, струна моя туга,
И в голосе моем после удушья
Звучит земля – последнее оружье —
Сухая влажность черноземных га!
То же прекрасное оружие – в незавершенной поэме Марины Цветаевой, московской сестры Мандельштама, находившейся за тысячи километров от него, защищенной от революций, войн, стад и колхозов «промокаемым плащом»216216
«Моя кожа не я: промокаемый плащ!» стих из черновиков «Автобуса». РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 82.
[Закрыть] творчества, плащом духовной независимости и свободы, любовью к стихам поэтов-современников, послужившим почвой для роста ее последней талантливой поэмы.
Небо над нами – то же!
Цветаева и Ахматова
Памяти филолога и поэта
Израиля Моисеевича Ландсмана
Когда-нибудь встретимся
7 июня 1941 года в письме Але Мур восхищенно откликается на шестую симфонию Чайковского и на музыку Р. Вагнера, а у Цветаевой 7—8 июня состоится встреча с Ахматовой – первая и единственная за долгое время их заочного эпистолярного общения и «обожествления» Мариной Цветаевой Анны Андреевны. По одним свидетельствам, через посредничество Ардова, по другим – Пастернака. Как определил особенность свидания Цветаевой и Ахматовой Харджиев, «Это было такое… такое взаимное касание ножами души»218218
В92, с. 515.
[Закрыть]. Харджиеву показалось, что два поэта «чужды и несовместимы»219219
Там же, с. 513.
[Закрыть]. «…произошла эта невстреча, – в быту, – писала А. А. Саакянц о свидании двух великих поэтов. – А в бытии – столкновение двух начал: аполлонического и дионисийского…»220220
С97, с. 744.
[Закрыть]. «Есть своя закономерность в холодности этих встреч, – прокомментировала два дня свидания поэтов И. В. Кудрова. – Обе были слишком разными, чтобы сойтись ближе, – и это ярчайшим образом выявляет поэзия той и другой. <…> Классическая Ахматова – и романтическая Цветаева, аполлонический художник и – дионисийский…»221221
Кудрова И. В. ПК, т.3, с. 186—187.
[Закрыть]. Вряд ли такое разграничение абсолютно, хотя и справедливо222222
Работ, в том или ином ракурсе рассматривающих творчество и взаимоотношения Ахматовой и Цветаевой, довольно много. Наиболее заметные: Лосская (Песни) и Р. Тименчик (Тименчик 2005); Дж. Таубман. «Живя стихами» (Лирический дневник Марины Цветаевой). М.: Дом-музей Цветаевой, 2000; Клинг О.2001. Не можем не отметить, что, в прочтении О. Клинга Цветаева получается несколько московской Ахматовой, что по сути не так, ведь все самое главное Цветаева написала в тот период, которому автор отвел в своей работе только послесловие. Т. Горькова в статье «Соревнования короста…» (Некоторые штрихи творческих и личных взаимоотношений Марины Цветаевой и Анны Ахматовой), высказывает любопытное предположение о влиянии на формирование мифа об Ахматовой портрета работы Н. Альтмана (1914), хотя с ее истолкованием цикла стихов к Ахматовой нам трудно согласиться. МЦФ. 206—229.
[Закрыть]. Мы попытаемся посмотреть на гениальных поэтов с иной точки зрения, постигнуть и разность, и родство, определившее интерес друг к другу. Для этого вернемся в самое начало, в 1912 год.
Первый отзыв Цветаевой об Ахматовой 1912 года полон иронии, диктовавшейся недоброжелательной рецензией Гумилева на цветаевский «Волшебный фонарь». Рецензия вышла одновременно с сочувственной рецензией другого автора на книгу Ахматовой223223
НСИ, с. 469.
[Закрыть], за что юная Марина молниеносно окрестила Николая Степановича «отцом кенгуру в русской поэзии». 11 февраля 1915 года было создано стихотворение – «АННЕ АХМАТОВОЙ» («Узкий, нерусский стан – …»). Важно отметить, что в тот период Цветаева была увлечена С. Парнок, поэтом прекрасного камерного дара. Но с особенной силой любовь к Ахматовой вспыхнула в 1916 году, во многом вызванная чтением А. Блока, общением с Мандельштамом и его стихами и, как объясняла сама Марина Цветаева, собственным безмерным сердцем (IV, 611). Цветаева посвятила Ахматовой цикл «Стихи к Ахматовой», который опубликовала в книге «Версты» – 1, а сам цикл, образованный в 1921 году, в книге «Психея» получил заглавие «Муза» с посвящением «Анне Ахматовой» и датой 19-го июня – 2-го июля 1916 г., Александровская Слобода224224
Об ином, чем в «Верстах» построении цикла стихов к Ахматовой: Лубянникова Е. И. О неизданной книге М. И. Цветаевой «Современникам» (1921). Стихия и разум в жизни и творчестве Марины Цветаевой. XII Международная научно-тематическая конференция (Москва, 9—11 октября 2004 г.). Сборник докладов. 2005.
[Закрыть]. Названием «Муза» Цветаева подчеркнула, кем для нее являлась Ахматова, в чьем человеческом облике соединялись черты ангела и орла, певицы и демона, чернокнижницы и богородицы, царицы лирики и матери225225
О цикле «Стихи к Ахматовой» см.: Лосская В. К. Песни, с. 19—22, 222. Айзенштейн Е. О. СМЦ, с. 86—88.
[Закрыть]. Ахматовой Цветаева посвятила сборник вторых «Вёрст», где собраны стихи 1917—1920 гг. Свою неизданную при жизни книгу «Лебединый стан» Цветаева назвала почти цитатой из стихотворения Ахматовой «Я не знаю, ты жив или умер…» (1915) (сборник «Белая стая», 1917): «И стихов моих белая стая, / И очей моих синий пожар»226226
На лексическое сходство заглавий «Лебединого стана» и «Белой стаи» обратила внимание и Дж. Таубман. «Живя стихами», с. 116—127.
[Закрыть]. Начальные строки этого стихотворения могли восприниматься Цветаевой в контексте биографической драмы 1918—1920-х годов как свои: четыре года Цветаева не знала о судьбе мужа227227
Интересно сообщение Тименчика о намерении А. А. назвать будущую «Белую стаю» – «Стрелы». Он связывает это со строкой Цветаевой «И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы». Тименчик, с. 617. Тименчик, со ссылкой на статью: Биск А. Поэтессы серебряного века. // НРС, 1961. 28 мая – предположил, что стихотворение Ахматовой «Читатель», первоначально снабженное посвящением «Никому» со стихом: «Весь настежь распахнут поэт», – тоже явилось отголоском воспоминаний о цветаевской поэзии. Тименчик, с. 272—273.
[Закрыть]:
Я не знаю, ты жив или умер, —
На земле тебя можно искать
Или только в вечерней думе
По усопшем светло горевать.
Марина Ивановна шлет Анне Андреевне письма, стихи, подарки. Ахматова спокойно, доброжелательно, но несколько сдержанно отвечает и – тоже дарит подарки. Сохранились три письма Цветаевой к Ахматовой и два ответа Анны Андреевны. Кроме того, черновики письма о Блоке и еще одного (оба 1921 года), где Цветаева писала о своей трудной жизни. Маленькая Аля Эфрон ежедневно молилась за Андерсена, Пушкина и Анну Ахматову. С письмом, написанным дочерью Алей, с припиской Цветаевой, датированным 17 / 30 марта 1921 г., по всей видимости, и было отправлено первое цветаевское письмо к Ахматовой после длительного перерыва, на которое Анна Андреевна ответила. Она благодарила Цветаеву за добрую память и иконки, писала, что за эти годы «потеряла всех родных» (VI, 205—206), писала о сыне, оставшемся после развода в семье отца. Ответ Ахматовой, с которым не расставалась Марина, как с реликвией, был, видимо, не первым откликом на цветаевское поклонение228228
Была еще легенда (А. А. страстно ее отрицала!) о том, что Ахматова никогда не расставалась со стихами Цветаевой, обращенными к ней.
[Закрыть]. Судя по содержанию письма Анны Андреевны, цветаевские стихи Ахматова знала давно и могла получить в руки от кого-то из общих знакомых в конце 1916-го или в 1917 году. Известно, что был какой-то телефонный звонок, не заставший Цветаеву дома, о котором она сожалела как о несбывшейся дружбе с Ахматовой229229
См.: «От Блока – ни строки, от Ахматовой – <телефонный> звонок, <который> не дошел и стороннюю весть, что всегда носит мои стихи при себе, в сумочке, – от <Мандельштама> – несколько холодных великолепий о Москве, от <Чурилина> – просто плохие стихи, от С. Я. <Парнок> – много и хорошие, но она сама – плохой поэт, а от Вас, Борис Пастернак, – ничего. РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 12, л. 124. Надо сказать, что это воспоминание повлияло на сон Цветаевой о Пастернаке, в котором она звонила ему по телефону. РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 12, л. 289. Текст сна см.: ЦП.
[Закрыть]. Анна Андреевна доброжелательно писала Цветаевой в 1921 году, предвосхищая очное знакомство: «Желаю Вам и дальше дружбы с Музой и бодрости духа, и, хотите, будем надеяться, что мы все-таки когда-нибудь встретимся»230230
Все письма и ответ Ахматовой: Ц7, т. 6, с. 200—207.
[Закрыть].
26-го русского апреля / 9 мая 1921 года в письме Цветаева рассказала Ахматовой о поэме «На Красном Коне», о том, что намеревалась издать ее в «Алконосте» и отправить в Петербург через посредничество Блока. Блока Цветаева боготворила, и соседство имен Ахматовой и Блока в письме было ей важно как знак принятия в питерское царство поэтов (ни в коем случае не в «Цех поэтов», о котором Цветаева пренебрежительно отзывалась еще в 1912 году!231231
НСИ, с. 140.
[Закрыть]). 9 мая Блок 1921 года был в Москве и выступал в Политехническом и в Союзе писателей232232
Саакянц А. А. С97, с. 252.
[Закрыть], поэтому Цветаева надеялась познакомиться, наконец, с гением и даже воспользоваться оказией в Петербург. То, что она заранее сообщила об этом Ахматовой, испортило дело: Марина Ивановна не посмела приблизиться к Блоку.
В ответ на письмо Ахматова благодарила Цветаеву за посвящение поэмы «На Красном коне»233233
Рукопись усеченного варианта поэмы, присланной Ахматовой в <мае 1921 года>, – в архиве П. Лукницкого. Подробнее: Поэмы. С. 323.
[Закрыть], писала, что страдает «аграфией»234234
Цветаева вспомнит это ахматовское письмо во время подготовки «После России» к печати“ в 1927 году, редактируя стихотворение „Так заживо раздав…“: „Так заживо раздав / Скипетр и хламиду, / Перевязь и аграф…». РГАЛИ, ф. 1190, ед. хр. 16, л. 50. Аграфа – брошка, украшенная каменьями. В зодчестве – ключ свода, замок. Аграфия – потеря способности писать. Цветаева соединяет в стихах названные значения, говоря о прощании с земной судьбой.
[Закрыть] и дарила свой «Подорожник» с надписью: «Марине Цветаевой в надежде на встречу с любовью Анна Ахматова 1921»235235
Поэт и время, с. 100.
[Закрыть]. Ахматова счастливо совпала с Цветаевой в том, что обе любили Ахматову.
После смерти Блока Цветаевой необходимо было написать Ахматовой, оплакать его уход именно с ней236236
См.: СВТ, с. 51—54.
[Закрыть], так как Марина Цветаева знала по стихам Ахматовой и поэме «У самого моря» об особенном отношении к творчеству поэта237237
См.: В. А. Черных. Блоковская легенда в творчестве А. Ахматовой: Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993, с. 275—298.
[Закрыть]. В то же время Цветаева отлично сознавала, что письмо о Блоке написано себе, что душевная распахнутость письма не нужна Ахматовой. К этому черновому варианту письма в 1932 году она сделала следующую приписку: « (Эгоцентризм письма, происходящий не от эгоизма, а от бесплотности отношений: Блока видела три раза – издали – Ахматову – никогда. Переписка с тенями. – 1932 г. И даже не переписка, ибо пишу одна.)»238238
СВТ, с. 54.
[Закрыть] Почему «пишу одна»? Значит, не отвечала Ахматова на письма; Цветаева почуяла холодок; эпистолярного романа не получилось.
Лирическая лесть
В ответ на недостоверный слух о смерти Ахматовой после расстрела Н. С. Гумилева 30 августа 1921 г. ст. ст./ 12 —го сентября нов. ст., в очередную годовщину смерти своего отца, Ивана Владимировича, Цветаева написала замечательное посвящение «К АХМАТОВОЙ»:
Соревнования короста
В нас не осилила родства.
И поделили мы так просто:
Твой – Петербург, моя – Москва.
Блаженно так и бескорыстно
Мой гений твоему внимал
На каждый вздох твой рукописный
Дыхания вздымался вал.
Но вал моей гордыни польской —
Как пал он! С златозарных гор
Мои стихи как добровольцы
К тебе стекались под шатер…
Дойдет ли в пустоте эфира
Моя лирическая лесть?
И безутешна я, что женской лиры
Одной, одной мне тягу несть239239
БП90, с. 677.
[Закрыть].
В усеченном виде, без двух первых четверостиший, отрывок из стихотворения «К АХМАТОВОЙ» был опубликован в «Ремесле», что полностью изменило его смысл. Если в первоначальном варианте Цветаева говорила о равенстве двух гениев, то в опубликованном «Отрывке из стихов к Ахматовой» великодушно подчеркнула ахматовское превосходство, сравнив себя с Польшей, Ахматову – с царем Николаем I, подавившим польское восстание в августе 1831 года. Концовкой стало:
Следя полночные наезды
Бдил добровольческий табун,
Пока беседовали звезды
С Единодержицею струн.
(30 августа 1921 ст. ст.)
На следующий день, 31 русского августа 1921 года ст. ст., было написано и полное любви письмо, в котором Цветаева ставила Ахматову рядом с С. Эфроном по значимости в своей жизни: «Дорогая Анна Андреевна! Все эти дни ходили о Вас мрачные слухи <…>. Я ко всем подходила в упор, вымаливала Вашу жизнь. Еще бы немножко – я бы словами сказала: „Господа, сделайте, чтобы Ахматова была жива!“ <…> Кончаю – как Аля кончает письма к отцу: Целую и низко кланяюсь» (VI, 203). Неизвестно, какой вариант стихотворения «К АХМАТОВОЙ» («Соревнования короста…»)». Цветаева послала своему кумиру, но первоначальный вариант о равенстве двух гениев позднее переписала в «Сводную тетрадь», таким образом, обозначив его важность.
Анна Ахматова
Были еще стихотворение 1921 года «Ахматовой» («Кем полосынька твоя…»), сны об Ахматовой в 1917-ом и в 1922-ом, во время работы над «Молодцем», и сон в августе 1934 года, в дни создания стихотворения «Куст», сон о встрече с Ахматовой в Париже240240
Подробнее: СМЦ, с. 101; 109—110; с. 222.
[Закрыть]. В начале работы над «Поэмой Горы» Цветаева записывает в тетрадь строку: «NB! Ахматовский хомут»241241
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 8, л.188.
[Закрыть], вероятно, имея в виду тему разлуки, характерную для Ахматовой. Были строки об Ахматовой в статьях «Эпос и лирика современной России» и «Поэты с историей и поэты без истории», в «Искусстве при свете совести». 12-го ноября 1926 года, когда Марина Ивановна надеялась на приезд Ахматовой в Париж, она писала Анне Андреевне: «Целую и люблю – вот уже 10 лет (Лето 1916 г., Александровская слобода, на войну уходил эшелон)». В письме к Анне Тесковой от 12 марта 1935 года Цветаева так сообщает о своем жарком стремлении увидеться с Ахматовой: «Я бы, назначь мне Анна Ахматова свидание в 2 ч. ночи – пешком бы пошла в Париж с t – 40°(поднялась бы дорогой от волнения свидания)»242242
МЦТ, с. 217.
[Закрыть]. Об особенном отношении к Ахматовой Цветаева написала в 1936 году в «Нездешнем вечере»243243
Р. Тименчик сообщает, что четверостишие «Ты любила меня и жалела…», слабая попытка оплакать Цветаеву, написано А. А. в ответ на письмо из Праги от Вадима Морковина, который обращался за разъяснениями к Ахматовой по поводу фрагмента из «Нездешнего вечера», где Цветаева признавалась, что в Петербурге в январе 1916 года читала стихи для отсутствовавшей на вечере Ахматовой. А. А. проставила над четверостишием «Ты любила меня и жалела…» инициалы «М. Ц.». Тименчик Р., с. 101.
[Закрыть]. Таким образом, можно сказать, на протяжении всей жизни Анна Андреевна не просто интересовала Цветаеву, а была частью самых глубоких ее переживаний и влияла на поэтические замыслы.
Соляной столп
В статье «Поэты с историей и поэты без истории» (1933) Цветаева сравнивала Анну Андреевну с Пастернаком (высшей похвалы, пожалуй, не существовало!) говорила о лирическом постоянстве обоих поэтов как о черте стиля: «Уже или еще?» – спросила я в 1916 году об Ахматовой, начавшей в 1912-м тем же кувшином из того же моря. Сегодня, семнадцать лет спустя, вижу, что тогда, сама того не ведая, она дала формулу своей лирической неизменности. <…> и Ахматова, и Пастернак черпают не с поверхности моря (сердца), а со дна его (бездонного). Они точно так же не могут наскучить, как не может наскучить состояние сна, всегда одно и то же, со сновидениями всегда другими. Как не может наскучить самое сон» (V, 405). Бездонность лирического дна в устах Цветаевой – похвала. Оба поэта ей дороги. В записной книжке Цветаева записала коротко: «Серебряным ковшом из того же <бездонного> моря – вот Ахматова»»244244
ЗК, т. 2. С. 289.
[Закрыть], – чем сразу соединила Анну Андреевну с собой, поскольку серебряный – ее металл, ее сверкание, блеск, ее, цветаевское, величие. Понравилась бы ее мысль Ахматовой? Анна Андреевна была недовольна, когда при подготовке к изданию одной из ее книг в издательстве ей сказали, что она такая же, как в молодости245245
В91, с. 138.
[Закрыть]. То же самое постоянство увидела Цветаева в 1940 году, когда прочла «Из шести книг», но как изменилась ее оценка ахматовского творчества! Приведем запись целиком:
Да, вчера прочла – перечла – почти всю книгу Ахматовой и – старо, слабо. Часто (<точная>246246
В расшифровке рукописи Е. Б. Коркиной – вместо «точная» – «плохая» примета. АМ. с. 34.
[Закрыть] и верная примета) совсем слабые концы, сходящие (и сводящие) на – нет. Испорчено стихотворение о жене Лота. Нужно было дать либо себя – ею, либо ее – собою, но – не двух (тогда была бы одна: она).…Но сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд <.>
Такая строка (формула) должна была даться в именительном падеже, а не в винительном. И что значит: сердце не мое никогда не забудет… – кому до этого дело? – важно, чтобы мы не забыли, в наших очах осталась —
Отдавшая жизнь за <единственный> взгляд.
Этой строке должно было предшествовать видение <:>
Та, бывшая …, та, ставшая солью:
<Отдавшая> жизнь за <единственный> взгляд
– соляной столп, от которого мы бы остолбенели. Да, еще и важное: будь я – ею, я бы эту последнюю книгу озаглавила:
Соляной столп
– и жена Лота, и перекличка с Огненным247247
«Огненный столп» (август 1921) – заглавие последней книги Н. С. Гумилева.
[Закрыть] (высокая вечная верность) в двух словах вся беда и судьба.Ну, ладно.
Просто, был 1916 год, и у меня было безмерное сердце, и была Александровская Слобода248248
С конца июня до середины июля 1916 г. Цветаева жила в Александрове у сестры Аси. Здесь были написаны стихи цикла «Ахматовой».
[Закрыть], и была малина (чудная рифма – Марина) и была книжка Ахматовой… Была сначала любовь, потом – стихи…А сейчас: я – и книга.
А хорошие были строки: Непоправимо-белая страница…249249
Из стихотворения Ахматовой «Вечерние часы перед столом…» 1913 г. («Четки»). Коркина Е. Б. АМ, с. 69.
[Закрыть] Но что она делала: с 1914 г. по 1940 г.? Внутри себя. Эта книга и есть «непоправимо-белая страница»…Говорят, – Ива. Да, но одна строка Пастернака (1917 г.)
Об иве, иве разрыдалась250250
Из стихотворения «Уроки английского» Б. Пастернака.
[Закрыть]и одна моя (1916 г.) – к ней:
Не этих ивовых плавающих ветвей
(Касаясь истово, а руки твоей…)251251
Из стихотворения Цветаевой «У тонкой проволоки над волной овсов…» (цикл «Ахматовой»).
[Закрыть]а что остается от Ахматовской ивы, – кроме – ее рассказа, как она любит иву, т.е. – содержания?
Жаль.
– Ну, с Богом, – за свое. Оно ведь тоже – посмертное. Et ma cendre sera plus chaude que leur vie МЦ
«И мой прах будет пламеннее, чем их жизнь»253253
Е. Б. Коркина обнаружила, что французская цитата – заключительная строка стихотворения Анны де Ноай «Les regrets» (АМ, с. 54).
[Закрыть], – пишет Цветаева от обиды за свою поэтическую судьбу. Нет увлеченности, восхищенности морем ахматовских снов, только недоумение: «Но что она делала: с 1914 г. по 1940 г.? Внутри себя», – изумляется Цветаева, отзываясь на книжку Ахматовой. Не забудем, что запись сделана Цветаевой 3-го октября 1940 года, непосредственно в тот же день она приступила к составлению своей последней книги. Так что, отзываясь на сборник Ахматовой, она, конечно, не могла не думать о весе своего творчества, о том, что над ее ухом вряд ли будет трещать «погремушка славы»254254
Из стихотворения Ахматовой «Кое-как удалось разлучиться…» (1921).
[Закрыть]. В названии «Соляной столп» ее, цветаевские слезы, ее верность, беда и судьба.
Цветаева подметила психологически важное отличие: Ахматова не менялась и всегда писала о себе, сводила к себе финал стихотворения, Ахматовой интересна она сама. Цветаевой – она в другой душе, через другого узнающая новую себя. Цветаевой в 1940 году была странна поэтическая неизменность Ахматовой не потому, что она сама «экспериментировала» со стихом, как считают некоторые исследователи ее творчества, а потому, что внутренне менялась. В «Верстах» она одна, в «Лебедином стане» – другая, в «Ремесле» – третья. Каждая книга – этап внутреннего роста, преображения языка. Конечно, в ее оценке Ахматовой была обида непризнанности. В амфитеатре поэтов она чувствовала свое высокое место и незаслуженную униженность в официальном ЦЕХЕ, находившемся всецело в ведении государственных чиновников.
Еще одна причина. Сборник Ахматовой «Из шести книг» открывался разделом «Ива»255255
Сама Ахматова написала в 1961 году: «Ива. Лето 1940. (10.000) Все про „Иву“. Она никогда не выходила отдельно. В нее входят стихи (1922—1940) – это часть того, что я написала за эти годы. <…> Озаглавлено случайно по первому <стихотворению> „Ива“ 1940 <…> Меня можно назвать поэтом 1940 гг. Это видно даже по зеленой книге». РГАЛИ, ф. 13, оп. 1, ед. хр. 104, л. 14.
[Закрыть] и эпиграфом из Пастернака: «И было темно. И это был пруд / И волны…». Вероятно, Цветаева творчески приревновала к Ахматовой Пастернака, которому в сборнике «Из шести книг» посвящено замечательное стихотворение 1936 года «Борис Пастернак», впоследствии названное «Поэт». С Пастернаком Цветаева увидится в октябре 1940 года, уже после чтения ахматовского томика.
Все вышесказанное не зачеркивает любви Цветаевой к ахматовским стихам, которые она любила, как свои, и любимые стихи Ахматовой помогают лучше понять цветаевскую несчастность, эмоциональное состояние, ее существование «в бедламе нелюдей» и близость к смерти в 1941 году. Раннее стихотворение Ахматовой Цветаева вспоминает в тетрадной записи конца января 1941 года: «Еще одно: про мою пресловутую гордыню. Одаренную всеми дарами – дочь неба – бросили с седьмого из каких (небес) в самую базарную гущу в живой комок хозяек и служанок. И в ответ на все мои усилия <:>
– Разве так продают? – Я не умею продавать. – Разве так покупают? – Я не умею покупать. – Разве так метут? – <Еще> – Я не… Почем я знаю как метут? У нас так не мели… – Где – у вас? – В Эмпиреях.
Ведь я на этот возглас – вызвана. Это моя последняя оборона, чтобы не сожрали живьем.
Это, в жизни, называется: ложное положение. <…>
Здесь я больше всего страдаю – от глаз.
<…> Я здесь все время – под тучей: под смертью. Все ищу – как, примиряю (Маршрут с <Покровских> ворот до нашего <бульвара>) То – <седьмой> этаж, нет, вышка гостиницы Москва, но – до чего безобразно! (другим). То – мост, но на мосту (в Москве везде – всегда, нет такой щели, чтоб не) – народ. Внутрь – нечего и мерзость. Есть, конечно, Федрин сук: лес, <потому> <что> крюков больше нет – п.ч. люстр больше нет. И перекладин больше нет – п.ч. чердаков (своих) больше нет. «Думали – нищие мы, нету у нас ничего»…
А, главное, все это – совершенно обратно моей природе: счастливой, довольной – <всем>. Я и старость приняла – с улыбкой, без <всякой> жалости. Но как можно – с улыбкой – такое? В миг уязвлена, окровавлена самая сильная моя страсть: справедливость»256256
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 33, л. 33—36.
[Закрыть]. Цветаева не умела ни покупать, ни продавать, она не умела жить так, как жили многие. Та, для кого своими воспринимались Эмпиреи и боги, всегда была чужой во всякой среде, даже в среде писателей. Она умела любить чужие стихи и писать свои. И – по-прежнему жила страстями. Хотя у нее не было сил на негодование, она взывала к справедливости, а думала о смерти. В записи, приведенной выше, Марина Цветаева цитирует подошедшее по настроению стихотворение А. А. Ахматовой 1915 года, потому что в 1915 году была молодой, сильной, влюбленной, потому что тогда все только начиналось, потому что стихи еще раз сбылись:
Думали: нищие, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днем, —
Начали песни слагать
О великой щедрости божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
1915 год – год конца цветаевской юности. Именно в 1915 году Цветаева написала свое первое посвящение А. Ахматовой, создала часть стихотворений цикла «Подруга». В 1915 году М. А. Минц, муж А. И. Цветаевой, познакомил Марину Ивановну со своим другом, Никодимом Плуцер-Сарна, который увлекся ею с первой встречи и прислал корзину с незабудками257257
Саакянц А. А. С97, с. 74.
[Закрыть] – к нему обращены многие стихи «Верст» 1916 г. Летом 1915 года Цветаева впервые встретилась с О. Э. Мандельштамом, влюбившимся в нее, и в 1916-ом году отчасти из-за него написала «Стихи о Москве». Ей было чуть больше двадцати…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?