Книга: Марина Цветаева. Статьи и материалы - Елена Айзенштейн

Чтение «После России» именно как дневника даёт ключ к более глубокому и точному пониманию стихов Цветаевой, нежели при восприятии их вне контекста книги. Такое чтение обнаруживает особую связанность «После России» с Борисом Пастернаком. Многие стихи «После России» живописуют взрывы и срывы, лёд и пламень цветаевских чувств к поэту, близкому ей по страстности поэтического голоса, по мощи дара, по истокам творчества. Этим и объясняется название настоящей работы – «Борису Пастернаку – навстречу!», точно определяющее адресата «После России», её главного читателя, к которому обращён цветаевский голос.

Когда я заглянула в алфавитный указатель, то удивилась, не обнаружив среди четырех Пастернаков нужного мне Бориса Леонидовича. Но внимательно просмотрев рандомную страницу, поняла, что указывая страницы, где упоминается главный Пастернак в жизни Марины, пришлось бы перечислить всю книгу. Потому что его имя во всём: в письмах, стихах, мыслях...

Так во мне загорелось желание ознакомиться с работой полностью.

Вот только меня ждало разочарование. Не полное, конечно, но ощущение будто меня обманули, что-то отняли. Будем разбираться.

Во-первых, это узконаправленная литературоведческая книга, хотя в аннотации написано «для широкого круга». «Широкий круг» – это все-таки читатель с любым уровнем знаний, даже нулевым. Но для чтения этой работы нужно предварительно прочитать хотя бы сам сборник стихов «После России»(«Если когда-нибудь – хоть черезъ сто лѣтъ – будетъ печататься, прошу печатать по старой орѳографiи»), взять на вооружение черновые тетради и тетрадки , ознакомиться с перепиской между Цветаевой и Пастернаком. Это для того, чтобы понимать, где действительно звучит голос Марины Цветаевой, а где – Елены Айзенштейн. Различить сложно, потому что каждая страница – анализ. Тот самый, где автор (Елена) следует за своими чувствами, своими мыслями. С её лёгкой руки Марина Цветаева предстаёт сумасшедшей странницей, мечущейся в своей земной неопределённости. Представленные таким образом, мне не нравятся её стихи, меня смущают её поступки. Поэт под тенью Айзенштейн уходит на задний план. Хотя, как филолог, я думала и о сером цвете в поэзии Цветаевой, и о разрывах слов, и даже о пресловутых, расставленных здесь и там, бесконечных её тире.

Во-вторых, мне не понятна система, по которой выбраны названия для глав и сюжеты для анализа. Имеет место перескакивание, полёт между тем и этим, постоянное обращение к Библии. А система сносок меня сбивала, т.к. у принятых библейских ссылок были только цифры, определить по ним книгу, откуда взят стих – задачка для продвинутых. И вообще к комментариям есть вопросы. Смешались в кучу кони, люди, источники и переводы с немецкого, французского...

В-третьих, я надеялась найти здесь Пастернака. Вот только он всё время сбегал: не хотел встречи, письма терялись во времени, и ревность жены тоже играла свою роль. Параллельно я прочитала небольшую критическую зарисовку Цветаевой «Световой ливень»: «С самим Пастернаком я знакома почти что шапочно: три-четыре беглых встречи». При таких вводных мне непонятна её внезапная зацикленность на Борисе. То брат, то несостоявшийся любовник, то творческая половина – Поэт. Вот она тянется к нему изо всех сил, а достать не может, отсюда по-детски острая, эгоистическая обида – как это не моё? И муж в итоге оказался подлецом, пришлось уступить и назвать сына Георгием, а не Борисом, не открыть своей любви. В общем странная семейная история, странная Марина. И теперь, когда я буду видеть очередную шутку про треугольник Маяковского и Бриков, я буду вспоминать Цветаеву и её любовные терзанья, и противопоставлять тот мир и этот.