Текст книги "Продавец счастья. Магия кинематографа, или Новые приключения Ское"

20

Ника уселась на подоконник в комнате Ское. Обычно на нем сидит он, приоткрыв окно, чтобы впустить вдохновение. Она взялась за ручку окна и повернула. В щель сразу влетел холодный ветерок, скользнув по щеке девочки. Она улыбнулась и высунула на улицу руку. Капля с крыши шлепнулась на ладонь.

– Как назовем мальчика в фильме? – поинтересовался Ское, глядя, как Ника ловит капли и улыбается.

– Леша, – предложил Вадим. – Хорошее имя для мальчика, которого бросила мама.

– Леша так Леша, – согласился Ское.

Внезапно из-за облаков вылезло солнце и бросило свои лучи прямо в лицо Нике. Она прищурилась и отвернулась от окна.

– Я не верю, что так бывает, – негромко проговорила девочка. – Что мать может найти себе другого сына.

– И мы не верим, Ника, – ответил Ское. – Это и называется «абсурд».

– Ты дописал сценарий? – поинтересовался Вадим.

– Да. Можно уже работать с Пашей.

– С Павлом! – поднял указательный палец вверх Вадим. – Это важно.

– Чего ты к нему цепляешься? – усмехнулся Ское.

– Больно наглый пацан, – ответил ему приятель.

– На тебя похож, – вставила Ника.

– Не похож, – Вадим взял сценарий у Ское и стал его пролистывать. – Теперь осталось найти женщину на роль матери.

– Давайте прервемся, что ли? Перекусим, – предложил Ское.

– Да! – воскликнул Вадим. – Я даже чайник поставлю.

– Ты сегодня добрый, – с улыбкой заметил Ское, и Вадим ушел на кухню.

Воцарилась тишина. Только шуршали листы сценария, которые перебирал Ское, делая пометки, да через приоткрытое окно врывались редкие, негромкие птичьи трели. Ника нерешительно взглянула на мальчика.

– Ское, – тихо позвала она.

– Что? – он поднял глаза.

– Я сочинила музыку.

– Покажешь? – заинтересовался мальчик.

– Да. Когда-нибудь, – Ника опустила глаза. Она не понимала, зачем вообще заговорила о музыке. Хотела ведь сохранить ее в тайне, запрятать куда-нибудь глубоко в душу и лишь изредка доставать оттуда и слушать, лишь в особых случаях. Это была ее личная музыка, которую, как ей казалось, никому не показывают, как не показывают что-то сокровенное.

– Почему не сейчас? Придет Вадим и…

– Нет! Вадиму я не покажу, – воскликнула Ника. – Он не такой.

– Какой – не такой? – не понял Ское.

– Чайник припаркован на плите! – весело провозгласил Вадим, заглянув в комнату. Ское внимательно посмотрел на Нику, но девочка поспешно отвернулась, спрыгнула с подоконника и направилась на кухню.

21

Облака плыли в лужах. Ское наступал в эту серо-облачную жижу, стараясь расплескать портрет неба по асфальту, но брызгами разлеталась только вода, а облака снова проявлялись отражением, целые и невредимые, чуть только проходила рябь на поверхности лужи.

Он стоял возле школы. Скоро должны были подойти и Ника с Вадимом. Приглушенно зазвучал звонок, и почти тотчас же из школы повалил поток ребят. «Будто под дверью караулили», – усмехнулся про себя Ское. Он оглядывал толпу сверху в поисках светлой макушки. Наконец макушка появилась, в окружении еще нескольких. Паша увидел Ское и направился к нему, распустив свою свиту, которая, однако, не торопилась расходиться. Мальчишки шли преувеличенно медленно, поглядывая на своего друга, пожимающего руку старшекласснику, как старому знакомому.

– Здоро́во, – хрипло поприветствовал мальчик Ское.

– Здоро́во, – усмехнувшись, ответил тот. – Сейчас Вадим с Никой придут. А вот и они. – По пешеходной дорожке, взявшись за руки, шли Вадим и Ника. При виде этой сцены мальчишка скривился, но ничего не сказал. Вместе со Ское они двинулись навстречу парочке.

– Вадим, мы пойдем к тебе, – сразу заявил Ское, как только они поравнялись.

– Почему не к тебе? – спросил тот.

– У деда гости.

– Такие же невидимые, как и он? – усмехнулся в ответ приятель. – Ладно, ко мне так ко мне.

– Почему ты перестала называть меня сыном?

– Я называю.

– Нет, мама, не называешь.

– Леша!

– Назови меня сыном!

– Леша… я не могу.

– Почему? Почему? – Паша подскочил к Нике и вперился своими колючими глазами ей в лицо. Девочка от неожиданности отпрянула, но тут же рассмеялась.

– Ну, Ника! – воскликнул Ское. – Войди уже в роль.

– Зачем? Я же не буду играть маму, – Ника все еще хихикала.

– Чтобы Паше легче было перевоплотиться в сына.

– Меня зовут Павел, – вставил мальчик, проведя рукой по волосам. От этого челка его встала дыбом, и он стал похож на взъерошенного, но гордого воробья. Нику захватил новый приступ смеха при виде этого растрепанного самолюбивого создания.

– А по отчеству как? – поинтересовался Вадим.

– Павел Александрович.

– Так вот, Павел Александрович, – продолжал Вадим, – не выпендривайся. Мал еще.

Мальчик надулся и сел на стул. Ское похлопал его по плечу:

– Молодец, хорошо играешь.

Паша изо всех сил старался держать лицо сердитым, но похвала взяла свое, он немного оттаял, отвернулся к стене и улыбнулся краешком рта, чтобы никто не увидел.

– Вадим, читай за мать, – Ское забрал у смеющейся Ники листок с репликами и протянул его Вадиму. – Попробуем так.

– Я? Мать? – взвился Вадим. Паша, не выдержав, прыснул.

– Да. Ты – мать, – Ское был непреклонен. Он вложил лист с репликами Вадиму в руки и выжидательно на него посмотрел.

– О`кей, я мать, – Вадим развалился на стуле, вытянув ноги. – И хочу поменять вот этого лохматого, некрасивого, хмурого сына, – указал он на Пашу, – на умного, богатого, красивого сына на белом коне. Начнем.

– Кому ты постоянно строчишь эсэмэски? – вскричал Паша, выхватив у Вадима смартфон. – Кому? Кому?

– Леша, – начал было Вадим, глядя в сценарий, но не выдержал и заулыбался. – Отдай смартфон, сморчок, он мне дорог как память.

– Вадим, у тебя есть текст, – строго сказал Ское.

– Я не могу говорить с этим… Павлом Александровичем с материнской нежностью. Это выше моих сил.

– Просто читай свои реплики, и все.

– Давай ты почитай, посмотрю я на тебя.

– Я режиссер.

– Что-то в прошлом фильме тебя это не остановило, когда ты выбрал себе роль принца. Побудь для разнообразия матерью.

– Нет, читай ты, – вдруг заявил Паша, ухмыльнувшись.

– Что? А тебя кто-то спрашивал? – прикрикнул на него Вадим.

– Вадим, не шуми, – спокойно сказал Ское. – Читай, видишь, тебя сын просит.

– Сын! Я бы такого сына точно поменял на кого-нибудь другого, – пробурчал тот. Паша встал со стула и подошел к нему вплотную. Темные глаза его увеличились и стали почти квадратными, заблестели, налитые влагой.

– У тебя есть другой? – прохрипел он в лицо Вадиму. – Это к нему ты бегаешь по вечерам? – зрачки расширились, сделав взгляд глубоким и тягучим, как мед, и колким, как жало пчелы.

– Нет, Леша, нет, – промямлил Вадим по тексту. Глядя в эти огромные глаза, он не верил, что мальчик сейчас играет роль. Ское и Ника затаили дыхание. Фигурка отвергнутого «сына» будто внутренне сжалась, пальцы он вдавил в ладони так, что костяшки побелели. Вадим насилу отвел взгляд от мальчика, чтобы заглянуть в бумажку за следующей репликой. – «Мать встает со стула и прохаживается по кухне», – Вадим вскочил и заходил из стороны в сторону, уперев взгляд в пол. Паша следил за его передвижениями с рвением хищника, не спускающего глаз с жертвы.

– Понимаешь, – начал он, все еще не глядя на «сына». – Это трудно объяснить.

– А ты попытайся, – тихо проговорил Паша.

– Я… Леша, только обещай, что воспримешь это нормально. Обещаешь?

– Говори.

– Я нашла… в общем, я встретила одного мальчика. Он…

– Ну?

– Он учится в твоей школе.

– И что?

– Мы разговорились. Он показал мне свой дневник…

– И?

– Там столько пятерок, Леша! А у тебя, сам знаешь, тройка на тройке.

Мальчик многозначительно молчал.

– А еще он играет в футбол, увлекается плаванием. И еще… Не знаю даже, как сказать.

– Скажи как-нибудь, – «сын» опустил глаза и весь напрягся, приготовившись к самому страшному.

– У него голубые глаза и темные волнистые волосы. Я всегда хотела такого сына, – Вадим нерешительно взглянул на Пашу. Тот окаменело смотрел в одну точку, где-то за окном. – И еще он моложе тебя, – Вадим-мать опустился на стул и весь как-то сник. – Вот, теперь ты все знаешь.

«Сын» прошелся по кухне, из стороны в сторону. «Мать» глядела на него снизу вверх затравленно, ожидая реакции.

– Мама, – начал мальчик, но осекся. – Могу я тебя пока так называть – «мама»?

– Конечно, Леша, конечно, – спохватилась «мать». – Можешь. Пока… – и опустила глаза на скатерть. Передвинула с места на место стоявший на столе одинокий стакан, чтобы унять дрожь в руках.

– Мама, может быть, это просто увлечение? – проговорил он холодно, но, не выдержав, упал на колени перед «матерью», взял ее руки в свои и проговорил горячо: – Это просто увлечение, мама! Очередное увлечение! Помнишь, как с той кучерявой девочкой? Она была очень миловидна, и по математике у нее за год выходила пятерка, и ты не смогла устоять. Помнишь, мама?

«Мать» отняла руки и отвернулась.

– Леша, – расстроенно проговорила она. – Я постоянно о нем думаю. Постоянно, понимаешь? Даже когда…

– Даже когда?

– Даже когда смотрю на тебя, – «мать» повернула лицо к мальчику. Глаза его стали жесткими, почти металлическими. Он вскочил и медленно указал на дверь кухни.

– Тогда уходи.

– Леша! Но мы могли бы остаться друзьями! – попыталась смягчить ситуацию «мать». – Иногда встречаться, ходить куда-нибудь. Созваниваться.

– Уходи!

«Мать» еще мгновение смотрела на «сына», но послушно встала и вышла в коридор. «Сын» бросился за ней.

– Мама! – крикнул он в отчаянье.

– Нет, – «мать» устало покачала головой. – Нет. Ты прав. Я уйду, так будет лучше.

– Мама, – тихо повторил «сын», стоя на пороге и не решаясь подойти.

– Я пришлю тебе документы на разусыновление.

– Мама, – беззвучно сказал «сын», опустив голову.

– Ты еще встретишь свою, единственную. Слышишь? – «мать» стояла на пороге в пальто и шляпе. Она повернула дверную ручку. – Встретишь свою маму, – и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

– А ты встретишь свою, – со смехом сказал кто-то. «Входной дверью» ребятам служила дверь в одну из комнат в доме Вадима, в гостиную. – Что это вы затеяли? – из комнаты появилась красивая улыбающаяся женщина. Она внимательно рассматривала компанию.

– Здравствуйте, – промямлила Ника и вся сжалась при виде нее. Это и есть мама Вадима? Какая красивая! Им еще не доводилось встречаться: она всегда была то на работе, то в командировках. И вот она здесь, смотрит на Нику своими бесподобными глазами.

– Здравствуйте, – поздоровалась женщина. – Вадим, представь нас.

– Мои одноклассники – Ское и Ника, – показал он на ребят. – И какой-то мальчик случайно затесался, – добавил он, усмехнувшись, указывая на Пашу.

– Павел, – гордо представился тот. Щеки его от смущения побагровели, но он стоически выдержал это, глаз не отвел.

«Значит, я ему одноклассница, – подумала Ника. – Ну-ну».

– Очень приятно, Ника и Ское, – улыбнулась мама. – Очень приятно, Павел! А я Марина.

– Марина Алексеевна, – поправил Вадим, нахмурив брови.

– Чем это вы занимаетесь? – поинтересовалась Марина Алексеевна.

– Прогонкой сценария к новому фильму, – ответил Ское.

– Как интересно! Вы, значит, снова фильм снимаете? «Корабль на крыше» я видела. Молодец, Ское, мне очень понравилось, – она кокетливо улыбнулась мальчику. Тот вежливо поблагодарил в ответ.

– Почему только Ское молодец? – встрял Вадим. – А снимал кто?

– Ты тоже молодец, Вадим, – мать погладила сына по руке.

– Не тоже, – буркнул он в ответ. – И вообще, нам некогда, – и скрылся в комнате.

– Ревнивец, – заметила Марина Алексеевна и взялась за ручку двери гостиной. – Не буду вам мешать, занимайтесь.

Ребята вернулись в комнату Вадима. Тот уже развалился на диване, скрестив руки на груди.

– Ну что, кажется, мы не ошиблись с Павлом! – заявил Ское, похлопав по плечу мальчика. Тот заулыбался.

– А я? – взбеленился Вадим. – Я что, пустое место? Кто гениально сыграл мать, а? Кто?

– Ты, конечно ты, – улыбнулся Ское. – Вот и сыграешь ее в фильме.

– Чего?! – Вадим резко сел на диване.

– Шучу, – успокоил его друг. – Но мать найти надо. Обязательно надо.

22

Воздух за окном посинел. Луна повисла тонкой бровью.

– Что-то мы засиделись. Тебя не потеряют, малец? – спохватился Вадим.

– Я не малец, – гордо ответил Паша. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. – Детское время.

– Вот именно, детское. Поэтому и спрашиваю, – усмехнулся Вадим.

– Давайте собираться, – предложил Ское, и ребята повставали с мест. – Вадим, проводи Пашу до дома.

– Не надо меня провожать, – набычился мальчик. – Сам дойду.

– Проводи его, – повторил Ское.

– А почему я? Ты проводи. У меня девушка есть, между прочим.

– Не девушка, а одноклассница, – вставила Ника.

– Проводи Пашу, это мое распоряжение как режиссера, – настаивал Ское.

– То есть ты будешь прогуливаться с моей девушкой, пока я, как нянечка, веду малышню домой?! – вспыхнул Вадим.

– Да, примерно так, – усмехнулся Ское.

– Не с девушкой, а с одноклассницей, – повторила свою реплику Ника, но на нее опять никто не обратил внимания.

– Обоснуй, – Вадим двинулся на Ское.

– У тебя теперь есть сын, – с улыбкой сказал тот, глядя в свирепое лицо друга. – Просто сделай, как я прошу.

– Не быкуй, Вадим. Ничего с твоей девчонкой не случится, – серьезно проговорил Паша, и Вадим уставился на него ошарашенно. Ское и Ника рассмеялись находчивости мальчика.

– Ладно, – процедил Вадим. – Пошли, мелкий.

– Зови меня просто – Павел Александрович, – снова нашелся тот.

23

Зеркало дня разбилось и разбросало свои осколки по черному небу. Фонари оранжево очерчивали две тени – мальчика и девочки. Тени двоились и вращались, следуя за каждым проплывающим мимо фонарем. Ребята зашли в арку, ведущую во двор Ники, и тени спрятались на несколько мгновений в темной ее пасти, а потом появились снова в обрамлении белого света прожекторов, установленных во дворе.

Ника присела на качели. Ское стал рядом. Девочка легонько оттолкнулась ногой, вызвав жалобный писк качелей, будто тем было больно от этого движения.

– А зачем ты отправил Вадима с Пашей? – тихо спросила Ника. Ское стоял, уперев плечо в зеленую облупившуюся стойку качелей. Его тень смешивалась с угловатой тенью этой длиннопалой громилы, словно он ее причудливая часть.

– Им будет полезно пообщаться друг с другом, – ответил Ское.

– Почему ты так думаешь?

– Они похожи с Вадимом.

Ребята немного помолчали.

– В детстве я любила качаться на качелях, – проговорила Ника. Она посмотрела на свои окна. В одном свет. В кухне. Ское проследил за ее взглядом.

– Тебе от мамы не попадет, что поздно возвращаешься?

– Не знаю, – пожала плечами, – попадет, наверное, – грустно сказала она. – Ну и ладно.

После недолгой паузы, во время которой каждый думал о своем, Ское тихо спросил:

– А сейчас не любишь?

– Кого? – испуганно переспросила Ника.

– Качаться.

– Нет. В детстве был мальчик, Коля. Он тоже любил, мы выходили вместе и качались до упаду. Он говорил, что любит качели, конфеты и меня. Это смешно, да? – Ника подняла глаза на Ское. Лица она не видела, фонарь светил из-за его спины.

– Нет, не смешно.

– А потом он перестал выходить. Я его больше не видела.

Ское молча подошел к соседним качелям и сел. Под ним они тоже скрипнули, уныло и протяжно.

– Я побегу, – Ника резко поднялась. Ское оттолкнулся ногой от земли, и качели застонали. Тогда он снова уперся в землю, чтобы прекратить их стенания.

– Ты покажешь мне ту музыку? – спросил он, будто не расслышав ее последней фразы.

– Да, – Ника опустила голову, – покажу.

Она стояла напротив него. Фонарь теперь светил из-за ее спины, оставляя лицо девочки в тени, зато высветив Ское полностью. Он смотрел на нее снизу вверх, глаза в таком свете казались почему-то синими, хотя Ника точно знала – они зелено-желтые. Как осенние листья.

– Я побегу, – повторила девочка, пряча руки в карманы куртки. Ей стало зябко. Ское кивнул. Ника пошла к своему подъезду.

– Ника!

– Подожди, мама, – Ника забежала в свою комнату. Мать зашла следом, щелкнув выключателем. Свет расползся по комнате мгновенно. – Мама, не включай свет! – Ника подошла к шторе. Хотела выглянуть в окно незаметно, но с включенным светом сделать это невозможно.

– Ты где была? – грозно спросила мать. Она схватила дочь за руку и развернула к себе.

– С друзьями, – пролепетала Ника. – Мы снова фильм снимаем.

– Какой фильм? Какие друзья? Думаешь, я не вижу, что ты с парнями шатаешься? То с одним, то с другим!

– Они мои друзья.

– Не вешай мне лапшу на уши! Парни не бывают друзьями девочкам! Что ты топчешься у окна? Хочешь посмотреть на него? Уже соскучилась?

– Нет, я просто, – Ника отошла от окна, села на табуретку. – Мама, все хорошо, – пыталась она успокоить разъяренную женщину.

– Уроки когда теперь делать будешь?

– Сейчас сделаю.

– Сделает она! Ночь на дворе! – прикрикнула мать. – Чтобы я тебя больше не видела в компании мальчиков, ясно?

– Это невозможно, – чуть слышно пролепетала Ника.

– Что? Невозможно? А ремнем по мягкому месту – возможно?!

– Они мои друзья. Других у меня нет, – грустно сказала девочка.

– Быстро за уроки! Скажи спасибо, что я сегодня добрая, – проворчала напоследок мать и удалилась на кухню. Там у нее по телевизору, судя по звукам, закончилась реклама и начался сериал.

Девочка погасила свет в комнате и подошла к окну. Ское все еще сидел на качелях. Ника достала телефон, нашла в нем свою музыку, записанную ею на встроенный диктофон.

Сигнал о сообщении почти слился по звучанию со стоном качелей. Но Ское на всякий случай достал телефон и проверил. Действительно, СМС от Ники. С вложением. Ское открыл.

Звуки, приглушенные, придавленные несовершенством записи, лились из динамика телефона. Качели притихли, обратившись в слух. Тень Ское замерла. Мальчик поднял голову к небу: там осколками висели звезды и серебряной бровью – месяц. Все неподвижно, как на фотографии. И только музыка жила, сочилась в воздух, обращая в слух все на своем пути, делая неподвижным все, к чему прикасалась. Сыгранная на фортепиано, она тем не менее звучала голосом, живым человеческим голосом, Никиным голосом. И казалось, понимаешь, что тебе этот голос говорит, с точностью до слова, до интонации, и все же не можешь ни повторить, ни ответить.

Ское взглянул на окно Ники. Темное. Легла спать? Или стоит там за шторкой и тоже слушает, хотя через стекло не доносится ни звука?

Музыка стихла. Ское еще сидел так с телефоном в руках несколько минут. Или несколько десятков минут? Он не разобрал. Потом тихо поднялся и ушел в черный проем арки.

24

– Ну и где ты живешь? – спросил у мальчика Вадим, когда они вышли из его дома.

– Возле площади Носова.

– Ну, Ское! Это же в двух шагах от его дома. А теперь мне тащиться придется.

– Ну не тащись.

– Как это – не тащись? Я же мать!

– Так себе мать.

– Чего?! Хочешь сказать, я плохая мать?

– А ты бы хотел быть хорошей матерью? – усмехнулся Паша.

– Отстань, – буркнул Вадим, которому внезапно надоели эти дочки-матери.

– Боишься, что он уведет твою девчонку? Хоть не показывал бы этого, жалкое зрелище…

– Боюсь, что ты сейчас по лбу получишь! Замолкни, ладно?

Дальше шли молча. Вадим смотрел под ноги, а Паша пинал перед собой пустую пластиковую бутылку. Она глухо побрякивала, ударяясь об асфальт, рассеивала в стороны брызги, шлепаясь в лужи. Вадиму это надоело, и он со всей силы саданул по бутылке так, что та улетела на проезжую часть. Паша обиженно глянул на него, но промолчал.

– Когда уже эта площадь? Поскорее сдать тебя родителям, – пробормотал Вадим.

– У меня только мама.

– А отец?

– Нет его.

– Совсем?

– Нет, не совсем! Половина есть, а половины нет, – вспылил Паша. Вадим усмехнулся.

– Нет так нет.

– Вот именно! Нет его. Совсем нет.

– Да понял я уже.

Ребята подошли к крайнему дому по улице Металлургов.

– Мне сюда, – Паша указал на открытую дверь подъезда.

– Это же соседний со Ское дом, у него вон тот, – Вадим махнул рукой в сторону.

– Ну что, мамочка, поцелуешь меня на прощание? – ухмыльнулся Паша.

– Я тебя сейчас так поцелую! Иди уже, сморчок, – Вадим подтолкнул мальчика к двери и побрел в обратную сторону. Проходя мимо окон Ское, он поднял взгляд: свет горит. Уже проводил Нику и вернулся? Или до сих пор гуляют, а в комнате дед? В существование деда Вадим уже почти не верил, никогда не видел его. Немного постоял, глядя на окна. «В чем-то мелкий прав. Глупо я себя веду. Все-таки Ское мой друг», – подумал Вадим и отправился домой.

25

– Никина мама?

– Ты шутишь? – Ника возмущенно уставилась на Вадима. – Почему именно моя?

– Нет, нужен другой типаж, – вставил Ское. – Да и Никина мама не согласится все равно.

– А какой нужен типаж? – поинтересовался Вадим, натягивая куртку.

– Более легкомысленный.

– А если какую-нибудь одиннадцатиклассницу загримировать?

– Не пойдет. Все равно возраст будет заметен – в движениях, в мимике. Лучше найти молодую женщину, у которой есть ребенок. Тогда она будет органична в роли матери, – сказал Ское.

– Где мы найдем молодую женщину? На улице? «Хотите сняться в фильме? А, кстати, у вас есть дети?» Нас пошлют, – возразил Вадим, толкнув дверь школы. Ребята вышли на улицу, ветер бросился им навстречу, как к старым знакомым, полез обниматься, взъерошив волосы. Никино рыже-каштановое каре взметнулось вслед ему и почти тотчас же осело на лице. Новым порывом прибило к голове капюшон куртки, волосы встали горизонталью перед лицом.

– Ну и ветер, – проговорила Ника, пытаясь убрать с лица волосы, которые лезли в глаза и в рот. Вадим взялся за краешек ее капюшона и потянул вниз, но ветер настаивал, надевая его обратно, на голову. Ника развернулась к ветру, и лицо вмиг освободилось от всего. Она улыбнулась.

– Вот так и иди, задом наперед, – предложил Вадим, усмехнувшись.

– Просто пойдем в ту сторону, – сказал Ское и тоже развернулся. Вадим последовал их примеру.

– И куда мы придем? – осведомился он.

– Куда приведет ветер, – ответила Ника.

– Тоже так подумал, – улыбнувшись краешком губ, тихо сказал Ское и перешагнул очередную лужу с утонувшим в ней небом.

Ребята прошли школьный двор, располагавшийся за основным зданием. Мимо хоккейной коробки, к груде теснившихся за школьным забором домов. Ветер встречал их с распростертыми объятиями.

– Идти по ветру интересно. И легко, – заметила Ника.

– И не в ту сторону, – сказал Вадим.

– Откуда ты знаешь? Может, как раз в ту, – усмехнулся Ское.

Ребята зашли во двор, уставленный еще советскими, металлическими качелями, давно не крашеными, ободранными. Ское запрыгнул на детскую карусель, оттолкнулся ногой, она тяжело пошла, скрипя и постанывая. Ника тоже залезла, смеясь. Вадим стоял, засунув руки в карманы.

– Ну вы и дети, – прокомментировал он.

– Иди к нам, – предложил Ское.

– Ага, – кивнул Вадим и остался стоять на месте.

Карусель шла трудно и с визгом. Но Ское не сдавался, толкал ногой землю, а Ника смеялась, глядя на проносящийся мимо все быстрее и быстрее мир во главе с Вадимом, время от времени появляющимся в этом вихре красок.

– Надо сдать вас в младшую группу детского сада, – донесся до Ское и Ники его голос.

Раскрутившись, Ское перестал отталкиваться ногой, и карусель нехотя замедляла ход. Скрипы становились все более протяжными. Ребята стояли, ухватившись за желтые облупившиеся поручни, пока она совсем не встала. Только тогда сошли. На земле их ждал Вадим с лицом строгого родителя.

– Накатались, малыши? – спросил он.

– Нет, – честно призналась Ника. Ское усмехнулся.

– Твоя мама, – ни с того ни с сего сказала девочка Вадиму.

– Что – моя мама?

– Подходит.

– Куда подходит? – не понял он.

– На роль.

– Что? Нет, – категорично заявил Вадим. – Это у тебя голова кружится после карусели, вот в нее и лезут всякие глупости.

– А что? Она и вправду подошла бы, – поддержал идею Ское.

– Ты тоже после карусели.

– Но Вадим, – начала было Ника.

– Нет, – отрезал тот. – Пошли по домам уже, – раздраженно сказал он.

– Пойдем к тебе. Спросим у Марины Алексеевны, – предложил Ское. Его воодушевила эта идея. Ведь, действительно, у нее подходящий типаж.

– Я сказал – нет, – ответил на это Вадим. – Я непонятно выразился?

– Пусть она сама решит, – настаивал приятель.

– Да, мы просто спросим, – поддержала Ника. Не дожидаясь ответа, она подхватила Вадима под локоть и развернула в сторону его дома.

– Ладно, – нехотя согласился он. – Все равно откажется.

И ребята направились к Вадиму. Ветер снова захлестывал Никины волосы, облепляя ими лицо девочки, капюшон то вставал, то опадал, подчиняясь капризам этого невидимого бойкого существа.