Текст книги "Несоветская украинизация: власти Польши, Чехословакии и Румынии и «украинский вопрос» в межвоенный период"

Между тем ОУН сосредоточилась на индивидуальном терроре и экспроприационных актах. В 1933 г. была проведена так называемая «школьная акция». Решение о ее проведении было принято на конференции украинских националистов в Берлине в июне 1933 г., а основной ее размах пришелся на ноябрь-декабрь. Акция была направлена против «ополячивания украинских школ», поскольку «борьба против польского духа в школах – это борьба за воспитание украинской молодежи в украинском духе». В распространяемых листовках содержался список предлагаемых действий – молиться только по-украински, снимать польские гербы, портреты, надписи, не позволять «преподавать учителям на польском языке, ни вообще в польском духе»: «Пусть украинская молодежь уже сызмальства учится бороться с врагами Украины»[352]352
  Листівка ОУН до батьків українських школярів із закликом до захисту української школи // Український національно-визвольний рух на Прикарпатті в ХХ столітті. Документи і матеріали. Т. 1. Кн. 2: 1929-1939. С. 219.


[Закрыть].

15 июня 1934 г. в центре Варшавы боевиком ОУН при активном участии С. Бандеры был смертельно ранен министр внутренних дел Б. Перацкий. Через два дня, 17 июня, Ю. Пилсудский издал декрет «О лицах, угрожающих безопасности, спокойствию и общественному порядку», предусматривавший заключение в специальные лагеря не по суду, а в административном порядке людей, не совершивших преступления, но неугодных режиму. Лагерь был создан в местечке Береза-Картузская в белорусском Полесье[353]353
  Польша в ХХ веке: Очерки политической истории. С. 211–212.


[Закрыть].

Таким образом, в Восточной Галиции польскому руководству не удавалось предотвратить сепаратистские устремления среди украинского населения и добиться его интеграции в единое сообщество путем национальной или государственной ассимиляции. Несколько иные подходы были продемонстрированы властными структурами на Волыни.

§ 2. Г. Юзевский и «волынский эксперимент»

Проводимый в этом регионе эксперимент был связан с именем волынского воеводы Г. Юзевского, уроженца Киева, выпускника университета Св. Владимира, товарища министра внутренних дел Украинской Народной Республики в 1920 г.

Для программы налаживания польско-украинских отношений Волынь, казалось бы, подходила как нельзя лучше. Как отмечают исследователи, аграрный характер волынского общества и неширокий уровень активного сознательного включения населения в политический процесс создавали условия для превращения этой территории в арену борьбы «за привлечение сторонников как для пропольских, так и антипольских политических сил»[354]354
  Бондаренко Е. В. «Волынская программа» Г. Юзевского: сущность и проблемы реализации (1928–1938 гг.) // Право и политика. 2014. № 6. С. 850.


[Закрыть]. Суть своей «волынской программы» Юзевский разъяснил на съезде депутатов и сенаторов Волыни 20 августа 1928 г., который состоялся в Луцке. Предложенная воеводой Юзевским политика сотрудничества поляков и украинцев на Волыни имела целью снятие польско-украинских противоречий и создание условий для сосуществования обоих народов в рамках польской государственности: о какой-либо украинской автономии речь не шла. При этом воевода не исключал в будущем возможность расширения «волынского эксперимента» на остальную территорию «восточных кресов» – на восточные воеводства Польши (Виленское, Новогрудское, Полесское, а также часть Белостокского воеводства). Руководители именно этих воеводств собрались по инициативе Юзевского в начале декабря 1929 г. в Луцке. На совещании волынский воевода говорил о тесной интеграции Волыни с Речью Посполитой и о мерах, реализация которых привела бы к радикальному изменению характера польско-украинских взаимоотношений на Волыни[355]355
  Крамар Ю. В. Українсько-польські взаємовідносини на Волині у міжвоєнний період (за документами Державного архіву Волинської області) // Архіви України. 2013. № 3. С. 120–121.


[Закрыть].

По мнению Юзевского, украинское движение Волыни, учитывая государственные интересы Польши, имело один существенный изъян – сильное галицийское влияние. «Обстоятельством немалого веса, – заметил он, – было непосредственное соседство Волыни с Восточной Галицией, с миром другим, нежели Волынь, но также польско-украинским. Там господствовал другой уклад, австрийские традиции и воинственный польский и украинский национализм»[356]356
  Цит. по: Каліщук О. До проблеми сокальського кордону (за матеріалами міжвоєнної преси) // Україна: культурна спадщина, національна свідомість, державність: Зб. наук. пр. Вип. 21. Львів, 2012. С. 355.


[Закрыть]. Юзевский, таким образом, ясно сформулировал присущий польской межвоенной украинской политике регионализм, выразившийся в создании так называемого «сокальского кордона» (от местечка Сокаль на галицийско-волынской границе). Граница должна была препятствовать проникновению украинского движения на Волынь из Восточной Галиции, не допустить роста влияния как ОУН и КПЗУ, так и украинских политических организаций умеренного толка.

При этом следует учесть, что советское руководство уделяло большое внимание ситуации на Западной Украине. Политбюро ЦК КП(б)У в конце 1925 г. признало необходимой работу среди «украинских национальных групп и мелкобуржуазных партий» Западной Украины в направлении их ориентации на советскую Украину и СССР, постановило поддерживать политические течения и группы, которые «не идут на соглашение с правительствами и с активными, враждебными СССР капиталистическими силами Западной Украины»[357]357
  Соляр I. Я. Радянофільство у Західній Україні. С. 59.


[Закрыть]. В середине 1920-х гг. советник полномочного представительства СССР в Варшаве М. Лебединец активно работал над разработкой программы финансовой помощи западным украинцам со стороны УССР, причем главное внимание уделялось Волыни, Полесью, Холмщине и Подляшью – Галиция «как-то спасается, потому что издавна приобрела определенные методы борьбы…»[358]358
  Там же. С. 64.


[Закрыть]. Проект предполагал выделение средств на развитие школ – Лебединец составил смету на 17 700 долларов США в год на развитие средних школ, 42 000 долларов в год на развитие начальных школ, 4800 долларов в год – для помощи «домашним» учителям, 10 800 – на поддержку украинского педагогического общества «Родная школа»[359]359
  Там же.


[Закрыть].

Лебединец предлагал также оказать помощь «Просвите» – восьми ее ячейкам, существовавшим на Волыни, Холмщине, Полесье и Подляшье, планировал поддержку строительства «Народных домов». Был разработан также план помощи кооперативному движению Западной Украины: минимальная сеть крестьянско-рабочей кооперации должна была состоять из 9 новых кооперативных банков в Холме, Кобрине, Ровно, Ковеле, Дубно, Тарнополе, Станиславе, Львове, Перемышле, которые бы занимались кредитованием сельскохозяйственной и потребительской кооперации. Эти кооперативы, как считал Лебединец, создали бы экономическую почву для «Сельроба»[360]360
  Там же. С. 64–65.


[Закрыть].

Предложения Лебединца не были уникальными: в 1920-е гг. советские дипломатические представительства в Польше много внимания уделяли работе с украинской общественностью. Активно действовал первый советник полпредства СССР в Варшаве Ю. М. Коцюбинский, руководивший всей украинской советской работой в 1927–1930 гг., связи с местными украинскими научными и культурными организациями налаживало львовское консульство. Советофильские настроения части украинской общественности в середине 1920-х гг., которые использовало советское и партийное руководство Советской Украины, с одной стороны, и активизирующаяся деятельность украинских националистов, с другой, весьма беспокоили польские власти. В такой ситуации и был предпринят так называемый «волынский эксперимент» Юзевского.

В сентябре 1931 г. волынский воевода разработал секретный документ, направленный потом министру внутренних дел Польши. В нем содержались конкретные предложения относительно тактики постепенного отграничения северо-восточных земель от галицких воеводств. «Нынешняя политическая ситуация на Волыни, – отмечал Юзевский, – учитывая соседство с Восточной Малопольшей, обязывает осуществить определенные шаги, что, с одной стороны, предотвратили бы распространение террористических выступлений, а с другой – подчеркнули бы политическую отдельность Волыни». Юзевский подчеркивал: «Отрезая Волынь от Восточной Малопольши, я отворачивался от Львова – центра польской культуры и польской интеллектуальной жизни, ячейки украинской галицкой мысли, города чрезвычайно привлекательного. Львова semper fidelis. Я отрекался от Львова как столицы Волыни. В тогдашней ситуации Львов не имел что рассказать Волыни, а польская и украинская ментальность Галиции могли волынскую жизнь лишь отравлять»[361]361
  Цит. по: Каліщук О. До проблеми сокальського кордону (за матеріалами міжвоєнної преси). С. 356.


[Закрыть].

Стоит отметить, что воевода рассматривал в качестве важного отличия Волыни православие. Юзевский был сторонником украинизации православной церкви на Волыни, что дало бы возможность, с одной стороны, противодействовать русскому влиянию, а с другой – формировать лояльное отношение украинского православного населения к польской государственности. Украинизацию православной церкви проводило Общество им. митр. Петра Могилы, которое было создано в 1931 г. Украинским парламентским представительством Волыни. Юзевский содействовал назначению некоторых пригодных для «волынского эксперимента» церковных иерархов: Луцкого викарного епископа Волынской епархии Поликарпа (Сикорского) в 1932 г., в 1934 г. – назначению на Волынскую кафедру архиепископа Гродненского Алексия (Громадского), секретарем Духовной консистории тогда стал И. Власовский[362]362
  Вишиванюк А. Украинизаторские процессы в Православной церкви в межвоенной Польше // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2014 № 4 (32). С. 176.


[Закрыть]. При Юзевском из епархиальных органов были устранены противники украинизации, стали проводиться меры по внедрению украинского языка в церковную жизнь (проповеди на украинском языке, обучение Закону Божию в школах на украинском языке и т. п.)[363]363
  Там же.


[Закрыть].

К концу 1937 г. из 687 храмов Волынской епархии украинский язык употреблялся в Богослужение совершалось или исключительно на украинском языке (124 храма), или поочередно (40 храмов), или периодически (126 храмов), а в 99 храмах богослужение проводилось на церковнославянском, но чтение Священного писания, молитв «Отче наш» и «Символа веры» – на украинском, в 26 – на церковнославянском языке с украинским произношением[364]364
  Там же. С. 178–179.


[Закрыть].

Цель «волынского эксперимента» состояла в выработке у украинцев чувства принадлежности к польскому государству, воспитании лояльных граждан при помощи их политической ассимиляции. Наибольшую опасность для этого эксперимента составляло украинское движение, поэтому немало усилий направлялось на ликвидацию тех украинских организаций, центр которых располагался в Восточной Галиции. Преследованиям подвергались УНДО, УСРП, Сельроб, кооперативы Ревизионного союза украинских кооперативов во Львове. В октябре 1930 г. полиция осуществила аресты известных деятелей УНДО, руководителей украинского кооперативного движения на территории Луцкого и Ровенского поветов. Власти Волынского воеводства запретили деятельность культурно-просветительных обществ («Просвита», «Родная школа» и др.), общественных («Союз Украинок») и военизированных организаций («Сечь», «Луг», «Сокол» и др.), было запрещено также распространение украинских книг и периодических изданий, выходивших в Восточной Галиции.

Так, в 1928–1929 гг. в Волынском воеводстве насчитывалось 640 ячеек «Просвиты», которые объединяли 16 700 членов. С назначением воеводы Юзевского на Волынь административные репрессии в отношении «Просвиты» усилились. Только в 1928 г. было ликвидировано 318 ячеек общества. В том же году «Просвита» вынуждена была прекратить свое существование в Ровенском, Ковельском и Дубновском поветах, а в следующем – во Владимирском повете. К середине 1930-х гг. администрация Г. Юзевского ликвидировала большинство ячеек «Просвиты» на Волыни. В 1935 г. их осталось лишь семь[365]365
  Крамар Ю. В. Українсько-польські взаємовідносини на Волині у міжвоєнний період (за документами Державного архіву Волинської області). С. 121–122.


[Закрыть].

В 1931 г. на политической арене Волыни появилась новая организация пропольской ориентации – Волынское украинское объединение (ВУО), созданное по инициативе и при финансовой поддержке волынской администрации. Юзевский осуществлял свою программу при помощи как самой ВУО, так и связанных с ним общественных («Просвитянских хат», «Родных хат», «Селянских хоров ВУО») и кооперативных организаций (кооперативный союз «Гурт», чьи подразделения появились в конце 1933 г. по инициативе местной власти). Ведущие деятели ВУО принадлежали к украинской политической эмиграции, к той ее части, которая была связана с Украинской народной республикой.

Лагерь УНРовской эмиграции на Волыни, склонявшийся к проправительственной позиции, активизировал свою деятельность после переворота Ю. Пилсудского 1926 года. По распоряжению польского правительства от 18 ноября 1927 г. было разрешено свободное перемещение и проживание эмигрантов в восточных воеводствах. Волынский воевода, уроженец Киева, со многими деятелями УНР был знаком еще со времен Директории. Юзевский отмечал: «Немалую роль играли объединения петлюровцев, прежних министров УНР, политических деятелей. Они стали постоянно проживать на Волыни»[366]366
  Цит. по: Давидюк Р. Від угодовства до автономізму: чинники і складові розколу уенерівського політичного табору Волині у другій половині 1930-х років // Europa Orientalis: Studia z Dziejów Europy Wschodniej i Państw Bałtyckich. 2012. № 3. С. 68; См. также: Юзевський Г. Замість щоденника // «Роде наш красний…» Волинь у долях краян і людських документах. Т. 2. Луцьк, 1996. С. 196.


[Закрыть]. Газета «Волинське слово» писала: «Надднепрянцы, поселившись на Волыни, органично вошли в местную жизнь. Они основывали кооперативы, кооперативно-хозяйственные курсы, активно занимались просветительством, читали лекции, организовывали национальные праздники, – словом нырнули с головой в общественную работу»[367]367
  Цит. по: Давидюк Р. Від угодовства до автономізму: чинники і складові розколу уенерівського політичного табору Волині у другій половині 1930-х років. С. 68–69; См. также: Балябо А. «Ми» і «ви» в українській нацполітиці // Волинське слово. 1937. № 8. С. 4.


[Закрыть]. Эмигранты из Поднепровской Украины П. Певний, С. Тимошенко, С. Скрыпник, Н. Маслов и другие приняли активное участие в создании ВУО. Первым главой партии стал П. Певний[368]368
  Давидюк Р. Від угодовства до автономізму: чинники і складові розколу уенерівського політичного табору Волині у другій половині 1930-х років. С. 69.


[Закрыть].

Тесное сплочение Волыни с Польшей Юзевский понимал не только как процесс взаимного проникновения двух культур, но и как «насыщение украинских национальных черт побегами польской [культуры]»[369]369
  Панасюк В. «Волинська політика» воєвод Г. Юзевського та А. Ґавке-Новака 1928–1939 років: проблеми україно– та німецькомовної освіти // Етнічна історія народів Європи: зб. наук. пр. Вип. 16. Київ, 2004. С. 126.


[Закрыть]. Поэтому важную роль воеводская администрация отводила смешанным по своему составу организациям («Волынский союз сельской молодежи», кооперативный союз «Гурт», «Общество сельскохозяйственных организаций и кружков»), членами которых были и поляки, и украинцы. По замыслу воеводы, эти организации должны были охватить весь спектр общественно-политической жизни воеводства, начиная от территориального самоуправления, молодежных организаций, сельскохозяйственных обществ, польско-украинских кооперативов и заканчивая региональной парламентской группой Беспартийного блока сотрудничества с правительством. Правда, как отмечают исследователи, невзирая на многочисленные декларации воеводы, украинцы не набрали большого количества мест даже в территориальном самоуправлении, где на протяжении 1930-х гг. увеличилось представительство поляков[370]370
  Крамар Ю. В. Українсько-польські взаємовідносини на Волині у міжвоєнний період (за документами Державного архіву Волинської області). С. 122–123.


[Закрыть]. В 1931 г. в органах самоуправления городов Ровно, Луцка и Ковеля было представлено 60,4 % поляков, 18,6 % украинцев, 10,1 % евреев, 10 % русских, 0,3 % чехов, 0,5 % немцев[371]371
  Макарчук С. А. Этносоциальное развитие и национальные отношения на западноукраинских землях в период империализма. Львов, 1983. С. 160; Нагорнюк О. М. Трансформація російсько-єврейських відносин на Західній Волині в 1920-х–1930-х рр. // Матеріали міжнародної науково-практичної конференції «Євреї в Україні: історія і сучасність». Збірник наукових праць. Житомир, 2009. С. 310–311.


[Закрыть].

Большое значение придавалось школьному образованию. Реализуя программу польско-украинского сближения, Юзевский отдавал преимущество польским школам с обязательным изучением украинского языка. В конце 1930-х гг. такой тип школ доминировал в структуре волынской начальной школы. У воеводы вызывала опасение возможность увеличения числа украинских школ путем проведения плебисцитов. Юзевский считал, что украинцы используют опросы для раздувания конфликта на кресах. В полицейских отчетах и других документах плебисциты расценивались как «украинская националистическая акция», а местные чиновники не стремились проводить на Волыни повторные опросы, которые инициировало в 1932 г. общество «Родная школа» из Львова. Как свидетельствует отчет самого воеводы, в 1932 г. школьные плебисциты должны были состояться в 742 школах, а состоялись – в 120, результаты же были признаны лишь в В 1933 г. плебисциты не проводились, хотя таких школ было 869, поэтому и остались на Волыни лишь четыре частных украинских школы. В то же время волынские чехи имели 13 своих национальных школ, русские – 5, евреи – 57, немцы – 66[372]372
  Панасюк В. «Волинська політика» воєвод Г. Юзевського та А. Ґавке-Новака 1928–1939 років: проблеми україно– та німецькомовної освіти. С. 127.


[Закрыть].

Стоит также иметь в виду, что учителя на Волыни были преимущественно поляками из Малой Польши и Познанского воеводства. В 1932/1933 учебном году во всех типах школ на Волыни работало 3446 учителей, и лишь 451 (13,1 %) были украинцами, 128 (3,7 %) были русскими, а 2795 (81,1 %) составляли поляки. Что же касается начальных украинских школ на Волыни, то на протяжении десяти лет их количество оставалось неизменным, едва достигая 0,4 % – 8 частных начальных школ, а государственных не было совсем. В общей структуре волынских школ доминировали польские школы с украинским языком как предметом преподавания – 40,9 % (853), польские – 26,6 % (555), двуязычные – 24,9 % (520)[373]373
  Там же. С. 129.


[Закрыть]. В 1937/1938 учебном году на Волыни было лишь 8 школ с украинским языком обучения (0,4 % от общего количества начальных школ)[374]374
  Крамар Ю. В. Українсько-польські взаємовідносини на Волині у міжвоєнний період (за документами Державного архіву Волинської області). С. 123.


[Закрыть].

Политика Юзевского не удовлетворила ни украинцев, ни поляков. Его пытались убить советские агенты в 1932 г., украинские националисты – в 1934 г., польские националисты – в 1942 г., польские коммунисты – в 1943 г., а гестапо – в 1944 г.

Эндеки обвиняли Юзевского в уничтожении польских общественных институций. Однако речь шла не столько об уменьшении польского влияния в воеводстве, сколько о росте украинского. «Волынский эксперимент» Юзевского в определенной степени был откликом на советскую политику украинизации. Образование Украинской ССР, признание украинцев самостоятельной нацией, отличной от русской, проведение протекционистской политики в отношении украинского языка и культуры и взращивание украинской советской элиты не могло не привлечь внимания и польской, и западноукраинской общественности. «Волынский эксперимент» был рассчитан в том числе и на противодействие советской украинизации: создание УССР, в которой украинцы занимали положение «коренной национальности», приковывало внимание украинской общественности в Польше, многие украинские деятели решились принять участие в советском национальном строительстве и переехали на Советскую Украину. Юзевский, со своей стороны, также использовал украинскую эмиграцию – из лагеря сторонников УНР. Поскольку украинцы оказались по обе стороны польско-советской границы, советская национальная политика играла на руку геополитическим расчетам большевистского руководства по «собиранию» украинских земель. Юзевский стремился убедить волынян, что в условиях польского государства возможно не только мирное сосуществование поляков и украинцев, но также их активное сотрудничество.

Однако если в советском варианте украинизация представляла собой целенаправленный курс политики правительства по полному преображению облика бывших украинских земель Российской империи, то волынский вариант демонстрировал ограниченное применение украинизационных принципов. Как писал сам Юзевский, «бубнят временами о денационализации поляков, что означает украинизацию. Можно ли представить себе явление украинизации в общественно-политической и государственной ситуации на Волыни в 1935 г. на территории, охваченной деятельностью польского государственного аппарата?»[375]375
  Звіт волинського воєводи 1936 р. // Сивіцький М. Історія польсько-українсьтких конфліктів. У 3 т. Т. 1. Київ, 2005. С. 206.


[Закрыть].

В отличие от большевиков, Юзевский отнюдь не предполагал объединения всех земель с украинским населением в какое-либо целостное административное образование, где украинцы выступали бы в роли «коренной» национальности со всеми вытекающими из этого последствиями. Кроме того, намерение Юзевского украинизировать православную церковь также отличало «волынскую программу» от советской украинизации. Большевистское руководство заявило о своей готовности придать советской республике национальный облик и бороться с великорусским шовинизмом, а Юзевский был сторонником взаимного проникновения двух культур. Если большевики в 1920-е гг. взяли курс на создание системы образования на украинском языке, т. е. образовательных учреждений всех уровней с преподаванием по-украински, то Юзевский был сторонником лимитированного внедрения украинского языка в школьную систему, отдавая предпочтение польским школам с преподаванием украинского языка и двуязычным учебным заведениям.

Большевики при помощи своей образовательной политики и системы выдвижения национальных кадров взращивали украинскую советскую элиту. На Волыни такой последовательной политики не велось, подготовка лояльных польскому государству украинских кадров давала сбой. Так, подготовку национальных кадров вел среди прочих и Кременецкий лицей, при котором был открыт в 1932 г. народный университет в Михайловке. В Михайловке работали курсы по подготовке сельских общественных деятелей, которые должны были пропагандировать идеи польско-украинского сотрудничества. Однако поставленные перед руководством народного университета цели достигались с большим трудом. Так, одна из слушательниц, А. Стегнивна, высказала руководителю Народного университета Г. Юршовой свое мнение о польско-украинском сотрудничестве: «Я не могу себя переубедить. Я их ненавижу и не могу смотреть на это дело иначе. Они все одинаковы, это все наши враги… таких, как я, много, и все мы взаимно ненавидим. В университете на каждом курсе господствовало мнимое согласие. Подчеркиваю, мнимое, так как настоящего не было. Я жила с ними и видела, что всегда образовывались два лагеря, польский и украинский»[376]376
  Витяг з листа к. слухачки Аделі Стегнівни до Галіни Юршової, керівника Народного університету в Михайлівці Дубнівського повіту на Волині // Сивіцький М. Історія польсько-українських конфліктів. Т. 1. С. 199.


[Закрыть].

На Волыни, невзирая на превентивные мероприятия со стороны полиции, наблюдались тревожные для властей тенденции к укреплению позиций украинских националистов. Первая ячейка ОУН на Волыни была создана в 1930 г. в Ковеле. Если в 1931 г. государственная полиция зафиксировала всего две акции оуновцев, то в 1932 г. – 16, а в 1933 г. – уже свыше В результате ячейки ОУН были созданы в каждом повете воеводства[377]377
  Ленартович О. Формування організаційної структури та діяльність українського націоналістичного підпілля на Волині у 1930-х рр. // Проблеми історії України: факти, судження, пошуки: Міжвід. зб. наук. пр. Вип. 19 (2). Київ, 2010. С. 170–174.


[Закрыть]. Распространение влияния украинского национализма на Волыни привело к печальным последствиям – «волынской резне» в период Второй мировой войны.

Не удавалось искоренить и влияние коммунистической идеологии, хотя уровень советофильских настроений в западноукраинском обществе постепенно снижался, особенно после распространения сведений о голоде в УССР 1932–1933 гг. Но даже к осени 1934 г. Волынская и Холмская окружные партийные организации КПЗУ насчитывали в своих первичных ячейках около 1600 членов. Это было вдвое больше, чем численность членов ОУН на Волыни (790 человек)[378]378
  Гудь Б. Українсько-польські конфлікти новітньої доби: етносоціальний аспект. Харків, 2011. С. 346.


[Закрыть].

Таким образом, политика властей была направлена на укрепление позиций польского этнического элемента в Восточной Галиции и Волыни. Стремясь добиться полного инкорпорирования данных территорий в состав единого польского государства, варшавские политики тем не менее не могли не учитывать сильные позиции украинского движения в Восточной Галиции, причем последние стремились распространить свое влияние на все территории, где, по их мнению, проживало украинское население. В этих условиях с согласия Ю. Пилсудского волынский воевода Г. Юзевский решил провести эксперимент, взять инициативу в свои руки и внедрить на Волыни, где в момент присоединения к Польше сильного украинского движения не наблюдалось, собственные пропольски настроенные украинские организации. Можно считать, что отдельные элементы украинизационной политики в мероприятиях Юзевского имели место, однако системного претворения в жизнь украинизации на Волыни не произошло.

Политика польских властей в отношении «украинского вопроса» была направлена на жесткое пресечение любых форм сепаратизма при благосклонном отношении к готовым сотрудничать украинским политическим и общественным организациям. Главной задачей Варшавы была ассимиляция, причем ее формы – национальная или государственная – зависели во многом от позиции политических группировок и различных ведомств. Ассимиляторские усилия правительства ярко проявились в попытке укрепить влияние польского языка при помощи образовательной политики, а пример Волыни демонстрировал попытку добиться польско-украинского сотрудничества при помощи введения украинского языка в польских школах. Как справедливо указывает Г. Ф. Матвеев, языковые законы должны были обеспечить национальным меньшинствам доступ «ко всем областям деятельности на всей территории страны, а не только в регионах их проживания», тем более что в Восточной Галиции и на Волыни проживали поляки, евреи, немцы, чехи, причем поляки и евреи доминировали в городах[379]379
  Матвеев Г. Ф. Русинский вопрос в Чехословакии и Польше. С. 104.


[Закрыть].

Однако попытки налаживания польско-украинских отношений иногда воспринимались в качестве необоснованной уступки и вызывали волнения среди части польского населения и армии, что в немалой степени было связано с весьма распространенным в польском обществе нежеланием решать украинский вопрос. Приверженцами украинского движения ассимиляционная политика властей воспринималась как наступление на национальные права украинцев и вызывала бурную реакцию со стороны радикально настроенной его части. Интеграционная политика властей зачастую не приносила ожидаемых результатов также из-за особенностей социальной структуры украинского населения: основная его масса принадлежала к бедным слоям и поэтому просто не могла воспользоваться теми благами, которые могло им предоставить гимназическое образование. Экономическое же положение страны не позволяло вкладывать значительные средства в социальные и культурные проекты, в том числе и в «волынский эксперимент» Юзевского: если в 1926 г. в ряде отраслей экономики Польши и наметилось оживление, то экономический кризис, начавшийся в 1929 г., заставил сокращать финансирование многих начинаний.