Текст книги "Феномен советской украинизации 1920-1930 годы"

Российские исследователи, занимающиеся проблемами внутренней политики большевиков в 1920-1930-е гг., не могут обойти вниманием и проблему борьбы с так называемым буржуазным национализмом, в том числе и украинским. Одновременно укрепление централизованного руководства требовало особого, жесткого контроля над «инакомыслием». Всякое оформление национальных течений и движений в союзных республиках и автономиях почти автоматически оценивалось как «национальный сепаратизм», «уклонизм», «подрыв устоев социалистического интернационализма». В.А. Шишкин отмечает, что большие опасения центра вызывали процессы роста самосознания интеллигенции, и Украине в этом плане уделялось весьма большое внимание: в этой республике весьма сильны были сторонники решения национального вопроса на подлинно демократической основе и с учетом обеспечения прав субъектов Союза^{60}.

С проблемой «украинского национализма» тесно связана и проблема репрессивной политики властей. Большинство российских ученых считает, что большевистскую политику вряд ли правомерно идентифицировать как сознательный геноцид^{61}. Репрессии имели не этническую, а классовую, социальную направленность. Подчеркивая данное обстоятельство, СВ. Чешко предлагает квалифицировать репрессии не как геноцид, а скорее как «социоцид»^{62} Говоря о репрессиях против национальной интеллигенции в сталинское время, современные российские исследователи отмечают, что пострадала интеллигенция всех народов, в том числе и русского. Неправомерно поэтому обвинять русских в бесчинствах гулаговского аппарата и призывать их покаяться. Такие действия, по мнению А.И. Доронченкова, способствуют реабилитации истинных вдохновителей и исполнителей массовых репрессий – Сталина, Берии и их соратников по партии и советской власти^{63}.

Впрочем, как доказывает СВ. Чешко, нельзя забывать о том, что преследовались прежде всего те представители национальной интеллигенции, которые исповедовали (или только подозревались в этом) идеи национализма, исламизма, тюркизма и т. п., «представлявшиеся режиму противоречащими официальной коммунистической идеологии и потому опасными»^{64}.

Таким образом, в современной российской историографии отчетливо проявляются тенденции найти взвешенный, объективный подход к сложным реалиям советской истории 1920-1930-х гг. Попытки разобраться в сложных перипетиях политики большевиков в отношении национальных республик вообще и Украины в частности дают свои положительные результаты. Накопленный отечественными исследователями опыт в изучении данной проблематики уже достаточно обширен и требует сопоставления с конкретным фактическим материалом, накопленным украинскими историками. Такое взаимодействие может значительно продвинуть вперед историографию, обращенную к проблемам Восточной Европы в XX столетии.

Источниковая база по избранной нами проблематике весьма обширна. Помимо давно известных опубликованных документов (материалов ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)У, их съездов и пленумов, статей и выступлений большевистских лидеров и т. п.), существует и большой массив архивных материалов, не привлекавшихся ранее к исследованию. Прежде всего это материалы руководящих органов ЦК КП(б)У, хранящиеся в Центральном государственном архиве общественных организаций Украины (Ф. 1. Оп. 1,6,16, 20). Большое количество сведений об украинизации содержат документы органов советской власти, хранящиеся в Центральном государственном архиве высших органов власти Украины (фонды Президиума Верховного Совета УССР, Министерства просвещения УССР и др.). В этих же архивах содержатся и коллекции личных документов участников Октябрьской революции, Гражданской войны и установления советской власти на Украине, где содержится также немало сведений по интересующей нас теме. Например, в фонде 59 архива общественных организаций содержатся воспоминания Я.С. Блудова (ректора Харьковского госуниверситета, члена президиума ВУАМЛИН) и В.Э. Квиринга (сына главы украинских коммунистов в 1923-1925 гг. Э.И. Квиринга). Большое количество сведений об украинизации содержится в украинской периодической печати – журнале «Большевик Украины» и газете «Коммунист».

Конечно, основной массив архивных источников по истории украинизации содержится в украинских архивах. В то же время российские специалисты также располагают значительным массивом источников. Большое количество документов, помогающих полнее понять большевистскую коренизацию, хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) и Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ). Весьма ценные материалы хранятся в фондах Л.М. Кагановича (Ф. 81), В.М. Молотова (Ф. 82), Д.З. Мануильского (Ф. 523) в РГАСПИ. В фонде Кагановича содержатся документы 1925-1928 гг., т. е. того периода, когда Лазарь Моисеевич возглавлял компартию Украины. Здесь хранятся его личные письма, заметки, черновики статей и выступлений, докладные записки, подготовительные материалы к заседаниям политбюро ЦК КП(б)У и т. п. В фонде В.М. Молотова хранятся его отчеты о поездках на Украину в 1927-1932 гг. Личные материалы Д.З. Мануильского представляют интерес прежде всего в связи с его пребыванием на Украине в 1920-1922 гг. Фонды ГАРФ содержат ценные материалы, касающиеся урегулирования украинско-российской границы в середине 1920-х гг. (Ф. 5768, 6892). Кроме того, здесь хранятся документы Народного комиссариата по делам национальностей (Ф. 1318). Для нашей темы интерес представляют прежде всего материалы украинского отдела Наркомнаца. Кроме того, отечественный исследователь располагает и официальными документами ЦК КП(б)У: материалы пленумов, политбюро, оргбюро и секретариата ЦК украинской компартии поступали в сектор информации отдела руководящих политорганов ЦК ВКП(б) (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 26). Из недавно опубликованных документов, дающих представление о положении на Украине в 1920-1930-х гг., следует отметить прежде всего воспоминания Л.М. Кагановича^{65}, переписку Кагановича с И.В. Сталиным^{66} и донесения ГПУ И.В. Сталину^{67}.

Использование такого широкого круга источников поможет реконструировать возможно более целостную картину большевистской украинизации, позволит выявить механизм принятия решений о коренизации, степень конкретного участия центральных партийных органов в этой политике, формы и методы контроля за конкретной работой украинских политических деятелей, роль субъективного фактора в партийной политике. Анализ существующей историографии выявил необходимость раскрытия сущности политики украинизации как метода нациостроительства не ограничиваясь при этом лишь ее культурными аспектами. Рассматривать украинизацию необходимо на широком общеполитическом фоне, с учетом внутренней и внешней политики центрального партийного руководства, особенностей экономического, социального и политического развития страны в каждый конкретный отрезок времени. Только таким путем возможно преодолеть устоявшиеся стереотипы в оценке украинизации и избежать подмены исторической действительности стандартным набором идеологических клише. Настоящая работа и является такой попыткой дать объективный анализ украинизационных усилий большевистской партии.

Глава 1
НА РУИНАХ ИМПЕРИИ: УКРАИНА НА ПУТИ К УКРАИНИЗАЦИИ

«Опять власть меняется»:особенности положения Украины накануне украинизации

В НАЧАЛЕ XX ВЕКА земли с украинским населением входили в состав двух империй: Российской (территории на левом и правом берегу Днепра и в Причерноморье в составе Юго-Западного края, Малороссии и Новороссии) и Австро-Венгерской (Закарпатье, Восточная Галиция и Северная Буковина). При этом большинство украинцев проживало в Российской империи, а потому территорию их обитания называли также Большой Украиной. Именно здесь в результате революционных событий 1917-1920 гг. и была образована Украинская Советская Социалистическая Республика – огромный полигон для испытания большевистской политики коренизации. Чтобы полнее представить себе суть этой политики, следует вспомнить о состоянии Большой Украины с ее довольно пестрым и неоднородным социальным и национальным составом населения на 1917 г.

Согласно переписи 1897 г., на Большой Украине проживали не только украинцы (73%), но и русские (12%), евреи (8%), а также немцы, поляки, белорусы (всего около 7%)^{68}. При этом 93% всех украинцев относилось к крестьянскому сословию, тогда как среди городского населения украинцы составляли всего 30%^{69}. Чем меньше был город, тем больший процент там составляло украинское население: в городах с числом жителей от 2000 до 15 000 украинцы составляли около 50% населения, тогда как в крупных (свыше 100 000) – лишь 17%^{70}. Русское население проживало в основном в городах (34%), где вместе с евреями (27%) оно составляло большинство населения^{71}.

Другой особенностью являлось непропорциональное расселение по регионам Украины представителей различных национальностей. Как правило, украинцы жили в губерниях, в наименьшей степени затронутых индустриализацией и урбанизацией, тогда как половина русского населения проживала в промышленно развитых регионах (Екатеринославский, Таврический, Херсонский, Харьковский, Киевский)^{72}. При этом следует учесть, что украинская буржуазия была развита крайне слабо, а украинская интеллигенция была в основном сельской: по данным 1897 г., три четверти украинцев, по своей профессии связанных с интеллектуальным трудом, проживало в сельских районах^{73}. К концу XIX века украинцы были представлены по роду занятий следующим образом: государственная администрация, суд, полиция, гуманитарные профессии – около 31%, военная служба – 30,5%, торговля и коммерция – 13%, промышленность, строительство, транспорт – 37%, поденные работники и слуги – 52% и, наконец, сельское хозяйство – 85%^{74}.

Таким образом, основным слоем, сохранявшим национальную самобытность, было крестьянство. Специалист по национально-социальным проблемам развития украинского общества в XX веке Б. Кравченко даже считает, что до революции и в первые годы после нее слово «украинский» практически было синонимом слова «крестьянский»^{75}. При этом, пишет исследователь, «перед Первой мировой войной и революцией украинцы были народом, который еще не выработал четкого национального сознания и государственность которого выглядела далекой целью»^{76}. Действительно, для украинского крестьянства национальный вопрос имел меньшее значение, чем вопрос аграрный. А среди городского населения (и рабочих, и служащих, и высших слоев общества) преобладала русская культура.

Национальная идея находила поддержку прежде всего среди интеллигенции (имеется в виду та ее часть, которая ощущала себя украинской, ведь на Украине интеллигенция была преимущественно русской). Численность украинской интеллигенции была невысока^{77}: Б. Кравченко объясняет это тем, что украинская интеллигенция пополнялась в основном за счет выходцев из крестьян, хотя первое ее поколение в основном сформировалось из рядов мелкого дворянства. Преобладание мелкого крестьянства на Украине вкупе с русскоязычной системой образования привело к тому, что «украинская интеллигенция составляла крохотный слой населения»^{78}. В 1897 г. только 16% юристов, менее четверти учителей, 10% писателей и артистов были украинцами. По переписи, проведенной в Киеве в 1917 г., только 11% студентов считали себя украинцами по национальности^{79}.

После революционных событий 1917 г. украинская национальная идея получила существенное распространение. Так, на выборах в местное самоуправление, проведенных на Украине летом 1917 г., позиция украинских партий была еще не очень стабильной. Только в 5 из 20 произвольно выбранных пунктов украинские партии добились перевеса (Миргород, Конотоп, Елизаветград, Ромны, Лохвица) и еще в пяти (Харьков, Полтава, Чернигов, Черкассы, Проскуров) завоевали треть голосов. В Киеве же украинские партии завоевали только 20% мандатов, в Екатеринославе – 10%, в Одессе – 4%^{80}. В то же время в конце ноября – начале декабря 1917 г., как показали выборы в Учредительное собрание, украинские социал-демократы и эсеры добились явного перевеса и завоевали 75% голосов^{81}.

Успех политических сил национальной ориентации в условиях повышенной социальной напряженности неудивителен. Мечтавшее о земле и мире украинское крестьянство разочаровалось во Временном правительстве, затягивавшем решение аграрной проблемы и продолжавшем войну. Поэтому национальная идея стала находить все большую поддержку и в городе, и на селе. В сельской местности крестьянство было готово поверить обещаниям украинских политиков. В городе же, как указывает итальянский специалист по советской истории А. Грациози, существовал слой населения, «который вместе с сельской интеллигенцией встал во главе националистического движения», а именно мелкобуржуазная интеллигенция, а также часть войск, расквартированная в городах^{82}.

Впрочем, если говорить об украинском городе, то следует учесть, что после октябрьских событий туда хлынул поток беженцев с севера, искавших защиты от большевиков. Среди них было немало представителей элитарной интеллигенции. К примеру, можно упомянуть ученого с мировым именем, философа и общественного деятеля В. И. Вернадского, оставившего свои знаменитые дневники. Он переселился сначала в Полтаву, а затем в Киев. На Украине искали защиты от большевиков и помещики. Кроме того, население украинских городов постоянно пополнялось за счет еврейских семей, искавших убежища от погромов.

Это обстоятельство сделало отличия между национальными составами села и города на Украине еще резче. Так, в Киеве количество населения увеличилось с 468 тыс. человек в 1917 г. до 544 тыс. в 1919 г., причем процент еврейского населения увеличился с 18 до 28%. Численность же украинского населения сначала возросла, а затем начала падать и в 1920 г. составила всего 14%^{83}. А. Грациози даже утверждает, что «в городах с таким составом украинский национализм не мог пустить глубоких корней»^{84}.

Кроме того, современники отмечают довольно сильные пророссийские настроения на юге и востоке Украины. Так, один из представителей командования австрийской армии при украинской Центральной Раде генерал-майор Вальдштетен докладывал в Министерство иностранных дел в Вене 16 мая 1918 г.: «Нет никакой украинской национальной мысли, по крайней мере в Южной Украине. Все живут, думают и говорят по-русски. По-украински никто не понимает. Главное, интеллигенция – не исключая еврейской ее части – за союз с Россией»^{85}. «Впрочем, – сообщает далее австрийский генерал-майор, – представляется мне, что союз Украины с Россией рано или поздно снова наступит»^{86}.

Вальдштетен объясняет это тем, что между Украиной и Россией много общего – «язык, религия, хозяйство»^{87}.

Высказывания австрийского генерала содержали немалую долю истины. Действительно, до революции доминирующую роль играло либерально-демократическое крыло интеллигенции, ориентированное в первую очередь на национально-культурную автономию Украины, хотя в качестве перспективы присутствовало и требование национально-территориальной автономии. Уже после февральских событий 1917 г. известный украинский ученый и политический деятель, возглавивший Центральную Раду, М.С. Грушевский настаивал на необходимости перехода от культурно-просветительских требований к политическим, т. е. к лозунгу национально-территориальной автономии Украины в составе федеративной России^{88}. Под воздействием бурных событий войны и революций, особенно октябрьской 1917 г., политический расклад существенно изменился. Слабость либерального центра компенсировалась усилением леворадикальных тенденций. Как уже говорилось, в 1917 г. усилились позиции украинских национальных партий, зачастую имевших социалистическую окраску^{89}. Так, в Центральной Раде, созданной после Февральской революции, были представлены Украинская партия социалистов-революционеров, Украинская социал-демократическая рабочая партия и Украинская партия социалистов-федералистов^{90}. В дальнейшем, под воздействием революции и Гражданской войны, эти партии не один раз переживали расколы и преобразования.

НА УКРАИНЕ В 1917-1920 гг. события развивались весьма бурно. 7 (20) ноября 1917 г. Центральная Рада провозгласила образование Украинской Народной Республики в федеративном союзе с Россией. Однако отношения между Центральной Радой и большевиками были далеки от идеала. Совнарком не желал признавать Центральную Раду, поскольку та не была избрана Всеукраинским съездом Советов. Центральная Рада отказывалась признать право СНК представлять всю Россию. В конце концов 12 (25) января 1918 г. Центральная Рада провозгласила УНР полностью независимой республикой. Однако Центральная Рада не смогла удержать власть, и начиная с января 1918 г. ситуация на Украине несколько раз менялась с калейдоскопической быстротой.

В начале 1918 г. Украина оказалась под контролем большевиков, но остаться у власти они тогда не смогли. Согласно Брестскому миру с Германией, подписанному 3 марта 1918 г., Совнарком обязался признать самостоятельность УНР. Украина была занята германскими и австро-венгерскими войсками. В конце апреля 1918 г. к власти на Украине пришел бывший генерал российской армии П.П. Скоропадский, провозглашенный гетманом Украинской державы. Однако в конце 1918 г., с окончанием Первой мировой войны, политическая ситуация вновь изменилась. Немецкие и австрийские войска утратили оккупационные функции, чем не преминули воспользоваться украинские политические круги, решившие восстановить Украинскую Народную Республику. В декабре 1918 г. произошел переворот, гетман был смещен, к власти пришла так называемая Директория, лидером которой были известные украинские политические деятели В.К. Винниченко и СВ. Петлюра. Вскоре было даже провозглашено объединение УНР с Западно-Украинской Народной Республикой, образовавшейся после распада Австро-Венгрии.

Однако власть Директории также не была стабильной. В январе 1919 г. к власти на Украине пришли большевики, провозгласившие образование УССР. Летом 1919 г. на украинской политической арене появился А.И. Деникин, чья Добровольческая армия оккупировала значительную часть территории Украины, но не сумела удержать над ней власть. В результате наступления Красной Армии зимой 1919-1920 гг. Украина была очищена от деникинских войск.

Неудивительно, что столь частые перемены власти дестабилизировали ситуацию. Настроения широких масс постоянно менялись, следовательно, менялся и политический климат Украины. Национальный фактор постоянно переплетался с фактором социальным. Население, отвергнувшее очередную не оправдавшую надежд власть, готово было поддержать ее противников и т. д. Так, союз с Германией скомпрометировал национальное правительство; украинское крестьянство выражало крайнее недовольство реквизициями и, кроме того, опасалось за судьбу захваченных земель. На волне крестьянской поддержки в начале 1919 г. властью овладели большевики. Однако реквизиции продолжались, последовал новый всплеск крестьянского возмущения, что сделало позиции советской власти крайне непрочными. Но на Украине не смог найти поддержки и Деникин, благодаря чему большевикам в конце концов удалось закрепиться.

Очень ярко описывает сложившуюся ситуацию в своей книге «Мои украинские впечатления и размышления», (1923 г.) А.С. Мартынов, известный меньшевик, перешедший на большевистские позиции. Еще в июне 1918 г. он уехал с женой и дочерьми из Москвы на Украину, жил в селе Ялтушково и в Николаеве, работая учителем в заводских профшколах. Он отмечал, что поддержка крестьянством той или иной политической власти, в том числе и национальной, прямо зависела от предлагавшейся аграрной программы. При этом он ставил под сомнение силу национального чувства украинского крестьянства. «Когда петлюровцы пытались играть на чисто националистических струнках украинского крестьянства, они не имели никакого успеха»^{91}, – отмечал Мартынов. Далее мемуарист приводит высказывание одного из «уличных политиков-самостийников»: «Наша беда в том, что у украинского селянства еще совершенно нет национального самосознания. Наши дядьки говорят: мы на фронте из одного котла ели кашу с москалями и нам незачем с ними ссориться»^{92}. Другое дело, отмечает Мартынов, – украинская мелкобуржуазная интеллигенция («народные учителя, кооператоры, фельдшеры и т. д.»).

Среди них националистическая пропаганда имела несомненный успех^{93}.Действительно, население устало от политической чехарды, бесконечной войны всех со всеми и бытовой неустроенности. Это подтверждают и сведения «с другого берега» – не от таких сторонников советской власти, как Мартынов, а от ее противников. Агенты эмигрантской организации «Центр действия»^{94} в своих донесениях особое внимание уделяли настроению широких кругов населения Украины. Эти данные 1922 г. можно в значительной степени отнести и к предшествующим годам. «О какой же власти мечтает украинская деревня? – задает вопрос информатор. – О такой, которая бы их не грабила, установила определенные правовые отношения»^{95}. Город же, отмечается в том же донесении, «не имеет своей яркой политической физиономии»: «Вся эта масса в ежедневной погоне за взяткой, за пайком, за легкой наживой постоянно занята мыслью о будущем дне»^{96}.

Однако, по мнению информатора, это отнюдь не означает, что национальная идея нигде не находит поддержки. В донесении отмечается, что эта идея находит отклик прежде всего среди украинской интеллигенции: «Тут на первом плане своя независимость, своя культура. Олицетворение этого – Семен Петлюра»^{97}.

Настроения крестьянской массы были противоречивы. С одной стороны, в стремлении к твердой власти крестьянство, как отмечается в документе, готово было отдать свои симпатии Петлюре: «Петлюру критикуют, в присутствии большевиков ругают, но доверие к нему безусловное»^{98}. В то же время полученные «Центром действия» сведения не свидетельствуют об однозначной поддержке национальной идеи крестьянством. Одни наблюдатели^{99} сообщали о «сильном национальном (в украинском смысле) подъеме» во всем крестьянстве, выражающемся «в стремлении к независимой Украине и крайне враждебном отношении к Москве»^{100}. Другие, напротив, были убеждены в «слабом развитии национальных чувств и отсутствии ощущения родины»^{101} среди крестьянства. «У крестьянской массы почти отсутствует понимание родины, как чего-то целого, существующего помимо бытия отдельной деревни, отдельной волости, отдельного уезда»^{102}, – говорится в одном из документов.

Для полноты картины следует отметить настроения среди пленных и интернированных украинцев в Польше после подписания Рижского мира, данные о которых приводит российская исследовательница Т.М. Симонова. Сотрудники Российского политического комитета, сформированного в Варшаве Б.В. Савинковым при активном содействии польских военных властей, осенью 1921 г. вели работу среди интернированных украинцев по вовлечению их в Союз защиты родины и свободы. В отчетах о работе в лагерях Стшалково и Тухоля сообщалось, что высший командный состав украинской армии поверхностно разделяет взгляды руководящих кругов УНР, однако в действительности сторонников Петлюры немного. В верхах преобладали гетманцы. «В низах большинство довольно аполитично. Есть определенные русофилы. Много сторонников федерации Украины с Россией», – говорилось в одном из документов^{103}. При этом после широкой репатриации интернированных авторитет Петлюры среди украинских солдат существенно упал, «украинофильство совершенно исчезло», большинство украинцев (до 70%) говорили по-русски, распевали русские песни^{104}. Т.М. Симонова отмечает, что число желавших вернуться в Советскую Россию росло, увеличивалось и число украинцев прогерманской ориентации, появились и желавшие сотрудничать с лагерными коммунистами^{105}.

Вопрос о силе национального чувства крестьянства, составлявшего, как уже говорилось, большинство среди украинского населения вообще, довольно сложный и не имеет однозначного ответа. Тем не менее следует отметить, что для большевиков особую опасность представляло соединение социальных чаяний простого народа с национальными устремлениями украинской интеллигенции, тем более что на политической арене у большевиков на Украине появились конкуренты. В украинских социалистических партиях появились «левые» течения и такое направление, как национал-коммунизм (1918-1925 гг.). Тут следует отметить две партии, образовавшиеся в результате консолидации эволюционировавших к коммунизму левых украинских эсеров и социал-демократов: Украинская партия социалистов-революционеров (коммунистов) и Украинская социал-демократическая рабочая партия («незалежных») объединились в 1919 г. в Украинскую коммунистическую партию (боротьбистов); другая часть УСДРП («незалежных») в 1920 г. оформилась в Украинскую коммунистическую партию. Влияние этих партий на селе было довольно сильным. Кроме того, устойчивые позиции в городах востока и юга Украины занимала Украинская партия левых социалистов-революционеров (борбистов), возникшая в 1919 г. К весне 1920 г. боротьбистов было около 15 тыс. человек, членов УКП (укапистов) около 600 человек (по некоторым данным – до 3 тысяч), борбистов – свыше 7 тысяч^{106}.

Программа национал-коммунистов предусматривала создание суверенного украинского государства (которое затем войдет во всемирную социалистическую федерацию), самостоятельной украинской армии, независимой от Москвы партии и диктатуры, но не пролетариата, а всего трудового народа. Как считает украинский исследователь О.Б. Бриндак, эти партии, как и РКП(б), стремились к монопольной партийной диктатуре^{107}. Экономическая программа национал-коммунистов предусматривала социализацию земли, раздел ее по трудовым нормам. Это, собственно, и обеспечивало им поддержку села. В то же время «ортодоксально-марксистская УКП» выступала против раздела помещичьих земель^{108}.