Электронная библиотека » Елена Булатова » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Эрмитаж памяти"


  • Текст добавлен: 12 мая 2014, 17:51


Автор книги: Елена Булатова


Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
* * *

Год в Джи-Си-Си – напрасные расходы,

Попытка единения с детьми

Бесплодная. Они хотят свободы —

Освободи, семья, и отпусти.

Семья и отпускает постепенно,

Остались связи лишь – купи-подай,

Да объясни скорее же, мгновенно,

И не держи меня, и отпускай.

И не целуй меня, сурового подростка,

А дверь закрой с обратной стороны,

И что ты беспокоишься, я взрослый,

А кроссовки случайно порваны.

* * *

Может стать ли родною земля,

Если в ней не лежит прах родных,

Если здесь не родилась семья,

Если дети родились в иных,

Столь далёких отсюда краях?

Может дать она дом и приют,

Накормить посытней, обогреть.

Слышишь ли, твои предки зовут

Поскорее домой прилететь,

Отодвинув тепло и уют?


Станет мир этот домом родным,

Когда примет земля прах родной,

И привяжет навеки тот дым,

Что развеялся здесь над землёй

(25.01.01)

* * *

Я в бабушку пошла. Ее косой

Испуган был когда-то подмастерье.

Он мастера позвал. С поры далекой той

Коса сыграла роль свою в мистериях,


Которыми наполнена моя

Вся жизнь – как знак консерватизма

Из ряду вон – ведь школьные друзья

Срезали косы – принято в отчизне.


Когда ж судьба сломала жизнь мою —

Семейство раскидала на два кона,

Как в жертву я отрезала свою

И оберегом положила дома.


Поймай меня, судьба! Я уж не та,

И нет меня нигде, земля лишь носит тело.

Свершился рок – разделена душа, —

За что, не ведаю, наверное, за дело.

* * *

«Вам сто, мне сто двадцать», – веселый попутчик сказал,

«Я в 71-ом закончил МИФИ и теперь выпиваю.»

А я только что посетила Рахманинский зал,

К чему мне случайная встреча, не знаю, не знаю.

Потом оказалось – ему 48 всего,

Живет у любовницы, тоже не слишком свободно.

Что ждет его дома, кто встретит у двери его?

Какая тоска… Но, наверное, Богу угодно.

* * *

Всё возвращается на круги на своя —

С коляской я иду легко-непринуждённо,

Как двадцать лет назад, когда моя семья

Ещё не расползлась по миру протяжённо.


Измучен и изгажен лес зелёный

Встречает вновь, приветливо маня.

Смолою клейкою, как бы слезой солёной,

Он лечит раны. Лечит и меня.


Сквозь вонь и мерзость близи человечьей

Пробились травы к солнцу и весне.

И я стою, прижавшися к сосне,

Как пёс, зализывая раны и увечья.

* * *

Я в электричке. Веришь, отпустило?

С народом здесь сливался Пастернак.

И я, в окошко глядя, позабыла

О мелких бедах. Это счастья знак.

(Москва-Отдых Каз. ЖД)

* * *

Я не в Москве появилась на свет,

И назвать предлагали Лейлой.

Этого дома в Москве уже нет,

Где возникло «Я» под луной.


И одиннадцать лет пронеслось-проползло,

И Москва стала домом моим,

И по ней различалось добро или зло,

Въелся в сердце отечества дым.


Здесь далёко я с нею-срослася душой,

Только с мясом меня оторвёшь.

Иногда изумляюсь своею судьбой:

От тюрьмы да сумы не уйдёшь…

* * *

В серьгах брильянтовых и в куртке сына рваной

Брожу как тень я по аппартаментам

Пустого замка, заколдованого кем-то.

Здесь никого: ни лошади, ни тигра.

Здесь никого: ни рыбы, ни барана.

* * *

To Head of the Charioteer of Delphi From “Greece in Colour”, London, 1957{ Куплена на распродаже библиотеки, куда попали случайно }


Возничий мой! Две тыщи с половиной

Лет пронеслось, и вот глаза в глаза

Ты на меня взглянул глазами сына.

Я, замерев, не знаю, что сказать.


Судьба вела нас, и судьба свершилась —

Я протянула руки и взяла

Ту книгу, где лицо твоё хранилось,

Полвека здесь она меня ждала.


Мой драйвер, мой водила непокорный

Уйдём и мы однажды в никуда.

А бронзовый весёлый локон чёрный

Переживёт день Страшного Суда.

* * *

Летит Дассен, как жених Шагала:

«И если бы ты не существовала»…

Дай руку, cheri, мы с тобою вдвоём.


Дай руку, cheri, мы с тобою вдвоём,

Тихонько дотрюхаем и добредём

До самой критической точки.


До самой критической точки

Проводят нас наши сыночки.

Что там, на планете иной?


И там, на планете иной

Останься, друг милый, со мной.

(Дорога Лас Вегас-Пало Алто)

* * *

На чёрных чётких черешках

Власы свисали Вероники.

Синела сень небес сквозь страх,

И дуб вздымался с ядом диким.


И Стивенскриковый спектакль

Одолевал озёрным оком.

Зане зияет зоркий зрак —

Баран-не бык, не будет богом.

* * *

По трейлу с именем Bull Run

Ползёт с Лошадкою Баран.

Он хоть и болезный,

Но весьма полезный —

То потрёт щетинку,

То почешет спинку.

(Almaden, March)

* * *

Лужа всплеснулася пузырями,

След на асфальте бензиново-синь.

Сына нельзя удержать якорями

Рук материнских. Уходит один.

* * *

Удушлив аромат, и буйно белопенны

Громадные кусты, растущие внизу.

Сгустились облака, и вздохом перемены

Нагнало следом тучи, несущие грозу.


Тринадцатым числом канун всегда пугает.

Ненастный день пройдёт, и вестником весны

Барашек золотой с Лошадкой загуляет,

На золотых рогах неся златые сны.

Уж четверть с небольшим от стольника пропало,

И впереди зима, хоть климат потеплел.

Но всё ж-глаза в глаза-судьба нас повязала.

И ты парадоксально-опять помолодел.

(14 Апреля)

* * *

На кой мне ляд тащиться на Москву?

Здесь хорошо, здесь муж и сыновья.

Но вижу я зелёную траву,

И улетает к ней мечта моя.


И как во сне, я слышу соловья,

Поющего в кустарнике весной.

И снова смысл имеет жизнь моя,

И я хочу домой, хочу домой.


Здесь хорошо. Наверно, хорошо.

Будь благодарна, да. Отдай и не греши.

Из серой тучки дождь грибной в Москве пошёл,

А как овсы-то нынче хороши.


Там пахнет русским духом. Эта вонь

Блаженна мне и вне московских стен,

Как дым отечества и грязь. И вот ладонь,

Глаза прикрыла, мокрая совсем.

* * *

J’ai oublie de vous dire que je suis juif


– Modigliani


Я позабыла вам сказать,

Что у меня отец еврей.

Мне не пришлось его узнать, —

Его услали в мир теней.


Я позабыла вам сказать,

Что у меня – казачка-мать,

Что дед – народа враг, а брат

Ушёл, и нет пути назад.


И всё забыв, блаженна я,

Нага пред богом и людьми.

Печать лежит на мне, гляди!

Но, духом нища, тленна я —


Я не оставлю по себе

И ни дворца, и ни словца.

Лишь ветер свищет в темноте,

Лишь песне ветра нет конца.

* * *

Давай с тобою выпьем мы чаёк —

Заваренный чаёк, вкуснее не бывает,

О кухне, о Москве напоминает.

А помнишь ли ту кухню, мой дружок?


Вокруг стола сидели вчетвером —

А дверь мы сняли, чтобы было посвободней —

В пятиметровой. Я задвинута столом,

Вплотную к шкафу. (Нынче стала я дородней).


Абрамовская люстра над столом

Торжественность моменту придавала,

Хотя всего лишь кашу освещала,

Да мордочки малявок перед сном.


Далёк тот день, тот вечер и та ночь.

Подумай, четверть века отмахали!

Что можем мочь, чего не можем мочь?..

Налей чайку, чтоб не было печали…

* * *

Мне снился сон о Ладожском заводе.

Какие связи вдруг замкнулися в мозгу?

Мне мальчик рассказал когда-то об уроде,

Родившемся в предсказанном году.


В тот день нам солнце мягко спину пригревало.

На море Чёрное вечерний час сходил.

И счастье лёгким накрывало покрывалом,

И Слава в каботажку уходил…

Забытое. Баку 83

* * *

Ты возвращаешься к нему сквозь десятилетия

Город, в котором память твоих ног

Приводит к дому твоего детства

Сумерки которого наполнены тенями любимых

При мысли о них глаза твои становятся горячими

Город, в котором ты не спишь первую ночь

Потому что к тебе приходят стихи

Уходящие при слабом рассвете

Город, где ты можешь потрогать тела чаек

Толпящихся в воздухе у самых твоих глаз

Когда ветер наполняет тебя запахом нефти

Запах, оставшийся в закоулках твоей памяти

Город, в котором то, к чему ты принадлежишь

Напоминают лишь голубые глаза случайного прохожего.

* * *

На третьем этаже зажегся огонек.

Темно на улице, шагов давно не слышно.

И веет мне в лицо холодный ветерок,

Гнездившийся весь день под проржавевшей крышей.

* * *

Случайный прохожий с голубыми глазами

В которых тает зеленый лед

Отчего стираются записи прошлого

Каприз сегодняшнего дня

Да ощущение тонкой мужской рубашки

В пальцах.

* * *

Бессонницы ночной киномеханик

Крутит заезженную ленту моей памяти

В темноте закрытых глаз

Разворотом рукоятки проектора

Наплывает светлое пятно фотографии двух девочек

Которая валяется сегодня в куче ненужных вещей

Две женщины идут сниматься

Что их несет?

* * *

Запах нарциссов, испанского дрока,

Запах цветочного чая

Ветер над морем, раздувающий пух занавесок

Слезы прощанья.

* * *

Расчесываю волосы перед стеклом книжных полок

Гляжу на залив бледно-серый и плоский

А спорщики в мозгу не утихают.

(19.05.04)

* * *

Колибри фр-р-р сказала за спиной

И унеслась драконовою мухой, —

А где-то там, на улице зимой

Другие мухи, северною скукой


Белея, мечутся с дождями пополам —

Опухшей железы предвестьем —

И добавляются пудовостью к снегам,

Покрывшим город и предместья.


Те мухи одиночеству сродни,

Когда с недвижными глазами,

Считая медленные дни,

Забылся кто-то (я?) в нирване


Холодного пустого сна

Далекого пустого детства,

Где я на дне зимы одна,

И никуда из сна не деться…

Возвращение

Что-то шевелится

В глубине души.

Не давай развиться —

Пеплом припуши.


Стыдно, стыдно стало

Радости такой, —

Было и пропало —

Я хочу домой.


Догори, что было,

Пламенем пали,

Сгинь же, сюр постылый,

Сальвадор Дали!


И целуй проворно —

Слез пустых не лей —

Несколько смущенных

Взрослых сыновей.

(23.08.04)

* * *

Невнятность строки рукописной

И стройность печатной строки —

Сражает различье – так жизнь за кулисой

Отлична от сцены – таки.


Ручная работа заметна —

Все дышит, колышется, ждет

Прихода идеи заветной,

Явления музы в черед.


Рука не идет по линейке —

Черкает, грязнит. И скрипит

Перо по бумаге, а склейки

Означат – в поту индивид.


Узнает ли автор в готовом

В печатном наряде свой стих,

И также ль вздыхает печатное слово

В том месте, где ручка дрожит?


Да, нет, что же спорить! Уходит

В свободное плаванье стих —

Корявый убогий уродец

На ножках своих семенит.

(24.08.04)

* * *

И полетели дни —

За вторником среда, четверг и дале.

И листья, к осени желтея, облетали

И жарило в тени.


Сиесты дрем случайных суета

Еще сопровождала память перелета.

Но то – уж отошло, и та,

Та жизнь – за гранью, за отсчетом,


За пересмотром дней, барьером за и над

Уходит быстрыми шагами.

И не гляжу назад,

И не болею снами.

(24.08.04)

* * *

На диване в уголке

Мы с тобой рука в руке.

Ночь плывет над нами рядом,

Ночь следит за нами взглядом —

Взглядом Аргуса следит —

Все заметит, разглядит.

Что же издали глядеть —

Можно рядом посидеть.

Сядешь близко, не молчи

Мне на ухо прошепчи,

Как за руку из ворот

Дочка внука в сад ведет.

И с того конца земли

Он мне машет издали.

(25.08.04)

* * *

Пекло ошпарило листья,

Жаром нещадно палит.

Нет, чтоб дождями пролиться —

Солнцем наш дворик залит.


Градус по Фаренгейту,

Или по Цельсию – смерть!

Боже мой, кануть бы в Лету,

Лучше бы и не смотреть.


Вечер, к многострадальным

Сверху стеки, охлади,

Резко континентальный

Климат, на помощь приди.

(25.08.04)

* * *

Какие новости! Реклама изменилась —

На ту же тему, а самоновейший клип.

И звук не выключаю,

Канал не исключаю – вот прилип!

А тут как раз Олимпиада и случилась.


Три месяца как выпали из жизни —

Чего купить, куда звонить, о чем мечтать, —

Забыто все, все надо вспоминать.

А вот и свежачок о модной клизме.


Минуточка Олимпа, три рекламы —

Приоритеты очевидны всем.

Ах, мастера культуры, с кем вы, с кем? —

Ну, тот, который платит, вот тот и самый.

(26.08.04)

* * *

Одна и та же цель из года в год —

Выбрасывают, ощутив свободу,

Потомки хлам, хранимый предками. В черед

За ними – внуки, догоняя девку-моду.


«Мы наш, мы новый», —

Всяк на личный лад

Отстраивают жизнь свою потомки, —

А грабли те же, и колотятся подряд,

Впервые разглядев судьбы обломки.


По-философски выстроив мозги,

Признать придется истину простую —

Конечно, ветры новые задуют —

Как не задули б свеч, чтоб до – ни зги.

(30.08.04)

* * *

Стройся, мысль! Выходи брандмайором, рифмач!

Выводи на линейку порядком потертый куплет.

Начинается матч. Небывалый, неистовый матч.

Поединок, где нет виноватых и правых, да и судей здесь нет.

Виртуальны те битвы, как будто и кровь не течет.

Но сбиваются в множества, толпами рифмы идут

Зазватить безымянный, затерянный в травах редут —

Уложившися стройной строкой, в ювелирный расчет.


И клубится, клубится, клубится образов рой.

Истекая нейронами, рвется и рушится связь.

Стой, мгновенье прекрасное, фотографически стой!

Завершаю финал, не ударить бы мордою в грязь.

(31.08.04)

* * *

Опять в рядах не досчитались.

Опять в самоволку наш друг

С концами ушел.

Мы остались,

Смыкая разорванный круг.


Плачьте, плачьте, плачьте на поминках —

Это мы отходим всей толпой —

Поколенье первой половинки,

Осознавшее себя во второй.


Покачаем седой головою:

До свидания, друже, прощай!

Да пойдем, оступаясь неловкой ногою,

По домам.

(02.09.04)

* * *

Запомни этот день – ты счастлива была.

Таких ведь дней не так-то много в жизни.

Жара за окнами безумная плыла,

Расплавив воздух в Кремневой Долине.


Понять я не могу, не изложу

Причину необъятной эйфории,

Но факт, факт налицо. И я брожу,

И разум с чувством в странной аритмии.

Я просто говорю – запомни этот день.

Ты счастлива была на этом свете

В тот час, в тот миг, в четвертый год столетья,

И лето на конце, и под сосною тень.

(03.09.04)

* * *

Тюлени орут, как лягушки весной.

Цикады гремят с той же страстью.

Вопили лягушки в той жизни, иной.

И вопли их значили – счастье.

О счастье неярком, о счастье земном,

И даже чуть-чуть земноводном

Ходили с детьми по-над ближним прудом

Концерт услыхать ежегодный.

Не зря перепутали их с соловьем

Глупцы Андерсеновой сказки —

Лягушка весенние песни поет,

Как птица, не зная указки.

(04.09.04)

* * *

Нырни, как в океан, в поток сознанья мой,

Читатель неизвестный, благосклонно.

Не зная дат, не ведая сезонов,

Иди за мной.

(05.09.04)

* * *

Над каждой елкой – по звезде,

А ковш поставили на гору,

Заполнив звездами по горло,

И – вверх ногами – по воде.

Шипит тихонько в фонаре

Газ, истекая понемногу.

Я встану рано на заре

И выйду сразу на дорогу.


Она идет там, где вчера

Медведицы встречались ночью.

И виделось тогда воочью,

Что Кент бродил здесь до утра.

(11.09.04)

* * *

По Шасте шастаю, шныряю,

На озере средь гор сную,

И в воду камешки швыряю,

Чтоб взбаламутить Сискию.


На пол-минуты трюк удался,

Но вновь озерной гладью полн —

То в озере он отражался,

Невозмутимый небосклон.

(11.09.04)

* * *

До полночи чуть-чуть.

Небесный ковш еще не донесла рука владыки

До плоскости горы. И Млечный путь,

Коль не заполнил ковш, сливает молоко

в небесные арыки.


А ковш скользит к плите,

Покойно свой наклон с вращением Земли меняет.

И в тишине ночной лишь птицы крик пугает

Внезапностью своей в бездонной темноте.

(11.09.04)

* * *

Крик птицы ночной, посланницы мира ночного,

Тревожит печальной мелодией – нотой минора, мой слух.

Последний луч солнца уж много часов как потух.

И только кричит электричка, зовя хоть кого-то живого.


И ночь абсолютна. Ночной тишиною объят

Недвижимый лес, и все в том лесу неподвижно.

И озеро глохнет и спит. И звезды в том озере спят,

И путники стали, застыв, дыханием ночь не колыша.

(12.09.04)

* * *

Небесной Ниагары водопад

Космических лучей к Земле стремится, —

В потоке выброса распространится

Бильоном миллирад.


Небесных зебр заоблачных толпа

Несется, вспугнутая тигром.

Лишь полосы сияют нимбом

Чеширского кота.


Все исчезает с ним. Бездонный небосвод

Прозрачен вновь до умопомраченья.

И ожидаю лишь звезды веленья

По расписанию давленья и погод.

(20.09.04)

* * *

Огромный черный шмель сел на цветок,

И ветка опустилась под тяжестью такой.

А давеча колибри свой медок —

Нектар пыталась взять, но шанс, увы, пустой, —


Ее сезон прошел. А шмель себе гудит,

В полете тон меняя.

И я легко, согревшись, засыпаю,

И лишь струя фонтанная бурлит.

(22.09.04)

* * *

Я хочу, чтоб ко мне приходили олени

И стояли, прося еды.

Я хочу в траву упасть на колени,

В зарослях лебеды.


Я хочу скользить в теплых водах озерных,

Едва рукой шевеля.

Я хочу найти средь лугов просторных

Листики щавеля.


Я не спать хочу, а видеть воочью

Светлой звезды луч.

Пусть ведет меня днем и ночью,

Пробиваясь сквозь вату туч.

(22.09.04)

* * *

Мне зренье странное дано,

Как пьяному сильно на взводе, —

Не дуло – восьми лепестковый цветок

Увижу, не сущий в природе.


И месяц, что бродит в ночи,

Усиленный прихотью глаза,

Умножен, и в небе торчит,

Как восемь таких же, без buzz’a!


Летящий впотьмах самолет —

Зеркальный шар на дискотеке,

Мерцает свет, несясь вперед,

И опускаю Вием веки.


А звезд – семь-восемь на одну —

Ах, в небесах столпотворенье!

Вот – дал Господь такое зренье —

Наградой, казнью – не пойму.

(23.09.04)

Синь сотворенья

* * *

Smile! Улыбнись. Сложи лицо в улыбку

И сядь за стол.

Возьми перо. Без права на ошибку

Учти гугол.

Введи поправки средних и дисперсий

И прочих дельт,

И взвесь возможность добрых версий

И эвольвент.

(24.09.04)

* * *

Черная Маруся,

Черный воронок.

Выходили, труся,

На ночной звонок.


Выключены фары,

Выключен мотор.

Заскользили кары

Вниз под косогор.


Из-за занавесок,

Не включая свет,

Смотрит недовесок —

Слабый человек.


– Пронеси их мимо,

Господи, спаси,

Не отдай на мыло,

Мимо пронеси!


Шины на дороге

Очертили след.

На твоем пороге

Зажигают свет?

Тридцать минет, сорок

Или шестьдесят, —

Затаились в норах,

Из-за штор глядят,


Как по косогору,

Не включая свет,

Едут вниз моторы

В бесконечность лет.

(25.09.04)

* * *

Семь лет минутой пронеслись.

И дети взрослые, я – та же.

А правду зеркало расскажет,

Случайно взглядом задержись.


Не зря я не люблю зеркал, —

Сначала комплексы причиной,

Потом – морщина за морщиной,

За ними – черепа оскал.


Смеясь, подмигивает смерть —

Красоткой хочешь в ад слететь?

(27.09.04)

* * *

До цели пол-шага. И сразу – в кусты.

Безжизненно руки повисли плетями.

Вперед! Цель близка! Что скукожилась ты?

Боишься провала, победы, тюрьмы?

А, может, обвита страшилок сетями?


Распутайся, взвесь. Может, цель и не в том,

Не страх/неуверенность, может быть, держат.

Инстинкту послушны, сомненья корежат

И шепчут тихонько: Давай, отойдем.


Давай, отойдем. Медных труб испытанье

Пройти не сумеет слабеющий дух.

Пока поэтический дар не потух,

Спеши описать своих дней проживанье.


Спеши записать, если в силах писать,

Как солнце светило, как дождь поливает,

Как бедное сердце негромко страдает.

И богово – Богу успеешь отдать.

(29.09.04)

* * *

Золотая шуба,

Истинный мутон,

Весила, голуба,

Более двух тонн.


Тоненькая шея

Из воротника.

Дальняя аллея, —

Шорох ветерка.


Женская недоля —

Длинные власы —

Придавило волю

Тяжестью косы.


Сбрось же тяжесть шубы,

Срежь свою косу, —

Любо иль нелюбо —

За море несу.


Там свои заботы,

Там своя печаль.

Шубе нет работы,

И косы не жаль.

(30.09.04)

* * *

Слежу самолетов далеких движенье

В ночи.

Вся ночь переполнена звезд шевеленьем —

Молчит.


Луна проявилася. Ромовой бабой

Плывет.

А рядом мерцает кузнечик кудрявый —

Самолет.


Навстречу и дале, и дале навстречу

Спешат.

И ими заполнен хладеющий вечер

И сад.

(30.09.04)

* * *

Мне лошадка из Гжели носит браслеты на шее,

А ракушка хранит кольцо.

И они на столе стоят, не старея,

А стареет мое лицо.


Дориана судьба ли меня привлекает,

Или пусть все идет, как шло.

Бог ли знает, Бог знает,

Какое сегодня число,


Каким же годом календарь шарахнет,

А судьба зашифрует жизнь.

А роза все пахнет, так дивно пахнет,

И только держись, держись…

(01.10.04)

* * *

Устремляясь в долину, стремительно падаем вниз,

Только кроссы мелькают, и стремно от высоты.

Нашатырно-живительно пахнет лавр, что над дорогой повис,

И от летнего жара пожухли и ломкими стали цветы.


Желудевые пульки все целят в макушку попасть.

Стукотнёю и шорохом полон лес, будто птиц суетня.

Если выйти пораньше, в самом начале дня,

Можно встретить ленивого скунса и нанюхаться всласть.

(02.10.04)

* * *

Translate into English – такая морока!

В потугах старанья засохнешь до срока.

А как же Иосиф, а как же Набоков?


Что всуе великих тревожить в могилах —

Еще на губах не обсохли чернила,

А лезешь в английский свиным своим рылом.


И роешь словарик мучительно долго,

И в детство впадаешь – потрогаешь – колко,

И машешь в досаде мальчишеской челкой.

(04.10.04)

* * *

Высыхает на солнце белье —

Разноцветье на желтой веревке.

Высыхает мгновенно тряпье

Цвета вишни и цвета морковки.


На подносах лежат лепестки.

Жарит солнце. Саше подсыхает.

Самодельно-сухие духи

Соблазнительно цветом играют.


Лепестки и белье, и жара —

Раскаленное осенью время

Бабья лета. Остынуть пора —

Осмотрительность каплет на темя.


Не сегодня, не завтра, потом …

Жарит солнце… Истома нахлынет …

И бокалы с бордосским вином

В подкрепленье эротика двинет

(06.10.04)

* * *

Красавец-скунс сметает пред собой

Беспечных отдыхающих толпу.

Он шествует, он царственный герой, —

Они, визжа, рассеялись во мглу.


Осмелившись остаться на пути,

Лесного короля в глаза взглянуть —

Сожжешь свои, спалят его лучи,

И прокаженного тебе предстанет путь.


И я, обычаи веков храня,

Сбежать спешу от вони короля.

(10.10.04)


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации