Текст книги "Вечерние волки"

Глава четвертая. Волчий монастырь

Протиснувшись один за другим сквозь выгнутые прутья железной ограды и перейдя по паре мокрых дощечек узкую, но бойкую речку, мы оказались уже в лесопарковой зоне. Монастырский комплекс находился за истоптанной десятком тропок еловой рощей, выглядевшей под дождем очень мрачно. Мы прошли ее наполовину, когда из-за деревьев на фоне гаснущего неба начали проступать очертания строений: величественное темное здание с куполом – сам монастырь, каменные и деревянные постройки вокруг и пятиглавая, с сине-золотыми куполами церквушка чуть в стороне, но за общей оградой.

Поначалу территория показалась абсолютно пустынной, давно заброшенной, и, честно сказать, больше всего я мечтала убраться отсюда поскорее. Бог с ними, с детскими страхами, но ведь среди этих хаотичных строений вполне могли укрываться и опасные люди из города.

Прорезавший тишину глухой удар колокола заставил нас с Лилей громко вскрикнуть и вцепиться друг в дружку. После второго удара Володя произнес:

– Так, если колокол звонит, значит, в храме еще продолжается служба. Двигаем туда.

Храм тоже имел ограду – совсем несолидный деревянный заборчик с большими просветами между клиньями. За ним по всему периметру белели в быстро подступавшей темноте надгробные кресты и обелиски, но это не было обычное кладбище, наверно, здесь хоронили только священников. Сам же церковный двор был вымощен влажно блестящими крупными булыжниками, между ними пузырилась, втягиваясь под землю, вода. Ворота стояли распахнутыми, мы прошли в них, я уже занесла ногу над первым камнем – и тут с жалобным воплем шарахнулась назад, влетев прямо в объятия идущего следом Тобольцева.

– Сав, ты что?! – Он схватил меня за плечи, тогда как другие лихорадочно озирались, ища то, что напугало меня. Я же в это время пропадала от смущения, ругая себя за дурацкую реакцию.

– Ребят, все в порядке. – Я даже попыталась выдавить улыбку. – Просто вспомнила еще кое-что, одно предание… простите, тупо получилось.

Ника выразительно взметнул к небу и уронил руки, даже Лиля смотрела на меня как-то напряженно, только Володя спросил с неувядающим интересом:

– А что за предание?

– Ну, если сюда придут в первый раз несколько человек, то кто из них первый пройдет через двор – у того в три дня умрет кто-то из близких.

– Класс! – прицокнул языком Ника. – А если они все в один ряд пройдут, тогда кто умрет?

– Не знаю, – отрезала сердито. – Может, никто, может, у всех кто-то, но лично я не собираюсь это проверять.

– Эх, ладно, обожаю нарушать правила и испытывать на себе приметы! – воскликнула моя подруга и ловко запрыгала с камня на камень.

– Ну, пойдем теперь? – Володя взял меня за руку, словно малышку, и повел ко входу, по пути я просто сгорала от стыда.

Увесистая дверь в церковь была отворена и приперта камнем, но за ней царила все та же полумгла. Верхний свет не горел, гулкое пространство освещали лишь пучки свеч у темных провалов икон, да еще из боковой комнатушки вырывался нормальный электрический свет. Весь народ, человек пятнадцать, сгрудился у стены храма и пел, негромко и слаженно. Да еще какой-то парень застыл у креста в десятке шагов от нас. Со спины он мне почему-то показался знакомым.

– О-па, везде свои люди! – Володя, решительно переступив церковный порог, направился прямиком к парню, я замешкалась, чтобы попробовать перекреститься, но быстро запуталась в движениях.

Парень у креста обернулся на шум шагов, и теперь я уже четко узнала Кирилла Оленина из нашей группы, симпатичного, но всегда слишком молчаливого и зажатого юношу. Странно, может, полутьма сыграла со мной такую штуку, но мне показалось, что лицо его сделалось испуганным и несчастным от одного только взгляда в нашу сторону. И еще он сильно дернулся, впечатавшись спиной в перекладину креста.

– Привет, пропащая душа! – Володя уже был рядом с одногруппником, с ходу хлопнул его по плечу. – А я уж думал, ты пополнил ряды неадекватов, с утра не мог до тебя дозвониться.

– Нет, я еще на рассвете сюда пришел, а проверить телефон руки за весь день не дошли, минутки свободной не было, – Кирилл говорил как-то странно, заторможенно, будто у него губы судорогой свело. Густые каштановые волосы до середины спины, которые он обычно забирал в хвост, сейчас волнами лежали по плечам, и одет он был во что-то длинное, золотистое, с широченными рукавами. В полутьме мне почему-то казалось, будто он не сводит с меня глаз.

– Я алтарник в этом храме, – пояснил он в ответ на наши недоуменные взгляды, мало что этим словом прояснив. – Очень много народа сегодня сюда приходило, особенно те, у кого близкие… изменились.

– Так и приглядывали бы лучше за своими близкими, а не ерундой маялись! – резко, неприязненно произнес вдруг Ника, я всем телом ощутила идущие от него волны ненависти и раздражения. И отступила на шаг в сторону, оскорбленная: он ведь и меня таким образом уделал, даже не заметив, кажется.

– Знаешь, никто ведь не упрекает в трусости радистов на войне, – глядя ему прямо в лицо, негромко произнес Кирилл. – За то, что не участвуют в бою, а призывают помощь и прикрытие сверху.

Ника громко скрипнул зубами, но разводить дискуссию не стал. Пение стихло, народ медленно разбрелся по храму. От толпы отделилась невысокая фигура в длинном черном одеянии, двинулась к нам. Но еще прежде Кирилл метнулся навстречу, стал что-то объяснять, несколько раз махнул рукой в нашу сторону. Он-то стоял к нам спиной, зато я заметила, как потрясенно вытянулось лицо того человека, которому он явно говорил что-то про нас.

– Ох, чувствую, зря мы сюда приперлись, – шепнула мне на ухо Лиля. Я нащупала ее руку и крепко сжала.

Отстранив Кирилла, человек в черном все же приблизился к нам. Он был лет пятидесяти, невысокого роста, субтильный, с длинными, обильно тронутыми сединой волосами. Но лицо мне понравилось, доброе и внимательное. Каждого из нас он будто сканировал взглядом.

– Я отец Анатолий, служу в этом храме, – произнес он негромко, чуть склонив голову. – А вы, молодые люди, просто так зашли или же по официальному поводу?

И кивком указал на намокшие скукожившиеся повязки у нас на рукавах курток.

– Мы – добровольная студенческая дружина, – чуть выступив вперед, отчитался за всех Тобольцев. – Инспектируем район лесопарка, заодно решили проверить, все ли у вас тут спокойно. Если что, готовы проводить группу молящихся до города и развести по домам.

Священник понимающе кивнул:

– Спасибо, молодые люди. Но эту группу провожать не нужно, они еще заранее договорились, что пойдут все вместе, первым делом проводят женщин.

Действительно, разбредшиеся по храму темные фигуры вдруг разом собрались и бесшумно, с троекратными поклонами на пороге, покинули храм.

– Здорово, – кивнул Володя, проследив взглядом за последним уходящим. – Ну, а вы тоже уходите или церковь будет открыта всю ночь? Я к тому, что оставаться тут небезопасно…

Священник медленно покачал головой, стало заметно, что он смертельно устал, но старается ничем этого не выдать.

– Мы останемся, могут подойти еще прихожане или просто нуждающиеся в помощи. Но, пока все тихо, приглашаем вас попить с нами чаю. Вы ведь, мне показалось, знакомы с нашим Кириллом.

Мы дружно кивнули, а Оленин уточнил:

– Мы из одного института.

И поочередно назвал наши имена.

– Ну, так что насчет чаю? – снова спросил священник.

Володя на правах руководителя скользнул по нашим лицам вопрошающим взглядом, Ника, конечно, скорчил козью морду, зато мы с Лилей активно закивали: очень хотелось попить горячего и согреться.

– Ну, идемте, – даже не стал дожидаться нашего официального согласия отец Анатолий – спешил, наверно.

Следом за ним мы прошли в небольшую квадратную комнатушку на входе, в углу обнаружился низкий пластиковый столик, а рядом тумбочка, из которой Кирилл извлек круглый поднос со всем необходимым для чаепития, отобрал нужное количество чашек, включил в розетку видавший виды чайник… Я как родным обрадовалась бутербродам с обветрившимся и уже пустившим слезу сыром, крекерам и пряникам.

– Чем богаты, – пояснил маленький священник и тут же без предупреждения развернулся к иконам и начал молитву. К нему присоединился Кирилл, мы с Володей тоже встали и пару раз неумело перекрестились, тогда как Лиля и Ника сидели, уткнувшись взглядами в стол.

Я присмотрела себе широченный и очень основательный табурет между столиком и стеной, протиснулась туда и только села – как вдруг утробное рычание заполнило небольшое помещение, табурет подо мной мелко завибрировал, потом мощно дернулся. Я с воплем в два больших прыжка оказалась в дверном проеме и только там осмелилась оглянуться.

Из-под табуретки уже выбралось на свет черное косматое чудовище и теперь очень медленно, пугающе широко расставляя лапы, передвигалось по комнате, поочередно обнюхивая каждого из нас. Лиля осталась сидеть на стуле, но ухитрилась подтянуть коленки к подбородку, парни оцепенели в положении полустоя.

– Это волк? – прошептала я.

– Ну что ты, это Нерон, – почти в ухо мне ответил Кирилл, который, как оказалось, стоял позади меня и держал руки так, будто собирался поймать, если начну падать в обморок. – Просто черная овчарка с кем-то-там-еще-большим и лохматым… Ему перебили ноги и бросили в лесу, тоже, может, приняли за волка. А я нашел и принес сюда.

– Разве в церкви может находиться животное, они же вроде как нечистые? – спросил Ника, все еще не смея садиться.

Отец Анатолий энергично покачал головой:

– Господь не создавал ничего нечистого. Так что если отец-настоятель не возражает, то почему бы и нет. А Нероша у нас пес приличный, по храму не шляется, чужим на глаза не показывается. Правда, может подвыть немного, если служба затягивается, но прихожане ему за это, полагаю, бывают только благодарны.

Успокоившись, я вернулась на облюбованное место, и через мгновение Нерон аккуратно протиснулся мимо моих ног обратно под табуретку, чуть повозился там и затих.

Сразу после этого был разлит по чашкам чай, и можно было, наконец, впиться зубами в бутерброды. Вот только мне не нравились те взгляды, которые священник кидал поочередно на каждого из нас, словно прикидывал что-то в уме. Иногда он смотрел и на Кирилла, который находился в полной прострации, один раз даже коснулся его руки, призывая вспомнить о зажатой в ней чашке, после чего парень спохватился и поднес ее ко рту с такой поспешностью, что едва не выплеснул чай себе на грудь. Нужно было как-то разрядить обстановку, и я спросила:

– Отец Анатолий, а почему монастырь называют Волчьим? Это все из-за легенд о волках, да? Или не легенд, не знаю…

Священник обратил на меня внимательный взор, улыбнулся ласково и как будто с благодарностью – наверно, это была его любимая тема:

– О, я много местных легенд знаю, в семинарии даже работу писал по нашим городским материалам! Большая часть историй появилась гораздо позднее, по крайней мере, в том виде, в каком вы их слышали. Изначально же название возникло еще в начале восемнадцатого века, когда монастырь был построен и освящен в честь святого великомученика Георгия. А его в народе называли «волчьим пастырем» и считали повелителем зверей. В быличках и сказаниях говорилось, что волки громким воем умаливают этого святого назначить им жертву в пропитание, и тогда Георгий выбирает какую-то овечку или козу. Назначенной жертве не сбежать и не спрятаться от хищников, потому что они видят ее вроде как всю облитую кровью, чуют и замечают издали, да и она сама, словно завороженная, спешит навстречу погибели, ибо, как говорится, «обреченная скотинка уже не животинка».

Кирилл при этих словах вдруг вскочил и отпрыгнул от стола, словно чаем обжегся или еще что. И покинул лавочку, шум его шагов скоро истаял в направлении выхода. Мы переглянулись, а священник вроде как внимания не обратил, продолжал невозмутимо:

– Ну вот, отсюда и повелось название. Ходила также легенда, что в потайной келье под монастырем хранится древняя чудотворная икона святого Христофора Псеглавца. Такие иконы по распоряжению Синода были запрещены, но действительно долго сохранялись, хотя и не почитались больше. Считалось, что, помолившись у этой иконы, монахи могли принимать облик волков либо огромных псов, чтобы защищать монастырь от вторжения врагов.

У меня от этих слов стянуло кожу на голове, словно кто намотал косу на кулак.

Пока он говорил, вернулся Кирилл, бледный, но вроде как спокойный, уселся на прежнее место, к чашке и еде больше не прикасался. Я пару раз поймала на себе его взгляд и снова заволновалась: да что тут вообще происходит?

– А легенды эти могли и сами монахи распространять, для отваживания любопытных, а позднее советская власть их подхватила, чтобы народ к развалинам монастыря не шлялся. К тому же волки в этих местах действительно водились примерно до середины прошлого столетия, это потом уж их всех истребили.

И тут вмешался Тобольцев:

– Ладно, легенды – это круто! Но вот что насчет последних событий? Вы тоже верите – в смысле, думаете, что это может быть массовое отравление или на нашем городке какую-то хрень испытали, забыв нас предупредить?

Лицо священника померкло, и теперь стало особенно заметно, что он смотрит на нас с состраданием и печалью. И колеблется. Но потом все же прозвучал ответ:

– Нет, это не отравление. Такие вещи повторяются в этом городе уже сто лет раз в четверть века и не имеют стандартного, годящегося для официальной сводки объяснения. Я очень надеялся, что в этот раз чаша сия всех нас минует, но, видно, надеялся напрасно.

– Так что же это такое? – тонким голосом вскрикнула Лиля.

– Я не могу вам ответить на этот вопрос, – печально покачал головой священник. – Просто не могу, да вы мне и не поверите. Простите.

Стол дернулся так, что заварочный чайник едва не свалился с него. Я подняла глаза и увидела искаженное злобой лицо вскочившего на ноги Ники.

– Почему, интересно, мы не можем знать об этом?! Да вам просто выгодно дурачить народ, чтобы он с перепугу бежал в ваш поганый храм!

Володя с силой дернул его за предплечье, усаживая назад, перебил торопливо:

– Простите, он просто перенервничал. Мы понимаем, что могут быть причины не говорить, это ваше право. Но скажите хоть: все самое плохое уже было в прошлую ночь? Или случится что-то еще? И когда все закончится – ну, хоть по опыту прошлых лет?

На этот раз священник долго молчал, как будто не мог решиться на ответ, а Кирилл, низко опустив голову, до хруста сжимал кулаки. Потом прозвучали неутешительные слова:

– К сожалению, может статься, что самое худшее еще впереди. И я не знаю, когда это кончится, просто потому, что нет никаких четких сроков для напасти.

Словно прервавшись на полуслове, священник встал, и мне показалось, что он таким образом вежливо намекает нам на необходимость расходиться. Но он сам торопливым шагом покинул лавочку. Через окошко над встроенным в стену прилавком для книг я увидела, что на пороге храма переминаются две женщины, почему-то обвешанные сумками. Именно к ним подошел отец Анатолий, но не завел вовнутрь, а, напротив, все вместе они немедленно покинули церковь.

В следующий миг Ника, перегнувшись через стол и почти снеся его, схватил Кирилла за грудки, дернул на себя и рявкнул:

– Говори, что вы знаете?! Что еще должно произойти?!

Мы с Лилей взвизгнули, зажимая рты, Тобольцев в этот раз тоже вскочил, с удивительной легкостью почти поднял Нику в воздух и отшвырнул на середину комнатушки.

– Эй, все, мне надоело! Еще одна подобная выходка – запишу в неадекваты, ясно?

Ника сразу снизил тон, но все равно бухтел что-то, доказывая свою правоту. А я тихо сказала словно окаменевшему Оленину:

– Прости, пожалуйста, не понимаю, что на него нашло.

Кирилл чересчур поспешно вскинул на меня взгляд:

– Почему ты за него извиняешься, Савватия?

Надо же, в кои-то веки меня назвали полным именем, кажется, я даже покраснела от неожиданности. И, конечно, не нашлась, что ответить, выручила Лиля:

– Ну, мы же все вместе сюда пришли. И, знаешь, Кир, страшновато слышать, что будет только хуже, когда и так уже сыты по горло происходящим. Может, хоть намекнешь, что происходит?

Кирилл сконцентрировал на моей подруге взгляд, но только на секунду, снова посмотрел на меня, произнес совсем тихо, наверно, чтобы не бесить еще больше Нику:

– В общем, это связано с одним проклятием.

– А разве они бывают? – усмехнулась Лиля. – Что-то я в подобное не верю.

Кирилл пожал плечами, на лице его явно читалось: «Верь не верь, но ведь это уже происходит».

– А куда отец Анатолий ушел? – спохватилась я.

Парень поначалу будто и не услышал моего вопроса, потер рукой открытый лоб. Потом ответил:

– А, ну мы заранее готовились к подобному, в складском здании и на бывшей конюшне устроили все так, чтобы люди могли поспать и поесть. Сегодня весь день из города идут понемногу те, кто не может оставаться в собственных квартирах, скоро уже станет мест не хватать.

– Значит, вы точно знали, когда все это начнется? – прищурилась Лиля.

– Да, это всегда в одно и то же время случается – в конце октября…

Вернулся отец Анатолий. По его озабоченному виду и побледневшему лицу стало ясно, что ему больше не до разговоров. Волосы и борода слиплись от влаги, похоже, непогода нанесла очередной удар. Даже лицо было мокрым, и казалось, будто он плакал по пути сюда.

Мы начали прощаться, даже Ника загробным голосом поблагодарил за чай, похоже, Тобольцев малость вправил ему мозги.

– Куда же вы под дождь, переждали бы…

– Нет надежды, что он вообще закончится в ближайшее время, – тихим голосом сказала Лиля.

– Это да. Я положил на скамейку несколько зонтов, прихожане часто оставляют. Приходите сюда в любое время, – сказал маленький священник таким тоном, будто даже не сомневался, что мы еще вернемся.

А потом поднял руку и перекрестил – нет, наверно, благословил – всю нашу компанию. Ника рядом со мной дернулся так, будто его током шарахнули, но смолчал. Мы гуськом покинули храм, в самом деле прихватив пару зонтиков.

Я боялась, что назад шагать придется в полнейшей тьме – но, по счастью, ошиблась. На просеке, ведущей к монастырю, оказались фонари через каждые десять шагов, и сейчас все они ярко горели. По пути нам то и дело попадались одинокие фигуры с сумками – люди шли искать себе прибежище. Да и насчет волков я почти успокоилась.

– Лиль, можно сегодня я опять у вас переночую? – спросила я шепотом, когда мимо нас, отворотив лицо и сильно горбясь, прошагал парень с рюкзаком за спиной.

Подруга на ходу развернулась ко мне всем корпусом, собольи брови уползли под влажные колечки волос на лбу:

– Савка, ну ты чего спрашиваешь-то?! Ясное дело, что у нас! Папа с утра распорядился, чтобы для тебя освежили мамину комнату.

– Зачем мамину, не нужно было! – расстроилась я. Сколько помню себя, комната, где задолго до Лилиного рождения жили ее родители, всегда стояла пустой, Лев Исаевич по возвращении в родной дом обитал только в своем кабинете. – Мы же всегда с тобой в одной комнате спали!

– Ну, отец просто подумал, что в сложившихся обстоятельствах тебе потребуется личное пространство, – растолковала подруга. – Неизвестно ведь… ну, сколько вообще все это продлится. Хотя тебе решать, я-то всегда рада твоему обществу.

Вдруг она подхватила меня за руку и подтянула поближе, шепнула в ухо:

– Слушай, а ты в курсе, что Кирка Оленин влюблен в тебя?

Кровь прилила к щекам, хорошо хоть, в темноте не видно.

– С чего ты взяла?! – запротестовала я, правда, тоже шепотом. – Да, он странно как-то на меня поглядывал сегодня, но ведь не только же на меня. И вообще был словно малость не в себе.

– Дурочка, он давно на тебя уже так «поглядывает», точнее сказать, все лекции напролет, я в начале учебного года это просекла. Нет, даже еще раньше, помнишь, мы еще до института в одной компании с ним пересекались?

– А мне почему не сказала? – усомнилась я в правдивости ее слов. – Ты же всегда о таком говоришь, Лиль, так что не надо теперь!

– Ошибаешься, а вот и не всегда. Говорю, когда шушера всякая, – выразительный кивок в сторону угрюмо вышагивающего чуть в стороне от нас Ники. – А тут мне показалось, что у него очень серьезно, так что я решила – лучше тебе самой это заметить. Ну, или уж не замечать как можно дольше. Кирка славный парень, и ты бы переживала, уж я тебя знаю…

– А сейчас почему говоришь?

– Из шкурных соображений, зачем же еще, – вздохнула Лиля. – Подумала, может, ты как-то пересечешься с ним и поболтаешь о том, что творится в городе. Уверена, он тебе скажет. Хоть знали бы, чего еще ждать и бояться…

Она вздохнула и крепко сжала мою кисть, я ощутила, как подрагивает ее рука.

– Лиль, если бы он мог, то сразу бы рассказал.

– Ну, может, не хотел при священнике или при этом орущем идиоте, не знаю. Просто мне почему-то очень страшно, – совсем уже тихо призналась моя всегда такая боевая подруга. – Знаешь, когда стали говорить про красную жертву, я на миг сама ощутила себя такой. Ну, будто меня уже пометили и никуда мне не спрятаться, понимаешь?

Я понимала, да и разделяла тоже. Вдруг вспомнилась странная реакция Кирилла, когда отец Анатолий сказал эти слова. Прежние страхи нахлынули с новой силой.