Текст книги "Вечерние волки"

Глава пятая. Погром

Через парк мы тоже прошли без приключений, да здесь и народа никакого не было. Я игнорировала Нику, который постепенно пришел в себя, оживился, попытался заговорить со мной и даже разок приобнял за плечи – зашипев, я скинула его руку в долю секунды. Но когда мы стали приближаться к выходу из парка, услышали впереди крайне пугающую какофонию: в ней присутствовали и рев голосов, и звон разбиваемого стекла, и глухие удары. Володя тут же распорядился двигаться под прикрытием деревьев, пока ситуация не прояснится.

Будочка охранника на входе в парк пустовала. От ворот и до проспекта здесь тянулась глухая улица без жилых зданий, лишь череда складских помещений с одной стороны и каменный забор с другой. Но напротив входа находился крохотный магазинчик под двускатной синей крышей, я иногда покупала в нем свежий хлеб – магазин получал его напрямую из пекарни. Сейчас этот магазин подвергался разграблению, дверь была вынесена полностью и валялась в стороне, единственное окно выбито, через него на газон безостановочно летели пачки и бутылки. На газоне у окна бесновались, гоготали, расхватывали товары около десятка мужчин и женщин разных возрастов, и неизвестно, сколько их было внутри.

– А где же работники магазина? – прошептала Лиля. – Надеюсь, они не…

– Наверняка уже разошлись, этот магазин всегда рано закрывался, – постаралась я ее утешить, слушая, как за моей спиной Володя ожесточенно спорит с кем-то по телефону. Мы укрылись за будкой охранника – естественно, никто не порывался вступить в схватку с целой толпой потерявших разум людей.

– Полиция скоро приедет, – Володя обнял нас обеих за плечи, увлекая еще дальше от входа. – Но, как я понял, подобное не только здесь происходит, придется подождать.

– Боже…

– Спокойно, Саввочка, спокойно… Пойдем к другому выходу или подождем? Мимо них не проскочить, сами понимаете…

– А сам что думаешь? – спросила Лиля.

– Думаю, лучше подождать, пока они просто здание громят, но вдруг какой-то запоздалый путник…

– Хорошо, тогда подождем.

Ника, кажется, имел отличное от нашего мнение, но его никто не стал спрашивать.

Сразу две машины прикатили с сиреной через четверть часа. Полицейские, в основном молодые парни, сразу бросились в гущу событий, колотя направо и налево дубинками, выдергивая и волоча к машинам самых буйных. Я испугалась, что толпа просто сомнет и разорвет их, ведь численный перевес был значительный. Но, похоже, это скопище больше походило на стаю, которая, оставшись без вожаков, заметалась и начала разбегаться. Некоторые рванули в парк, нам пришлось забраться еще глубже на заболоченный газон, чтобы не оказаться у них на пути.

– Почему их не ловят? – изумилась я.

Мне мрачным до невозможности голосом ответил давно помалкивающий Ника:

– Да потому что их некуда девать, участки наверняка забиты еще с ночи. Ладно, хоть разбегаются, как трусливые псы…

Сказал – и сглазил. Высоченный парень с расквашенным носом вдруг закрутился, громко матерясь, на месте, словно хотел узреть собственные лопатки, а потом сзади налетел на полицейского, повалил его лицом в грязь. Через мгновение вскочил с гортанным воплем – и запрыгал по спине поверженного. Я в тот момент просто оцепенела и перестала соображать что-либо от ужаса, даже не поняла, откуда вдруг рядом с беснующимся типом появился наш Тобольцев, стащил с полицейского и притиснул к железной ограде таким мощным рывком, что затылок парня провалился между прутьями и накрепко застрял. Тот, оказавшись в капкане, яростно взвыл и начал бестолково дергаться.

Володя отступил, любуясь делом своих рук, и наткнулся на какого-то мужика, который бежал прочь, прижимая к груди не меньше десятка водочных бутылок. От столкновения тот выронил их на дорогу, несколько разбилось о парапет, другие вроде уцелели. Володя уже прошел мимо, когда мужик вдруг бросился на него сзади, рассек воздух рукой, в которой что-то тускло блеснуло… Осколок бутылки – дошло до меня с опозданием. Тобольцев вскрикнул и зажал рукой плечо, я бросилась туда – но повисла на руках Ники.

– Пусти, Вовка ранен! – вопила я.

– Тише, успокойся! – молила меня Лиля, лихорадочно гладя по спине и голове. – К нему уже подошел полицейский, оказывает помощь, а те все разбегаются.

– Да отпусти уже! – я с вывертом ущипнула Нику за руку. – Почему ты с ним не побежал, вот интересно?!

Тот прямо взбесился от этих слов, отшвырнул меня так, что я почти рухнула на мокрую траву, хорошо, Лиля удержала.

– Да потому, что кто-то должен был за вами, дурами, присматривать! – заорал он таким голосом, что мне стало страшно.

Тут вернулся Тобольцев, в руках порезанная куртка, плечо наспех перемотано какой-то тряпкой. И воскликнул почти весело:

– Ну, девчата, выполняйте свои обязанности! Рана пустяковая, но не зря же я бинты закупал.

Честно признаюсь: все сделала Лиля, от меня толку было никакого, руки ходили ходуном. Да и зачем было лишать раненого заслуженной награды?

– Так, теперь по домам, со всеми предосторожностями! – скомандовал Володя, набрасывая куртку на плечи. – Сперва отводим девочек. Полицейские, кстати, предлагали подвезти, но тут новый вызов поступил, из центра. Так что сами, короткими перебежками.

Улица, ведущая от парка, теперь была совершенно пуста, только магазин так и зиял выбитыми окном и дверью – его никто не опечатал. Значит, прав был священник, когда сказал, что будет только хуже.

– Не переживай так, Сав, – Тобольцев вроде как прочитал мои мысли, хоть и морщился на каждом шагу от боли в плече. – Завтра в городе полно будет полицейских из Питера, еще и спецназ подгонят, если что. Может, даже хорошо, что неадекваты так себя проявили, власти сообразят, что пора действовать. Это я вам передаю слова полицейского, который мне порез обрабатывал.

– А что насчет дружины, тема закрыта? – тусклым голосом без всякого выражения проговорил Ника.

– Нет, почему же? Завтра соберемся в полдень, заценим ситуацию, решим, чем можем быть полезны. Наверно, усилим группы, чтобы парней было не меньше трех-четырех. А вот вам, девушки, лучше пока из дома не высовываться.

– Еще чего, – буркнула Лиля.

– Какая теперь дружина, тебе плечо нужно лечить, к врачу сходить, – возмутилась я.

– Да ладно, всего лишь царапина, в условиях военного времени даже не считается, – отмахнулся Тобольцев.

До нашего двора добрались без приключений, слышали только вой полицейских машин и со стороны центра города усиленный репродуктором голос, слов которого не разобрали. Когда свет из подъезда упал на лицо Володи, стало видно, как оно бледно и блестит от испарины. Испуганные, мы торопливо попрощались, взяв обещание с Ники, что он позвонит, едва доставит нашего старосту до дома.

Парни ушли, а я схватила подругу за руку в тот момент, когда она уже собиралась отпереть свою дверь.

– Лиль, даже не знаю, что делать! Я надеялась, что мы сначала все вместе зайдем ко мне – в смысле, вы прикроете, а я в квартире побываю, разведаю обстановку. Но Володю ранили, а я не смогу ни спать, ни есть, пока не узнаю, что с родителями и братом!

Лиля на секунду задумалась, потом, что-то про себя решив, твердо кивнула:

– Ничего, сами справимся. Сейчас возьмем стаю, вообще-то отец запретил выгуливать их до его возвращения, но они-то могут и не дотерпеть, верно? И все вместе сходим к тебе.

– Опасно, – засомневалась я. – Твой Гром любому готов руки лизать, уж о мелких я молчу. А если во дворе что случится?

– Ты, дорогая Саввочка, недооцениваешь Грома, людей он чувствует и уж точно сумеет славно порычать на того, кто пахнет агрессией, – обиделась за питомца Лиля. – Прямо сейчас и пойдем.

Со всеми предосторожностями она приоткрыла дверь в прихожую: там было темно и тихо, но на кухне работал телевизор и ползли по квартире запахи жаркого, выпечки, кофе, уюта. От всего этого мне захотелось разрыдаться.

Лиля тихонько свистнула, и немедленно вся собачья команда ломанулась из глубин квартиры, Мухрик несся впереди всех. Шлейки и поводки мы одевали на них уже на площадке, снова заперев квартиру.

Во дворе меня затрясло от страха, я не сводила глаз с горящих окон нашей квартиры. Но псы отказывались снова заходить в парадное, пока не справили по паре раз свои дела, хотя выглядели беспокойными и нервно втягивали в себя воздух. Даже Мухрик делал вид, что не узнает родные места. Мы же с Лилей непрестанно крутили головами, готовые при намеке на опасность укрыться за железными дверями. Наконец, удалось войти в парадное.

На мой этаж на всякий случай поднимались пешком, на площадке остановились, обменялись тревожными взглядами.

– Лиля, ты стой здесь и в квартиру не входи, в крайнем случае запускай Грома.

Я покосилась на дога – ладно, если не знать, то выглядит грозно. Мои родители его отлично знают, но что они теперь помнят – вот вопрос. Мухрик жался к моим ногам и ничуть не радовался при виде родной двери. Наоборот, вскидывал мордочку и смотрел на меня выпуклыми коричневыми глазами, словно молил не заносить его в квартиру и уж точно не оставлять там. Я подхватила его на руки и прошептала в бархатное ушко:

– Успокойся, маленький, тебе не нужно туда идти. Только мне.

Сунула песика Лиле в руки и отперла дверь.

В квартире стояла непривычная, гнетущая тишина – верное свидетельство недобрых перемен. Потому что члены моего семейства любили создавать шум: из комнаты брата вечно неслись звуки рубки и мочилова, либо он болтал с друзьями так, что слышали наверняка и в соседней квартире. Папа всегда включал телевизор на полную, а мама, когда готовила на кухне, обязательно слушала музыку. Сейчас казалось, что дома никого нет, хоть свет и горел повсеместно, даже в прихожей.

Я дышала через раз, прислушиваясь и не смея отойти от порога. Квартира, кажется, ответно замерла в ожидании промаха с моей стороны. А потом вдруг шлепающий звук со стороны кухни заставил меня похолодеть и взмокнуть одновременно.

В другом конце коридора появилась мать: в халате, растрепанная и босиком. Глянула на меня тяжелым взглядом из-под набрякших век, но заговорила нарочито-ласковым и неестественно высоким голосом:

– Ну где же ты бегаешь целый день без обеда, Савка? Мы все тебя заждались, за стол не садились.

Это были именно те слова, которые я так мечтала услышать по телефону. Захотелось зарыдать и броситься ей на шею.

– Семья должна собираться за столом вместе. Отец очень зол на тебя.

Эти слова меня здорово остудили: мать так не считала и никогда бы прежде так не сказала.

– А где Сережа? – я изо всех сил старалась подавить дрожь в голосе.

– Да где же ему быть, сидит в своей комнате, дожидается ужина.

Я обернулась в ту сторону, где была комната брата, и громко ахнула: как оказалось, отец успел тихонько выйти из спальни и теперь приближался ко мне на цыпочках, заранее растопырив руки. Я отступила за порог, но еще не сдавалась, закричала во весь голос:

– Сережка, Серый, покажись! Иди скорей сюда, Мухрик здесь, со мной!

Отец издал рыкающий звук и бросился ко мне, занеся руку, чтобы схватить или ударить, не знаю. Но я была к этому готова, выскочила из квартиры, вот только дверь захлопнуть не успела, так что через мгновение он уже стоял на пороге.

– Ты?! – зарычал он, обнаружив Лилю, и я испугалась теперь за подругу: если я отскочила к лестнице, она с собаками осталась в глубине площадки, и бежать ей было некуда. Но тут в дело вступил Гром: напрягшись и широко расставив лапы, он залаял так остервенело, что гул покатился волнами по всему подъезду.

– Отродье убийцы, и меня порешить задумала?! – взревел отец. – Вот я сейчас с тобой разберусь…

И исчез в глубине квартиры.

– Бежим! – завопила я и первая помчалась вниз по лестнице.

Отбежав на порядочное расстояние от парадного, в центре двора мы отдышались и долго успокаивали Грома, который никак не мог остановиться, все лаял и лаял сорванным басом. Пришлось даже по очереди почесать ему живот. Гном и Мухрик были впечатлены и смотрели на своего товарища по играм с боязливым уважением.

Рассудив, что после такого собачьего концерта в наш двор вряд ли кто сунется, мы решились немного посидеть на скамейке у подъезда – дождь совсем прекратился. И тут я больше не смогла бороться с собой, разрыдалась в голос. Лиля, уронив песиков, бросилась меня обнимать.

– Я не знаю, где Сережа! – завывала я на весь наш двор. – Не знаю, жив ли он еще! Я звала его, хотела увести с собой, но даже не уверена, что он действительно был в своей комнате…

– Саввочка, ну что ты, конечно, он жив, – крепко сжимая мои запястья, внушала мне Лиля. – Ведь он же… он стал таким, как они, а эти, как Володя выражается, неадекваты – они вроде как не причиняют зла друг другу. Ну, мы такого не видели, по крайней мере.

– А что будет дальше, Лиль, что будет дальше?! Священник сказал, что станет только хуже. Они что же, поубивают друг дружку или просто… просто умрут? Может, они уже обречены и никогда не станут прежними!

– Да нет же, глупенькая, прекрати и послушай меня, – пыталась купировать мою истерику Лиля. – Мы теперь знаем, что такое уже происходило в этом городе двадцать пять лет назад. Это, если подумать, не так уж много, – с некоторым сомнением в голосе произнесла моя восемнадцатилетняя подруга. – То есть, если бы тогда умерла вдруг четверть или даже треть города – да разве б об этом не помнили? На кладбище целая аллея была бы. Такие события оставляют следы, понимаешь, их так просто не забыть…

Забыть… меня вот давно уже мучила мысль, будто я что-то забыла, что-то важное упускаю. Когда это чувство появилось? Я перестала рыдать и постаралась сосредоточиться. И вдруг вспомнила – и стало еще страшнее.

– Лилечка, – прошептала я. – Слушай, у папы же сестра умерла как раз четверть века назад, именно в октябре. Всегда забываю точную дату, я ведь ее не знала. Знаю только, что ей было столько же лет, сколько нам сейчас. Когда твой отец сегодня разбудил моего, то сказал ему: «Ты не мог этого забыть». Что же получается? Все не просто так?

– Вообще-то это может быть всего лишь совпадение, – но широко распахнутые глаза и подрагивающий голос моей подруги явственно говорили, что она так не думает. Вдруг она схватила меня за плечо и потащила в сторону дома со словами:

– Там какая-то компания входит во двор, смываемся! Когда папа придет с дежурства, мы его обязательно обо всем расспросим. И почему твой отец так странно меня обозвал, тоже. Когда он поймет, что мы уже много чего знаем, то наверняка не станет отмалчиваться.

В прихожей на этот раз горел свет, и Анна Семеновна с негодующим видом стояла напротив входной двери, сложив руки на груди.

– Смерти моей хотите? – приветствовала она нас вопросом. – Я с ума схожу от тревоги, на кухне канитель развела, лишь бы хоть чем себя занять в ожидании, а они схватили собак и бегом во двор! Ничего, видать, не значит, о чем отец просил, названивал, покоя не знал…

– Бабаня! – Лиля с сокрушенным видом простерла к бабушке руки. – Гром уже очень хотел, правда! Он бы наложил кучу у двери, а ты сама знаешь, что это за подарочек!

– Я другое знаю – что в городе теперь творится… – сурово начала женщина и вдруг заметила мое зареванное лицо. Моментально размякнув, Анна Семеновна шагнула вперед и прижала меня к мягкой теплой груди.

– Ну что ты, Саввочка, что ты! Нет такой беды, что не кончалась бы. Скоро все наладится.

Я ответно обхватила ее руками так крепко, как и родную мать давно не обнимала. Лиля у дверей расцвела в улыбке: конфликт сам собой сошел на нет.

– Так, мойте лапы стае, приводите себя в порядок – и бегом на кухню! – уже привычно раздавала приказы Анна Семеновна. – Я ставлю чайник.

В четыре руки мы в темпе отмыли лапы питомцам (дисциплинированный Гром уже стоял в ванной), подсушили отсыревшие за день волосы феном и переоделись в домашнее. На кухне нас уже ждал потрясающий плов в тарелках-пиалах, на который мы набросились так, словно не ели неделю. Анна Семеновна с нами не села, она наполнила стоящие рядком собачьи миски и железной рукой зафиксировала каждого мохнатого едока в положенном ему месте. А после остановилась у окна, сквозь сложенные ладони разглядывая улицу.

– Что там, бабаня? – с полным ртом спросила Лиля.

– Да просто Левушку жду, волнуюсь, как он в такой темнотище пойдет, – прозвучал ответ. – Недавно звонила ему, сказал, домой направляется. Уж ночевал бы лучше в своем кабинете, так нет, боится нас тут на ночь одних оставить.

Мы притихли, почему-то сердце у меня сжалось в преддверии какой-то новой беды, даже вкуснейшая еда показалась вдруг ватной, пресной.

– Ох, скорая едет, и прямо в наш двор! – вдруг разволновалась пожилая женщина, заметалась по кухне, разрываясь между окном и входной дверью (окна квартиры выходили на проспект).

Через минуту раздался шум открываемой двери, и мы ломанулись туда всем скопом, включая псов. Лев Исаевич снимал плащ и улыбался нам, но каждое движение выдавало в нем смертельно уставшего человека. Лиля, опустившись на корточки, принялась развязывать шнурки на отцовских ботинках.

– Левушка, сразу поешь или отдохнешь немного? – каким-то больным голосом спросила Анна Семеновна.

– Мамуль, прямо сейчас есть не буду, – медленно повел головой из стороны в сторону профессор. – Меня шофер на скорой подбросил, по пути угостил бутербродами. Так что я в душ – и спать. Через шесть часов он снова за мной заедет.

– Да что за дела в больнице в три утра? – всплеснула руками женщина.

– Отделение, мам, забито, много колото-резаных травм, тупых и прочих. А еще же остаются и плановые операции. Вот на рассвете и приступим.

Потом перевел на нас слегка осоловевший от усталости взгляд:

– Спасибо, девчонки, что выгуляли стаю, но, прошу, не своевольничайте больше. В городе творятся плохие вещи, очень плохие.

Лиля дернула меня за руку, и мы покинули прихожую, дабы не создавать толпу. Было ясно, что приставать сейчас к человеку с расспросами – просто преступление. За чаем Лиля сама позвонила Тобольцеву, после короткого разговора доложила мне:

– Ну, ночь у Вовки прошла спокойно. Ника остался там ночевать – хоть какая-то польза от этого пустозвона. Соседка по площадке, медсестра, сделала перевязку и сказала, что рана не опасная.

– А Володины родители, они где? – спросила я.

– Ой, да их и в живых нет, там какая-то трагическая история случилась, – округлила глаза подруга. – В общем, его тетка с трех лет воспитывает. Но она сейчас вроде в санатории, поправляет здоровье. Чем займемся?

Больше всего мне хотелось уснуть и отключиться от происходящего. И верить, что к утру все чудесным образом наладится. Ноги, да и все тело ныли от усталости, давно не приходилось так много ходить.

– Ну, можно лечь и фильм какой-нибудь посмотреть, чтобы отвлечься, – выдвинула я предложение.

– Отлично! А то я на ногах уже не стою. Займешь мамину комнату? Бабаня постель постелила, лишний ноут найдется.

Я с жаром замотала головой:

– Ни за что, только в твоей комнате. Ну, если ты не против, может, я тебе надоела за этот день.

Лиля громко хмыкнула.

– Я-то не против. Только смотреть придется опять «Бриджит Джонс», готова? Ну, Сав, что могу поделать, она меня так успокаивает…

Я закатила глаза.

– Ладно, хоть отключусь уже на втором эпизоде.

После поочередного посещения ванной мы устроились на широченной Лилиной тахте – со школы так не ночевали. Через минуту нас уже стало четверо: Гном устроился у хозяйки в ногах, а Мухрик подполз мне под самую подмышку, жалобно заглянул в глаза, словно спрашивал, что происходит, почему вдруг в его жизни такие перемены. Утешая песика и краем глаза поглядывая на экран, я почти уже засыпала, но что-то не давало мне покоя, и я спросила:

– Лиль, а тебе нравится Володя Тобольцев?

Подруга тут же поставила фильм на паузу – верный знак, что тема ее хоть немного, но заинтересовала:

– А почему ты вдруг о нем спрашиваешь?

– Ну, он в тебя влюблен, это все знают…

Лиля выразительно хихикнула, и я легко догадалась, какую фразу она по скромности не произнесла вслух, что-то типа «а многих ты знаешь, кто в меня не влюблен?»

– Да я понимаю, понимаю, Лиль! Ну просто Володя ведь ужасно симпатичный, и смотри, как он сегодня неожиданно раскрылся! Особенно на фоне Ники, у которого крышу сорвало, было заметно, как Тобольцев контролирует себя и ситуацию.

– Да, Володя – лидер, – после некоторой паузы отозвалась моя подруга. – Он способен вести людей за собой, в определенные времена такое качество ценилось чуть ли не превыше всего. Только, видишь ли, меня вести никуда не надо, я сама кому хочешь направление задам. Так что прохожу мимо.

Я сделала все возможное, чтобы удержать тяжкий вздох: мне-то Володя все равно не достанется, независимо от того, нужен он Лильке или нет. А мою подругу вдруг потянуло на откровенность, что вообще-то было не очень типично: обычно душу изливала я.

– А вообще, знаешь, Сав, иногда я просто чувствую себя неполноценной и так обидно становится: все вокруг говорят, пишут, думают о любви, а я ее и не испытывала ни разу. Не, ну если не считать парочки английских актеров, ты в курсе. Будто какой-то важный тумблер во мне забыли переключить от рождения.

– Ой, да ничего не забыли, просто тебе все легко дается, – хихикнула я.

– Ну да, это тоже, конечно. Иногда вдруг понравится какой-нибудь парень до дрожи в конечностях, начинаешь мечтать о чем-то долгоиграющем, чтобы страдать, мечтать, ночей не спать. А потом ловишь его взгляд и понимаешь, что он уже на втором свидании предложит пожениться или что-то рангом пониже, и я его даже видеть больше не захочу. И вся романтика! Правильно моя мудрая бабаня говорит: трагедия человека не в том, что он стареет и умирает, а в том, что ненавидит все, что идет ему в руки, и всегда мечтает о несбыточном.

– Бедняжечка моя! – Я кулаком сквозь одеяло ткнула Лилю кулаком в бок. – А ты влюбись вон в Нику, интересно, клюнет он или устоит?

– Не, не смогу. Я на чужое никогда не зарюсь.

– А если просто сделать вид?

– Проверить его хочешь? – заинтересованно приподнялась на локтях Лиля.

– Скорее, сплавить.

– Ну, это можно попробовать. Но я ни за что не ручаюсь, он мощно на тебя запал. И не сейчас, а когда закончится вся эта неразбериха.

– Это само собой. – Я вдруг ощутила, как по мне словно железный каток проехал, даже мысли сплющились – и я уснула.

Среди ночи проснулась от какого-то сна-ужастика и рывком села на кровати. Лили рядом не было, исчезли и собаки. Запрыгало сердце: вдруг снова началось, какая-то новая волна? Но в квартире стояла ломкая ночная тишина, никто не бился в двери и не орал под окнами.

Все же я встала и на цыпочках вышла в большой коридор, соединяющий все многочисленные комнаты. Свет горел только на кухне, но дверь туда была плотно прикрыта, из-за нее доносились приглушенные голоса, позвякивала мелодично посуда. Настенные часы в прихожей показывали половину третьего ночи. Я поняла, что это Лев Исаевич завтракает перед работой, а семья решила составить ему компанию. И мне там было совсем не место.

Вернулась в комнату, забилась под одеяло и вдруг залилась слезами обиды и злости. Меня с ума сводила мысль, почему именно моя семья стала жертвой таинственной напасти, тогда как вот же у Лили – все замечательно. Мои что, не такие интеллигентные, что ли? Да ерунда, у обоих высшее образование, даже раздолбай Сережка в школе лапочка и почти отличник. В чем же тогда дело?

Я рыдала, пока не промокла наволочка, и пришлось перевернуть подушку. Умолкла, только когда услышала осторожные шаги Лили. Когда она, всячески стараясь не шуметь, залезла под одеяло, я рывком отодвинулась на самый край, терзаемая обидой и раздражением.

…В самой чаще леса снег осел на еловых ветках, кое-где просыпался и припорошил землю, хотя трава из-под него проглядывала еще почти зеленая, едва начинавшая жухнуть. Сквозь заросли в самом быстром темпе пробирались трое: два парня и девушка. Возглавлял движение худощавый парень с круглой, как футбольный мяч, головой, ежиком волос и широко распахнутыми от волнения темными глазами – он рыскал, словно пес, едва ли не обнюхивал каждое дерево. Парень был одет в изодранную тужурку и широченные штаны, вроде как из мешковины, заправленные в сапоги.

За ним почти бежала девушка в коротком пальто, широкой юбке и с красным платком на голове, надвинутым по самые брови. Лицо ее, узкое и бледное, было красиво какой-то чрезвычайно хрупкой, почти призрачной красотой, способной исчезнуть единомоментно, от любой морщинки или неудачной гримасы. Короткие светлые кудряшки прилипли сзади к шее, глаза смотрели заполошно. Замыкал группу парень в длинной распахнутой шинели, с пистолетом в руках. Растрепавшиеся каштановые волосы косыми прядями падали на красивое крупное лицо с очень правильными, выразительными чертами, полные губы тревожно сжаты. Он заговорил первым:

– И все же куда ты ведешь нас, Слав, уточни? По моим расчетам, мы скоро упремся в монастырскую ограду. Зачем вам было заходить так далеко?

– Нет, мы не заходили! – извернулся на ходу всем тощим длинным телом круглоголовый. – Но волки появились как раз оттуда.

– Ты уверен?

– Абсолютно! Я же говорил, один из волков ударил Соню передними лапами и повалил на землю. Потом ухватил зубами и потащил в направлении монастыря. Я пытался помочь, но второй волчара перегородил мне путь.

– Да что ты несешь, Святик! – не сдержался, рявкнул парень в шинели.

Первый застыл на месте, весь ощетинился недобро:

– Сколько раз говорил: не нужно меня так называть!

– Ладно, Матвей, Слава, успокойтесь! – срывающимся от волнения голосом вмешалась девушка. – Мы должны как можно скорее найти Сонечку. Слава, постарайся все же сосредоточиться и показать место, где ты видел ее в последний раз.

Парень снова закрутил головой, но с места не сдвинулся.

– Вы мне не верите! – выкрикнул со злостью и обидой. – Потому что вы оба чужаки в нашем городе, а я с рождения здесь живу. Люди всегда рассказывали, что местные монахи обладают способностью по особой молитве превращаться в волков. А теперь и вовсе лютуют, нападают на припозднившихся прохожих, в дома на окраинах вламываются, утаскивают еду и женщин.

– Недолго им лютовать, – подметила девушка. – Приказ о реорганизации монастыря уже пришел, здание у них вот-вот отнимут…

– Здесь! – вдруг заметался и завопил Слава. – Вон за тем деревом мы разговаривали, когда они появились!

И указал на широченную сосну с источенной по спирали корой. Матвей, отстранив с пути его и девушку, так и рванул в указанном направлении, вглядываясь в снег, Слава суетливо побежал следом, не переставая выкрикивать:

– Вот следы наши у дерева, видите? А вот камень за ним, из-за него волки выскочили.

Пока парни изучали подходы к дереву, девушка наклонилась над камнем, провела ладонью по боковине – и вдруг резко выпрямилась, ахнула:

– Тут кровь!

– Ну да, – сморщил лицо Слава. – Я не хотел сразу говорить, но волк, когда схватил Соню, то сильно тряханул ее и ударил головой о валун, может, совсем убил.

Матвей вернулся из чащи и тоже ощупал камень, глянул остановившимся взглядом на покрасневшую ладонь, потом негромко произнес:

– Видел там следы, не знаю, волчьи ли или просто от лап большой собаки. А рядом человеческие, в валенках.

– Значит, они возвращались зачем-то, – тут же нашелся Слава. – Ну, когда уже сбросили волчью личину. Хотели следы замести или еще что…

– Матвей, что делать? – тяжело переводя дыхание, спросила девушка.

– Не знаю, в чертовщину я никакую не верю. К монастырю нужно идти, там разбираться.

Теперь уже Матвей возглавил движение, девушка поспевала за ним след в след, тощий Слава еще немного потоптался по поляне, диковато и заполошно озираясь. Вдруг жутковатый вой разом наполнил воздух, завибрировал, пока не перешел в тонкий скулеж. Все на секунду застыли, словно окаменели, потом двое пошли дальше, а Слава на всех парах рванул за ними…