Электронная библиотека » Елена Черникова » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Скажи это Богу"


  • Текст добавлен: 8 апреля 2014, 13:34


Автор книги: Елена Черникова


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Поймите меня неправильно!

– Доброе утро, профессор! – Веселая и даже румяная Алина впорхнула в кабинет.

– Опять чего-нибудь наврали? – вежливо предположил профессор. – Смотрите, денежки счет любят! – И он погрозил ей пальчиком.

– Вы, как всегда, зрите в корень. Вот вам тут и про эротику, и про деньги. А что герой несколько неожиданный, так вы ж сами разрешили нести вам что попало.

Профессор, необычно радушный сегодня, резво встал, пожал Алине руку, широко указал на кресло у камина и занялся чтением.

Алина занялась разглядыванием его головы. Нос ровный, длинноватый, с широкой переносицей. Каштановые усы сплошной полосой между верхней губой и носом. Большой лоб, от высокого края которого, как от чистого дикого берега, уходит вдаль волнами отлива пушистая седина. Гладкие щеки, строгий, без углов подбородок. Чуть мятая, но еще вполне – шея. Хорошая статность, без излишнего лоска. В прошлом веке о подобном лице без обиняков могли бы сказать – bel homme.

– Вы правы, именно «красавец мужчина» мне всю жизнь и приклеивают, – не отрываясь от бумаг, кивнул профессор.

Алина промолчала: к его телепатии она не только привыкла, а даже приспособилась, почувствовав особые удобства. Можно меньше говорить.

– Можете вообще молчать, – подтвердил профессор, с интересом читая текст.

СЧАСТЛИВЫЙ РОБИНЗОН

«Если бы я был министром, я постарался бы по возможности знать, что каждый говорит обо мне».

Автор этого соображения, сын мясника, не мог стать министром и не стал им. Это было невозможно в Англии в восемнадцатом веке, впрочем, как и в современной, для представителя его сословия. Поэтому ему пришлось, выйдя из сослагательного наклонения, то есть отбросив всяческие «если бы», весьма лихо реализовать идею по возможности.

Во-первых, ему удалось узнать, что каждый говорит о нем самом.

Во-вторых, ему удалось помочь в расширении пределов осведомленности и тому министру, в письме к которому от 2 ноября 1704 года содержится та фраза.

Для пункта первого – пришлось стать великим писателем, автором бессмертного романа «Робинзон Крузо». Для пункта второго – создать английскую секретную службу».

(Окончание в Приложении 2)

– Умница, деточка, исправляетесь потихоньку. – Профессор спрятал бумаги в сейф. – Счастливый бомж! И никакого прошлого! В смысле вашего. Отлично.

– А почему опять в сейф? – с плохо скрытой тревогой спросила Алина.

– А потому что все опять враки, халтура, отписка. Вы делаете вид, что работаете, а на самом деле профессионально морочите сами себе голову. Никакая журналистика, даже очень миленькая, не вывезет вас на литературу. И еще: мне кажется, что двухнедельный разрыв между нашими встречами – великоват. Сокращаем до недели. И, будьте любезны, nulla dies sine linea…[2]2
  Nulla dies sine linea – Ни дня без черточки (штриха) (лат.). – Выражение Плиния Старшего (23–79), трактат «Естественная история», о работе художника Апеллеса (356–308).


[Закрыть]

– Я пишу каждый день.

– Полную дребедень, – резюмировал профессор и выписал счет.

Судьбоносная ворона

«Дорогая Анна! Твой протеже сократил паузы – теперь он повелел мне являться к нему еженедельно. Это пока выше моих сил. Он душит меня, ругает, всячески выбивает из седла.

Нельзя сказать, что я забросала его шедеврами, а он несправедливо гонит талант в шею и берет за это деньги. Наверное, мы пока не нашли общего языка. И не похоже, что найдем быстро. Ну да я именно на это вроде бы и подписывалась – на мучения. Я сама просила его избавить меня от страха. Он, видимо, и избавляет, как ему кажется, но – удары жесткие. Плюс это его перманентное ясновидение. Контроль за каждым моим движением, каждой мыслью. Однажды он даже поймал меня на площади, где я прогуливалась и воображала себя Пушкиным. Взял под руку и молча отвел в метро – вообще без комментариев. Дескать, что уж тут скажешь! Ну совсем плохая…

И даже не спрашивает, что же довело меня, женщину всегда самоуверенную и довольно-таки веселую, до такой жизни: ни с людьми общаться не могу, ни книжек писать, ни в любовь какую-нибудь не встреваю… Помнишь, он даже давал мне домашнее задание – написать какую-нибудь сексуальную сцену. Любую, но без прошлого. Без документалистики.

Знаешь, что у меня получилось бы, начни я писать таковую сцену?

Примерно так.

Встретились, скажем, мужчина и женщина. У него возникла эрекция, у нее – любрикация. Затем перешли к пенитрации. После ряда фрикций у него наступила эякуляция. Она сказала ему, что все было очень мило и она тоже не внакладе. Финита ля комедиа.

По-моему, блеск. Брызги шампанского. Эротика экстра-класса!

Ложиться своими костьми под мой паровоз он, разумеется, не собирается – то есть между нами никаких романов не будет. Он ясно дал понять, что за его счет я не выкарабкаюсь. А только за свой. Это без вариантов. А мой счет тает, и не в деньгах дело.

Словом, дела обстоят столь тревожно, что слава Богу – ты разрешила мне писать тебе. Может быть, это выход.

Надо, видимо, рассказать тебе всю историю последних лет, включая беды и приключения, – чтобы ты простила мне всю эту немощь.

Ты прекрасная балерина. Ты ангельски красиво танцуешь. Здоровые, целые ноги. Тобой восхищаются. Ты новобрачная жена. У тебя новый дом. То есть у тебя все другое, не такое, как у меня. Тебе сейчас легче пережить и чужие беды, и чужие радости. Ты защищена. Ну что ж, слушай.

…Что злоумыслила сия тучная ворона, бросившаяся с парапета в серые холодные воды Москва-реки? Вообразила себя чайкой легкокрылой?

Я шла по набережной, вокруг меня шел дождь, тучи шли прямо по-над Крымским мостом. Погода для суицида. Может, ворона утопилась?

Новые сапоги – всегда денек-другой как испанские, поэтому я не отважилась подойти к воде поближе и проследить судьбу толстой решительной вороны, хотя следовало бы: она любопытный персонаж, а я пишу книги. Отожравшиеся на нью-московских помойках вороны почти не летают. Ковыляют лениво, как бы нехотя. Да и с голубями что-то случилось.

Сапоги мои не хотели идти к реке. Им следовало немедленно домой, расстегнуться, отделаться от меня – и в уголок. Остыть. Они очень хорошие, эти высоченные саламандеровские изделия. Только вот ноги у меня своеобразные. Обувь на меня не шьют нигде в мире. Ни одна пара башмаков еще ни разу не пришлась сразу, с магазина. На каждый случай переобувания в новое я заранее зажмуриваюсь – на недельку. Потом боль проходит, я врастаю, обувь смиряется, и жизнь продолжается. Сказанное относится даже к кроссовкам.

Тротуар был безлюден, как пустыня под белым солнцем. Но эта пустыня была серая, мокрая и, кстати, декабрьская. А шуба была пушистая и теплая. Двигалась я медленно, с легким ужасом ожидая встречи с метро: в подземелье мне станет жарко, а этого я боюсь чрезвычайно.

На повороте к светофору я увидела красивого бородатого господина с грустными глазами, в очень серьезной дубленке. Господин увидел меня, за пять метров замедлил шаг, посторонился и проводил глазами – не более десяти сантиметров моего хода, но как! Так пропускают даму в узкую дверь лифта, вежливо, со сдержанным, но тайно восторженным пиететом. Ведь дама. Да еще какая!

Я поблагодарила его ресницами и прошествовала куда и шествовала. Внезапное беспричинное счастье охватило все мое измученное мокрой улицей существо, и я почему-то посмотрела вверх. Глаза натолкнулись на громадную багровую вывеску: «Интим. Коллекция».

Честное слово, я еле удержалась, чтоб не кинуться назад, к бородатому господину, с призывом разделить мой восторг от столкновения со всем этим: река, суицидная ворона, сапоги, рекламная вывеска… Но удержалась, конечно. Лифт ушел.

У меня всегда так бывает. Ни разу эта примета не подводила. Как встречу где-нибудь случайного бородатого господина – пиши пропало. Начинаю сочинять высокохудожественную прозу. Явление труднообъяснимое, но, очевидно, моя муза, или мой муз, так запрограммировано.

Делать нечего, никуда не денешься. Судьба.

Любая судьба требовательна, как старая барыня. Уж если ей вздумается грибочков соленых или огурчиков хрустящих…

Недели две ломала меня барыня. Торчала изо всех мест, в зубы била, за косы таскала. «Чего ты хочешь?» – кричала я ей, злобно выпивая третью бутылку вина.

Барыня злобно молчала в ответ, терпеливо дожидаясь такого похмелья, чтоб я сдалась, прекратила пьянство и села за письменный стол. «Ах так! – отвратительно продолжала я. – Лучше уж нового любовника заведу, только не это

«Сколько угодно», – иезуитски ласково отвечала барыня и буквально за ручку приводила вышеназванного – нового, трогательно отсылая старого в очень дальнюю командировку.

И я сдалась, хотя рыдала перед этим жутко. Потом сходила с подругой на прекрасный концерт симфонической музыки, поела на ночь блинов с яблоками, немного поспала, – и вот. Пошло-поехало…»

(Окончание в Приложении 3)

Доктор начинает сердиться

Профессор Василий Моисеевич Неведров сидел у камина в своем богатом кабинете с дубовыми панелями и прислушивался к тишине. Через пять минут должна прийти Алина, однако твердой уверенности в ее появлении сегодня у профессора не было.

Во-первых, она ни разу не позвонила. Во-вторых, он сам внезапно перестал чувствовать ее в пространстве, что тревожило его гораздо сильнее, чем первое. Тревожило так сильно, что профессор, обычно тренированно-бесстрастный даже наедине с собой, сейчас покусывал губы и даже почесывал длинный нос.

Как ей удалось отстегнуть энергетический поводок, крепко наброшенный профессором в первую же встречу, – было непонятно. Это вообще немыслимо. Это попахивает катастрофой и ведет к панике.

Закончились пять минут. Потом еще десять. Профессор взмок, встал и перешел за письменный стол. Ему сразу стало холодно. Потерпев минуту-другую, он пошел в смежную комнату переодеваться. Сняв пиждак, он с негодованием и брезгливостью обнаружил, что новая белая рубашка почти вся мокрая. Он выбросил ее в мусорную корзину.

Надел другую новую рубашку, синюю, повязал другой галстук и вернулся в кабинет. Накаминные часы безжалостно ударили один раз. Половина первого. Алина опаздывает уже на полчаса. Чересчур.

Стиснув зубы, он набрал ее мобильный номер. «Абонент не отвечает или находится вне…»

Профессор набрал домашний номер Алины. Автоответчик вежливо предложил оставить сообщение до лучших времен.

Профессор вспомнил об обстоятельствах непреодолимой силы, позволяющих клиентке невыполнение контракта, и включил радио. Может быть, он случайно пропустил революцию? Или землетрясение?

Однако новости дня были на редкость благоприятными. За тысячу километров от клиники Неведрова пойманы всего два террориста, да и те лишь при подготовке ко взрыву. Это было самое горячее событие с утра. Даже погоду обещали вполне удобоваримую. Ни одного наводнения.

«Осталось пойти на кухню и погадать на кофейной гуще!..» Профессор злился, чертыхался, но ни одна из тонких струн его волшебного природного устройства не подсказывала ему ничего. Рабочее ясновидение выключилось. Как не было. Превосходная, первоклассная борзая стала бесчутой.

Для человека с любыми развитыми способностями горестна и даже страшна утрата оных. Но для практикующего врача, психиатра-телепата, мага, коим считал себя профессор, – это хуже смерти, причем значительно хуже.

Близкий к отчаянию, профессор машинально подошел к окну и посмотрел на сияющую солнечную улицу. И увидел Алину, спокойно гуляющую вдоль корпуса его клиники с папкой под мышкой и сумочкой через плечо. Остолбенев, он оглянулся на часы: да, двенадцать сорок пять, так в чем дело?

Идти за нею на улицу и учить пользоваться часами? Позвать из окна? Сделать вид, что ничего не произошло? Еще раз набрать мобильный номер – вдруг не туда попал и не тот абонент был вне досягаемости?

Профессор сел, закрыл глаза, положил руки ладонями вверх на колени и попытался отмедитировать, как он учено выражался, ситуацию. Хренушки! Словомешалка не останавливается. Информация не проходит. Мозг будто торфяной.

Вскочил, опять бросился к окну. «Интересно, как же она меня вырубила? – неизящно подумал он, разглядывая через тонированное стекло ее новый плащ темно-песочного тона с замшевыми манжетами и воротничком-стойкой. – Шмотки покупает, негодяйка. Жить собирается? Вечно?»

Ровно в час дня Алина вплыла в его кабинет и начала медленно расстегивать свой красивый плащ, не замечая некрасивых молний, посыпавшихся из очей профессора.

– Добрый день! – мурлыкнула она и протянула папку. И присела к камину, явно устраиваясь с удобствами, будто надолго пришла.

– Добрый, – хрипловато ответил профессор, не успевший выбрать линию поведения. – Как поживаете?

– Неплохо. Даже хорошо, – задумчиво ответила Алина, словно припоминая – как же она поживает-то.

– Что здесь? – Он взглянул на папку, будто на корзинку с коброй.

– Буквы черного цвета, ровно построенные рядами на белых бумажных листах.

Доктору пришлось расстегнуть папку, и даже вопрос «Почему вы явились ровно на час позже назначенного?» не сорвался с его уст. Он никак не мог успокоиться.

– Это что – заметка в районную газетку? – осведомился он, взглянув на заголовок.

– Это вам лично, доктор, – ласково сказала Алина. – Я написала кое-что про своего любимого человека. Ничего, что он старше меня почти на две тысячи лет. Вы же должны знать всю мою подноготную, не так ли?

– Очень мне нужна ваша подноготная… поджелудочная… подъязычная… – бурчал профессор, злясь на себя и не видя выхода из редчайше щекотливого положения, а именно: в близком присутствии Алины его телепатические способности тоже не возвращались. – Я же запретил вам писать о вашем прошлом!

Алина все так же ласково, чуть ли не с материнской заботой в ангельском голосе ответила:

– Ну что вы, иная подноготная как раз нужна. В нашем контракте я обнаружила один стратегический пункт: взаимное доверие, полная искренность на весь период действия документа. Проникновение в личность, о которой я повествую в этой, как вы изволили выразиться, заметке, стратегически важно для выполнения мною и вами этого искреннего пункта.

– Вы говорите на квазиканцелярите – чтобы что? С какой целью? Вы надеетесь напугать меня? Чем же? Неужели своим грандиозным умом? Или, так сказать, талантом? – Профессор с трудом сдерживался, чтобы не закричать на клиентку.

– Вас нельзя напугать ни умом, ни талантом. Напоминаю, что это вы, наоборот, должны – по контракту – избавить меня от страхов. Помните? А то, знаете, денежки счет любят, – усмехнулась она.

– Вот именно, не забывайте об этом, – попытался отбиться профессор и начал читать.

«ЮБИЛЯРУ ЛЮБВИ – 1875 ЛЕТ

В те дни, когда в садах Лицея

Я безмятежно расцветал,

Читал охотно Апулея,

А Цицерона не читал,


В те дни в таинственных долинах,

Весной, при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться Муза стала мне.

А.С. Пушкин. Евгений Онегин. Глава восьмая


Эти строки из «Евгения Онегина» настолько на слуху, они такие родные, что мы особо и не вникаем. В дни празднования пушкинского двухсотлетия почти никто не вспомнил, что поэт сам во всем признался – в смысле как все начиналось. «Являться Муза стала мне…» – по-моему, это важное личное сообщение.

Солнце русской поэзии в садах Лицея начиталось Апулея. Очевидно, его проходили по курсу наук. Интересно, как именно преподавался древний философ и чародей юным русским дворянам?»

(Окончание в Приложении 4)

– О, да вы интересовались магией, дорогая? – с ехидцей спросил профессор.

– Магами, если точнее. Знаете, иногда очень хочется преступить

– Зачем? – задал он дурацкий вопрос.

– Дурацкий вопрос, – ответила Алина.

Тут уж профессор не вытерпел. Выпрыгнув из рабочего кресла, он кинулся к пылающему камину и швырнул заметку в огонь. Алина с любопытством проследила путь приговоренных бумаг, достала из сумочки второй экземпляр заметки, точь-в-точь как первый, – и повторила жест профессора. Теперь огонь облизывал два экземпляра «Юбиляра любви», не причиняя бумажкам никакого ущерба.

Прекрасная волнистая седина доктора Неведрова выпрямилась.

– Вы не понимаете, что делаете! Те самые бессмертные боги, о которых вы рассуждаете с действительно ослиным упрямством, суть демоны. Пишутся с маленькой буквы, поскольку во множественном числе. Вы язычница? Вам какая помощь-то нужна? Вы провокатор или идиотка?

– Вы кричите? – удивилась Алина, безмятежно застегивая сумочку.

– Да вас отлупить следует, а не только кричать. Вы себе лично роете яму. Да забудьте вы вообще все свое прошлое – и книги, и людей! Вы сейчас должны писать нечто хрустальное, изящное, шелковое, как японский платок. Но при этом русское и христианское.

Профессор резко сел.

– Шелковое не может быть хрустальным и наоборот, – откликнулась Алина. – А русское христианское – это православное, а на духовную литературу меня никто не благословлял, и вы лично – мне лично – врач, а не духовник. И вообще у меня своеобразные отношения с Богом, в которые мне никак не хотелось бы впутывать вас…

– Уже впутали, не беспокойтесь. Во все, во что могли, – уже впутали.

– Я очень постараюсь выпутаться, – пообещала Алина.

– Не получится, – пообещал ей профессор и выписал счет.

Контракт должен быть нарушен

«Дорогая Анна, как я рада! Дела пошли все лучше и быстрее. Я оторвала профессорский жгут, и теперь наш добрый доктор мечется как безумный. Потерял меня, бедняга, из, так сказать, ясновиду! Все это – благодаря тебе. Как только я начала рассказывать тебе ту самую историю, которую не хочет читать он, все-все сдвинулось. Я даже купила новую сумочку и плащ – а ведь три года не бывала в тряпичных магазинах! Все донашивала старье, боялась одеваться в красивое, чуть не с жизнью прощалась. Да не чуть, а вполне прощалась. Ты – даже если не дочитаешь мои бредни до конца, – ты уже сделала для меня две величайшие вещи: толкнула к доктору Неведрову, откуда меня отрикошетило к тебе же, – и разрешила написать все-все тебе втайне от него, колдуна доморощенного… Как много подарков! Как это прекрасно! Как я рада, что ты есть!

Не подумай, что я плохо выполняю контракт. Я и за последнюю встречу заплатила ему, несмотря на его… хм… неконтрактное поведение. Представляешь, он кинул в горящий камин мое эссе про Апулея. И все из-за того, что Апулей был маг! Вот какая профессиональная ревность. Даже на расстоянии почти двадцати веков! Потрясающе, правда? А заодно просветил меня, что язычество – это такая бяка, такая бяка!

Профессорова ревность к древнему философу похожа на состязательность, захватывающую великих путешественников, покорителей заоблачных вершин, пересекателей океанов. Они соревнуются не с современниками, хотя такое тоже бывает, конечно. Они держат в памяти всех, кто шел на штурм недоступных органов Земли двадцать, пятьдесят, сто и так далее лет назад. И не важно, откуда стартовал покойный соперник. Планета остается бугристой, местами очень жаркой, местами жутко холодной? Остается. Вперед! «Отдайся мне, Земля!» – предлагает один. «Нет, мне!» – возражает другой. И – пошло-поехало. Мужские забавы. Робинзонада.

Теперь я поняла, почему профессор Неведров так взъелся на моего «Счастливого Робинзона». Он почувствовал приближение «Юбиляра любви». Наш добрый доктор очень быстро и точно понимает намеки.

Запретив мне выписывать мои прошлые боли, он забыл запретить мне описывать его лично. Да я и не собиралась, но он сам, получается, подставился. Ведь он мужчина. А я, видя мужчину, рефлекторно берусь вчувствоваться в его образ. Это моя суть. Эти создания мне интересны. Тем более если я обязалась ему платить за общение с ним!

Словом, он мне грубит, и я считаю его миссию выполненной. Я не могу лечиться у врача, который так ослаб на работе, что швыряется рукописями в камины.

Извини, дорогая Анна, за очень некорректный вопрос: твои финансовые отношения с ним закончены? Формально – я знаю – он выполнил свои обещания: ты вновь на сцене, ноги в порядке, ты вышла замуж и прочее. Все отлично. Это – все? Или?..»

Сыр за мышеловку не отвечает

Хорошая балерина, Анна была и другом хорошим.

Получив записку Алины, она подумала-подумала и решилась.

Телефонный звонок.

– Алина, привет, буду лаконична: не закончены.

– Проценты?

– Да, – вздохнула Анна.

– Навсегда?!

– Да…

– Даже если он…

– Тогда по наследству – его жене, детям, внукам.

– Понятно. И механизм продуман так, что…

– …не вырваться. Очень все грамотно.

– Мой контракт – тоже?

– Разумеется. Почитай еще раз, повнимательнее. В тех параграфах, где у тебя глаза устанут от терминов и ты естественно пропустишь тягомотные строки, вот там и зарыты все собаки. Василий Моисеевич – очень умный господин, а уж его коллеги-юристы – просто безупречны по крючкотворной части. Все они – тоже его клиенты. Сами на себе удавку и затянули. Каждый бывал в кризисе, каждому наш доктор помог взлететь. Никто никогда в жизни в этом никому не признается. Если бы наш доктор был простым психоаналитиком – никаких проблем не было бы. Поговорили, заплатили, разошлись. Но поскольку он – фигура синтетическая, безмерная, многоплановая и могучая, то… словом, удав. Но эффективный.

– А ты, когда давала мне его телефон, знала все это? Ты знала, что он и меня захочет проглотить? – полюбопытствовала Алина.

– Догадывалась. Знала. Но ты была именно в таком плохом состоянии, в котором за работу только Василий Моисеевич и берется. Когда ни медицина, ни друзья, ни личная воля уже не могут ничем помочь.

– Это было очень некрасиво? – спросила Алина, пытаясь представить себе ощущения Анны.

– Ты, милая, была живой труп. Чудом живой, случайно живой – называй как угодно. Ты опустилась даже внешне, потолстела, лицо серое, косметика забыта, одежда – что под руку попалось. Я тогда старалась при встрече с тобой смотреть, например, на твое ухо – его трудно испортить страданиями. Ухо было в порядке. Я и смотрела только на него, чтобы случайно не посмотреть тебе в глаза или не заметить дрожащих рук.

– Спасибо, Аннушка. Ты правильно сделала. Но это не последнее, что нам всем осталось, – загадочно пообещала Алина.

– Боже мой, Алина, ты хочешь с ним бороться? – с грустной иронией воскликнула Анна.

– Знаешь разницу между выигрышем и победой? – вопросом ответила Алина.

– Ну, наверное, если подумать…

– Вот и подумай. Целую. Пока. Пошла писать тебе спецотчет.

Повесив трубки, подруги расселись по диванам – каждая в своем доме, закрыли глаза и стали смотреть. Невесть откуда прилетели образы, видения, воспоминания. Почему именно сейчас? А так, просто так.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации