Текст книги "От золотого тельца до «Золотого теленка». Что мы знаем о литературе из экономики и об экономике из литературы"

Глава пятая
«Тюльпаны прекраснее всех цветов…»
«Голландская болезнь» в романе Александра Дюма «Черный тюльпан»

Роман «Черный тюльпан» Александра Дюма пронизан мотивами тюльпаномании – страстной спекуляции луковицами этого цветка, охватившей голландское общество в 1634–1636 годах. Действие книги происходит в 1672-м, когда в Голландии под руководством Вильгельма III Оранского произошло восстание, но во всем, что касается тюльпанов, воспроизведен дух 1630-х: преклонение перед красивым цветком таково, что человек готов отправить соседа на эшафот, чтобы украсть у него заветную луковицу. Эти события бесследно не прошли: любовь голландцев к тюльпанам сохранилась, а страна и по сей день является их крупнейшим мировым экспортером.

Масштабы спекуляции луковицами тюльпанов меня не удивляли бы, если бы не тот факт, что они – отнюдь не золотые слитки, которым при хранении ничто не грозит. Луковицы тюльпанов могут и испортиться, и не прорасти, к тому же по луковице не всегда можно определить, каков будет цветок, что создает почву для надувательства.

Тюльпаны были завезены в Европу из Турции около 1560 года. Однако около 70 лет их разводили только специалисты – цветоводы и садовники. Цветок очаровал сначала профессионалов, а позднее и широкую публику. У тюльпанов была более яркая окраска, чем у любых других цветов, известных европейцам. Красный тюльпан был огненно-алым, а лиловый – такого насыщенного оттенка, что казался почти черным.

Специфика тюльпана как инвестиционного актива состоит в том, что новые сорта размножаются сначала очень медленно. Одна луковица ориентировочно может дать всего две на следующий год, четыре – через два года, восемь – через три и т. д. Если цветовод продает одну из двух луковиц во второй год, то лишается половины прироста и во все последующие годы. Таким образом, нужно лет десять, чтобы луковицы нового сорта тюльпанов появились на рынке в достаточном количестве. Тюльпаны могут размножаться и семенами, но в этом случае они начинают цвести только на седьмой год. Технологий, ускоряющих размножение этих цветов, в Голландии XVII века не существовало. Кроме того, редкие сорта растений – это еще и продукт длительной культивации. А огромным разнообразием тюльпанов мы обязаны вирусу, под воздействием которого цветок мутировал самым неожиданным образом и благодаря этому приобрел высокую стоимость.

В годы тюльпаномании редкие сорта тюльпанов существовали в очень небольших количествах – буквально по 10–15 луковиц каждого сорта на всю страну. Дефицит луковиц определенных сортов был таков, что за них могли просить любую цену.

* * *

Для голландца, жившего в 1630-х годах, тюльпан все еще оставался редким цветком, несущим в себе обаяние и экзотику Востока. До 1634 года луковицами торговали или обменивались только цветоводы-профессионалы. Однако постепенно цветок стал интересовать не только знатоков: оказалось, что на торговле луковицами можно зарабатывать неплохие деньги. Этому способствовал возросший спрос на тюльпаны во Франции, где цветок вошел в моду при дворе Людовика XIII. Поскольку уже тогда Париж считался законодателем стиля и элегантности, парижскую моду заимствовали и на таких окраинах Европы, как Ирландия или Литва, где она могла отставать от парижской на 10–20 лет: популярность цветку была обеспечена на долгие годы – в той или иной части Европы.

Центром торговли стал Хаарлем (Харлем) – городок примерно в 20 км к западу от Амстердама. Тюльпанами торговали в городских тавернах, что способствовало росту количества сделок: сидеть можно было в тепле, регулярно прикладываясь к бокалу пива, и многие сделки совершались под хмельком. В помещение набивалось до 200–300 торговцев. Важно и то, что торговля тюльпанами была относительно спокойным занятием по сравнению с заморскими операциями (их риски мы объясняли в предыдущих главах).

Начать дело, если так можно назвать спекуляцию тюльпанами, было довольно просто. Нужно было иметь немного денег и знать, где расположен ближайший цветник – там могли продать луковицы.

Поначалу, когда луковицы покупали в основном знатоки, рынок торговли тюльпанами существовал только в короткий промежуток времени их цветения. Но различие между сезонами было не столь важно для чистых спекулянтов, которых не интересовала красота цветка. Они рассматривали это растение исключительно как инструмент для зарабатывания денег и покупали лишь с целью простой перепродажи. В результате этого постепенно торговля распространилась и на месяцы, когда клубни не могли сменить владельца физически – они были в земле. Поэтому при совершении сделки стали выписываться векселя, в которых указывалась дата, когда цветок будет выкопан и доставлен; платеж тоже переносился на более позднее время. Это нововведение сделало рынок луковиц круглогодичным. Выражаясь современным языком, по сути дела, был создан фьючерсный рынок с отсрочкой платежа до одного года.

Сначала луковицами торговали поштучно, но с переходом на фьючерсную торговлю возникла и торговля на вес, что связано с желанием продавцов получить большие деньги за более крупные луковицы. Даже если цена на единицу веса была фиксированной, вес клубня с момента, когда его сажали в сентябре, до июня, когда его выкапывали, увеличивался существенно. Возникла и торговля отростками, детками луковиц редких сортов. Помимо фьючерсов, возникло подобие тюльпанных акций. Так, несколько бедных торговцев в складчину могли купить доли в дорогой луковице.

Опытные цветоводы вскоре сообразили, что могут обманывать новичков, выдавая дешевые луковицы распространенных сортов за дорогие и редкие. Поэтому они с радостью принимали оплату и натурой – в виде одежды, посуды, домашней птицы и скотины, у людей побогаче брали картины. Таким образом, в этом бизнесе возник и бартерный обмен.

Свою роль в формировании пузыря сыграли и условия платежа: чем ниже задаток, тем выше могут расти цены, так как этот рост не ограничен физическим наличием денег у покупателя. В случае покупки тюльпанов задаток не требовался: покупатель вносил лишь небольшую комиссию продавцу. Так что позиции, которые на себя принимали покупатели, не ограничивались практически ничем. Как стало ясно задним числом, большинство сделок, в принципе, не могло быть закрыто: продавцы сбывали луковицы, которых у них не было или вообще еще не существовало в природе, а приобретали их покупатели, которые не смогли бы за них заплатить.

Пик мании пришелся на декабрь 1636 – январь 1637 года. Сорт Admirael de Man, который до начала мании можно было купить за 15 гульденов, стоил теперь 175; сорта Bizarden и Ghell en Root van Leyde выросли в цене в 10 раз – с 45 гульденов до 550; Generalissimo – с 95 до 900; а очень редкий и красивый цветок с сокращенным именем Gouda («тезка» местного сыра) – со 100 до 750. Semper Augustus – самый дорогой цветок, который стоил 5500 гульденов в 1633 году, то есть до начала мании, в 1637-м оценивался в 10 тыс.

Попробуем разобраться, как дороги были тюльпаны в 1637 году. Для этого можно сравнить их стоимость с общим уровнем цен тех лет. Так, средний годовой доход ремесленника в Голландии составлял 200–400 гульденов. Маленький таунхаус стоил около 300 гульденов, а натюрморт известного художника с изображением цветов можно было купить за 1000. Позволить себе приобретение Semper Augustus могли всего несколько десятков человек во всей Голландии. На те деньги, что он стоил, простая семья могла снимать жилье, покупать еду и одежду в течение половины жизни. Примерно за такую же сумму можно было купить прекрасный особняк с садиком в центре Амстердама, на канале, что и тогда было модно. Один из памфлетистов того времени подсчитал, что за 2500 гульденов можно было купить 27 тонн пшеницы, 50 тонн ржи, 4 тонны говядины, 8 откормленных свиней, 12 откормленных овец, 2 огромные бочки вина, 4000 литров пива, 2 тонны масла, 3 тонны сыра, кровать с постельным бельем, шкаф, полный одежды, и серебряный бочонок.

* * *

Главный герой «Черного тюльпана» Корнелиус ван Берле – состоятельный молодой ученый-врач и любитель природы, который увлекается ботаникой и зоологией и может себе позволить жить в свое удовольствие. Когда ему наскучили насекомые и «крупные растения», он переключается на цветоводство: «Не зная, куда девать свое время, а главное – деньги, количество которых ужасающе увеличивалось, он выбрал среди увлечений своей страны и своей эпохи самое изысканное и самое дорогое. Он полюбил тюльпаны. Вскоре в целой округе… только и говорили о тюльпанах господина ван Берле. Его гряды, оросительные канавы, его сушильни, его коллекции луковиц приходили осматривать так же, как когда-то знаменитые римские путешественники осматривали галереи и библиотеки Александрии. Ван Берле начал с того, что истратил весь свой годовой доход на составление коллекции; затем… он вывел пять разных видов тюльпанов…»

Соседом Корнелиуса, живущим с ним «стена в стену», является некий Исаак Бокстель – завистливый и непорядочный тип. Он тоже страстный любитель тюльпанов: «как только он достиг вполне сознательного возраста, он стал страдать тем же влечением и при одном только слове „тюльпан“ приходил в восторженное состояние».

В отличие от Корнелиуса, Бокстель небогат и свое хобби финансирует с трудом, но к делу подходит самым тщательным образом: возделывает цветы согласно «тюльпановедческим предписаниям», знает температуру парников до одной двадцатой градуса, изучил силу ветра и утроил приспособления, защищающие от него. Результат не заставил себя ждать. Его изысканные тюльпаны стали нравиться. Наконец, Бокстель вывел новый сорт тюльпанов, дав ему свое имя. Этот тюльпан завоевал Францию, попал в Испанию и проник даже в Португалию. «Король дон Альфонс VI, изгнанный из Лиссабона и поселившийся на острове Терсейр, где он развлекался разведением тюльпанов, поглядел на вышеназванный „Бокстель“ и сказал: „Неплохо“», – иронизирует Дюма.

Финансовое превосходство Корнелиуса дает ему фору при выведении новых сортов. Он надстраивает этаж над своей мастерской, чем лишает сад Бокстеля примерно полградуса тепла и отрезает в него доступ ветра. Сначала Бокстелю это почти нравится, ведь Конрелиус не конкурент, а всего лишь чудак-художник, который «искажает чудеса природы, воспроизводя их на полотне». Кроме того, «Бокстель установил, что избыток солнечного света вредит тюльпанам и что этот цветок растет лучше и ярче окрашивается под мягкими лучами утреннего и вечернего солнца, чем под палящим полуденным зноем». Но вдруг Бокстель обнаруживает, что «окна заново выстроенного этажа украсились луковицами, отростками их, тюльпанами в ящиках с землей, тюльпанами в горшках и, наконец, всем, что характеризует профессию маниака, разводящего тюльпаны!» «Там находились целые пачки этикеток, полки, ящички с отделениями и железные сетки, предназначенные для прикрытия этих ящиков, чтобы обеспечить постоянный доступ свежего воздуха к ним без риска, что туда проникнут мыши, жуки, долгоносики, полевые мыши и крысы, эти любопытные любители тюльпанов по две тысячи франков за луковицу». Словом, производство у Корнелиуса оказалось более передовым, чем у Бокстеля.

И последний начинает подглядывать за Корнелиусом, пользуясь лестницей. Он обнаруживает действительно более масштабное и технологичное хозяйство: «земля смешана с речным илом – комбинация, самая благоприятная для тюльпанов»; вокруг дерн, предотвращающий осыпание; «расположение грядок такое, чтобы они согревались восходящим и заходящим солнцем и оберегались от солнца полуденного», достаточный запас воды и пр.

Бокстель представляет себе, как Корнелиус, обладающий капиталом в 400 тыс. флоринов и ежегодной рентой в 10 тыс., употребит все свои способности и возможности на выращивание тюльпанов. Значит, полградуса тепла отняты не ради тюльпанов на картинах, а ради настоящих цветов. «Ван Берле будет иметь превосходное солнечное освещение и, кроме того, обширную комнату для хранения своих луковиц и отростков, светлую, чистую, с хорошей вентиляцией, – роскошь, недоступную для Бокстеля, который был вынужден пожертвовать для этого своей собственной спальней и, чтобы испарения человеческого тела не вредили растениям, заставил себя спать на чердаке».

Ван Берле действительно вскоре добивается превосходных результатов: он «достиг большого разнообразия в окраске и в форме тюльпанов и увеличил количество разновидностей». Его тюльпаны – «чудеснейшие творения, равных которым никогда никто не создавал, за исключением разве только Шекспира и Рубенса». Сам он принадлежит «к той талантливой и наивной школе, которая с седьмого века взяла своим девизом изречение: „Пренебрегать цветами – значит оскорблять Бога“. Посылка, на которой любители тюльпанов построили в 1653 году следующий силлогизм: „Пренебрегать цветами значит оскорблять Бога. Тюльпаны прекраснее всех цветов. Поэтому тот, кто пренебрегает тюльпанами, безмерно оскорбляет Бога“».

Успехи Корнелиуса таковы, что о нем всюду говорят, а Бокстель навсегда исчезает из списка известных садоводов Голландии. Вуайеризм Бокстеля доходит до того, что он покупает подзорную трубу, чтобы через забор следить «не хуже самого хозяина» за цветами Корнелисуса «с момента их прорастания, когда на первом году показывается из-под земли бледный росток, и вплоть до момента, когда начинает округляться благородный и изящный бутон, а на нем проступают неопределенные тона будущего цвета и когда затем распускаются лепестки цветка, раскрывая, наконец, тайное сокровище чашечки».

Пережить успех соперника он не может. От болезненного вуайеризма Бокстель переходит к вредительству, а затем и к настоящему предательству. Когда он замечает на грядках ван Берле тюльпаны изумительной красоты, после периода восхищения им овладевает «лиходарочная зависть» и охватывает искушение «спрыгнуть ночью в сад, переломать растения, изгрызть зубами луковицы тюльпанов и даже принести в жертву безграничному гневу самого владельца, если бы он осмелился защищать свои цветы». Останавливает его только то, что «убить тюльпан – это в глазах настоящего садовода преступление ужасающее». («Убить человека – еще куда ни шло».)

Бокстель старается разработать план преступления таким образом, чтобы виновника гибели цветов не установили. Он привязывает двух кошек друг к другу за задние лапы бечевкой в десять футов длины и бросает их со стены на середину главной гряды. «Обезумевшие от падения с высокой стены животные… заметались с диким мяуканьем во все стороны, ломая своей бечевкой цветы. После пятнадцатиминутной яростной борьбы им, наконец, удалось разорвать связывавшую их бечевку, и они исчезли».

Когда Корнелиус утром обследует сад, он находит «симметричные гряды его тюльпанов в полном беспорядке, подобно солдатам батальона, среди которого разорвалась бомба». «Пятнадцать или двадцать тюльпанов, разодранных и помятых, лежали на земле, одни согнутые, другие совсем поломанные и уже увядшие. Из их ран вытекал сок – драгоценная кровь, которую ван Берле согласился бы сохранить ценой своей собственной крови». Однако ни один из четырех знаменитых тюльпанов, на которые покушался завистник, не был поврежден. «Они гордо поднимали прекрасные головки над трупами своих сотоварищей». Корнелиус выставляет у тюльпанов охрану в виде ночующего в сторожке садовника, и Бокстель вынужден затаиться.

Между тем его зависть усиливается тем, что общество любителей тюльпанов города Хаарлема объявило награду тому цветоводу, кто вырастит уникальный тюльпан – черный. Это задача считается неразрешимой, так как «в эту эпоху в природе не существовало даже темно-коричневых тюльпанов». Однако похоже, что премия может достаться Корнелиусу, который принялся за посевы и все необходимые работы, чтобы превратить красные тюльпаны, которые он уже культивировал, в коричневые и коричневые в темно-коричневые. «На следующий же год ван Берле вывел тюльпаны темно-коричневой окраски, и Бокстель видел их на его грядах, в то время как он сам добился лишь светло-коричневого тона».

Бокстель начинает чувствовать отвращение к цветоводству и опускает руки: у него в земле гниют луковицы, в ящиках высыхает рассада, на грядах увядают тюльпаны. Он лишь наблюдает за работой ван Берле. А тот просеивает семена, подогревает и поливает их разными жидкостями, чтобы вызвать в них изменения, и даже производит «чрезвычайно тщательные и искусные прививки». Корнелиус «прячет в темном помещении те семена, которые должны были дать черный цвет, выставляет на солнце или на свет лампы те, которые должны были дать красный, ставил под отраженный от воды свет те, из которых должны были вырасти белые тюльпаны». Алхимические приемы во всей красе! Наблюдающий за Корнелиусом Бокстель воображает, что целится в Корнелиуса из мушкета.

Случай погубить Корнелиуса Бокстелю скоро представляется. К ван Берле приезжает крестник – важный политический деятель, противник Вильгельма Оранского – и отдает ему на хранение какой-то сверток. Сцену наблюдает в бинокль Бокстель, догадывающийся, что это могут быть «бумаги политического характера», документы оппозиции.

Между тем Корнелиус уже в шаге от выведения черного тюльпана: он снимает с грядки «еще бесплодные луковицы от посаженных тюльпанов цвета жженого кофе; их цветение… должно было дать тот знаменитый черный тюльпан, которого добивалось общество цветоводов города Хаарлема».

* * *

Итак, 20 августа 1672 года в час дня Корнелиус находится у себя в сушильне. Он любуется полученными луковичками – они «безупречные, неповрежденные, совершенные, – неоценимые зародыши одного из чудеснейших произведений науки и природы, которое в случае удачи опыта должно было навсегда прославить имя Корнелиуса ван Берле». «Жилки на их кожице так тонки, что они даже незаметны невооруженному глазу». Корнелиус предается размышлениям о том, как назвать новый сорт тюльпана. Решает в пользу «Tulipa Nigra Barlaensis». Когда спросят: «Почему „Barlaensis“?», – ответом будет: «В честь имени творца его, ван Берле». Когда спросят: «А кто такой ван Берле?», – будут отвечать: «Это тот, кто уже создал пять новых разновидностей: „Жанну“, „Яна де Витта“, „Корнеля“ и т. д.». А дальше – мечты о славе и о том, как будут потрачены сто тысяч, которые, кажется, уже в кармане. Половина из них пойдет на научные опыты, и Корнелиус добьется, что тюльпан будет благоухать. В идеале – издавать аромат розы или гвоздики. Или цветок вернет себе естественный аромат, которым, как Корнелиус думает, тот обладает в Индии или на Цейлоне.

В этот момент за ним и приходят служители закона. На него донес Бокстель, зная, что за хранение документов оппозиции полагается смертная казнь.

Сначала Бокстель испугался мысли о доносе, поскольку это могло привести Корнелиуса на эшафот. Но к зависти добавляется желание прикарманить сто тысяч. Бокстелю было хорошо известно, что ван Берле стоит на пороге выведения черного тюльпана, а его арест позволял завладеть заветными луковицами. После ареста никому не пришло бы в голову их охранять, а Бокстель ночью мог бы перебраться через забор. К тому же он точно знал, где находятся сокровища. Помимо премии Бокстель получил бы «великую честь назвать новый цветок „Tulipa Nigra Boxtellensis“».

При обыске бумаги нашли, Корнелиуса арестовали, но он успел положить в карман самое ценное – три луковички черного тюльпана. Бокстель этой же ночью забрался в сад, а затем и в дом, но луковичек не нашел. Бокстеля осенило, что ван Берле мог унести их с собой в тюрьму, и он пустился вдогонку за ван Берле в Гаагу.

Корнелиуса действительно приговаривают к смертной казни, а тот факт, что он занимался цветоводством, только добавляет серьезности обвинению: «Любовь к тюльпанам прекрасно уживается с политикой, и исторически доказано, что много очень зловредных людей садовничали так рьяно, как будто это было их единственным занятием, в то время как на самом деле они были заняты совсем другим». «То обстоятельство, что Корнелиус ван Берле занимался одновременно и тюльпанами, и политикой, доказывает, что натура у обвиняемого двойственная, двуличная, раз он способен одинаково увлекаться и цветоводством, и политикой, а это характеризует его как человека самого опасного для народного спокойствия».

Казнь должна быть совершена в тот же день, но Корнелиус каким-то чудом успевает передать луковички Розе, дочери тюремного смотрителя, и объяснить, в чем их ценность. А Бокстель уже в Гааге. За 100 флоринов он подкупает палача, и тот обещает отдать ему одежду казненного (Бокстель уверен, что луковички в карманах). Однако в последний момент смертная казнь заменена на пожизненное заключение. Корнелиус отправляется в тюрьму в отдаленном городе, вскоре вслед за ним приезжает Роза со своим отцом, который попадает в эту тюрьму «переводом». Между Корнелиусом и Розой вспыхивает любовь. Роза начинает приходить на свидания под окна камеры. Корнелиус учит безграмотную девушку читать и писать.

Бокстель не дремлет. Он знакомится с отцом Розы, под видом друга и под чужим именем проникает на территорию тюрьмы. И сначала кажется, что он интересуется самой Розой.

Наконец приходит пора сажать луковички. Одна посажена в камере в горшке, землю для которого принесла Роза. Две другие спрятаны у Розы. Одну луковицу решено высадить на грядку, которую приготовила Роза. Однажды тюремщик застает Корнелиуса с горшком – тот не услышал приближающихся шагов и не успел его спрятать, как он обычно делает. Тюремщик разбивает горшок и топчет тюльпан. Луковичек остается две. Бокстель проговаривается: он уверен, что их три! Этот разговор слышит Роза. Она вспоминает, что Бокстель за ней следил, когда она копала грядку. Эти факты наводят Корнелиуса на подозрения, что незнакомец (а лица его, ясное дело, Корнелиус не видел) интересуется не Розой, а тюльпанами. Корнелиус и Роза принимают меры предосторожности. Роза делает вид, что сажает тюльпаны на грядке, уходит и подсматривает за Бокстелем. Тот копается в земле, и становится ясно, что он действительно охотится за тюльпанами.

Корнелиус просит Розу хранить две оставшиеся луковички как зеницу ока: одну она должна взращивать согласно указаниям Корнелиуса, а другую хранить в шкафу и беречь, «как скупой бережет свою первую или последнюю золотую монету; как мать бережет своего сына; как раненый бережет последнюю каплю крови в своих венах». Доходит до того, что Корнелиус призывает Розу пожертвовать отношениями с ним, лишь только сохранить тюльпаны. Роза очень расстроена и обижена. «Я вижу, – сказала, рыдая, девушка, – вы любите ваши тюльпаны так сильно, что для другого чувства у вас в сердце не остается места». Она не приходит к Корнелиусу целых две недели и отсиживается в своей комнате.

В одиночестве Роза «накручивает» себя. Она думает, что если бы Корнелиусу «пришлось отдать свое сердце, то он, конечно, отдал бы его скорее тюльпану, то есть самому благородному и самому гордому из всех цветов, чем Розе, скромной дочери тюремщика». В итоге «в борьбе черного тюльпана с Розой побежденным оказался черный тюльпан».

Все закончилось хеппи-эндом. Тюльпан был выращен Розой в ее комнате. Он был «прекрасен, чудесен, великолепен; стебель его был восемнадцати дюймов вышины. Он стройно вытягивался кверху между четырьмя зелеными гладкими, ровными, как стрела, листками. Цветок его был сплошь черным и блестел, как янтарь».

Разумеется, он был украден Бокстелем, но в конце концов справедливость восторжествовала: Розе удалось доказать самому принцу Оранскому, что цветок выращен ею из второй луковички. Заодно была доказана и невиновность Корнелиуса. Его выпустили из тюрьмы, вернули все конфискованное имущество. Корнелиусу еще в тюрьме удалось убедить Розу, что он любит ее больше черного тюльпана, и, выйдя на свободу, он женится на ней. А Бокстель умер от разрыва сердца, когда осознал, что пальма первенства в селекции черного тюльпана будет принадлежать не ему.

Город Хаарлем выплатил премию Корнелиусу и Розе и устроил народный праздник в честь цветка. Воскресенье, назначенное для церемонии вручения награды, стало днем народного ликования.

«Необыкновенный энтузиазм охватил горожан». Во главе представителей города и комитета садоводов блистал господин ван Систенс, бургомистр и председатель общества цветоводов, одетый в самое лучшее свое платье. «Этот достойный человек употребил все усилия, чтобы походить изяществом темного и строгого одеяния на свой любимый цветок…» А черный тюльпан несли на носилках, покрытых белым бархатом с золотой бахромой.

* * *

В реальной жизни все закончилось, конечно, по-другому. Пузыри схлопываются всегда, и момент начала краха очень трудно предугадать. Разворот тренда может вызвать самый ничтожный повод. В случае тюльпаномании первый «звоночек» краха, наверное, прозвенел еще в декабре 1636 года. Некий аптекарь и цветовод по имени Генрикус из города Гронингена продал тюльпанов на несколько тысяч гульденов с условием, что если цены до лета 1637 года упадут, то покупатель сможет отказаться от сделки, уплатив 10 % от покупной цены.

После 3 февраля 1637 года началось обвальное падение цен на тюльпаны. В Хаарлеме – центре торговли – в тот день прошел слух, что покупателей на рынке больше нет, что вполне соответствовало действительности. Вмиг остановились все сделки – тюльпаны не продавались ни за какие деньги, кроме единичных экземпляров уникальных сортов. В итоге цены на эти цветы упали примерно так же стремительно, как и выросли. В среднем новые цены составляли 5 % от пиковых и на прежний уровень не вернулись больше никогда.

Тюльпаномания является самой масштабной и наиболее известной из всех цветочных маний, но она не исключение.

В 1838 году во Франции разразилась нарциссомания, и не в смысле любования мужчин своим отражением в зеркале. Нарцисс, как и тюльпан, был сравнительно новым цветком в Европе, его завезли из Мексики в 1790 году. На пике «нарциссовой лихорадки» бежевый нарцисс можно было поменять на бриллиант.

В 1912 году в Голландии возник ажиотаж вокруг гладиолусов, но он оказался скоротечным.

В 1985 году нечто подобное произошло в Китае с лилией сорта «красный паук». Этот африканский цветок был завезен в Китай в 1930-м. Культивировалась эта лилия только в городе Чань-Чунге, где цветок имелся примерно у половины семей. Мания разразилась почти сразу же, как только в Китае начались экономические реформы. В 1985 году стоимость «красного паука» достигала 200 тыс. юаней, или 50 тыс. долларов. Цены на лилию упали очень резко, как только одна китайская газета опубликовала статью о тюльпаномании в Голландии XVII века.