Текст книги "Матрёшка. Рассказы"

Матрёшка
Рассказы
Елена Дедкова

Редактор Елена Буркова

Идейный вдохновитель Анастасия Федорова

© Елена Дедкова, 2024

ISBN 978-5-0060-9605-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Послание от автора

Дорогая моя маленькая девочка, которая живет в каждой из нас, которую мы иногда перестаем слышать и чувствовать. Эту книгу я хотела бы написать именно для тебя, о которой я забыла на долгие годы. Для той маленькой себя, которую недолюбили. В этой книге я хотела бы тебе объяснить, почему это так, а не иначе.

Когда девочка вырастает, она иногда теряет связь с собой и все больше и больше зависит от внешнего мира, его условностей. Все больше и больше пытается влезть в те стандарты и стереотипы, которые ей навязывают. Совершенно забывает то, что радовало ее, когда она была близка сама с собой.

Возможно, истории, которые будут описаны в этой книге, помогут что-то вам понять и про себя. Ведь часто путь к себе бывает очень тернист. Но поверь, дорогая девочка, он очень интересен, и ты не знаешь, куда он может тебя привести.

Почему я решила книгу назвать «Матрешка»? Как-то на просторах интернета я прочитала статью о том, если женщина беременна девочкой, то уже на четвертом месяце беременности у эмбриона формируются яйцеклетки. Значит, будущая мама носит в себе не только собственную дочь, но и внуков…

Ха! Как матрешка, – подумала я.

И это натолкнуло меня на мысль, что когда моя прабабушка была беременна моей бабушкой, моя мама гипотетически тогда уже существовала, а значит, собирала всю генетическую информацию рода.

Будучи одной из миллиона яйцеклеток, она впитывала все, что происходит вокруг, получала информацию о роде через мою бабушку, а та, в свою очередь, через прабабушку. Значит то, что происходило, прямо пропорционально влияло на меня и мою маму, а, следовательно, и на моих детей…

Получается, когда я была беременна своей дочерью, закладывала свой жизненный опыт в своих внуков и только от меня в тот момент зависело, что конкретно они от меня получат… На какой-то момент мне стало страшно, какой генетический опыт я могу им передать…

А какой опыт получали мои женщины по маминому роду? Вспоминая те годы, когда на свет появились моя бабушка и прабабушка надо отметить, что это были самые тяжелые времена для нашей страны. Первая мировая война, революция, продразверстка НЭП, раскулачивание, Великая Отечественная война. Если мыслить в масштабе всей великой страны, то наши мамы и папы (я имею в виду, поколение рождённых в 50-е годы) впитывали в себя далеко не райский опыт своих предков.

Я уверена, что моя прабабушка, а тем более ее мама, не сидела на крыльце с блаженной улыбкой, поглаживая растущий животик. Люди того поколения (я говорю про обычный народ) пахали от зари до зари на своих полях и огородах, ходили на охоту, косили траву, ухаживали за скотиной, мололи муку на мельнице, заготавливали дрова.

Женщинам того времени в голову не приходило, что надо как-то по-особенному относиться к своему положению, беречь себя. Они рожали детей, а затем выходили на полевые работы, заботясь о чаде на уровне основных инстинктов: накормить, напоить и спать уложить.

К чему я все это пишу? Проанализировав жизнь женщин моей семьи, я поняла, каким огромным генетическим знанием обладаю. Только в моих силах грамотно этим знанием распорядиться. Я решаю, что взять из этого опыта в свою жизнь, а от каких знаний и убеждений следует отказаться.

Моя бабушка всегда мечтала, что когда-нибудь про ее жизнь снимут фильм… Может, прочитав мою маленькую книгу, начинающий режиссер заинтересуется, и мечта моей бабушки воплотится.

Отпускаю эту книгу в мир, и пусть она подарит каждой девочке ее саму.

ОСОБЕННЫЕ СЛОВА

Мои детские воспоминания всегда возвращают меня в семью моей мамы, так как все свободное от школы и института время, я проводила там. И уже в десятилетнем возрасте самостоятельно ездила на поезде почти сутки. Чтобы вам было легче ориентироваться в историях моих героев, я решила заранее вас с некоторыми из них познакомить.

Тата, Туся, Талка

Главная роль в клане моей мамы была отведена моей бабушке – Суплецовой Наталье Константиновне. Каждый из членов семьи звал ее по-своему: Туся, Талка, а братья, которых она воспитала и спасла от голода, – Тата. Я же, когда выросла, называла ее «мой генерал в юбке» или Васса Железнова и, конечно, бабушкой.

Маня

Вторая роль отводилась моей прабабушке – Суплецовой Марии Иннокентьевне. Ее почитали как старейшину рода. Все внуки и правнуки называли ее ласково баба Маня, а близкие – тетя Маруся. Ее образ для меня до сих пор служит образцом того, как нужно уметь любить жизнь и людей. Несмотря на десять лет лагерей, три раскулачивания, долгую разлуку с детьми, баба Маня не озлобилась, не разочаровалась в людях. Она научилась их любить безусловно. Непоколебимая вера в бога, любовь к людям и труду позволили ей прожить девяносто три года и уйти к создателю спокойно, во сне, в окружении близких.

Баба Маня привила мне веру в бога, научила молиться и верить в любовь. Эта сила веры мне очень пригодилась в жизни.

Тятя

Это мой прадед – Суплецов Константин Демьянович. По совместительству муж бабы Мани и папа моей бабушки. Он был солдатом Красной армии, партизанил и был в одном отряде со Зверевым. Он эталон верности для меня: свою любимую Манечку, он ждал из лагеря целых десять лет. Сколько я их помню, они были всегда рядом друг с другом. Прабабушка пережила своего Костю на десять лет. Не было и дня, когда бы она не вспоминала его со слезами на глазах.

Остальные герои ждут вас в рассказах…

ВОРОТА

Когда я вспоминаю дом бабули, в памяти всплывает картинка дома. Фасад ярко-зеленого цвета. Многочисленные окна, обрамленные резными наличниками и белыми ставнями. Множество ярких бегоний на подоконниках.

А рядом ворота, соединяющие два дома. Первый, где бабушка жила с дедом. Второй – ее родителей. Эти ворота, словно мост, соединяли две эпохи, две ее жизни.

Ворота были массивные высотой метров пять, с тяжёлой калиткой. Сверху их украшал навес, подобный венцу, а внизу пространство под воротами прикрывала подворотня. Все крепления, включая засов и замок были выкованы из железа.

Когда я думаю об этом, то вспоминаю песню из фильма «Корона Российской империи». 

– Спрячь за высоким забором девчонку, выкраду вместе с забором, – пел Цыган.

Эти слова – иллюстрация моих приездов к бабушке. Меня буквально запирали за этими воротами, я не могла выйти никуда, кроме магазина. Но иногда мне везло. Меня вместе с братьями отпускали гулять на остров и купаться в устье реки Кута.

В основном я проводила за воротами все лето. Хорошо, что двор был огромный. Там стояли три дома и многочисленные хозяйственные постройки.

Сейчас ворота считаются музейной ценностью. Когда-то их обстреливал Колчак при отступлении. Дело в том, что вместе с красноармейцами в партизанском отряде Зверева были местные жители. Среди них и мой прадед Константин Демьянович.

Эти ворота и забор были особой болью моей бабушки из-за частых конфликтов с семьей младшего брата по поводу дележки территории двора. Он унаследовал дом после смерти бабулиных родителей. За это бабуля имела на них большой зуб, так как считала все случившееся несправедливостью.

Бабуля, сидя на своем троне и глядя на ворота из окна кухни, в сердцах произносила фразу: «Лучше бы на дрова вас пустила, а не берегла!». Из глаз ее начинали катиться слезы, если ее не успокаивали, это переходило в истерику с каким-то диким завыванием. Все заканчивалось тем, что по дому разносился стойкий запах корвалола или валидола…

Я, будучи ребенком, не понимала, какую боль испытывает моя Тата, глядя на эти ворота.

Оказалось, что Тата осталась одна во время войны со своими младшими братьями. Почти всех мужчин призвали на войну, и заготавливать дрова было некому. Когда запас дров закончился, ей, тогда еще маленькой девочке, приходилось одной подниматься высоко на Усть-Кутскую сопку. Там женщины и оставшиеся мужики рубили высоченные кедры и сосны.

Зимы во время великой отечественной войны были особенно суровы к измученным всеми напастями жителям Восточной Сибири. Раньше было достаточно протопить дом всего один раз на ночь. Но зимы с сорок первого по сорок пятый отличались такими сильными морозами, что одной топки не хватало.

Моей бабуле раз в неделю приходилось заниматься заготовкой дров. Каждые выходные она надевала тятину телогрейку, сверху на нее натягивала старый халат, чтобы не повредить, потому что это была ее единственная верхняя одежда. Она подпоясывала все веревкой, потому что была очень худенькой и весила меньше куля муки. Ноги обматывала «хрунями» (кусками ветоши или тряпичными лохмотьями) и, засунув их в единственные на всю семью валенки, отправлялась за срубленной сосной.

Поднявшись на сопку и выбрав сваленную сосну, она ловко топором очищала дерево от веток. После этого сталкивала дерево вниз и шла за съезжающим по уклону деревом. У подножья ее ждали заранее приготовленные пила и санки.

Тата распиливала дерево на плахи и перевозила их во двор. Сама рубила и складывала в поленницу рядом с русской печкой. Дрова не успевали просыхать, горели и грели очень плохо. На это у нее уходили почти все выходные.

При этом у нее, еще девчонки, за время войны перетаскавшей бесчисленное количество деревьев, даже мысли не возникло пустить на дрова забор и ворота, как это сделало большинство жителей Усть-Кута. Чтобы согреться, они сжигали все: заборы, ворота, сараи. Домашний скот переводили жить в дом на зимнее время.

Тата же ценой своего здоровья все сохранила: и родительский дом, и ворота, и забор… А теперь родной брат, которого она спасла от голода и холода, претендует на эти ворота.

Глядя на нее тогда, я почти испытывала ту же боль, но не из-за ворот. Мне было обидно, что «родня» не поняла и не оценила этого самопожертвования.

Бабушки уже нет. Нет и ее родственников. А ворота стоят, как памятник силе и выносливости моей Таты.

Стоит этот памятник на могиле, где захоронено здоровье и детские годы Таты. Иногда я тоже в сердцах произношу ее слова: «Лучше бы вас в топку. Это бы хоть на мгновение облегчило мучения Таты в годы войны».

Возможно, если бы после окончания всех неурядиц были построены новые ворота, не такие высокие, моя Тата бы смотрела на этот мир по-другому.

Из воспоминаний усть-кутян (Таюрская Е. Д.): «Мой брат Костя (Суплецов Константин Демьянович) был мобилизован колчаковцами в белую армию. Тогда ему было 20 лет. Но, когда он узнал, что где-то близко партизаны, решил убежать к ним. Случай такой представился, когда был бой в Усть-Куте между белыми и партизанами Осташенко. Но партизаны скоро отступили. Тогда брат и ещё один наш, усть-кутский, кажется, Жуков, убежали от белых.

Сначала они ушли куда-то к Туруке, а оттуда – навстречу партизанам. А нам белые покоя не давали. Несколько раз приходили офицеры, всё расспрашивали, где брат. Даже в подполье их солдаты лазили, думали, что он там прячется. Нам грозили, что, если его не найдут, возьмутся за нас. Мы все беспокоились, живой ли брат. Уж когда зверевцы взяли Усть-Кут и Костя пришел к нам, мы успокоились».

СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА

Помните сказку Андерсена «Снежная королева»? А вы когда-нибудь задумывались, почему эта холодная женщина разлучила детей, обрекая их на страдания?

Мне кажется, ей руководило родовое бессознательное.

Мысль, заложенная веками, что женщина должна состояться как мать. Точнее, что каждая женщина должна иметь детей.

А почему королева была снежной?

Любой маленький читатель ответит вам, что снежная, значит холодная, замерзшая. А если она замерзла, скорее всего, королевой руководил основной инстинкт – выжить. Ее разум притупил все остальные чувства, чтобы организм не тратил силы на разные бесполезные эмоции.

У Кая могло бы быть все. Он должен был стать наследником. Но мальчик не смог собрать слово, которое нужно было Королеве. Слово – «вечность».

В сказке говорится, что, собрав это слово, мальчик был бы свободным и получил новые коньки, а Королева бессмертие.

А что такое бессмертие?

Мне кажется, это жизнь во всех ее проявлениях со всеми эмоциями. Жизнь, окрашенная во весь цветовой спектр. Жизнь, которой была лишена королева.

Возможно, она просто хотела быть живой.

Как часто мы, поддавшись обстоятельствам, создаем из самих себя снежных королев. Замораживаем себя, выживая на инстинктах, вместо того, чтобы жить чувствами.

Прошедшие репрессии, голод, войны и все тяготы той жизни легли тяжелым грузом на мою бабушку. Но, когда она рассказывала что-то о своей жизни, никогда никого не обвиняла в случившемся. Ни действующую в тот момент власть, ни соседа, который сделал на ее маму донос за то, что она верила в бога.

Эти годы отняли у нее многое и превратили мою бабушку в снежную королеву, основным инстинктом которой многие годы было выжить. Выжить ради своих братьев и сестры. Она, будто стала ледышкой, запретила себе главное чувствовать: злость, ненависть, радость, любовь. Единственное, что ей руководило, – это страх голода и смерти.

Когда я начала писать эту книгу, то хотела разместить в ней фотографии моих близких. Я листала альбомы. И нашла тот, что был сделан на юбилей моей мамы. На второй странице альбома красовалась фотография моей бабушки. Оттуда на меня смотрела очень красивая женщина лет 40—45, почти моего возраста.

Под фото были написаны стихи, которая моя мама посвятила своей:

 
      Я преклоняюсь перед мамой
В ее преклонные года!
Дождусь ли я тебя родная?
Хоть помогла бы иногда…
Я тоже мама – сын и дочка
Большие выросли уже, Но мы желаем, Ставим точку
Прабабушкою стать тебе. Быть может, ты тогда решишься
Для правнуков жизнь посвятить, Тепло и радость им дарить…
 

Если вы взглянете на фото моей бабушки, то увидите очень красивую женщину, элегантно одетую, но с абсолютно холодным взглядом. Нет ни одной, где бабушка улыбается или смотрит с любовью. Везде холодный взгляд, лишенный чувств.

Вчитываясь в мамины стихи, я понимаю всю ее боль, когда она просит о помощи. Нет, речь не о физической помощи, а о душевной. Она просит о сочувствии и жалости к ней, как к женщине и матери.

Но нет, я не вижу этого в бабушке…

Не вижу и не помню. Я иногда так злилась на нее за требовательность и неукоснительную дисциплину. Все должно было быть так, как сказала она. И если она решила, что надо мыть окна в день нашего с мамой приезда, значит надо было это сделать. Мою бабушку нисколько не смущало, что моя мама приезжала к ней за тысячу километров, простояв перед этим целый день на операции. А до этого, отдежурив сутки в больнице.

Иногда требования бабушки были деспотичными, и хотя моя мама плакала, все равно исполняла все приказы. Когда я, маленькая девчонка, пыталась встать на мамину защиту, она мне запрещала идти против деспотизма.

Мою маму воспитывала прабабушка, потому что бабушка была постоянно на работе. Работа у нее была очень ответственная, за недостачу в одну копейку грозила уголовная ответственность. Страх быть посаженной на долгие годы в тюрьму был очень знаком моей бабушке, поэтому работа стояла на первом месте.

Сейчас, с возрастом я понимаю, какую ошибку моя прабабушка совершила, взяв на себя роль матери для своей внучки. Она будто пыталась таким образом компенсировать Тате тяжелое детство и то, чего не могла дать, пока была в тюрьме.

Моя прабабушка умерла, когда мне было 10 лет. Я помню ее очень хорошо. Она умела любить просто и безусловно.

Вспоминаю, как прибегала к ней в маленький домик, который находился в одной ограде с домом бабушки. Там всегда вкусно пахло ладаном. Вставая утром, баба Маня растапливала печку, доставала из-за икон в красном углу ладан, бережно завернутый в старую газету, откалывала маленький кусочек и укладывала его на загнетку. По избе разносился устойчивый запах чего-то вкусного и спокойного.

После этого она удалялась в комнату, где стояли иконы, и я слышала, как она шепотом что-то произносит. Иногда до меня доносились имена, которые она перечисляла и кланялась. Как-то я спросила, что она делает.

Я молюсь за всех, – произнесла баба Маня. – И благодарю бога за все, что у меня есть.

Ошибка моей бабушки Мани состояла в том, что свою любовь к дочери она пыталась передать через внучку. А стоило бы подарить материнскую любовь своей дочери, Тате.

Дать ей любовь – сложить для нее слово «вечность».

В ОЖИДАНИИ ЗВЕЗДНОГО ЧАСА

Я сейчас очень жалею, что не использовала диктофон. Надеялась, что все рассказы останутся в памяти. Хотя, если верить последним данным, вся полученная информация хранится у нас в мозгу, как в компьютере, надо просто напрячь свою оперативку.

Моя бабушка, судя по ее шкафу, была та еще модница. Два шкафа в спальне ломились от обилия кримпленовых костюмов, батистовых блузок, платьев (некоторые были с ценниками). Нижние ящики шкафа и чемоданы, которые лежали наверху, были до отказа забиты обувью. Она была качественная, чехословацкая, совсем новая. В ее арсенале были разные сумочки, шарфики, косынки и разные украшения.

Вспоминая эти горы одежды, я могу точно сказать что мода, очень циклична. Иногда я думаю, что современные модельеры не парятся. Берут образы шестидесятилетней давности, слегка меняют и, вуаля, новая коллекция от Dolce&Gabbana.

Моя бабушка отличалась хорошим вкусом. По словам ближайших родственников, слыла местной красавицей. Она до самой смерти спала с бигуди, чтобы утром проснуться и сделать укладку. Красила губы. Возможно, вы помните такую помаду. Она не выкручивалась, а поднималась с помощью рычажка. К концу жизни запасы подошли к концу, и губы она красила только к приходу гостей.

Но самое страшное для меня было то, что все это висело в шкафу мертвым грузом. С тех пор как бабушка вышла на пенсию, ее домашней одеждой был халат. Но она продолжала шить и покупать новые вещи.

Как-то я спросила:

Почему ты ходишь в старом халате, а красивые платья томятся в шкафу с бирками в ожидании своего звездного часа?!

Это на выход, – сказала она.

Меня до сих пор потряхивает от этого ответа. Бабушка в то время почти перестала выходить хоть куда-то, даже на немногочисленные дни рождения родственников.

Я все пыталась разобраться, откуда эта неутолимая жажда вещей и обуви, смешанная с дикой бережливостью. Сейчас, когда я вспоминаю ее рассказы про жизнь, все становится на свои места. Вспомнился мне рассказ о том, как она сшила себе костюм для работы в госбанке.

Я точно не помню, сколько ей тогда было, то ли 15, то ли 16. Шла война. Был жуткий голод в Сибири из-за неурожая. А на руках юной Наташи осталось трое младших братьев и сестренка.

Отец, поскольку был репрессирован, работал на рудниках. Ее мама сидела по 58-ой статье, как враг народа где-то в лагере под Мариинском.

Детей кормить было нечем. Но, поскольку Тата была умной и сообразительной девчонкой, ее взяли работать кассиром в Госбанк. Работа ответственная, платили копейки. Но по рассказам бабушки шел повышенный паек: талонов на хлеб давали больше.

Сидит она и понимает, что на работу идти просто не в чем. Все ходили в обносках. Но в тот момент, будто внутренний голос повел ее на чердак. Там она обнаружила старые тятины* портки и драповое пальто. Всю ночь она распарывала и стирала вещи. Из какой-то жженой резины, ей удалось приготовить краситель для ткани. Все эти лоскуты она покрасила в черный цвет. За пару дней Тата сшила себе пиджак с короткими рукавами и юбку.

Сердобольные родственники принесли ей разноцветные кусочки ткани. Из них Тата смастерила несколько манишек. Прикалывала их с изнанки пиджака, чтобы они имитировали наличие блузки под пиджаком. Кто-то из родни отдал ей поношенные туфли на несколько размеров больше. Верхней одеждой для бабушки служила отцовская телогрейка, которую она подпоясывала веревкой.

К началу рабочей недели образ бабушки был завершен. Оставалось только накрутить волосы на самодельные бигуди-тряпочки и утром бежать на работу.

Холода той зимой стояли жуткие. Благо до работы было бежать три минуты. Но и за это время мороз пробирал до костей. Двери госбанка было видно из окон дома Таты. Уборщица, которая приходила раньше и протапливала помещение, всегда ждала бабушку. Открывала ей двери, видя, как та выбегает из своих ворот. Это был целый ритуал.

Она проработала там до конца войны. Молодая девчонка, которая, несмотря на тяжелое время, хотела хорошо выглядеть. Ей приходилось придумывать, моделировать и шить себе одежду из того, то бог пошлет, как она говорила.

Прошло время. Закончилась война. Тата стала занимать хорошую должность. Ее доходы позволили ей ни в чем себе не отказывать. Она скупала все, что видела, будто пыталась компенсировать себе то упущенное время. Будто пила и не могла напиться. Но страх, что все может вернуться, не покидал ее ни на секунду, поэтому она заставляла себя беречь эти вещи для особенных выходов.