Текст книги "Баллада о Звездной Республике. Цикл «Алконост»"

* * *

– Операционная готова, Кирилл Сергеевич, – доложила Женька.

Артура Ярового полностью освободили от остатков скафандра, заработала система дезинфекции. Вечеров видел лишь часть этих действий – сразу после аварии он пришел к Ленцу и теперь сидел у кровати друга.

– Что там? – спросил Ленц, сверкая единственным левым глазом (правую уже пустую глазницу закрывала повязка).

– Феникса привезли.

– Сильно ранен?

– Да не знаю, я, не врач ведь. Вроде, переломы, ожоги.

– Помоги встать, я должен посмотреть.

– Лежи. Ничем ты ему не поможешь, себе только навредишь.

Приподнявшийся было Ленц снова рухнул на спину.

– Вот так всегда, стоит лишь отвлечься, и на тебе… ЧеПэ. Что хоть там было, опиши.

– «Кречет» Феникса заходил на площадку. В Систему пришло сообщение, что на стыковочной палубе горит проводка и машина-дура отключила рельсотрон. Челнок не мог затормозить, но парень – герой, качнул машину маневровым двигателем и слетел с рельсов, а то бы угробили человек двадцать, включая капитана.

– Откуда пришло сообщение в Систему?

– Не знаю пока. Встретил по дороге Клару, она говорит, что, скорее всего, вирус. Прятался в разных блоках памяти, дремал там, потом самособрался и заработал.

– Хреново, – вздохнул Ленц. – Надеюсь, кибернетики Петровского этот вопрос проработают. А ты, Саша, займись-ка доппельгангером и не очень-то с ним миндальничай. Если не разберемся, откуда тянет вонью, будет терять мальчишек каждый день.

– Не беспокойся, Роберт. Я все сделаю. И за тебя, и за себя.

После этого разговора Ленц задремал, но Вечеров не ушел, а просидел в палате долго, до тех пор, пока не появилась Женя – уже без хирургического костюма, но усталая, бледная, с темными кругами возле глаз.

– Как там? – осторожно поинтересовался Вечеров.

– Шансы жить неплохие. Шансы летать – так себе. Посмотрим, как себя поведет имплант шейного позвонка.

– Там, в коридоре, вся эскадрилья собралась. Хотят видеть Феникса.

– Пока нельзя. Артур все равно без сознания. Передайте им, пускай уходят.

– Я-то передам, да вот не факт, что уйдут.

– А от того, что они всю ночь спать не будут, кому-то лучше станет? Завтра выходим на орбиту, забыли?

– Ничего я не забыл. Ладно, попробую, – Вечеров вздохнул и побрел в коридор, где вдоль стен на корточках сидели собравшиеся вместе пилоты «Алконоста».

Самому старшему – двадцать пят лет. Самому младшему – девятнадцать… Пилотирование «Кречетов» требовало отличной моторики, быстрой реакции и веса не выше шестидесяти пяти килограмм.

«Если бы мой сын выжил, ему бы сейчас исполнилось двадцать». Вечеров подавил мрачные мысли, в которых не признавался никому – даже себе.

– Добрый вечер, ребята. Я не могу вам приказывать, но очень прошу разойтись.

– Мы не уйдем, пока не узнаем правду про Феникса, – сказал самый старший, рыжий худой парень, который принял лидерство на себя. – Пускай врач объяснит, чего теперь ждать. И еще хотим знать, кто виноват, и когда его накажут. Если не накажут, мы сами возьмемся за дело…

– Ладно, понял, спокойно, парни. Давайте, я сам все объясню. Феникс жив. У него была сломана шея, но позвонок заменили. Если повезет, восстановится полностью. Сейчас он спит и разговаривать с вами не может. Тот, кто подстроил аварию, уже арестован. От наказания он не уйдет. Это обещаю я лично. А пока прощу – разойдитесь, медики тоже очень устали.

Пилоты еще с полминуты переговаривались, а потом и в самом деле ушли, если не успокоенные, то хотя бы обнадеженные, а Вечеров отправился в лифту, собираясь выполнить кое-что из данных обещаний.

Петровский уже ожидал на месте, охрана гауптвахты, получв приказ капитана, пропустила их обоих.

– В каком виде препарат?

– Инъекция. Состав подобран по его формуле крови. Действовать непродолжительное, от двух до пяти минут.

– И как все это будет выглядеть?

– Секунд через десять после введения его восприятие реальности должно измениться. Он станет дружелюбным и доверчивым, но не очень умным.

– А память сохранится?

– Должна. Сами понимаете – мы не проверяли. И еще – для объекта эксперимента желательно положение «лежа».

– Черт! Ладно, придется выстрелить в него из станнера…

* * *

Наружная дверь камеры доппельгангера отворилась, Вечеров в тот же миг нажал на спусковой крючок, и оглушенный станнером двойник Мартынова рухнул на пол.

– Помогите уложить его на полку. Подождем, когда очнется.

– Так он же в драку полезет.

– Не сможет, я ему руки-ноги стяжками зафиксирую…

…Доппельгангер лежал навзничь, закрыв глаза. Худощавый, но крепкий, в отличной физической форме – такие быстро работают в рукопашной. Вечеров попытался найти в его облике хоть что-то нечеловеческое – и не мог. Проплешина, выбритая вокруг раны на голове уже начала зарастать, на лице – недельная небритость, мелкие ссадины на правой руке – возможно, от удара кулаком о стену. Спустя короткое время веки лже-Мартынова дрогнули, глаза открылись, он резко попытался встать, дернул стяжки, но получил сильный толчок в диафрагму.

– Лежи смирно, а то руки переломаю. Петровский, колите его.

Ученый ментально опустошил шприц, доппельгангер дернулся снова, но тут же обмяк на полке, часто дыша, на лбу выступила испарина, взгляд потерял фокус.

Вечеров склонился над доппельгангером, глядя ему прямо в расширившиеся зрачки.

– Как вас зовут?

– Оставьте меня в покое.

– Скажите, кто вы, и я оставлю вас в покое. Не надо сопротивляться. Не бойтесь. Я не причиню вам вреда. Как вас зовут? Имя, фамилия.

– Андрей. Андрей Мартынов.

– Вас всегда звали так?

Доппельгангер, видимо, отчаянно сопротивлялся препарату, мышцы напряглись, голова запрокинулась

– Не всегда, – очень тихо и нехотя прошептал он.

– Как вас звали раньше?

– По всякому…

«Время уходит, спрашивайте только самое важное», – раздался встревоженный голос Петровского.

– Кем вам приходится убитый Мартынов? Брат?

– Нет.

– Клон?

– Нет..

– Тогда кто он?

– Вы не понимаете… это… я сам.

– Значит, техников убили вы?

– Нет…

«Александр, он специально тянет время…» – снова вмешался Петровский.

– Это вы взломали Систему?

– Нет.

– Тогда кто?

– Тот, второй.

– Зачем?

– Это сложно… объяснить. Я устал.

– Скоро отдохнете. Кто послал вас обоих? Кому это нужно?

Глаза пленника закрылись, Вечеров встряхнул его за воротник, голова доппельгангера мотнулась, и он ненадолго очнулся.

– Элфорд. Элфорд – он всему причина.

– Что? Кто такой Элфорд? Объясните.

Доппельгангер уже не слышал. Он провалился в глубокий сон, дыхание сделалось реже.

Вечеров выпрямился, вытер руки салфеткой и швырнул ее в утилизатор.

– Это все? – спросил он, обернувшись к Петрвоскому.

– Да. Видимо, станнер ускорил процесс. Не будите его – бесполезно, не проснется, а если проснется – говорить не сможет.

– Как думаете, кто такой Элфорд?

– Я знаю почти всех зарубежных коллег, занятых в варп-программах. Не стану судить, способны ли они устроить саботаж, но Элфорда там точно нет. Среди чиновников высокого ранга тоже такого не припомню. Он сказал, что Элфорд – причина. Может, это вообще не фамилия.

– А что тогда?

– Топоним. Место на Земле.

– Надо проверить. Как только Систему очистят, я переберу все варианты. А еще – подождем, когда доппельгангер очнется и заскучает. Возможно, сам что-нибудь расскажет.

Вечеров перерезал пластиковые стяжки на руках пленника, выбросил их в утилизатор вслед за салфеткой, а потом вместе с Петровским покинул камеру.

Дверь захлопнулась.

Глава 9. Правда

«Алконост» вышел на орбиту 15 ноября по корабельному времени, и диск планеты закрыл половину неба. В эти часы непрерывно работали сканеры, все службы находились в состоянии полной готовности, «Кречеты» стартовали и зависли в пустоте вокруг корабля, автоматические зонды устремились к поверхности.

Капитан первого ранга Сибирцев, отключив на время киберкомпаньона, оставался на мостике. Начальник научной части, капитан-лейтенант Петровский покинул лаборатории и тоже занял одно из свободных кресел. Сообщения со сканеров и зондов выводились на главный экран и на все экраны в научном отсеке.

– Что там с параметрами, Станислав Евгеньевич?

– Вы сами все видите. Потрясающе. Древние данные обсерватории ла Силла почти полностью подтверждены. Каменистая поверхность. Температура на экваторе – плюс двадцать два по Цельсию. Сила тяжести на тридцать процентов выше земной, так что без экзоскелета поначалу тяжеловато. Ось планеты почти не имеет наклона, так что сезонных колебаний не будет. Есть вода, но занимает только треть поверхности планеты, так что место засушливое.

– Признаки жизни?

– Возможны примитивные формы. Высшие формы не замечены, следов цивилизации нет.

– Значит, никаких вариантов контакта, скорее всего, не будет.

– Никаких.

Сибирцев кивнул.

– Как ученый я об этом сожалею, – добавил Петровский, – но вот как обычный человек… понимаю, что при наших-то задачах отсутствие тут разума – лучший вариант. Мы собираемся серьезно вмешаться в процессы на планете, иначе не построить «Эфир».

– Согласен. Что там с метеоусловиями?

– В зоне высадки – умеренная турбулентность, но «Филины» должны справиться с посадкой, а «Кречеты» – тем более.

– Звену «Кречетов» – приготовиться к высадке.

Приказ передали на стыковочную палубу. Одноместные челноки стартовали один за другим, в темноте сверкала плазма. Звено вел пилот с позывным «Карат» – тот самый рыжий парень, на время заменивший раненого Феникса. Корабли тормозили реверсом и уходили к планете, вскоре они уже стали неразличимыми на фоне ее серо-коричневого диска.

– Карат, говорит Алконост, доложи обстановку.

– Параметры в пределах нормы, средняя турбулентность.

– Что в зоне высадки?

– Каменистая ровная поверхность. Крупных объектов нет. Разрешите посадку?

– Разрешаю.

«Кречеты» садились один за другим, их символы на экране становились из тревожно-желтых зелеными.

– Карат на связи, посадка звена завершена.

– Благодарю вас, младший лейтенант. Наблюдайте за местностью, о любых аномалиях сообщайте лично мне.

Сибирцев перевел дыхание.

– Внимание, второе звено «Кречетов» – взлет. Задача – сопровождение трех «Филинов» до места приземления.

«Филином» назвался большой транспортный челнок. Первый транспортник нес на борту десантников, второй – рабочую технику и партию модульных конструкций для строительства лагеря, третий – команду специалистов и ящики с оборудованием.

«Кречеты» три «Филина» ушли со стыковочной палубы.

– Я – Алконост. Пересвет, доложите обстановку.

– Зона сильной турбулентности, Алкноност, – раздался почти мальчишеский голос.

– Можно попробовать подавить ее аппаратурой корабля, – негромким голосом предложил Петровский.

– Нет. Слишком велик риск возникновения аномалий. Пересвет! Приказываю обойти зону турбулентности. Найдете подходящее место для снижения и вернетесь в зоне высадки на бреющем. Вы меня поняли, Пересвет?

– Так точно, Алконост.

– Выполняйте.

…Ждать на этот раз пришлось гораздо дольше.

– Мы приземлились, Алконост, – раздался, наконец, голос Пересвета.

– Без происшествий?

– Один из «Кречетов» совершил аварийную посадку. Отказ двигателя. Пилот вышел на связь, жив, но сам выйти к лагерю не сможет.

– Кто там из пилотов застрял?

– У него позывной – Енот.

– Внимание, Клён, говорит Алконост. Как слышите?

– Слышу отлично, капитан.

– Что там с вездеходом?

– Почти готов.

– Первый же готовый вездеход отправьте по координатам Енота. Организуйте эвакуацию. Место аварии отметить на всех картах.

– Принято. Начинаю работать…

Вместе с третьим звеном челноков с корабля стартовал старпом Валеев, готовый принять командование на грунте. Сам в прошлом пилот, он сел за штурвал «Кречета», доложил о готовности капитану и нырнул в атмосферу планеты.

«А ведь высадка свершилась, – подумал Сибирцев, ощущая, как колотится сердце. – Наши жертвы не напрасны. Боль утрат притупится, а вот победа… победа останется. Даже если мы не вернемся. Если…»

– А ведь имени планеты так до сих пор так и нет, – задумчиво пробормотал Петровский. – Это намек, капитан. Может, назовем ее Сибирия? А что… Красиво и с намеком. Люди считают, что вы заслужили нашу признательность.

– В честь живых объекты не называют, каплей, а я еще на тот свет не собираюсь, – Сибирцев скупо усмехнулся. – Небесным телам положено давать названия на латыни, а утверждает их в конце концов Земля.

– На латыни так на латыни, – с некоторым разочарованием согласился Петровский. – И как предлагаете назвать?

– Verum.

– Verum… Интересно. На латыни «правда». Что же, звучит хорошо. Мне, признаться, не терпится высадиться. Верум – непаханое поле для науки. Отпустите, капитан.

– Отпущу, как только лагерь будет готов. А пока, Станислав Евгеньевич, потренируйтесь-ка носить экзоскелет. Без него будет некомфортно. Там сила тяжести на треть больше земной.

От природы грузноватый Петровский намек понял, но не обиделся – он вообще редко обижался.

– Интересно исследовать влияние такой гравитации на метаболизм человека и на его костно-мышечную систему…

* * *

Женьке повезло. Она попала во вторую партию высадки – на один из «Филинов», для сопровождения медицинского груза. Скафандр, тонкий, но прочный, если и не облегал как вторая кожа, то, по крайней мере, не мешал и не стеснял. Экзоскелет из сверхпрочного композита требовал определенной сноровки – его система улавливала движения человека и усиливала их при помощи многочисленных псевдомышц. Дергаться в таком снаряжении не стоило, зато баллоны с воздухом за спиной теперь казались невесомыми.

Командир группы транспортников, хмурый мужик с позывным «Клён», лично проследил, чтобы все десять пассажиров его «Филина» закрыли шлемы, а потом по связи провел краткий, безо всякой деликатности инструктаж.

– Слушайте все, два раза повторять не стану. Мы сейчас войдем в зону риска. К факторам риска в первую очередь относится повышенная радиация, которой тут будто бы нет, но я ни в чем не уверен, а потому всем следить за полученной дозой, результаты появятся на ДР-дисплеях33
  Экраны дополненной реальности (примечание автора)


[Закрыть] забрала. Второй фактор риска – атмосфера. Официально ее химический состав такой – кислорода – пятнадцать процентов, азота – восемьдесят три процента, остальное – разные газы. Для самых продвинутых гениев объясняю – кислорода там маловато, так что дышать всем строго из баллонов кислородно-воздушной смесью. Кто отстегнет шлем, может схватить гипоксию, я уж не говорю про отравление всяким дерьмом. Третий фактор риска – разная вредная биота. Возможно присутствие на планете вирусов, одноклеточных, грибков и другие форм, мать ее, жизни. Тут я не спец, но если шлемы открывать не станете, то вероятность заразиться небольшая. Ну и последний фактор, четвертый – неучтенный обстоятельства. Приказываю всем держать ухо востро, а девчонкам, – в особенности. На скалы не лезть, цветы, если они там есть, не рвать, за приглянувшейся биотой не бегать, на память не фотографироваться, от товарищей не отрываться, и приказы командира выполнять беспрекословно, быстро и точно. Поднимайтесь по рампе, занимайте места в креслах и пристегивайтесь.

Женьку замечание насчет девчонок разозлило, но она промолчала – пререкаться с Клёном по такому поводу означало полную потерю лица. Металл рампы гудел под ботинками. Кресла в «Филине» шли тесными рядами в носовой части, на корме громоздились закрепленные грузовые контейнеры.

Женька села и пристегнулась «пятиточечным ремнем». Место слева занимала Клара, место справа – незнакомый мужчина с эмблемой «молотка и штангенциркуля» на скафандре. Техники, еще раз проверив рельсотрон, исчезли из поля зрения, и вскоре он сработал…

…Рывок получился такой, что воздух непроизвольно вышел из легких, перегрузка вдавила Женьку в кресло, кровь прилила к лицу, в висках застучало. Через миг интерьер отсека за носовым иллюминатором сменился картиной невероятной красоты. В небе созвездия Девы, кроме бледно-пурпурного Росса, горели звезда Спика, двойная звезда Поррима, Виндемиатрикс, яркий квазар, множество других звезд, тускло светились мутные пятна – скопление двух тысяч далеких галактик…

– Нравится? – тихо спросила Клара.

– Очень.

– Наша Солнечная Система, Женечка – глухая окраина Млечного Пути. Вселенная велика. Здесь гораздо больше солнц…

«Филин» тем временем повернулся на маневровых двигателях. Диск планеты появился в поле зрения, закрывая далекие светила. Повышенную гравитацию сменила невесомость, и Женька в полной мере ощутила, что бывает, когда пропадают верх и низ. Она плыла, падала и летела одновременно. Планета становилась все ближе, двигатели начали отрабатывать торможение, и обшивка вошедшего в атмосферу «Филина», разогрелась.

– Тут у нас турбулентность. Не паниковать. Держимся, – раздался бодрый голос Клёна.

Тряхнуло и в самом деле сильно, желудок сжался в комок. Вернулась сила тяжести. Теперь «Филин» в сопровождении «Кречетов» летел сквозь редкие облака. Планета продвигалась плавно и вместе с тем стремительно – она полностью заняла небо, стали различимыми детали ландшафта, сначала крупные горы, потом более мелкие скалы и камни. Остался вверху слой перистых облаков, «Филин» выпустил шасси, задрал нос, создавая воздушную подушку под собой, завис, а потом плавно коснулся грунта.

– Ура! – раздался общий крик по связи.

Пилот расстегнул ремень, обернулся и помахал пассажирам рукой.

– Вы это, без особой эйфории-то, – тут же передал своим людям зловредный Клён. – Эйфория расслабляет. – Выходим на грунт. Сначала с передних кресел, потом с задних. Для разгрузки активируем роботов.

Женька сидела в переднем ряду, а потому ступила на грунт одной из первых. Искусственные мышцы экзоскелета слегка поскрипывали, компенсируя усилия при ходьбе. Под ботинками скафандра хрустел гравий. Суетились, таская ящики, роботы. Чуть поодаль маячили пилоты «Кречетов», которые, привыкая к новой ситуации, переминались с ноги на ногу и посмеивались. В небе тускло горело солнце Росс.

Более всего прочего Женьку поразило время суток. Без сомнения, это был яркий полдень. И все же, полдень этот оставался тусклым словно сумерки Земли, когда солнце еще греет, но уже не пылает, и нет вокруг ни света, ни тьмы, а лишь бархатные отблески уже случившегося заката.

– Вот они какие, «красный карлик» и его планета, – буркнул Клён и зачем-то попинал гравий.

Клара, встав с Женькой плечом к плечу, с интересом огляделась.

– По направлению на девять часов – озеро или морской залив. Буйной растительности пока не вижу, но микрофлора вполне вероятна. Если вредных примесей немного, есть шанс устроить хотя бы теплицы. Почва слишком каменистая, придется улучшать. В общем, для биологов работа найдется.

На фоне забрала шлема, появилось полупрозрачное окно дополненной реальности – показатели дозиметра, примерная оценка расстояний до ориентиров на местности, уровень запаса кислородно-воздушной смеси. Клён, отвернувшись, похоже, разговаривал с кораблем. Сквозь забрало шлема Женька видела его насупившееся лицо.

– У нас тут проблема, товарищ медик. «Алконост» передает – один из «Кречетов» аварийно сел полусотне километров отсюда. Направление – на три часа.

– В другую сторону от воды?

– Да, именно так, в другую. Сейчас, выгрузим вездеход из второго «Филина» и отправим туда спасателей. Нужен будет медик, так что в команду берем и тебя. Собери все, что нужно для оказания первой помощи.

* * *

Вечеров почти не участвовал в высадке – днем он посетил раненого Ленца. Командир десантников рвал и метал, сверкая единственным глазом.

– Успокойся, Роберт, – максимально убедительно посоветовал Вечеров другу. – Вот поставят тебе новое око, и будешь ты у нас первый киборг на деревне. Ждут тебя подвиги, открытия и слава, а пока уймись и ляг в кровать, не беси доктора Корниенко.

– Знаешь, Саша, ты, может, космоса уже наелся, а у меня высадка впервые… и без меня. Ну, обидно же.

– Высадка на пригодную для жизни планету – у всех впервые. Ты сам-то как – глаз болит?

– Терпимо. Сибирцев до сих пор на борту?

– На борту пока и останется – если что, «Алконост» прикроет наш десант с орбиты.

– Добро.

– Ты бы лучше поспал. Если хочешь, попрошу у сестрички анестетик.

– Не надо анестетика. Я сам. Справлюсь.

Ленц и в самом деле вскоре задремал, с его лица исчезло выражение страдания. Вечеров бесшумно покинул палату и побрел знакомым маршрутом – к наружному ярусу жилой зоны, к сектору гауптвахты.

Двое охранников явно злились на обстоятельства и скучали.

– Ребята уже или высадились, или готовятся, а мы тут – на тебе, сторожим говнюка из химчистки будто он какой-то клад. Мартынов сидит за дело, а мы тут с ним вместе «сидим» ни за что.

Вечеров вежливо согласился с десантниками, но тему развивать не стал и один вошел в закрытую зону.

«Мартынов» не спал. Он лежал на полке, разглядывая потолок, но при виде гостя нехотя принял сидячее положение.

– Как самочувствие? – поинтересовался Вечеров.

– Сносно, – ответил доппельгангер.

– Голова не болит?

– Болит. А чего еще ожидать от зелья, сделанного вашими специалистами по ксенобиологии.

– Ксенобиология для вас – самое то.

Доппельгангер лишь отрицательно мотнул головой, но промолчал.

– Нужно что-нибудь? Может, врач?

– Врач не нужен. Вода в душе холодная, но это терпимо. Нужна чистая одежда и возможность побриться.

– Одежду принесут. Бритву я вам не дам, но депилятор в тюбике – можно.

– Знаете, в чем ваша проблема, Вечеров? – риторически поинтересовался доппельгангер и ухмыльнулся, показав белоснежные кончики верхних зубов. – Вы – чрезвычайно плохой экзекутор. В глубине душе вы меня жалеете, но показывать этого не хотите. А нужно – наоборот. Лгать о сочувствии и ломать без пощады. Я уже говорил – ваше общество погрязло в собственном понимании добра. Это вас погубит. Кстати, как – высадились без приключений?

– Разочарую – высадились. Все обстоит нормально.

– Это только первый день в новом мире… – доппельгангер вздохнул.

– Скажите хоть конкретно – чем угрожаете?

– Лично я – ничем не угрожаю. Со мной все понятно, я проиграл, больше ни на что не влияю. Сделайте уж лучше одолжение, обрисуйте теперь мои собственные перспективы.

– Трибунал.

– За что?

– За кражу оборудования, за нападение на офицеров, за причинение Ленцу увечий.

– Кстати, как он?

– Жить будет, со временем и поправится.

– Ну вот, он, значит, будет жить, а я, видимо, нет.

– Ничего не поделать, дружище доппельгангер. Мы соблюдаем закон. Полет приравнивается к военному положению. На Земле вас бы кормили за казенный счет, долго стыдили, лечили у психолога, может даже, переписали бы вашу колоритную личность. Здесь, если трибунал так решит, расстреляют без затей.

– Действительно, тут у вас все и практичнее, и честнее.

– Да.

– И других вариантов точно нет?

– Может, и есть. Скажите, кто такой Элфорд.

«Мартынов» замолчал. Лицо его исказилось, дыхание сделалось частым, голова склонилась и спутанные волосы упали на лоб.

– Я не хочу говорить. А если бы и хотел… не могу.

– Понятно. Ваш выбор сделан, теперь наш ход. Отдыхайте до трибунала и прощайте, кем бы вы ни были.

– Господи, на все воля твоя…

Вечеров развернулся, и покинул гауптвахту. В одиночестве прошагал до полупустой кают-компании, взял у бармена кружу слабого пива, присел у фальш-иллюминатора. Улыбнулся. Облокотился о стол.

«Так вот оно, в чем дело, – думал он, ощущая умственный и эмоциональный подъем, от которого почти отвык. – Все разговоры о смерти, о тьме и слабости, и насчет обреченности „Алконоста“ с самого начала ничего не значили. Доппельгангер маскировал ими правду. И маскировал не от меня, а от „маячка“ в собственном мозгу. Он хочет помощи, но не может об этом сообщить. У него кем-то поставленный ментальный блок».