Электронная библиотека » Елена Дорош » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 18 апреля 2022, 06:53


Автор книги: Елена Дорош


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Вольдемар Щеглеватых

Следующий месяц Лора была очень занята, домой часто приходила только переночевать, и бои местного значения с Галей поутихли сами собой. Ольге Тимофеевне она наказала изо всех сил стараться избегать токсичной соседки, в конфликты не вступать и на провокации не поддаваться. Старушка так и поступала. Когда Галя оставалась дома, Тимофевна прытко собиралась и отправлялась гулять, благо весна в этом году выдалась теплая и мягкая.

Ну а Лора с головой ушла в работу над каталогом русского искусства восемнадцатого века и, кроме того, писала статью в серьезный журнал. И тут в разгар работы ее вызвал начальник.

С Вольдемаром Михайловичем Щеглеватых, заместителем директора конторы, они были знакомы давно – их родители с незапамятных времен жили в одном подъезде.

Щеглеватых-старший служил оценщиком в ломбарде и считался среди соседей знатоком искусства. Время от времени они обращались к нему с просьбами оценить вещи, которые собирались продать, или просто приходили поболтать с образованным человеком за рюмочкой чая о вечных ценностях. Михаил Иосифович был субтильным, низкорослым и неимоверно шустрым. С Лорой они часто встречались по утрам. Пока ученица съезжала по перилам, Михаил Иосифович вприпрыжку спускался по лестнице. Но когда девочка выбегала из парадного, Щеглеватых уже нигде не было видно. Иногда она успевала увидеть мелькнувший далеко впереди знакомый плащ, но и только.

Мамаша Щеглеватых, напротив, была дамой габаритной и не ходила – плыла. Михаил Иосифович смотрел на нее влюбленными глазами и называл «королевишной». Она шила на дому, что также считалось делом почетным и прибыльным. Долорес Алонсо ходила к ней перешивать свои платья или заказать новые – для дочери. Снимая мерки, Сара Борисовна учила соседку жизни.

– Ты носишь учителю? Нет? Дорогая моя, запомни, не подмажешь – не поедешь! Подумай о ребенке! Ты мать!

Мама, краснея и стесняясь, несла учительнице подарок. Лора ненавидела такие дни. Ей почему-то было ужасно стыдно. Она не могла смотреть учительнице в глаза и чувствовала себя униженной. Сама Сара Борисовна постоянно что-то носила в школу и делала это спокойно, на виду у всех, ничуть не смущаясь.

Не смущался и отпрыск этой семейки с громким именем Вольдемар. Он был всегда расслаблен, вальяжен и снисходительно добродушен. Комплекцией он пошел в мать, а поднявшись довольно рано по служебной лестнице и заняв статусную должность, быстро погрузнел и обрюзг.

Щеглеватых-младший был старше Лоры на девять лет, но считался другом детства и на правах этого самого друга позволял себе в общении с ней то вольности, то строгости в зависимости от ситуации. Он единственный называл ее Дорой, и в его устах это сильно напоминало «дуру». Лора злилась и даже поначалу с переменным успехом боролась с его, как ей казалось, снобизмом. А через какое-то время догадалась – Щеглеватых отлично понимает, что его манера общения граничит с хамством, а также то, что это неприемлемо, особенно в их профессиональной среде. Позволяя ему некоторые вольности без фривольностей, она, в свою очередь, приобретала право нарушать субординацию и открыто манипулировать им, когда нужно было от него чего-нибудь добиться. Разумеется, в благих целях. Она приняла правила их с Вольдемаром игры, поэтому делала вид, что не замечает звуковой идентичности между «Дорой» и «дурой», проявляя снисхождение к его слабостям.

Тем более что, опять же на правах подруги детства, наедине называла его Вовчиком, и это хоть немного уравнивало счет.

Каких-то матримониальных поползновений от друга детства в свою сторону она не опасалась. Вольдемар выбирал в любовницы исключительно страшных женщин. Недоумевающим приятелям объяснял, что живет по завету Пруста, призывавшего оставить хорошеньких женщин мужчинам без воображения. У него самого воображения было хоть отбавляй. Последняя пассия, которую он увел у богатого итальянского мужа, была поразительно безобразна, но при этом дьявольски умна и харизматична настолько, что брошенный муж два года пытался вернуть свое сокровище, посылая ей цветы, слезные письма и коробочки с бриллиантами.

– Дорочка дорогая, – приветствовал ее Вовчик, – заходи, не стесняйся.

И помахал рукой.

Миролюбиво улыбнувшись и проглотив «Дорочку», как две капли воды похожую на «дурочку», Лора присела к столу.

– Тааак, – протянул начальник, – хочу тебя, моя прелесть, заслать в музейчик один заштатный.

– С какого перепугу?

Лора выгнула бровь.

– Помнишь, год назад вы с Гаврилой Чернышевским делали каталог по восемнадцатому веку и в одном районном музее в запасниках нашли несколько полотен с неопределенной атрибуцией? Одно из них проходило как «Девушка с вазой» неизвестного художника. Ну, вспоминай. Девушка анфас, телом чуть влево, перед ней на столе ваза с цветами, правая рука на столе. Сюжетец немудреный. Но и он считывался плохо.

– Что-то припоминаю.

– У них еще на заре советской власти в конце двадцатых хранилище затопило. Многое погибло, в том числе каталоги. Поэтому атрибуция послевоенная, когда тех, кто что-то помнил, не осталось. Так вот. Гаврила эту «Девушку с вазой» окучивал, окучивал и доокучивался. Вчера он выдал, что автор – модная в восемнадцатом веке художница, вся из себя французская Элизабет Виже-Лебрен. Причем картина не что-нибудь, а портрет графини Анны Сергеевны Строгановой. И не просто портрет, а парный к портрету ее муженька, который эта Лебрен написала в Вене в семьсот девяносто третьем году.

Лора вытаращила глаза.

– Ты имеешь в виду парный к портрету Григория Александровича Строганова, который в Эрмитаже висит?

Вовчик молча кивнул.

– Да этого быть не может! Портрет Анны Строгановой еще в двадцатых годах прошлого века потерялся!

– Не совсем так, Дорочка. Ты же помнишь, в сорок четвертом году он мелькал на аукционе.

– Так это был американский аукцион. Как портрет мог у нас очутиться?

– Авторский повтор или копия.

– Верую, ибо абсурдно?

– Вот только не надо в меня Тертуллианом тыкать! – взъярился Вольдемар.

– Я к тому, что это может быть просто какая-нибудь Авдотья Ермолаевна Спичкина! – не сдавалась Лора.

– Вот ты и выяснишь.

– У них на районе что, своих спецов нет?

– Алонсо, о чем ты? У них на районе сто лет картина в запасниках гибнет. Если до сих пор не собрались, значит нет!

– А почему Гаврила Николаевич не едет?

– Он там уже был. Полотно в плохом состоянии. Кракелюр неслабый – потрескался не только лак, но, возможно, и красочный слой. Изображение едва просматривается. Потоп, я же говорю. Гаврила Николаевич… Вот черт! Не могу к его имени привыкнуть! Неслабое, видать, чувство юмора у его родителей! Чернышевский – сотрудник молодой, неопытный и… увлекающийся. Причем постоянно. На месте ничего не выяснил и картину не привез. Не смог, понимаешь, принять правильное решение.

«Неубедительно убеждаешь», – подумал Вовчик, пожевал ус и посмотрел в окно.

«Там хорошо, там воздух свеж, – вдруг сочинилось у него в голове, – там люди ходят цвета беж». Получилась ерунда. Вольдемар поднапрягся. «Там хорошо, там месяц май, а ты сиди тут подыхай». Получилось лучше. Он развеселился.

Заметив это, Лора пододвинулась поближе к столу, уселась поосновательнее и приготовилась стоять до конца.

– Если ты измором решила взять, – с ходу разгадал ее маневр начальник, – то я сбегу через задний проход.

– Я тебя и там достану, – пообещала Лора. – У меня работа ушами льется.

– У всех льется.

– У меня еще статья в ваковский журнал. Сроки проходят.

– У всех сроки проходят. У меня вообще скоро климакс.

– Иди к черту, Вовчик. Я не шучу.

Щеглеватых молчал, Лора поняла, что вопрос закрыт, но не могла не сделать последнюю попытку.

– Вольдемар Михайлович, – начала она, набрав побольше воздуху.

– Не поминай меня всуе, Алонсо! – начал свирепеть начальник, но остановился и продолжил уже мягче: – Ты пойми, кроме тебя никто с этим ребусом не справится. Ты, несомненно, лучший специалист по портрету восемнадцатого века. А потом, подумай, это же открытие! Найти картину, которую наши современники видели… только на картинке!

– А ты знаешь…

Договорить он не дал.

– Не знаю! Иди уже!

Лора поплелась к выходу и уже оттуда съязвила:

– Как это ты не знаешь? Ты же бог. Ты повсюду.

И показала руками.

Узнав о командировке, Ольга Тимофеевна слегка похныкала, а потом решила на время отсутствия Лолки – королевы воинов съездить в Тихвин погостить у подружки с работы, которая, выйдя на пенсию, переехала к дочери и теперь жила в большом коттедже, занимаясь воспитанием внуков и выращиванием цветов с поэтическим названием «клематисы». В «глуши забытого селенья» подруга скучала, внуки доставали ее неимоверно, кроме того, демонстрировать дивные клематисы и хвалиться селекционными успехами оказалось некому, поэтому робкое предложение Тимофевны приехать в гости было встречено с небывалым энтузиазмом.

Узнав, что за Мадам Тимофевну можно не волноваться, Лора отправилась в «поход за славой».

Тебе нужен Фриц

На месте удалось сделать немного. Лора пропахала картину вдоль и поперек, просветила, изучила все документы, но, вопреки утверждению восторженного Чернышевского, определенного мнения не составила. Оборудование в музее было «времен очаковских и покоренья Крыма», а значит, для дела не годилось. Наобещав с три короба всяких чудес, написав стопку расписок, отправив и получив кучу сканов с подписью директора, Лора вернулась и сразу побежала к другу детства.

Отдышавшись, она поставила на стол тубу с картиной.

– Надеюсь, там односолодовое виски двадцатилетней выдержки? – спросил начальник, роясь в столе.

– Принимай работу, а я пошла своими делами заниматься.

– С ума сошедши, Дорочка? – из-под стола показался круглый Вольдемаров глаз. – Мне возиться недосуг. У меня малые голландцы месяц пылятся, а ты хочешь, чтобы я на рельсы лег!

Он еще немного пошуршал в столе и спросил:

– Ну, что ты думаешь? Она?

– Не знаю.

– Другими словами, ты уверена, что это не Виже-Лебрен и не Анна Строганова?

– Нет, не уверена. Изображение действительно почти точно совпадает. Сюжет, фигура модели, поза, ваза. Все есть.

– А чего нет?

– Чего-то нет. Возможно, писалась с оригинала, но позже.

– Покажи.

Вольдемар Михайлович, надев очки со вставленными увеличительными стеклами, развернул полотно и стал смотреть. Потом снял «окуляры», как он любил их называть, и еще минут пять возил по картине носом.

– Да-с. Но все равно не пойму, с чего ты взяла, что это не она? Ни хрена же не понятно?

Лора вдруг поняла, что Вовчику очень хочется, чтобы картина оказалась подлинником. Славы жаждет?

– Тебе нужен Фриц, – вдруг сказал он.

– Зачем?

– Затем, что мне эта работенка не по зубам. Вещь разрушена капитально. Пусть не на сто процентов, но… Смотри, холст весь скукоженный, лак в трещинах по всему полю, то есть процент кракелюра, как я и думал, офигенный! А тут что? А здесь и здесь? Вообще катастрофа!

– Вовчик, я не верю, что ты собираешься это на меня повесить, – заныла Лора. – Где эта сволочь Гаврила Николаевич? Чернышевский все закрутил, пусть он и канителится.

– Чернышевский слег с воспалением легких. Это месяц, не меньше. Вся надежда на тебя. Кроме того, я даю тебе наводку на лучшего спеца. Да, да, да! Лучшего! Даже я это признаю. Готов подключиться – лично уговорить его взяться за перспективное предприятие.

– Ты уверен, что перспективное?

– Нет, не уверен. Поэтому рекомендую единственного, кто сможет отреставрировать полотно, при этом так, чтобы ты могла сделать однозначную атрибуцию и прославиться в веках.

Лора ныла и канючила до последнего, потому что была уверена – неведомый Фриц ни за что не согласится работать с картиной, вернее с тем, что от нее осталось. Однако Вовчик был непреклонен.

На следующий день она потащилась в мастерскую гения. Добираться да Гатчины пришлось на электричке: шоссе было забито машинами. Реставрационная мастерская располагалась в старом доме, недалеко от дворцового парка. Лора поднялась на второй этаж и постучала в обитую дерматином дверь. Ни слова в ответ. Она поискала глазами звонок. Не нашла и постучала громче. Снова тишина. Лора потянула за ручку. Дверь легко и бесшумно открылась. В угловой комнате было пять больших окон и столько света, что пришлось приложить руку к глазам козырьком, чтобы иметь возможность рассмотреть хоть что-нибудь.

– Здравствуйте, – наугад сказала она.

Что-то качнулось сбоку.

– Вот черт! – низким голосом сказал кто-то невидимый за ширмой, стоящей в правом углу.

– Извините, мне нужен Фриц!

– Кто?

– Фриц. Не знаю отчества.

За ширмой хмыкнули.

– А вы кто такая? – продолжая оставаться невидимым, поинтересовался низкий голос.

– Дора, – почему-то ответила она.

– А Дора – это Доротея или Иссидора?

– Нимфадора, – начиная потихоньку беситься, сказала Лора.

Голос не сдавался.

– Нимфадора? А разве есть такое имя?

– А как же. В переводе с греческого означает «дар нимфы».

Еще минута, и я пошлю его к черту!

И тут из-за ширмы вылез высокий мужик, вытирая полотенцем мокрые волосы.

– Извините, что так вас встретил. Решил голову помыть, а тут вы.

Он стоял против света и разглядывал посетительницу, а она по-прежнему видела его плохо.

– Вы Фриц? – решительно пройдя вперед, чтобы уйти от ослепляющего солнца, спросила Лора.

– В целом да.

– А в частности? – она уже разозлилась и решила не церемониться.

– Иногда меня зовут Германом. Иногда Германом Александровичем.

– А Фриц тогда откуда?

– Из-за имени. Раз Герман, значит Фриц.

– Логично. – Ей стало смешно.

Лора развернулась и могла наконец рассмотреть Германа – Фрица во всей красе. Молодой. Это странно. Ожидалось, что корифей реставрации будет возрастным человеком. А этот едва ли намного старше ее. И на реставратора совсем не похож. Ну ни разу. Скорее на спортсмена или на… неизвестно кого, только не на жителя реставрационных мастерских. Стоит без майки, не стесняется. Конечно, чего стесняться таких плеч и мышц! Лоре отчего-то стало неловко.

– Тогда уж и я представлюсь. Долорес Сарита Алонсо.

Герман напялил футболку и протянул ей руку.

– Я слышал о вас. Много хорошего и…

– Плохого? – подсказала она.

– Ну, не то чтобы… Говорят, что вы заноза в заднице и характер у вас жуткий.

– На самом деле я гораздо хуже. Но на вас это не отразится, если поможете с одной картиной.

– Ого! С ходу за шантаж?

– А чего тянуть? Вольдемар Михайлович сказал, что, кроме вас, помочь некому. Так что обещаю – если согласитесь, доставать и вредничать не буду. Наоборот, буду паинькой.

– Точно? А то я немного побаиваюсь.

Лора улыбнулась своей знаменитой улыбкой и повела бровью.

– Зуб даю!

Они захохотали. Герман смотрел открыто, без подтекста, и смеялся хорошо. Лора немного приободрилась.

Фотографии на планшете он рассматривал долго, приближая, поворачивая и высветляя изображение. Лора уже решила, что Фриц все-таки откажется. Ну что ж. Тогда она с чистой совестью переложит эту непосильную ношу на Чернышевского, который, по слухам, пошел на поправку.

– Я попробую, – наконец сказал Герман, – только быстро не получится. И сразу скажу, что торопить меня бесполезно.

– Хорошо. Конечно, я понимаю. – Лора незаметно вздохнула. – Картина, если это все же она, ждала почти сто лет. Ее следы потерялись в начале двадцатого века. Считалось, что она вообще в Америке.

– Но я, кажется, видел этот портрет в интернете.

– В том-то все и дело. Изображение осталось. Картина исчезла.

– Расскажите. Лучше ищется, если знаешь, что искать.

Лора поведала историю парных портретов супругов Строгановых, которые были разлучены более двух столетий. Один сразу попал в Эрмитаж, а другой пропал во время своих путешествий по разным коллекциям.

– Портреты были разлучены? Они так любили друг друга? Я про Григория и Анну.

– Не знаю. Анна, урожденная Трубецкая, была на пять лет старше мужа. Григорий ей изменял направо и налево. Ходок был еще тот! После смерти Анны женился как раз на любовнице.

– Тогда горевать не о чем?

– Не уверена. Они прожили вместе тридцать лет и родили шестерых детей.

– Ого! Непохоже на несчастный брак?

– Точно. Один из сыновей, Сергей Григорьевич, кстати, Строгановское художественное училище основал.

– Вы именно там учились? В Строгановке?

– Именно. А что?

Спросила она почему-то с вызовом и вдруг поняла, что ужасно нервничает. А когда она нервничает, то ведет себя неадекватно – злится, ерепенится, грубит почем зря, а иногда и того хуже – нарывается на скандал. Так дело не пойдет, а то этот Фриц решит, что перед ним, как говорит мама, «фрустрированный девиант». Мама работала психологом и знала толк в терминах.

Надо отвлечься. Лора ухватилась за любимую тему.

– Вы, конечно, знаете, парные портреты всегда сходны – поза, одежда, поворот головы, – тоном экскурсовода заговорила она. – Кстати, портрет Григория, на мой взгляд, удачный. Он не такой зализанный, как другие работы Виже-Лебрен. Очень живой. Портрет Анны должен быть идентичен по стилю и написан в той же манере. Щеглеватых почему-то очень надеется, что и это – работа Виже-Лебрен. Хотя, по-моему, его вполне устроит даже копия.

– А вы как думаете? – поинтересовался Фриц.

– Мне кажется, это полотно немного моложе оригинала. Но я могу ошибаться.

Фриц еще раз задумчиво посмотрел на фотографии.

– Портрет Григория Строганова, насколько я помню, овальный, а эта работа прямоугольная.

– Посмотрите внимательнее. Вот сюда.

– На фото всего не видно, но… Его дорисовывали?

– Ага, и гораздо позже.

– Согласен. Вы умница.

– Согласна. Я умница.

Герман улыбнулся про себя.

– Хорошо. Будем считать, что вы покорили меня своим умом.

Лора вздернула бровь.

– А еще чем?

«Всем»! – чуть было не сказал он.

– Тем, что это, возможно, действительно портрет Строгановой. Мне будет интересно.

– Почему?

– Ну, может быть, потому, что моя фамилия Строганов.

Лора вытаращила глаза.

– Вы Строганов? Но ведь потомков по мужской линии не осталось. Последний умер в Ницце в 1923 году.

– А я и не говорил, что потомок. Просто однофамилец. Но это же интересно: искать людей с такой же фамилией.

– Наверное. Я тоже недавно узнала о своей фамилии много интересного.

– Ваша фамилия, кажется, испанская?

– Да. Мой дед из детей испанских коммунистов, которых вывезли в СССР. Раньше я думала, что он просто детдомовец без роду без племени. А оказалось, из испанских грандов. Алонсо де Витория.

И зачем она это говорит? Можно подумать, хочет впечатление произвести. Вот, мол, посмотри, какая я крутая!

Фриц в самом деле был впечатлен.

– Ого! Звучит! Знаете, меня дед тоже из детдома забрал. Так что я точно без роду без племени.

– Фамилия вашего деда Строганов?

– Да нет. Сайкин.

– Значит, вы уже в детдом поступили Строгановым?

– Наверное. Честно говоря, не задумывался.

– Так, может…

Он засмеялся.

– Воображение у вас богатое, сразу видно. Только Строгановых, в отличие от Алонсо де Витория, в России пруд пруди. Тем более что потомков по мужской линии, как вы сказали, не осталось. А это значит, что мы с вами не пара. Вы грандесса, а я крестьянский сын.

– Кажется, я вам себя еще не предлагала.

– Да я не в том смысле.

– Я шучу.

– Я тоже.

Они посмотрели друг на друга. Первой не выдержала Лора. Она перевела взгляд на рабочий стол и спросила уже другим тоном:

– Вы икону Николая Мирликийского реставрируете? Можно посмотреть?

– Можно. Почти закончил, так что не сглазите.

Она подошла и посмотрела.

– Пятнадцатый век. Таких уже мало осталось. Нашли в одном разрушенном храме под Вологдой. Хранилась в тайнике. Сильно пострадала, конечно. Но лик сохранился, поэтому я взялся.

Они вместе склонились над небольшой иконой.

– Какие линии чистые. Словно рисовали в одно касание, – с искренним восхищением сказала Лора.

– Простота без пестроты.

– Точнее не скажешь. Это ваши слова?

– Нет, Епифания Премудрого.

Лора видела, что Герман доволен своей работой. Их головы почти соприкасались, и она внезапно почувствовала, что щеки начинают гореть от этой близости. Что такое? Первый раз видит человека, а уже на него запала?

Лора быстро выпрямилась, чуть не стукнув Германа по носу. Он вовремя отпрянул. Они снова посмотрели друг на друга и на этот раз покраснели оба. Что за ерунда? Как школьники!

Она сделала неприступное лицо, но чувствовала, что получается неважно. Щеки горячие, а мина при этом холодная! Дурацкое сочетание! Надо сваливать, пока он ничего не заметил!

– Ну что же. Если мы договорились, то свяжемся, когда вы определитесь по срокам и стоимости, и тогда я привезу договор и картину, – сказала она, копаясь в сумочке в поисках телефона.

Герман молчал, и Лоре пришлось снова на него посмотреть. Солнце светило ему прямо в лицо. У него были светло-зеленые глаза с темным ободком по краю и черные ресницы. Не глаза, а девичья погибель.

– Вот мой телефон. Рабочий и сотовый.

Лора быстро пошла к двери, уже из коридора кивнула, прощаясь, и быстро побежала прочь. Что это с ней?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации