Текст книги "Забытый аромат"

Но по весне картина изменилась. За высоким забором вдруг наметилось явное оживление. Сначала туда-сюда стали ездить грузовики с разными стройматериалами, а потом застучало, завыло, затарахтело. Активная движуха привела к тому, что буквально за два месяца из унылой «заброшенки» дом превратился в симпатичное строение. Особенно хороши были большие окна и ярко-синяя крыша.

Вместе с домом повеселела и Серафима. Ведь у жилья всегда есть хозяева. А с ними можно подружиться. Ну или, на крайняк, просто познакомиться. Верстовскому это, наверное, не понравится, но пусть живет как хочет, а она от людей шарахаться не собирается! Проявлять особую прыть, конечно, не будет, но кивнуть при встрече с улыбкой или соли попросить – что в этом плохого? Чай, не в пустыне живем!

Ну а пока она с удовольствием наблюдала по вечерам за ходом работ и гадала, когда же все будет готово и появятся новоселы.

Впрочем, вполне возможно, хозяева уже тут. Вокруг дома ходило много всяких дядек. Возможно, среди них затесался и владелец. За работами наблюдает, например. Она даже пыталась его вычислить, но не преуспела. Мужики все были на одно лицо: пропыленные робы, потные загорелые рожи. Поди разберись!

А потом началась садово-огородная страда, и у Серафимы почти не осталось времени на отдых. Ясно, что и в окно пялиться стало некогда.

Она отвлеклась и про соседское строительство позабыла. Но однажды, зайдя в комнату, чтобы переодеться после того, как, ремонтируя поливочный шланг, вымокла до нитки, вдруг заметила, что стройка затихла. Выглянув в окно, Серафима увидела чисто выметенную территорию перед воротами и занавески на окнах второго этажа.

Вот это да! Въехали!

Вечером она убедилась, что новые соседи действительно заселились: в окнах горел свет, а из трубы маленького домика в углу участка валил дымок. Серафима открыла форточку и потянула носом. Баню топят. А дрова хорошие. Березовые.

Ну что ж, будем ждать, когда появится возможность познакомиться.

Но прошел месяц, а никого из соседей она так и не увидела.

Шипровая Серафима

Верстовский ждал, когда Серафима начнет не просто слушать и таращить удивленные глаза, а задавать осознанные вопросы.

Но девчонка молчала. Стеснялась тупицей показаться, наверное. Верстовский, хоть ему и не терпелось понять, что отложилось в этой колхозной голове, ждал.

– А почему людям нравятся одни духи и не нравятся другие? По-разному запахи чувствуют? – спросила она наконец.

– По-разному, конечно. Но ты упрощенно понимаешь. А причин тому миллион. Вот, например, знаешь, какие духи самые любимые у женщин бальзаковского возраста в России?

– Красная Москва!

– Ну загнула… Эти леди давно почили в бозе. Бери чуть ближе. Дамы совкового разлива ценят в парфюме воспоминания. А какие воспоминания у них общие? Во-первых, шесть соток в садоводом кооперативе на выселках, а значит, запахи травы, мяты, свежего огурчика и ягод. Ведь так? Кстати, аромат красных ягод от розового перца. Во-вторых, Новый год с … чем?

– Сгущенкой и копченой колбасой?

– Балда! С мандаринами! Новый год в СССР пах цитрусовыми!

– Точно. Как я могла забыть!

– Что еще? Разумеется, Черное море где-нибудь в районе Сочи, а значит, свежий бриз – этот запах дает водяная лилия – нежные персики и роскошь цветов. Амариллиса, фиалки, розы. В-четвертых…

– Ого! Не думала, что воспоминания по полочкам можно разложить.

– Легко, малышка! Далее идет, разумеется, ваниль. В условиях тотального дефицита специй ее добавляли в любую кондитерку, чтобы скрасить пресный вкус. А теперь попробуем смешать эти щемящие и дорогие сердцу воспоминания в одном флаконе. Что получится?

Серафима, слушавшая с открытым ртом, растопырила глаза.

– Что?

Верстовский хмыкнул.

– «L`eau Par Kenzo», моя дорогая дурочка! В переводе – вода от Кензо. Эту композицию Оливер Кресп создал в середине девяностых. Для парфюмерии с ее темпами – столетие назад! Все давно о ней забыли, но только не в России! У нас эта туалетная вода до сих пор идет на ура!

– Моя мама ее обожала!

– А все потому, что такая же совковая дура, как и все наши с тобой соотечественницы.

Серафима глянула исподлобья. Глаза сразу стали волчьими. Верстовский спохватился.

– А вообще, этот аромат действительно мил до невозможности.

– Мне нравится.

– Как может быть иначе? Цветочно-водяная композиция весьма освежает! – с плохо скрываемой язвительностью улыбнулся Верстовский. – Кстати, символ этих духов – знаменитая волна Хокусая. Твоя тема. Как я ни внушаю, что пора носить что-то более сексуальное – а это восточные ноты, – тебя все равно в клумбу тянет.

– Разве цветы не сексуальны?

– Цветочные ноты – это спокойствие и женственность. Как и вода. Никакого секса! Хочешь быть сексуальной? Мускус, амбра, сандал, пачули – вот наш девиз!

– Ну не нравится мне ваш мускус! Он противный!

– Бред! Это настоящий, стопроцентный звериный аромат! А ты… О боже! Перед кем я мечу бисер?

– Да когда вы рассказали, что его добывают из яичек оленя, меня чуть не стошнило! А амбра! Подумать только, ее выкакал кашалот, у которого она образовалась в кишечнике!

Серафиму аж передернуло от отвращения.

Верстовский рассердился окончательно.

– Да говорил же: давно ничего из яичек и какашек не получают! Вернее, получают, но редко. И нам с тобой парфюм такого класса не по карману!

– Успокоили!

– Серафима, не беси меня! Это же чудо, что люди додумались развести мускус винным спиртом, настоять и очистить от примесей. Иначе мы никогда бы не узнали сладкий и теплый животный запах. Это же феромон, какого нет на свете! Тебе он нужен, как никому!

– Вы говорили, что феромон из растений тоже можно получить.

– Говорил… – поскучнел Константин Геннадьевич, – но это совсем другое… А что касается амбры, то ты даже не представляешь, какая в этом невзрачном сером камешке…

Серафима заткнула пальцами уши.

– Не хочу слушать! Вообще уже ушла!

Она промаршировала в кухню и оттуда крикнула:

– Я люблю колокольчик и ландыш! И жасмин!

Верстовский засеменил за ней, не желая признавать поражение.

– А восемь миллионов сорванных цветов для производства одного литра жасминового масла тебе не жалко?

– Они все равно засохнут! А так от них польза!

И залезла с головой в холодильник. Дескать, окончен разговор.

Верстовский сердился, но не давил. Пусть зреет эта развесистая клубничка. Или как: клюковка?

Его метод сработал. Вечером Серафима прицепилась с новыми вопросами.

– Вы объяснили, почему те или иные ароматы популярны в России. А в Европе не так?

– Не только в Европе, но и во всем остальном мире – не так. Мир – одно, Россия – совершенно иное. Везде, кроме России, предпочтения зависят от веяний моды и активности рекламных кампаний. Например, в моду вошел унисекс, и Кельвин Кляйн размыл грани между полами в парфюмерии. Он создал «CK One», где в основе – свежий лимон, смягченный ананасом, жасмином и бергамотом. Им пахли индивидуумы обоих полов по всему миру! Другой пример – легендарный «Опиум» от Ива Сен-Лорана. Даже ты догадаешься, почему он появился именно в середине семидесятых.

– Ну, типа… в моду вошли наркотики?

– Вроде того. Парфюмера, кстати, чуть не засудили за их пропаганду. «Опиум» – часть китайской коллекции. Золото с чёрным. Это было что-то! Непрозрачный флакон, похожий на шкатулку, в крошечном окошке плещется жидкость цвета янтаря, а вдобавок – шелковый шнурок и неизменная восточная кисточка. Разрыв шаблона! Магическое сочетание холодного и горячего!

– Восточный аромат?

– Да. При этом восточные ноты составляли лишь десятую часть, но были такими насыщенными, что делали запах ярким и до невозможности пряным. Потом вернулась подчеркнутая сексуальность, и модными вновь стали цветочные ноты, но с восточным оттенком. «Органза» от Живанши, например.

– У нас такое не прокатит?

– Никогда. Но ароматы работают повсюду, и это может стать полем для захватывающих экспериментов. Хочешь, исследуем схему на тебе?

Серафима уставилась враз заблестевшим глазом.

– Вспомни, какие запахи вызывают у тебя приятные ассоциации, эмоции, будоражат или успокаивают, бодрят или расслабляют.

– Ассоциации? Прямо «Имаджинариум» какой-то. Так сразу и не сообразишь.

– А ты не торопись. Прислушайся к своим ощущениям. Говорила, тебе нравятся колокольчик и ландыш.

– Но я о живых цветах.

– Хорошо. Попробуем понюхать эфирные масла. Хочешь?

– Хочу.

Верстовский с готовностью встал и протянул ей руку. Они направились в лабораторию, уселись рядом и долго нюхали, делая перерывы, чтобы, как говорил Константин Геннадьевич, «нос восстановился».

И тут его ждал сюрприз. Оказалось, что ей нравятся шипровые ароматы, а никакой не колокольчик и уж тем более не примитивный ландыш.

Верстовский задумался.

Очень давно, в самом начале двадцатого века, знаменитый Франсуа Коти соединил несочетаемые, казалось, ароматы – цитрусовых, мха, дерева, лаванды – и получился легендарный «Шипр». Дерзкая и непривычная комбинация ярких и пронзительных цитрусовых, легких цветочных, а еще – терпких, мшистых и землисто-влажных сандала и мха, подчеркивающих ум и сообразительность. Спорная композиция, никого не оставляющая равнодушным.

Как же он сам не додумался? Ведь Серафима просто рождена для шипра. Она такая и есть! Шипровая! Дерзкая, настойчивая и до невозможности яркая! Насчет ума, правда, можно поспорить, зато упрямства хоть отбавляй! Одним словом, бунтарка хренова! Ну а со временем появится и чувственность. Если появится…

«Шипр» – это же бронебойное оружие! Им можно сразить любого! И прежде всего саму непокорную и взбалмошную Серафиму!

Итак, мускусно-землистая пачуля, сухие древесные ноты с легким аккордом фруктов, цветочной сладости и влажной зелени. Медовые и одновременно холодные и пряные оттенки туберозы. Немного бергамота. Лаванда. Но главное – мшистый базовый шлейф.

Как хорошо ему знакомо это сочетание ароматов!

Вот он, тот червячок, на который он поймает эту нахалку! Свои духи! Колхозной нимфе такое и не снилось. Великая Мадемуазель как-то сказала, что у женщины, не имеющей духов, нет будущего. Он поманит Серафиму именно этим – будущим!

– Ты неправильно себя видишь и плохо понимаешь, – задумчиво сказал он. – Думала, что твой аромат – что-то типа «Climat».

– Какой еще климат?

– Это легендарный мягкий цветочный аромат: ландыш, нарцисс, цветки апельсина, ветивер и тубероза. Квинтэссенция женственности.

– А я, по-вашему, не женственная? – надулась Серафима.

Она еще женственной себя считает!

– Ну не то чтобы…

– Ах так! Я, значит, конь трелевочный?

– Да не заводись ты! У тебя другая тема. Ты решительная и смелая.

– А решительные не могут быть женственными?

– Могут. Но не сразу. Лет через пятнадцать-двадцать при хорошем уходе, поливе и питании.

Серафима задумалась.

– А «Poison» от Диора мне тоже не подходит? Кажется…

– Не льсти себе. Восточные ароматы для femme fatale. Там много мускуса, который ты презираешь, экзотических специй и ягод. Это соблазн и магические чары.

– Вы же сами убеждали меня, что надо переходить на что-то сексуальное.

– Но не до такой степени. На роковую красотку ты не тянешь. Или в зеркало совсем не смотришься?

Он сразу увидел, что девчонка сникла. И чего он в самом деле на нее напал? Так и отпугнуть можно.

– Не печалься, детка. Тебе не нужны чужие ароматы. Я сделаю для тебя твой собственный.

– Ух ты! Так вы специально для меня духи сделаете?

– Не для тебя, а твои.

– Ух ты! Тогда я… я… тогда… пойду приготовлю чего-нибудь вкусненькое!

– Лучше иди в лабораторию и учи запахи.

– Учи, учи… Что вы меня вечно посылаете!

– Не посылаю, а отсылаю. К знаниям.

Он видел, что обещание создать для нее духи произвело нужное впечатление. Конечно, кому не хочется иметь эксклюзивный парфюм! Теперь это будет для нее сильнейшим мотивом. В ожидании чуда она не уйдет. Никуда не денется. А это как раз то, чего он хотел.

– Спасибо огромное, Константин Геннадьевич! – крикнула она уже из коридора.

Верстовский усмехнулся и решил «прикнопить» своевольную стрекозу еще основательнее.

– Когда аромат правильный, – громко произнес он, – с его помощью ты сможешь моделировать свое собственное настроение. Например, прекратить препираться со мной при каждом удобном случае.

– Да я не…

– А потом сможешь перейти на другой уровень, – еще на тон повысил голос Верстовский, – научишься изменять настроение, да что настроение! – поведение окружающих. Будешь управлять их чувствами, мыслями, поступками. Духи – мощное психологическое оружие.

Рыжая голова снова выглянула из-за угла.

– Оружие? Не перебор, случаем?

– Глупышка! Именно оружие! Причем бьет оно без промаха!

И подумал: «Но это тебе только предстоит узнать».

Парфюмерия как точная наука

С каждым разговором, с каждым вечером, проведенным в лаборатории Верстовского, в Серафиминой голове все четче формировалась мысль, что парфюмерия – это в самом деле наука. Как ни удивительны ее природные способности к распознаванию ароматов, их совершенно недостаточно. Она так и думала: «Этого недостаточно». Хотя если бы кто-нибудь додумался спросить у нее: «Недостаточно для чего?» – ответить разумно она бы не смогла. Просто чувствовала, что ей это надо, и все.

Верстовский, похоже, считал так же, поэтому, когда она спросила, что можно почитать на тему парфюмерии, с готовностью ответил:

– Книг о парфюмерии, милочка, не так много. Еще меньше – вменяемых, а вменяемо переведенных на русский язык – вообще кот наплакал. К тому же большинство из них профессиональные или справочники. Что из этого ты своим нетренированным умом сможешь переварить? Пока ничего, к сожалению. Хотя… Есть, например, «Парфюмерный гид» Лука Турина и Тани Санчес. Их два. Один о люксовых и классических ароматах, второй, довольно свежий, – о нишевой и артизанальной парфюмерии.

– А что такое артиназальная? Для носа, что ли?

– Артизанальная, тупица. Это когда независимые парфюмеры выпускают ароматы, можно сказать, на дому.

– Как вы?

– Какое там! У меня оборудование не то. Да и концепции подходящей нет. Я скорее к ремесленной парфюмерии отношусь в данный момент, – Верстовский хмыкнул. – Впрочем, меня с независимыми роднит художественная свобода.

– А что в этих гидах пишут?

– Авторские рецензии на ароматы. Не более. Но читается легко. Хотя тебе было бы интереснее почитать «Энциклопедию парфюмерии» Юджина Риммеля. Она на русский переведена. Но там больше о парфюмерии древнего мира. Исторический, так сказать, экскурс.

– Экскурс? А попроще? То есть посовременней?

– Тогда попробую поискать для тебя Анну Зворыкину. Название длинное какое-то… «От гвоздики до сандала», кажется, и что-то еще. Не помню. Тебе понравится. Зворыкина о натуральной парфюмерии пишет.

– А журнальчики какие-нибудь… Есть?

Верстовский вскипел.

– Я ей про настоящие знания толкую, а ее все на глянцевые журналы тянет! И что ты там хочешь прочесть? Вот скажи: что?

Серафима пожимала плечами. Вовсе она не хотела никаких глянцевых журналов. Расстраиваться только. Просто ей было тяжело освоить сразу столько информации, да еще такой… специфической. Словечко это она подцепила у Верстовского и с удовольствием им пользовалась.

– Серафима, ты почему не съела котлету? Опять скажешь, что испорченная?

Серафима, не желая обижать тетку, которая приходила готовить, отвечала:

– Нет, просто она… специфическая. Я такие не очень люблю.

Верстовский фыркал, злился, а потом нюхал котлету и, подумав, выбрасывал в мусорное ведро.

Эта чертова Серафима зря говорить не станет!

Иногда он начинал разговор сам.

– Вот ты думаешь, производство духов сродни алхимии. Что-то таинственное и романтическое. Как в кино?

– Так ведь это же духи! – воскликнула Серафима и, взмахнув рукой, продекламировала недавно вычитанное в журнале: – «Аромат сирени, запах нежных роз этот день весенний в нашу жизнь принес!»

– Избавь меня от этой слащавой чепухи! Духи – это наука и сложное высокотехнологичное производство.

– Я думала, парфюмер…

– Она думала! А такое слово, как эвалюатор, слышала?

– А кто это?

– Своего рода ходячая энциклопедия. С него все начинается. Сначала он изучает концепцию проекта, а затем предлагает варианты и «нос».

Серафима вытаращила глаза.

– Какой еще нос?

– Того великого человека, который способен различать до десяти тысяч оттенков запахов! Нюхача, как теперь говорят.

Серафима вдруг быстро взглянула.

– Вы были «носом»?

– Вот именно «был».

– А…

– Не отвлекайся. Ты, наверное, думаешь, что кабинет парфюмера наполнен колбочками, мензурочками и скляночками с разными волшебными эликсирами?

– Ну… Нет?

– Инструмент парфюмера – компьютер, детка.

– И больше… ничего?

– Еще программа, в которую он вводит химические формулы, по которым ассистент составляет композиции.

– Так это ассистент смешивает все?

– Обычно он соединяет ингредиенты в заданной пропорции, а потом несет парфюмеру, чтобы тот оценил полученный опус. Потом коррекция формул – и все сначала.

– Фу ты ну ты! Формулы, ингредиенты, коррекция. Со скуки умереть можно.

– Можно. Иногда на поиск идеально гармоничного аккорда уходит уйма времени. Месяцы!

– Тоска.

– Се ля ви, детка. Впрочем, иногда бывает по-другому. Первая женщина-парфюмер Жермен Селье сочинила знаменитый «Fracas» за шесть секунд.

– Девочки рулят! Вот это я понимаю!

– Не радуйся особо. Почти все парфюмеры – мужчины.

– А говорили, что женщины тоньше чувствуют ароматы.

– Так и есть.

– А почему же тогда…

– Потому что вы, бабы, нетерпеливые.

– Чего это мы нетерпеливые? – сразу вскипела Серафима. – Да у нас терпения только на вас, мужиков, не хватает, а так – хоть отбавляй!

Верстовский улыбнулся про себя. Какая она все же «шипровая» эта Серафима.

– Ты будешь препираться или слушать?

– Чего сразу препираться? Я, между прочим, очень даже…

– Серафима!

– Молчу, Константин Геннадьевич.

Молчит она! Верстовский посмотрел на непоседливую ученицу устрашающе. Та с готовностью вытаращила зеленые пуговичные глаза.

– Когда отобрано несколько удачных композиций, подключается технолог, – еще раз строго взглянув на нее, продолжил Верстовский. – Его задача – сделать аромат стойким и стабильным. Понимаешь?

– Вот это как раз отлично понимаю. Я вообще за стойкость и стабильность!

– Ты меня притомила, честное слово!

– Это потому, Константин Геннадьевич, что уже примерно пять минут я слышу аромат кулебяки, доносящийся из духовки. Она и так в холодильнике двое суток пролежала. Теперь засохнет, если передержать. Если я сейчас же…

– Иди уже, кулебяка! Я ей о высоком, а она мне про пироги!

– Так ведь голодное брюхо к учению глухо, вы же знаете…

Серафима вскочила и понеслась к своей кулебяке, а Верстовский стал смотреть в окно и размышлять.

Думала и Серафима. Например, о том, как к ней относится работодатель. Иногда ей казалось, что вроде неплохо, но гораздо чаще она замечала, что раздражает его. А если так, то зачем он ее сюда притащил?

Впрочем, сама виновата. Несет всякую ерунду. Взять хоть этот мускус. И чего он ей покоя не дает! Конечно, ее разглагольствования бесят Константина Геннадьевича.

Вчера даже кулаком по столу шандарахнул.

– Да иди ты на хрен с этими яичками, Серафима! До чего упертая! Сколько раз тебе, тупице, повторять? Нет! Их уже не убивают! И ондатр, бобров и циветт – тоже! Кругом одна синтетика. Но, поверь, искусственно синтезированные ароматы – это совсем не плохо. Для парфюмера с воображением синтетика – неограниченная свобода в создании запахов. Можно такое сотворить! А что касается мускуса, то он и искусственный недешев: почти тысяча евро за кило. Так что, если он есть в твоих духах, считай, что ты пользуешься дорогим парфюмом.

– Я никаким не пользуюсь.

– Ну и дура! А впрочем, лучше никакого, чем черт знает какой. И, знаешь, любой парфюмер всегда предпочтет запах чистого тела. Мы ведь тоже парфюмом не пользуемся.

Верстовский задумался, а Серафима исподтишка разглядывала его. Сейчас расскажет что-нибудь интересное. Вот уже и лицо разгладилось, помолодело даже. Глаза прямо огнем горят! Значит, потянуло на поговорить. А все потому, что любит он свое дело парфюмерное.

И, кажется, ей очень повезло, что такой человек появился в ее дурацкой жизни.

Когда они напились чаю и до последней крошечки съели кулебяку, Верстовский снова вернулся к любимой теме.

– Представь, Серафима, для производства одного литра розового масла требуется пять тонн цветов. Собирают их на рассвете, чтобы солнце не убило запах. Поэтому натуральное розовое масло очень дорогое. А аналогов до сих пор не придумано.

Он улыбнулся.

– А знаешь, какое цветочное масло мое любимое? Ириса. Из тонны сырья получается примерно килограмм. Оно сочетает цветочную и древесную ноты. Боже! Какой это запах! Самый совершенный аромат природы! Он всегда обострял мою интуицию.

– А почему вы ушли из парфюмеров?

– Да никуда я не ушел. Просто поменял… направление деятельности. Стал технологом.

– Но вы же были «носом»!

– Был да сплыл.

– Почему?

– Что ты прицепилась! По кочану!

– Фу, как невежливо!

– С тобой поведешься, еще и не тому научишься! Ты, Серафима, вообще ужасная грубиянка!

Он надеялся, что девчонка начнет спорить, но на этот раз она не дала себя сбить, как она любила говорить, «с панталыку».

– Вы у меня все время выпытываете, а про себя ничего не рассказываете.

– Я не выпытываю, а расспрашиваю, потому что мне небезразлична твоя судьба.

– Так и мне ваша не до фонаря!

Верстовский вздохнул. Именно сегодня не хочется ни о чем рассказывать. Особенно об ЭТОМ. Но ведь настырная девица теперь не отвяжется.

– Я работал в знаменитом Фрагонаре.

– Вы же говорили, что в Грассе.

– Бестолочь! Грасс – это городок. А в нем – знаменитый парфюмерный дом. Когда-нибудь ты побываешь в музее «Фрагонар» в Грассе или в самом Париже. Это просто гимн великой парфюмерии! Можно даже сказать – величественной! А ароматы! Чувственная «Красавица ночи», экзотичный «Остров любви», воздушная «Цветущая вишня», эксцентричный «Концерн»! Каждое творение бренда поистине уникально! Мечтательная «Нежность»! Контрастный «Капуцин»! Шедевры искусства!

– Вы же говорили – «производственный процесс».

– Да что ты понимаешь, колхозная нимфа! Там создаются композиции, проникающие в душу! И каждый аромат – успех!

– Вы имели к этому отношение?

– Отношение? Да я был лучшим «носом» почти восемь лет!

Серафима открыла рот, чтобы расспросить поподробнее, но Верстовский вдруг захлопнулся, как ракушка. Лицо стало непроницаемым.

Что это с ним? Почему вдруг так изменился? Наверное, что-то произошло в этом самом Фрагонаре, и, должно быть, не очень хорошее. Иначе он бы до сих пор там работал, а не торчал в поселке где-то сбоку Ленинградской области.

Что же такое могло случиться?

Целый вечер она строила версии, одна страшнее другой, но так ни к чему и не пришла.

«Видно, рано еще», – подумала она и решила ждать.