Текст книги "Слезы лотоса"

Глава 6
В призрачном замке прекрасной Люции

Эгмонт едва дождался рассвета. Вчера на балу объявили о его свадьбе с дочерью герцога Освенского. Азель наверняка уже знает об этом. Надо ее поскорей успокоить. До свадьбы еще четыре месяца, и вместе они обязательно что-нибудь придумают. Юный граф нарвал в саду букет роскошных хризантем и поскакал в деревню.

– Азель, – постучался он в дверь, – я приехал за тобой.

Но ему никто не открыл.

Тогда Эгмонт вошел в дом. Девушки не было. За столом сидел отец, понурив голову.

– Азель исчезла. Убежала. Вчера ее видели на проселочной дороге. Я всю ночь искал, но не нашел, – тихо, не оборачиваясь, произнес он.

– Это я во всем виноват. Нужно было сразу приехать к ней! – воскликнул Эгмонт. – Но я найду ее и верну.

Он собрал всех мужиков деревни и начал поиски. Азель искали везде. Ходили с факелами по лесу, прочесывая метр за метром. Проверяли кусты и овраги, непроходимые болота и колючие заросли. Прошлись по полям и виноградникам, садам и огородам. Осмотрели каждый подвал и все сараи. Лазали по горам, заглядывая в пещеры и опускаясь в глубокие пропасти. Обследовали самые недоступные и удаленные уголки графских владений. Целую неделю – и день, и ночь – не прекращались поиски. Все графство было поднято на ноги. Проверили даже дно озер и рек, но никаких следов девушки не отыскали – она как сквозь землю провалилась.

– Азель либо похищена, либо погибла, – говорили мужики.

– Неправда, она жива. Я чувствую это, – не верил Эгмонт. – Я отыщу ее сам.

Он распустил людей по домам и помчался в замок. Сборы были недолгими. На скорую руку приготовил графский сын небольшой узелок с провизией. Взял флягу с водой, пару чистых рубашек, теплую циновку, кусок мыла, длинную прочную веревку, кремень, чтобы разжечь огонь, кошелек с золотом и, конечно же, охотничий нож, топор и лук со стрелами – все то, что могло пригодиться ему в дальней и опасной дороге. С особой нежностью положил юный граф за пазуху цветок лотоса, тот самый, что сорвал он в лесном озере на закате для Азель.

– Ты всегда будешь рядом, – погладил он нежные розовые лепестки цветка и поспешно выехал за дубовые ворота замка.

– Гав, гав, гав, – услышал Эгмонт знакомый лай за спиной.

Он обернулся. На подвесном мосту стоял его любимый пес.

– Ты вышел проводить меня, Барс, – спешился юный граф и приласкал собаку. – Не грусти, я уезжаю ненадолго. Вот найду Азель и вернусь. Не скучай тут без меня.

Пес потерся лохматой мордой о его сильные руки, преданно взглянул на хозяина, и в его глазах была невыносимая тоска.

– Прощай, Барс, – вскочил в седло юный граф. – Остаешься дома за главного. – И, бросив последний взгляд на родовое гнездо, он помчался на поиски любимой.

Две недели скакал Эгмонт, переезжая из одного графства в другое. Кого только ни встретил он на дорогах! Пестрая, разношерстная публика бродила по земле, мечтая поймать за хвост птицу удачи. Бродячие артисты и шуты, факиры и заклинатели змей, слепые певцы и музыканты, гадалки и колдуны, цыгане и знахарки, мошенники всех мастей и воры, нищие и попрошайки перекочевывали с одной ярмарки на другую. Одинокие путники и бродяги искали возможность заработать кусок хлеба. Торговцы и целые купеческие караваны, груженные заморскими диковинками, переходили из города в город, из замка в замок, надеясь сорвать приличный куш. Землепашцы и ремесленники везли в базарные дни на рынки свои товары. Вооруженные до зубов отряды королевских стражников собирали для опустевшей казны дань на приписанных землях. Закованные в латы рыцари искали возможность скрестить копья на рыцарских турнирах со своими извечными соперниками. Легкие на подъем лесные охотники шли по следу свирепого кабана или быстроногой лани. Беглые крестьяне и просто шалые люди прятались от закона, перебегая из графства в графство. Странствующие монахи и богомольцы путешествовали по святым местам, поклоняясь святыням. Но девушки с персиковой кожей и иссиня-черными, как вороново крыло, волосами никто из них не встречал.

Так проходили дни за днями. Упорно и настойчиво разыскивал Эгмонт Азель, расспрашивая о ней каждого встречного. Уже давно закончились знакомые ему места. Остались позади близкие и далекие графства соседей, где он всегда мог рассчитывать на дружескую поддержку, горячий ужин и кров. Теперь его окружали невиданные доселе, неизвестные, полные разных опасностей и неожиданностей земли.

Как-то на рассвете графский сын увидел вдалеке замок. В утренней прохладной дымке, окрашенный ярко-алой зарей, среди густых лесов и голубых рек казался тот замок чудесным видением. Он словно был соткан из грез, прозрачных и едва уловимых, все время куда-то ускользающих. Вот видишь его тонкие, летящие ввысь башни и стройные колонны, украшенные диковинной резьбой, подъемный мост и входные ворота, расписанные тончайшим кружевом, – и вдруг подул ветер, и волшебное наваждение исчезло, будто его никогда и не было, а на месте замка зашелестел своими кронами лес.

– Что за чудеса! – протер глаза Эгмонт.

В ту же секунду прямо из воздуха замок возник вновь. А потом, словно по мановению волшебной палочки, пропал опять, растворившись призрачным туманом над просыпающейся землей.

Графский сын пришпорил коня и поскакал к удивительному видению. Еще издали услышал он музыку – тихую, зовущую и такую волнующую. Она доносилась прямо из сердца замка. Вернее, нет – эта музыка и была самим замком. Она заполняла собой все, околдовывая и маня, и от нее уже невозможно было оторваться. Как зачарованный, подъехал Эгмонт к радушно распахнутым воротам и, оставив коня, вошел в сад.

Его окружило море цветов – дивных, волшебных и сказочно прекрасных. Цветы эти были везде. Они стелились по земле, собираясь в удивительные узоры и закручиваясь в немыслимые спирали. Свешивались пестрыми гирляндами с беседок и подвесных мостов. Обвивали цветными змеями шелковые шатры и гамаки, гигантские качели и ажурные арки. Переплетались между собой в вышине, образуя чудесный купол, или просто светились яркими одноцветными пятнами в разных уголках сада. Аромат от них стоял такой, что от счастья кружилась голова! Цветочные кольца окружали всевозможные фонтаны, которых здесь было великое множество. Только вместо струй холодной ключевой воды из них извергалось, словно из бездны, море дурманящего душу вина. В небольших озерцах среди кувшинок, лотосов и сальвиний плавали диковинные рыбы. На зеленых лужайках лежали пушистые ковры с множеством мягких подушечек. Между ними стояли подносы с различными яствами: кувшины с вином и вазы с фруктами, чаши с шоколадом и мороженым, всевозможные торты и заморские сладости… Даже солнце здесь светило по-особенному: мягче, теплей, приветливей, чем за стенами этого удивительного замка.

И вот Эгмонт увидел деву. Хрупкая и легкая, как лепесток розы, шла она, улыбаясь, ему навстречу, окруженная светящейся золотистой дымкой. Теплый ветерок развивал полы ее тонкого облегающего платья, обнажая округлые формы упругого молодого тела. Белокурые локоны стелились по земле, словно фата непорочной невесты. Огромные черные глаза источали таинственный, притягательный свет, а белая, как первый снег, кожа манила свежестью невинной юности.

– Я давно ждала тебя, Эгмонт, – приблизилась к нему дева.

– Кто ты, о прекрасное творение? – изумленно спросил он.

– Я Люция, хозяйка призрачного замка.

– Откуда ты знаешь мое имя? – удивился Эгмонт.

– Мне ведомо многое, графский сын, – загадочно улыбнулась дева.

– А почему твой замок призрачный?

– Он открывается не всем, а только тому, кому я захочу, – взглянула она на него. Взглянула так, что Эгмонт сразу же утонул в омуте ее бездонных черных глаз. – Что же привело тебя в мои края?

– Я ищу свою невесту.

– Вот как? – усмехнулась дива.

– Да, мою невесту зовут Азель!

– Хорошо, – задумалась хозяйка замка, – я помогу тебе ее разыскать.

– Но как?! Ты знаешь, где она? – воскликнул Эгмонт.

– Пока нет, но скоро я это узнаю. Сараки-ико! – вдруг издала она звонкий, пронзительный крик.

Лес загудел, заволновался, зашелестел листвой, и тысячи птиц слетелись на зов хозяйки призрачного замка.

 
– О, мои гонцы,
Летите в разные концы.
Узнайте, где Азель,
И возвращайтесь поскорей! –
 

громогласно пропела Люция.

Чижи и стрижи, вороны и перепелки, орлы и синицы, дятлы и воробьи, совы и филины, иволги и жаворонки загалдели, зашумели и дружной говорливой стаей разлетелись в разные стороны.

– Как ты смогла приручить всех этих птиц?! – поразился Эгмонт.

– Мне известны многие тайны, – налила она ему полный бокал искрящегося на солнце вина.

Юный граф отпил несколько глотков, и в ту же секунду сладостный дурман стал медленно обволакивать юношу.

– Тебе надо отдохнуть, ты утомлен, – одарила его красавица колдовской улыбкой. – Заходи в мой шатер.

– Я свеж и бодр! – попытался сбросить наваждение Эгмонт.

Но где там! Янтарное, чуть терпкое вино мягко разливалось по измученному от долгой дороги телу. Голова кружилась от дивных красот сада и медовых запахов цветов. Тихая чарующая музыка приятно ласкала слух, а неземная красота юной искусительницы завораживала и притягивала своей соблазнительной прелестью.

– Что это? – заметила Люция у Эгмонта лотос.

– Это цветок нашей с Азель любви, – как сквозь сон, проговорил он.

– Цветок устал и хочет пить, – отпустила дева лотос в озеро, где уже росло несколько таких же цветов.

– Но лотос должен быть всегда со мной, – потянулся к нему юный граф.

– Так будет лучше, – обвила его шею тонкими обнаженными руками Люция.

Обвила и поцеловала. Поцеловала так страстно, что Эгмонт сразу же забыл обо всем на свете, растворившись в ее сладостных нежных объятиях…

И потекла река времени. Все дни и ночи напролет проводил графский сын в любовных утехах с прелестной хозяйкой призрачного замка. Янтарное вино лилось рекой, волшебная музыка не смолкала ни на минуту, цветочный сад источал свои чудесные ароматы. Все воспоминания о прошлом были стерты. Азель, отец, друзья, родной дом, его прежняя жизнь остались где-то в глубоком колодце памяти. И только образ прекрасной Люции постоянно стоял перед глазами. Он заполонял собой все, оплетая юношу сладострастными цепями. Эгмонт похудел и осунулся, состарившись лет на двадцать, обворожительная же чаровница, наоборот, день ото дня становилась все краше и свежее, распускаясь, словно чудесный бутон волшебного цветка.

Однажды, в редкую минуту уединения, Эгмонт забрел в самый дальний уголок сада и там наткнулся на странную находку. В глубокой яме за кустом благоухающих магнолий увидел юноша гору человеческих мумий. Ссохшиеся до самых костей и обескровленные, они были небрежно свалены на задворках призрачного замка. Будто кто-то, выпив все жизненные соки из людей, не оставив больше ни капли, выбросил их, как старые, бесполезные чаши, как никому не нужную утварь. Выцветшие от времени бархатные камзолы и шляпы с перьями, шелковые шаровары и украшенные драгоценными камнями сабли, царственные короны и скипетры, массивные золотые цепи и отороченные мехами плащи, боевые ордена и сундуки с золотом, кожаные сапоги и расшитые серебром чалмы, атласные ленты и не побежденные в боях мечи, грозные шлемы и стальные латы – все это покоилось в одной общей могиле со своими когда-то сильными и влиятельными владельцами.

– Кто это? – удивился Эгмонт.

– Призраки прошлого, – вдруг услышал он голос Люции; ничуть не смутившись, она небрежно взмахнула головой.

– Но почему они здесь?! – недоумевал юноша.

– Им было хорошо так же, как и тебе сейчас, – томно улыбнулась она. – Иди ко мне, любимый, – сладко поманила его к себе красавица.

– Но… – все еще не мог оторвать взгляда от останков Эгмонт.

– Никаких «но», – прошептала дева и, обвив его своей белой рукой, страстно поцеловала в губы.

И графский сын, тут же позабыв о страшной находке, как зачарованный, вновь погрузился в головокружительный любовный дурман.

Прошло еще несколько дней. Как-то ранним утром, когда очаровательная искусительница призрачного замка еще спала в тени шатров, Эгмонт решил освежиться в озере. Он заплыл далеко, на самую его середину, и оказался в окружении вечноцветущих лотосов. Молочный туман мягко стелился по воде, бледно-розовые лепестки цветов чуть колыхались от ветра, чарующая музыка плавно плыла по воздуху, и ароматные благоухания сада, как всегда, блаженно дурманили душу. Эгмонт закрыл глаза, подставив лицо солнцу, и, распластавшись по прозрачной зеркальной глади, погрузился в сладостные думы о прекрасной Люции.

– Вспомни меня, вспомни, – вдруг послышалось рядом.

Юноша оглянулся, но ничего, кроме лотосов, не увидел.

«Странно, – подумал он, – это, наверное, мне почудилось».

И только Эгмонт вновь было собрался предаться мечтам о сказочной деве, как услышал:

– Вспомни меня, вспомни.

Да, да! Это шептал цветок. Эгмонт подплыл к нему ближе. Нежный лотос бился в воде, словно пойманная в сети рыба, протягивая к нему свои розовые лепестки.

– Вспомни Азель, вспомни! – кричал он.

«Азель!!!» – словно молнией ударило в сердце юного графа.

И он вспомнил все!

– Сколько же времени я пробыл в замке?! – ужаснулся графский сын. – Милая, милая Азель, я должен разыскать тебя! – и он, осторожно сорвав цветок, вышел на берег.

Навстречу ему с бокалом холодного искрящегося вина, плавно покачивая округлыми, соблазнительными бедрами, шла хозяйка призрачного замка.

– Доброе утро, любимый, – таинственно улыбнулась она.

– Я загостился у тебя, – отбросил в сторону бокал Эгмонт. – Мне нужно найти мою невесту.

И он решительно направился к выходу из замка.

– Постой! – крикнула ему вслед Люция.

Эгмонт оглянулся.

– Ты оказался сильней моих чар, графский сын. Еще никому и никогда не удавалось покинуть этот замок. Всевластные короли и юные принцы, седовласые маркизы и мужественные бароны, важные графы и мудрые герцоги, могущественные шейхи и хитрые султаны, отважные рыцари и непобедимые воины – все остались здесь навсегда. Что ж, – усмехнулась Люция. – Твоя любовь достойна уважения. Я отпускаю тебя и буду с тобой честна. Я обещала разыскать твою невесту, и мне известно, где она.

– Где же моя Азель?! – воскликнул Эгмонт.

Хозяйка замка взмахнула рукой, и к нему на плечо села синичка.

– Я видела Азель, видела, – защебетала птичка. – Ее похитил Огненный рыцарь. Его замок на Огненной горе, за большим лесом, рядом с Лазурной бухтой. Она в темнице, в темнице, в темнице.

– Спасибо тебе, милая птичка, – поблагодарил синичку графский сын и, оседлав коня, поскакал на поиски любимой.

Глава 7
В плену у Рыжего Фреда

Эгмонт несся во весь дух. Солнце, едва поспевая за ним, бешено кружилось по небосводу. День сменял ночь, ночь – день, а юный граф, не зная ни сна, ни отдыха, все мчался и мчался к Огненной горе, думая только лишь о своей невесте.

Азель в плену у Огненного рыцаря! Даже сама мысль об этом приводила его в ужас.

– Я спасу, вырву тебя из его страшных огненных лап. Ты только держись, любимая, я скоро приеду за тобой, – еще крепче прижимал Эгмонт к своей груди цветок, а лотос в ответ согревал его своим теплом.

Огненный рыцарь! О нем ходило много разных легенд и домыслов. Одни считали, что он приводит в леса и дома пожары, другие говорили, что Огненный рыцарь – слуга самого дьявола и его главный прислужник на Земле, третьи уверяли, что, где бы он ни появился, там обязательно начинаются войны и разные распри. Но все сходились на том, что встреча с ним не сулила ничего хорошего ни животному, ни человеку. Еще никому и никогда не удавалось выбраться живым из его огненных кровожадных рук.

– Что мне какие-то Огненные рыцари, если речь идет о любимой. И пусть это будет хоть сам сатана, меня не остановит никто на всем белом свете. Лишь бы только Азель всегда была рядом, была рядом со мной, – твердил себе Эгмонт, все подстегивая и подстегивая коня.

Вот проезжие дороги закончились, и путь ему всей своей первозданной мощью перегородил Большой лес. Юноша спешился и вошел в дремучую чащу. Деревья сердито заскрипели и сомкнулись за ним непроходимой стеной. Вековые сосны накренились частоколом, не пропуская вперед странника. Столетние ели протянули к нему свои корявые развесистые лапы. Кусты терновника ощетинили колючие ветви. Дух леса недовольно загудел, рассерженный дерзким вторжением чужака. Где-то вдалеке заухал филин, предупреждая о нежданном госте. Совсем близко зарычала рысь, готовая к молниеносному прыжку. И громовым раскатом проревел медведь, почуяв запах легкой добычи. Но Эгмонт упорно шел к своей цели, продираясь сквозь глухие заросли. Шаг за шагом углублялся он в лесные дебри, прорубая себе дорогу остро заточенным топором. Мысли об Азель закалили его дух железной – нет – булатной твердостью и несгибаемым упорством. Его тело покрылось бесчувственным к любым ударам судьбы щитом, а страстное желание увидеть и обнять любимую гнало вперед, не останавливая ни перед какими преградами.

– Я найду тебя, Азель. Еще немного, и мы будем опять вместе. Дождись меня, любимая, – разговаривал он с цветком.

И тот благодарно источал мягкий, согревающий душу свет.

Грозные стражники леса, способные одним ударом лапы уложить на месте любого исполина, а сильными клыками разорвать на куски самого могучего кабана, ощущая великую мощь его духа и неодолимую, бесстрашную решимость, напряженно наблюдали за ним из-за кустов и с верхушек деревьев, не смея приблизиться даже в минуты его короткого чуткого сна. Их зоркие цепкие глаза неотступно сопровождали его повсюду, вспыхивая в ночи яркими, светящимися огнями.

Шел уже третий день великого перехода через Большой лес. Медленно, но верно приближался Эгмонт к Огненной горе. Как-то в полдень присел он отдохнуть у лесного ручья. Юноша разжег костер, наловил на дне раков, набрал малины и кедровых орехов и только было собрался пообедать лесными трофеями, как заметил в воде удава. Огромная двухметровая змея тихо и незаметно подплывала к мышонку, мирно сидящему на берегу. Маленький серый зверек с большим белым пятном на лбу с аппетитом грыз колосок, даже не подозревая о нависшей над ним смертельной опасности. Жалко стало Эгмонту бедолагу. И только хитрый хищник раскрыл над ним свою страшную пасть, желая проглотить добычу целиком, как острый нож Эгмонта одним махом отрубил ему голову. Мышонок пискнул и юркнул под корягу, наблюдая из укрытия за своим неожиданным спасителем. Юный граф улыбнулся ему, пожурив за беспечность и, приготовив из удава вкусное жаркое, как следует подкрепился, чтобы продолжить дальше свой путь.

Но такова игра фортуны! Эгмонту еще предстоит встретиться с мышонком вновь в этом запутанном, полном неожиданных тупиков и нежданных поворотов лабиринте страстей. И именно неприметная мышь с большим белым пятном на лбу сыграет важную роль во всей этой сложной и трагической истории.

Но не будем забегать вперед. А пока ручей, петляя и извиваясь, вел юношу к Огненной горе. Эгмонт набрал флягу воды и только было собрался вновь углубиться в лес, как вдруг на него сверху упала сеть. Два дюжих молодца, набросившись, скрутили юного графа и вставили ему в рот кляп. Они взвалили его на спины и, точно подстреленного оленя, потащили в чащу, весело перешучиваясь между собой.

– Вот так добыча! – радовался краснощекий бугай в тюбетейке и расшитой каким-то восточным узором жилетке. – Рыжий Фред точно выдаст нам за него лишний бочонок вина.

– Похоже, что парень из знатных. Руки вон какие холеные. За такого можно и хороший выкуп потребовать, а потом в таверну к толстой Саре наведаться, – загоготал второй, тощий, прихрамывающий на правую ногу, повыше первого головы на две, в длинной холщовой рубахе навыпуск.

– И конь у него не из дешевых. Сразу видно, что породистый. Одна уздечка, чего стоит! Может, припрячем ее, а потом у араба на табак выменяем? А, Хромой?

– Нет уж, отдадим все. Ты уже один раз кольцо с мертвого мавра снял, так Рыжий Фред тебя потом чуть за это собакам не скормил, – ухмыльнулся тощий, подкинув на руке кошелек с золотом Эгмонта.

– Как знаешь, – недовольно сморщился краснощекий и, крякнув от натуги, перевалил сеть с пленником на другое плечо.

Так перешучиваясь и нехотя споря, похитители вышли на поляну.

– Где Рыжий Фред? – толкнул в бок тощий прыщавого юнца, дремавшего возле старого рассохшегося дерева.

– Уж полдня храпит под вязом. Как перебрал ночью, так все проснуться не может, – лениво зевнул тот.

– Спор вчера был знатный, – согласился тощий. – Если б Одноглазый его не остановил, так он бы и шестой бочонок прикончил.

– А это кто? – ткнул палкой в сеть мальчишка, с интересом разглядывая Эгмонта.

– Попался в наши сети вместо лани, – загоготал краснощекий и, свалив графского сына, словно мешок с картошкой, у костра, потянулся к здоровенной кабаньей ноге, аппетитно попахивающей дымком.

– Фред! – свистнул пацан. – Хромой с Джином подарок тебе принесли.

Под вязом послышались грубые ругательства, и из-под кучи старых засаленных кож показалась опухшая, перекошенная ряха с длинной слипшейся бородой и ярко-рыжей копной давно не мытых, всклокоченных волос.

– Что там у вас? – прорычал Рыжий Фред.

– Да вот гость к нам пожаловал, – подошел к нему тощий и так, на всякий случай, спрятался за вяз. И правильно сделал, потому что в следующую секунду в него полетел старый, растоптанный до дыр сапог.

– Что еще за гость? – недовольно зашевелились кожи.

– Вроде из знатных, сам взгляни, – опасливо выглянул из-за дерева бандит.

Кожи опять зашевелились, и из-под них вылезло существо, лишь отдаленно напоминающее человека: нечто среднее между прожженным насквозь кузнецом, только что вышедшим из адской жаровни, и старым, матерым медведем, неожиданно разбуженным охотником посреди зимы.

– Э-э-э-эр-р! – на весь лес проревел Рыжий Фред, и резкий перегар прокисшего вина удушливым газом (хоть подноси спичку) медленно пополз по поляне. – Развяжите его, – глянул он затуманенным от ночного разгула взглядом на сеть.

Краснощекий тут же освободил Эгмонта, вынул изо рта кляп.

Рыжий Фред подошел к костру и одним махом опустошил бочонок с прошлогодним рассолом, а потом, закусив дюжиной соленых огурцов, выпил еще и две большие кружки пива.

– Ты кто? – уставился он мутными глазами на пленника, смахнув с бороды пену.

– Я Эгмонт, сын графа Аструльского, – с достоинством ответил юноша.

– Да хоть самого короля! – прорычал главарь и с жадностью принялся за баранью кость. – Что ты делал в лесу?

– Я разыскиваю свою невесту. Ее зовут Азель, – ответил юный граф. – Она на Огненной горе, в замке Огненного рыцаря.

– Как романтично, я щас расплачусь, – сплюнул Рыжий Фред. – С этим все ясно. При нем что-то было? – обратился он к краснощекому.

Тот услужливо подвел коня Эгмонта и выложил перед разбойником незатейливые пожитки юного графа.

– Вот это уже интересно, – засунул бандит за пояс кошелек с золотом и охотничий нож, а заглянув в рот лошади, приказал: – Коня в стойло, а этого, – кивнул он на юношу, – продать арабу.

– За меня отец большой выкуп даст! – воскликнул пораженный Эгмонт.

– И в придачу гильотину, – загоготал на весь лес разбойник и, откинув носком сапога в сторону костра лотос, опустошил еще один бочонок с рассолом.

– Цветок верните! – бросился к лотосу юный граф и опять спрятал его на груди.

– Любовничка под навес, да следить за ним в оба. Приставь к нему Прыщавого. И смотрите мне, шкуру не попортите. За каждую царапину сам лично головой ответишь. Сейчас беги за арабом. Его вчера цыган на северной стороне леса видел, – бросил Рыжий Фред через плечо тощему и, громко рыгнув, пошел досыпать под вяз. Уже через минуту лес огласил его раскатистый, громогласный храп.

Эгмонта снова связали и кинули в наспех сооруженный шалаш, приставив к нему мальчишку. Через зазоры прутьев юный граф смог наконец оглядеться. Поляна оказалась большой. Лагерь лесных разбойников, а именно к ним (как вы уже, наверное, догадались) и попал юный граф, был со всех сторон окружен непроходимой чащобой. Небольшие землянки, спрятанные от посторонних глаз сухим валежником, возвышались то тут, то там. Посреди поляны два мутного вида грабителя жарили на вертеле кабана, а рядом с ними варила в котле желудевую похлебку с олениной неопрятная седая старуха с большой бородавкой на носу. Чуть поодаль с десяток душегубов растаскивали по своим норам тряпье из сундуков ограбленного вчера обоза. Там постоянно слышалась непристойная брань, то и дело возникали драки из-за какого-нибудь поношенного плаща или шляпы, старых сапог и штанов. Скрюченный горбатый старик затачивал в стороне нож, искоса поглядывая за расхитителями. Одноглазый цыган азартно играл с круглым, словно шар, толстяком в кости, все норовя приписать себе больше очков. Толстяк время от времени возмущался, громко ругаясь и матерясь, постоянно вскакивал с места, азартно жестикулируя своими толстыми короткими ручками. В конце концов оба схватились за ножи, и если бы не вмешательство горбатого, то точно перерезали бы друг другу глотки. Еще один дремучий, весь заросший шерстью, словно горилла, бандит в ярко-красной атласной рубахе кормил лошадей, которых в лагере было немало. Двое оборванных бродяг плели сети и тянули какую-то грустную песню. Большинство же грабителей просто валялись мертвецки пьяными под деревьями, похрапывая и нервно дергаясь во сне.

– Помоги мне бежать, – обратился Эгмонт к мальчишке, который, подозвав к себе черного косматого пса, чесал его за ухом большим охотничьим ножом.

– Чего ради? – ухмыльнулся тот.

– Мой отец хорошо заплатит тебе, ни в чем нуждаться не будешь. Хочешь, возьму к себе на службу, земли дам, дом. Будешь присматривать за моей псарней. Ты, я вижу, собак любишь. На охоту со мной ходить будешь. Научу тебя следы читать и повадки зверей распознавать.

– Мне и тут хорошо, – смачно сплюнул через плечо малец, скрутив самокрутку.

– Хорошего табака дам тебе и вина доброго со своих плантаций. Как сыр в масле станешь у меня кататься. Девчонку славную подберешь себе. Они у меня все красавицы. Что еще нужно? Все равно вас рано или поздно всех перевешают. Пропадешь ни за что.

– Лучше так, чем с Рыжим Фредом связываться. Он меня из-под земли достанет и на куски порежет. А ты молчи, не то расскажу ему, что ты мне тут предлагаешь. Он тебя за это сразу же на мыло растопит, а из кожи себе плащ сошьет, – вдруг обозлился пацан и, пригрозив графскому сыну ножом, жадно приложился к бурдюку с кислым прошлогодним вином, а потом опять начал щекотать и мучить пса.

Под вечер вернулся тощий. Рядом с ним в длинной, до самых пят, неопрятной рубахе грязно-оливкового цвета шел немолодой смуглый араб. На загорелом, заросшем густой седой щетиной лице, наполовину прикрытом старым платком, бегали черные, все видящие и все замечающие хитрые глазки, от которых не ускользала ни единая мелочь. Из-под рукавов рубахи виднелись тяжелые золотые браслеты, а пальцы украшали массивные перстни с драгоценными камнями.

– Салам алейкум тебе, мудрый Фред, – учтиво поклонился разбойнику араб.

– Салам, салам, Алим, – развязно подошел к нему Рыжий Фред. – Как торговля?

– Аллах поможет, – воздал руки к небу тот. – Зачем вызвал?

– Хочу должок тебе вернуть, – подвел лиходей торговца к Эгмонту.

– Вах, вах, вах. Товар рисковый, – осмотрел с ног до головы юного графа старик. – Из дворян. Где взял?

– Сам пришел, – рыкнул главарь. – Что, поладим?

– О Аллах! – опять воздел руки кверху араб. – Я тебе ТАКОГО жеребца привел, а ты мне за него виселицу предлагаешь?! Вах, вах, вах, нехорошо, друг. Синьора уже разыскивают, поди-ка. Да и кто его купит? Для работы в поле не годится, делать тоже ничего не умеет. И худой больно, – ущипнул графского сына за руку старик. – Мне его еще и откармливать придется. Вах, вах, вах. Сплошные траты. Не-ет, – лукаво забегал глазками по сторонам хитрый торговец.

– Ладно, ладно, не кипятись, Алим, – рыкнул Рыжий Фред. – Товар с душком, согласен, но я к нему в придачу еще и солонины дам.

– Вах, вах, вах. Солонины… – почесал затылок араб.

– И шкуру медведя, – навис над ним горой разбойник.

– О, Аллах все видит. Я сегодня такой добрый. Так и быть, прощу тебе долг, – нехотя согласился старик.

– Вот и по рукам, – рявкнул Рыжий Фред и, одним махом опустошив бурдюк, рухнул как подкошенный на землю.

– Салам алейкум, – поклонился араб и, прихватив с собой бочонок с соленой олениной и свежевыделанную шкуру медведя, повел связанного Эгмонта через лес к своему каравану.