Текст книги "Кольцо Дамиетте"

Людвиг радостно побежал выполнять указание матери.

– Паж, посмотри, не один ты готов служить Лауре! – Катарина насмешливо толкнула Флориана в бок и указала на мальчика с кувшином в руках. – Как тебя зовут?

– Меня зовут Людвиг, моя мать работает на кухне, а отец конюх, – бойко сообщил мальчик. – Я помогаю сегодня в зале. Вот, госпожа, выпейте это. – Нагнув кувшин к бокалу Лауры и увидев ее улыбку, он еще больше осмелел. – Моя мама сказала, что это вино не даст вам быть грустной.

– Гм. Я выгляжу грустной? Да, пожалуй. Мне не весело. А что еще сказала твоя мама? – Лаура нахмурилась, но Людвиг смотрел на нее таким чистым и открытым взглядом, что она вновь улыбнулась.

– Вам лучше спросить у нее. Но я буду вас защищать!

– Слышишь, Катарина, как интересно – в замке моего жениха меня нужно защищать. Выходит, есть от кого…

– Лаура, ну что ты опять начинаешь, мы же договорились! Спасибо, маленький Паж, мы будем так тебя называть, потому что большой Паж у нас уже есть. – Катарина подмигнула мальчику.

– Госпожа, а я могу вас сопровождать?

– Не сейчас. А теперь ступай, я вижу, твоя мать зовет тебя. – Лаура указала на женщину, из глубины зала жестами зовущую Людвига.

– Спасибо, госпожа, я был счастлив служить вам, – неловко поклонился Людвиг.

– Похоже, у тебя в замке появился друг, Лаура. – Катарина проводила взглядом мальчика. – Смотрите, занавес поднимается, сейчас начнут представление!

* * *

Мариам вышла на сцену, думая об одном – как бы поскорее с нее уйти. Ей вдруг опостылел праздничный шум, суетливая беготня слуг, Тобиас, размахивающий руками из-за кулис. «Что он хочет?» – мелькнула мысль и тут же ушла, потому что Мариам устала думать. С каким удовольствием несколько дней назад она выбирала ткань платья, выдумывала фасон и заказывала украшения! Теперь желтые переливы парчи не радовали, а красивое гранатовое ожерелье давило шею. Зачем все это? Зачем талант, красота, деньги, признание, если она не может сделать такую малость – всего лишь избавиться от воспоминаний о много лет назад случившемся кошмаре.

Постановка шла своим чередом. Заученно отвечая на реплики Лукаса, который после устроенного хозяином разноса все-таки нашел нужное место на сцене, Мариам находилась во власти грустных мыслей. Искры, которая делала игру на подмостках яркой и талантливой, сегодня не было, и она чувствовала это. «Как же мне жить дальше?» Актриса краем глаза вновь увидела Тобиаса, отчаянно машущего руками и с гримасами на круглом лице. «Что ему нужно?» Его вид заставил Мариам прийти в себя, она наконец стала следить за действием.

«Где же ты был? Я ждала тебя».

«Я не мог прийти – у меня много дел».

«Но раньше ты забывал свои дела ради меня».

«Все изменилось: теперь я забываю тебя ради своих дел».

«Имя твоим делам – другая девушка. Ведь так? Кто она? Нет, не говори – я не хочу знать».

Разговор двух героев набирал силу, сцена приближалась к развязке. Вначале Мариам отвечала безжизненно и тускло, так что Тобиас за кулисами посерел, но потом тембр ее голоса стал меняться. Спрятанная внутри искра вспыхнула и зажглась. Оказалось, что она не исчезла, а просто укрылась за мрачными воспоминаниями. И вот слова засветились яркими красками, а люди в зале, отставив кружки и бокалы, замерли. Актриса, позабыв на время свои беды, вела зрителей за собой, грудным низким голосом заставляя сопереживать девушке, оставленной любимым ради другой:

«Ты не можешь уйти так просто, ничего не объясняя. Я имею право знать почему? Почему я тебя теряю? Она не может быть лучше меня! Я, я люблю тебя, и, как я, она не может любить, никто не может!»

«Неправда, она меня тоже любит. Но беда не в этом. Я не люблю тебя, МОЯ любовь ушла».

«Что ты говоришь? Тогда это не любовь. Любовь не может уйти. Уйти может человек, а любовь – любовь остается! И она – ВЕЧНА!!!»

Мариам почти кричала, и зрители, не дыша, следили за актрисой.

«Я не хочу, я не могу потерять тебя, вместе с тобой я потеряю все, что у меня есть! Не уходи!! Ты не знаешь, как это страшно – потерять тебя! Не уходи!!!»

Лукас шагнул в сторону от нее, и Мариам перевела взгляд на зрителей. Вдруг испуганный крик вырвался из ее груди. Из глубины зала прямо на нее смотрел человек с лицом монаха из зеркала. Смотрел, не отрываясь, не сводя пронзительных глаз. На нем не было монашеской рясы и серого капюшона, черты лица с годами поменялись, но Мариам знала – это он. Лицо актрисы побелело, глаза расширились от страха. Тот самый ужас, который безуспешно ждал Тобиас на репетициях, теперь охватил ее всю, с головы до пят. Столько лет таившийся внутри, он наконец вырвался наружу и смел лавиной все другие чувства. Остался только он – СТРАХ.

Занавес стал опускаться и через мгновение скрыл от нее незнакомца. Буря оваций и крики сотрясали зал, счастливый Тобиас спешил из-за кулис, а Мариам так и стояла на одном месте, оцепенев от ужаса, бессильно опустив руки и уставясь глазами в упавший полог.

– Какая талантливая актриса! – произнесла Хедвиг, пригубив вино из высокого бокала. – Мой кузен, где ты нашел их?

Граф усмехнулся:

– Это бродячая труппа, они проходили через Верфен. Ходят по канату, жонглируют – в общем-то ничего особенного, из них она одна, похоже, что-то может.

– Какая яркая внешность – она еврейка? – Рыцарь Симон вышел из задумчивости, в которой пребывал на протяжении всего спектакля.

– Похоже, что да. Ее семья после побега из Палестины жила где-то в Южной Италии.

– Графа так интересуют актеры, что он расспрашивает об их жизни? – В голосе Хедвиг Катарина уловила ревнивые нотки.

«Ах, вот как! – подумала она. – Ты, оказывается, графа ко всем ревнуешь, не только к Лауре».

– Замок охраняет границу, и это моя обязанность – знать обо всех прибывающих в него. – Насмешливая улыбка тронула тонкие губы графа Эдмунда. – Кроме того, в замке есть сокровища, с которыми я не хотел бы расстаться, допустив сюда нечистых на руку незнакомцев.

– Эта актриса отлично играет. И поет, наверное, тоже хорошо, у нее волшебный голос! – Лаура, блестя глазами, восторженно обратилась к графу. – Я слышала, герцог собирает в свой театр талантливых актеров, если он увидит ее игру, то непременно оценит и пригласит ее в Зальцбург!

– С одним из ваших сокровищ, граф, вам придется расстаться завтра. – Флориан неожиданно вступил в беседу. – Я говорю о кольце, которое мы видели вчера и без которого помолвка не считается действительной.

Голос графа стал жестким:

– Отдав одно сокровище, я приобретаю другое. Очень похвально, что посланник герцога так внимателен к пунктам договора.

– На какое время назначена церемония? – поинтересовался рыцарь Симон.

Флориан поднялся:

– В полдень. Прошу меня простить, я вынужден вас покинуть. Мне нужно еще раз просмотреть брачные бумаги, чтобы быть уверенным в соблюдении всех условий.

С этими словами юноша направился к выходу из зала. Все еще под впечатлением от спектакля, Катарина с грустью подумала о том, какая тяжелая участь выпала на долю Пажа – не просто потерять любимую, а самому передать ее в руки другого.

Разговор за столом между тем перешел к соколиной охоте, которую старый граф собирался устраивать в честь свадьбы сына. Замок Хоэнверфен славился ловчими птицами.

– Эту охоту мы посвятим нашим гостям. – Отец графа Эдмунда повернулся к будущей невестке.

Лаура радостно захлопала в ладоши:

– Ой, это, наверное, так интересно! Я ни разу не видела, как охотятся с птицами!

– Смею предположить, – негромко заметила Хедвиг, – что вы вообще немногое видели в жизни.

– Хищная птица – хозяин неба, – продолжал рассуждать старый граф. – Людям не дано парить среди облаков, и они следят за взлетающим соколом, представляя себя на его месте…

Отец Бенедикт укоризненно произнес:

– Для парения в облаках Господь создал птицу, а не человека. А желание летать является проявлением гордыни.

– Святой отец, а как же в случае с мореплаванием? – В глазах Ульриха заплясали смешинки. – Море, по-вашему, создано только для рыб?

– В данной теме, юноша, остроумие приносит больше вреда, чем пользы, – сухо выговорил священник. – Можно вообще не отвечать на ваш выпад, но я разъясню. Море не приближает человека к Всевышнему, так как оно находится там же, где и суша – в основе мироздания. А вот попытка сравнить себя с Господом, поднявшись в небо, сама по себе является грехом.

Молодой оруженосец смущенно потупил взгляд.

– Поединок в небе – это своеобразная дуэль. – Хедвиг разломила румяный круг лепешки и словно невзначай опустила половину на блюдо графа. – Да простит меня святой отец, но когда я выпускаю сокола, то чувствую себя птицей. Как будто я сама гонюсь за добычей.

Отец Бенедикт возмущенно набрал воздух в легкие, собираясь ответить, но граф Эдмунд опередил его:

– Пожалуй, ты права. – Хозяин Хоэнверфена согласно кивнул. – Чувства, которые испытывает охотник, сродни по силе переживаниям при поединке.

– Самое захватывающее, на мой взгляд, – выследить и догнать дичь. – Рыцарь Симон жестом подозвал слугу и выбрал кусок куропатки с огромного подноса. – Заяц или перепелка не подозревают, что хищник с высоты видит все их движения. А ему нужно верно выбрать момент, когда нанести удар. – Отправив кусок в рот, он утер сок тыльной стороной ладони. – Внезапность почти всегда является залогом победы.

* * *

Мариам, шатаясь и держась за стену, выбралась из главных помещений замка на лестницу, ведущую в то крыло, где располагалась их с Мари комната. Она не вышла для поклонов, не осталась и на ужин, а, быстро сняв грим, постаралась незаметно уйти. Актриса желала лишь одного – поскорее упасть на кровать и забыться сном. Зная, что легко заснуть не удастся, она, проходя через кухню, прихватила готовый к выносу в зал кувшин вина.

«Вот сейчас выпью, и мне станет хорошо… Мне станет легче… Я все забуду, все-все… – Путаясь в длинном платье, молодая женщина поднималась по лестнице, одной рукой хватаясь за перила, а другой удерживая кувшин. – Это должно когда-нибудь закончиться. Или я сойду с ума».

– Моя красавица, почему ты убежала? Ты была неотразима! Прости, прости, что я накричал на тебя сегодня, ты не заслуживала этого! Они все бездарны, все, только ты одна великая, талантливая, неподражаемая! – Тобиас догнал ее у самых дверей. – Я знаю, что я сделаю. – Услышала она у самого уха горячий шепот. – Я брошу жену, эту старую тощую ворону, и мы будем вести труппу вдвоем, ты и я, мы поедем в Вену, а потом в Германию, и везде ты будешь блистать, как сегодня! Ах, что это за кувшин у тебя в руках, ты взяла вино, конечно, с вином нам будет веселее, пойдем со мной – тут рядом есть комнатка, нам не помешают… вот так, моя дорогая, моя муза… присядем, нам нужно отметить наш триумф.

Мариам сделала несколько больших глотков, и перед глазами поплыло, стены закружились, и стало все равно, куда ее привел Тобиас, зачем она оказалась среди узлов с постельным бельем, приготовленных горничными в стирку. Она не стала отталкивать Тобиаса, обхватившего ее потными руками, равнодушно позволив расстегнуть крючки и петли на платье.

Когда она наконец оказалась в своей комнате, то мгновенно забылась сном, не услышав, как лежащая на соседней кровати Мари выскользнула из-под одеяла и, набросив на плечи теплую шаль, тихо-тихо шагнула за дверь.

* * *

Катарине не спалось. Какое-то время она поворочалась с боку на бок – сон ушел. В камине догорали поленья, блики пламени тускло освещали спальню. Позавидовав безмятежно спящей Лауре, девушка обвинила в бессоннице душный воздух комнаты. Она тихонько встала и подошла к окну. От легкого нажатия створка приоткрылась, прохладный воздух освежил лицо. Начинался дождь, низкие тучи закрыли горы, острые шпили на крыше замка терялись во влажном тумане. Катарина опустила взгляд вниз и увидела две закутанные в плащи фигуры, скользнувшие вдоль стены в сторону Южной башни.

«Интересно… Что происходит?» – Катарина озадаченно застыла у окна. Порядки в замке она не знала, но почему-то думалось, что бродить украдкой по ночам здесь как-то не принято. И потому Катарине очень захотелось выяснить, кто и по какой надобности разгуливает в такую пору.

Взгляд упал на свечу в глубокой медной плошке – нет, брать с собой опасно, увидят. Темный шерстяной палантин с капюшоном надежно скрыл очертания фигуры, и девушка шагнула за дверь. Видимо, на поведении Катарины сказались скука и монотонность последних дней, только так объясняется безрассудный поступок – бродить ночью по незнакомому темному зданию, не вполне ориентируясь в его переходах и лестницах.

«Они направились к Южной башне. Снаружи. А если я сейчас спущусь вниз и пересеку главный зал, то окажусь у лестницы этой же башни с внутренней стороны. Там наверняка спят слуги, но я буду осторожна». Катарина беспрепятственно спустилась по ступеням. В зале, где проходил ужин, на столах оставалась неубранная посуда, стоял запах еды и вина, а из разных углов доносились храп и сонное бормотание. В очаге тлело огромное бревно, в мерцающем свете Катарина сумела пересечь зал так, чтобы не задеть лежащих где попало слуг. Она напрасно опасалась разбудить кого-нибудь – замок спал. Лишь из-за приоткрытой двери в кладовую мерцал огонек свечи. На цыпочках Катарина приблизилась – в этой комнате хранились дорогие продукты, для которых не подходили амбары и подвалы, – привезенные из заморских стран запасы перца и пряностей. Девушка поглядела в дверную щель – брови в удивлении поднялись: Мари, актриса из бродячей труппы, обнимала мужчину, лицо которого скрывала темнота, свеча очень скупо освещала комнату. Катарина успела отметить, какое обожание было во взгляде Мари, и быстро отступила от двери – не стала мешать любовному свиданию.

Проворно пройдя через зал и поднявшись на несколько ступенек, она оказалась в Южной башне. По ногам протянуло холодом, послышался легкий стук – как будто открылась где-то наверху дверь. Ее окружала темнота, пришлось продвигаться на ощупь, ведя рукой по стене. Впервые за прогулку пришла мысль, что ночное хождение по замку – занятие не из приятных, откуда-то изнутри к горлу поднялся страх. Катарина остановилась и стала вспоминать назначение комнат, которые выходили на лестницу Южной башни.

«Та комната с зеркалом – она должна быть прямо на площадке лестницы, на втором этаже. – Несколько ступенек, и Катарина нащупала рукой дверной проем. – Она наверняка открыта, но я ни за что в жизни не пойду туда ночью – хватит с меня воспоминаний. А что на верхнем этаже? Там же дверь в графскую сокровищницу! Но она заперта, я сама видела, как граф Эдмунд сначала открывал, а потом закрывал тяжелый замок».

Катарина прислушалась – никаких звуков или шорохов. Тишина. Потом вновь легкий ветерок по ногам.

«Да это же воры! Они в сокровищнице – на верхнем этаже только одна комната, и в нее вошли грабители!» Первым ее порывом было спуститься вниз и созвать людей, но потом она решила сначала сама убедиться в том, что кто-то проник внутрь комнаты.

«Если дверь открыта, значит, они там, тогда я побегу за слугами». Катарина начала тихо-тихо подниматься по лестнице, прислушиваясь к шорохам, но из всех звуков слышала только свое колотящееся сердце. Казалось, она идет вечность и никак не достигнет дверей в сокровищницу. Чтобы не пропустить дверной проем, она одной рукой шарила по стене. Наконец Катарина нащупала ручку на двери и попыталась открыть ее. Но дверь не поддалась. Замок оказался заперт… Катарина сама себе не верила – она уже представила, как воры грабят сокровищницу.

«Так. Тут все закрыто, выше только смотровая площадка, комнат там нет. Комната с зеркалом не заперта, но в ней наверняка никого. Красть там нечего, одна мебель да пыль. Значит, эти люди вошли в одну из комнат галереи второго этажа, и если их сейчас искать, то мне придется перебудить весь замок. Все, – приказала она себе, – возвращайся и ложись». Катарина разочарованно повернулась и стала осторожно спускаться по лестнице.

Когда шорох ее шагов затих, от стены на смотровой площадке отделилась фигура в плаще. Человек замер, прислушиваясь. Порыв ветра колыхнул полу плаща, в свете наконец появившейся между туч луны блеснуло лезвие ножа…

* * *

Луна ненадолго выходит из-за туч, и в глубину комнаты протягивается светлая дорожка. Она освещает кровать со спящей прерывистым сном женщиной. На окно с легким шорохом опускается ворона. Добравшись скачками до края подоконника, она осторожно заглядывает в комнату. Внимание птицы привлекает гранатовое ожерелье на шее женщины, лунный свет играет на кроваво-красных камнях. Ворона заинтересованно разглядывает блестящие бусины, но женщина поворачивается во сне, и спугнутая птица, взмахнув крыльями, устремляется прочь от окна. Луна скрывается за тучами.

Мариам проваливается в неглубокий сон, где в непонятном танце несутся повозки с театральным скарбом, Лукас жонглирует на канате, размахивая ножами, Мари в желтом платье кричит кому-то: «Не уходи!» Внезапно вынырнув из кошмара, Мариам открывает глаза.

Она находится в своей комнате, едва-едва освещенной краешком луны. Желтое платье теснит грудь, тяжелая ткань замедляет движения. Рванув плотный лиф, Мариам разрывает ожерелье на шее, гранаты россыпью скатываются по складкам широкой юбки. Катятся по полу. Хочется пить, болит голова. Она садится на постели и вглядывается в сумрак. Кровать Мари пуста, но есть ощущение чьего-то присутствия – как будто в комнате кто-то есть. Луна уходит, становится совсем темно, Мариам негромко зовет: «Мари!» Ответа нет, и она хочет встать с постели, но складки тяжелого платья не дают сделать это быстро.

Она набирает воздуха в легкие, чтобы позвать Мари громче. И этот ее вдох – последний. Потому что из темноты к ней бросается темная фигура, опрокидывает на спину и сдавливает лицо подушкой. Мариам пытается сопротивляться, но быстро обессиливает. Воздуха нет, и что-то взрывается внутри головы, и опрокидывается последним движением кувшин с вином на полу – и все. Тучи вновь ненадолго выпускают луну, которая освещает комнату, но Мариам уже ничего не видит – она мертва.

Когда затихают все шорохи, темный силуэт вороны вновь появляется в раскрытом окне. Рассыпанные гранаты отражают тусклый лунный свет. Птица замирает, прислушиваясь – пока ее не было, в комнате что-то изменилось. Поняв, что опасности нет, она обрадованно соскакивает на пол. Не обращая внимания на мертвую женщину, ворона неторопливо расхаживает среди поблескивающих камешков. Наконец, примерившись, она хватает длинным клювом крупную бусину. Негромкий шум крыльев – и птица исчезает в окне.

Часть 2

Утро в большом зале началось с обычной перебранки. Огромное бревно, положенное с вечера в очаг, давно догорело. За ночь воздух в просторном помещении остыл, и, прежде чем снова разжечь огонь, очаг нуждался в чистке. Сегодня найти охотника на эту работу оказалось особенно непросто – после вчерашнего праздника, где вино лилось кувшинами, большинство слуг лежали вповалку на скамейках и под столами.

За окном только-только серел рассвет, а мать маленького Пажа торопливо пересекала зал, по пути расталкивая спящих тут и там слуг. Она направлялась в кладовую под лестницей, намереваясь отсыпать из мешка корицу для замеса в выпечку.

– Эй, пошевеливайтесь, нечего разлеживаться! Сегодня особенный день, всем найдется работа!

Из разных углов донеслось:

– Чего кричишь в такую рань, еще на дворе темно!

– Выпить бы, голову поправить…

– Да у тебя править нечего, пусто в голове-то!

– Это у кого пусто, лучше меня в Верфене никто лошадь не подкует, а для этой работы как-никак мозги нужны.

– Вот и отправляйся в кузницу, и все остальные по своим делам. А здесь надо зал в порядок привести да завтрак господам подать. – Она распахнула дверь в кладовую и громко чихнула. На полу, среди кучки рассыпанного перца, стояла плошка с догоревшей свечой, а на мешках с пряностями ночью явно кто-то спал.

– Ну, наглецы! И сюда добрались! Все время говорю – из зала нужно всех гнать на конюшни! Вот скажу госпоже Хедвиг, живо порядок наведет! – Не переставая возмущенно качать головой, она отыскала корицу и набрала в принесенную с собой миску.

«Пусть господам будут на завтрак свежие булочки. Сегодня день особенный, до церемонии помолвки надо всем хорошенько подкрепиться».

Проследив за приготовлением завтрака, мать Людвига направилась в комнаты. Поднимаясь по лестнице с кувшином воды и стопкой свежих полотенец, она размышляла, будет ли счастлива новая хозяйка Хоэнверфена. Милая молодая госпожа так понравилась ее маленькому сыну! «Нет, – подумав, вздохнула она. – вряд ли молодая жена смягчит суровый нрав графа. Нелегко ей будет, бедняжке».

Она миновала площадку второго этажа, как вдруг дверь распахнулась и из комнаты, где жили актрисы, с громким криком выбежала Мари. Увидев горничную, она, не переставая кричать, схватила ее за руки: «Умерла, она умерла! Там кровь!»

На крик сбежались слуги, окружили Мари, пытаясь разобрать бессвязную речь. Кто-то догадался войти в комнату и обнаружил неподвижно лежащую на кровати Мариам. На полу валялись сброшенные подушки, темнела небольшая красная лужица.

О происшедшем тотчас доложили графу Эдмунду. По его приказу из Верфена вызвали местного аптекаря, который составлял снадобья в лавке недалеко от площади, а заодно врачевал всю округу. У дверей комнаты появился стражник, рыдающую Мари усадили на ступени лестницы. Слуги наперебой судачили:

– Вот не приводит к добру актерская жизнь, правду говорят! Женщина должна сидеть дома, в церковь ходить да детей воспитывать, а у актрис ни дома, ни семьи! Живет в повозках, на колесах, разве это жизнь?

– Убили же ее, верно? Это ж, наверное, тот самый, с кем она вчера в театре любовь крутила, его первого надо хватать!

– Да это же спектакль был, курица ты необразованная! Игра, понимать надо!

– Сама ты курица, вот из-за таких игр все и случается!

Актеры труппы стояли отдельно, не смешиваясь со слугами и горничными. Тобиас трясущимися руками вытирал пот со лба, около него поджимала губы Анхен. На худом лице жены Тобиаса застыло осуждение. «Я всегда знала, что она плохо кончит!» Постепенно к Анхен приходило понимание того, что соперницы больше нет, и из глубины души поднималась тщательно скрываемая радость.

Аптекарь в сопровождении двух стражников появился на лестнице в одно время с прибывшим из своих покоев графом Эдмундом. Несмотря на ранний час, в одежде владельца Хоэнверфена беспорядка не наблюдалось. Оба оруженосца, с оружием и в полушлемах, следовали за ним.

Граф задал страже несколько коротких вопросов и шагнул в комнату актрис. Старший из оруженосцев остался у дверей, граф Эдмунд и Ульрих вдвоем осмотрели место убийство. Затем граф нетерпеливым кивком позвал аптекаря.

Аптекарем оказался худой жилистый старик в короткой, до колен, накидке, из разрезов которой виднелась мятая камиза, заляпанная какими-то пятнами. Из нагрудного кармана свисала цепочка с увеличительным стеклом, а обвислые прокуренные усы делали его похожим на старого охотничьего пса. Нос, привыкший за долгие годы аптекарского ремесла определять разные запахи, скривился, уловив в комнате кисловатый аромат разлитого вина. Отодвинув желтую ткань свесившейся с кровати юбки, он достал опрокинутый кувшин. Жидкость на полу, изначально принятая Мари за кровь, оказалась красным вином. Потрогав тело Мариам скрюченными в суставах длинными пальцами, он убрал с шеи молодой женщины прядь черных вьющихся волос.

– Вот, мой господин. – Аптекарь указал графу на синие пятна, отчетливо проступившие на тонкой коже.

– Что это? – Граф подошел ближе.

– Мой господин, она задушена. – Голос аптекаря напоминал неторопливо скрипящую дверь.

Выражение досады отчетливо проступило на лице графа.

– Когда? – быстро спросил он.

– С точностью не могу сказать, мой господин. – Аптекарь, боясь ошибиться, выпускал слова медленно и осторожно. – Ночью, несколько часов назад.

– Есть ли повреждения на теле, кроме того, что ты показал?

– На первый взгляд нет. Но я не знаю…

Граф перебил его, негромко отдав приказ стоящим у входа стражникам:

– Вынести тело вниз, на ледник. А там, – он повернулся к аптекарю, – ты осмотришь все как следует. Мне нужно знать, убийца мужчина или женщина.

Брови аптекаря удивленно поднялись, но он, покорно кивнув, без слов проследовал к выходу. Стражники начали заворачивать тело Мариам в простыню, а граф Эдмунд резко произнес:

– Здесь жили две актрисы. Где вторая?

Вздрагивающая от рыданий Мари протиснулась сквозь толпу слуг:

– Я здесь, господин.

– Ты находилась здесь всю ночь?

Холодные глаза графа встретились с беспомощным взглядом девушки.

– Да, – пролепетала она, – я была здесь.

– И ничего не слышала?

– Ничего… Правда, господин, я спала.

– А ведь она сопротивлялась, – кивнул граф на разбросанные подушки. – Как же ты ничего не слышала? – Голос графа стал ледяным.

Остановив жестом стражников, направлявшихся со своей ношей к выходу на лестницу, он приподнял закрывавшую лицо Мариам ткань. Мари судорожно всхлипнула.

– Идите. – Он накрыл лицо и пробормотал, – Надо же, в такой день…

Затем снова обернулся к Мари и повысил голос:

– Ты лжешь. – В тоне прозвучала уверенность. – Ты должна была слышать шум. А вот почему ты лжешь, мы будем разбираться позже.

Повернув голову к заглядывающим в комнату слугам, он негромко приказал:

– Взять ее. В подземелье. Сегодня не до этого, а завтра мы выясним, в чем тут дело.

Мари исступленно заломила руки: «Это не я! Я спала! Бог свидетель, я ничего не слышала! Это правда!» Стражники, подталкивая, повели ее вниз по лестнице.

Граф развернулся к двери и заметил топтавшегося на пороге Тобиаса, из-за плеча которого испуганно выглядывала Анхен.

– Ты же хозяин труппы, верно? Когда ты видел ее в последний раз? – Граф Эдмунд кивком указал в сторону пустой постели Мариам.

– Вчера… Вчера ночью. – Тут голос Тобиаса дрогнул, он покосился на жену, и зоркий взгляд графа отметил тень смущения на потном лице. – Нет, вечером, мой господин. Вечером, сразу после спектакля. Я звал ее остаться на ужин, но Мариам… она ушла к себе, – торопливо закончил он.

– Ушла, говоришь, – задумчиво протянул граф. – К завтрашнему утру я советую тебе припомнить это получше.

Тобиас утер рукавом лицо, закивал. На лице Анхен отразилось понимание, она собралась что-то сказать, но, встретив пристальный взгляд графа, промолчала.

Граф Эдмунд шагнул к выходу, громко обратившись к слугам, расступившимся перед ним на лестнице:

– Это касается всех. Каждому вспомнить вчерашний вечер и ночь. Завтра мы опросим всех, кто ночевал в замке. А сейчас отправляйтесь по делам, церемония должна начаться ровно в полдень.

* * *

Лаура судорожно рыдала, сидя посреди разложенных по всей гардеробной нарядов, приготовленных для девушек к сегодняшнему дню. О случившемся в замке она узнала от Катарины, которая утром спустилась выяснить, что за непонятный шум доносится с лестницы. Сейчас Катарина отпаивала подругу сладким чаем, стараясь найти слова для ободрения, хотя сама была потрясена не меньше ее.

А ведь утро так хорошо начиналось! Из окна, к которому легкими шагами подбежала проснувшаяся Лаура, открывалась верфенская долина, освещенная прекрасным весенним солнцем. Вокруг высились окружавшие замок горы со снежными вершинами, небо было ясным и безоблачным. Чистый и свежий воздух наполнял легкие силой и бодростью. Совсем скоро она станет в долине хозяйкой, а живущие здесь люди будут служить ей. Счастливые мысли переполняли Лауру. У нее самый завидный жених в стране, она молода, красива и богата – о чем еще может мечтать девушка? Все вчерашние опасения забылись. Случай с кольцом неприятным холодком пронесся в сознании, уколола мысль о заносчивой Хедвиг. Пожалуй, ей придется научиться строить отношения с кузиной графа, но это будет не сегодня. И так образ Хедвиг с некоторых пор постоянно присутствовал в картинах, которые рисовало Лауре воображение. Вот, например, Лаура с графом за свадебным столом, а по правую руку от жениха приветливо улыбается гостям его красавица-кузина. Вот Лаура на кухне, а в дверях опять Хедвиг, с усмешкой прислушивается к приказаниям, которые молодая хозяйка отдает прислуге. А вот соколиная охота в графских, а значит, ее, Лауры, угодьях – и опять впереди уверенная наездница – госпожа Хедвиг.

Лаура, сделав над собой усилие, мысленно выбросила из головы образ соперницы. Она сделает так, что противная кузина сама оставит графа! Может же она уехать зачем-нибудь из замка, или выйти замуж, или… или даже умереть. Рассердившись на себя за последнюю мысль, Лаура отвернулась от окна.

Сейчас, услышав о произошедшем ночью преступлении, она безудержно рыдала, отталкивая поднесенную Катариной чашку с ароматным чаем. Известие о смерти красавицы-актрисы, игра которой так потрясла всех вчера вечером, совершенно выбило Лауру из равновесия. Она растерялась, не зная, переносить ли помолвку. «Раз в такой день в замке случилось несчастье, – уже в который раз повторяла она Катарине. – понятно, что это дурной знак, и я не хочу даже думать о том, чтобы праздновать что-либо сегодня».

– Подумай, она такая молодая, такая красивая! Кто? Кто мог это сделать? И почему именно в день моей помолвки? Мне следует перенести дату, хотя бы до того дня, когда будет ясно, что же случилось на самом деле.

Катарина слабо пыталась ее отговаривать, а в душе соглашалась с тем, что церемония должна быть отложена. Про себя она подумала, что лучше бы не просто перенести, а вообще отказаться от этой затеи – уж очень безрадостной, на взгляд Катарины, может оказаться жизнь Лауры в замке после свадьбы.

В комнату постучался посланник с известием от графа Эдмунда. Им оказался оруженосец графа, рыцарь Ульрих. Катарина обрадовалась, узнав его – ей нравился веселый нрав молодого человека. Казалось, он не умеет грустить. Вот и сейчас, как будто не заметив следов слез на лице Лауры, он доложил, что граф не намерен переносить церемонию и ждет невесту в назначенное время, одетую подобающим образом. Когда Лаура стала что-то говорить о переносе помолвки, он только пожал плечами:

– Мне кажется, вы все усложняете, госпожа. Эта актриса только два дня находилась в замке, да и в Верфене труппа проездом. Так что ее смерть не имеет никакого отношения к происходящему здесь. Конечно, досадно, что это случилось именно в этот день, но виновных, вернее, виновную, уже схватили, и по приказу графа она отправлена в подземелье.

Девушки в один голос воскликнули:

– И кто же это?

Ульрих махнул рукой:

– Тоже из труппы. Молодая актриса, которая жила вместе с убитой. Конечно, она утверждает, что всю ночь спала и увидела труп только утром, но как можно ничего не услышать, если рядом с тобой в комнате убивают человека?