Текст книги "Рассвет"

Елена Гайворонская
Рассвет

– Что ты виляешь? – Недовольно спросил у жены Борис.

– Я не виляю. – Таким же недовольным тоном отозвалась Света. – Я прижимаюсь к обочине. Не видишь, дорога сужается, впереди опасный поворот?

– А так мы слетим в пропасть. – Не унимался Борис. – Погуди. За скалой дороги не видно. Вдруг там встречный автомобиль?

Света недовольно поджала губы и надавила на клаксон. Выруливший из-за поворота маленький «корса» с немецкими номерами от неожиданности сиганул вбок и едва не врезался в мрачный коричневый остов скалы, покрытый редкой щетиной колючих горных растений. Водитель «корсы», мужчина в пёстрой рубахе, возмущённо взмахнул рукой и что-то проговорил, он, видимо, ругался. Его спутница, светловолосая женщина, обернулась к сидящим на заднем сиденье кудрявым девочкам, испуганно округлившим глазёнки.

– Видишь, мы испугали людей. – Укорила мужа Света.

– Таковы правила: если впереди крутой поворот, надо сигналить. – Отозвался Борис. – Осторожно! – Вдруг вскричал он.

Навстречу, басовито загудев, пронёсся автобус.

– Что ты орёшь?! – вскипела Света. – Хочешь, чтобы я от неожиданности потеряла управление?

– Дорога не терпит слабонервных. – Фыркнул Борис.

– Ну и садись сам за руль! – Выпалила Света. – Надоел своими нотациями!

Прокатный «хёндай» остановился у обочины.

Борис не заставил себя долго упрашивать. Моментально уселся на водительское кресло, покрутил магнитолу с тягучими греческими напевами, довольно улыбнулся и выжал газ.

– Не гони. – Сказала Света. – Сколько раз тебе повторять. Тоже мне, лихач.

– Всё нормально. – Отмахнулся от неё муж.

– Нет, не нормально. – Повысила голос Света. – Я не хочу попадать в аварию. Вон сколько памятников вдоль трассы наставили умникам, вроде тебя.

– Не ори. – Огрызнулся Борис. – Ты меня отвлекаешь от дороги.

– Кажется, я вообще тебе мешаю. – Выпалила Света.

Борис не ответил. Он крутил баранку, явно наслаждаясь ездой и только что одержанной победой над женой. Света прикусила губу, нахмурилась. За окном проплывали головокружительные горные пейзажи. Крохотные ослепительно-белые церквушки с красными крышами на фоне ярко-синего неба, примостившиеся в самых невероятных местах над обрывами коричневых гор. Внизу, далеко-далеко, бирюзовое море билось кружевными гребнями волн о каменные глыбы дикого берега. Их автомобиль затерялся где-то между небом и землёй, на горном серпантине, длинном, узком извилистом, как сама человеческая жизнь.

Света снова подумала, что не стоило им ехать в Грецию, в наивной надежде собрать и слепить обломки их отношений. Склеенный сосуд всё равно остаётся разбитым.

Они поженились не сразу, не впопыхах, не в бурном бесшабашном студенчестве, когда всё кажется простым и понятным, а потом вдруг усложняется и запутывается. Их отношения не были незрелыми и скоропалительными, а сами Борис и Светлана были уже взрослыми самостоятельными, достаточно успешными людьми с высшими образованиями, востребованными профессиями и приличными зарплатами. Их любовь не осложнил квартирный вопрос: у каждого было жильё. Они не были сказочно богатыми, но крепко стояли на ногах и, в дополнение, на четырёх колёсах, и являли собой тот самый высокий уровень среднего класса, к которому стремится образованная молодёжь. Они познакомились на австрийском зимнем курорте, потом долго встречались в Москве. У них были общие интересы, от горных лыж до средневековых нецке. Им было хорошо вместе и на вечеринках, и в постели. Они были красивой парой. Борис – высокий плечистый шатен с мужественным подбородком, чувственными губами и жгучим взглядом. Света – тоненькая, хрупкая блондинка, доходившая любимому до плеча, с пушистой стрижкой, солнечной улыбкой и ясными серо-голубыми глазами. Когда они стали жить вдвоём, им показалось, что так было всегда. Утром они садились в машины и разъезжались по офисам, вечером ужинали в кафешках, по выходным бродили по выставкам, катали шары в боулинге или отрывались в шумной компании общих друзей, которые не уставали твердить, что Борис и Света созданы друг для друга и непременно должны пожениться. Скоро они и сами это поняли. На день рождения Борис увёз любимую в Венецию, где на мосту Вздохов – месте встречи влюблённых – , сделал предложение, и Света радостно согласилась.

Им казалось, что они две половинки, которые, наконец, обрели друг друга, и ничто в целом мире не сможет разрушить их счастливого союза. В свадебное путешествие они поехали на Крит, где в роскошном бунгало или на диком берегу ласкового моря предавались бурным любовным утехам, а в перерывах, разгорячённые и утомлённые, мечтали, как у них родятся дети, мальчик и девочка.

Шло время. Угар медового месяца прошёл. Жар поостыл. В отношениях стали появляться едва заметные трещинки. Постепенно их становилось больше, они ширились, увеличивались в размерах, и однажды стало ясно: ещё немного, и хрупкий сосуд любви расколется, раздробится на сотни осколков, которые не склеить, ни собрать.

На работе у каждого начались запарки. Оба приходили поздно вечером уставшие, вымотанные, раздражённые. Молча варили магазинные пельмени и падали в кровать. В выходной, заглянув в пустой холодильник, Борис объявил, что ему осточертел общепит и что Света, в конце концов, могла бы что-нибудь и приготовить. Света недовольно нахмурилась: она собиралась в тренажёрку. Они начали препираться. Света заявила, что вкалывает и зарабатывает не меньше мужа, и коль ему приспичило, может сам варить обед. Борис заявил, что стоять у плиты – дело женское, и какой, на фиг, смысл в женитьбе, если приходиться ходить по столовкам? А если Свете работа в напряг, пусть увольняется, рожает ребёнка и сидит дома. Света собиралась обзавестись детьми, но гораздо позже, а уж тем более не теперь, когда ей вот-вот должны были предложить повышение. Она фыркнула и назвала мужа домостроевцем и эгоистом. Борис ответил, что супруга – полная неумеха и к тому же сама настоящая эгоистка. Света с испорченным настроении отправилась в магазин, закупила быстрорастворимые супы в пакетиках, за пять минут сварганила «Галину Бланку – любовь с первой ложки» и хлопнула дверью.

Она поехала в тренажёрку, но занятия не доставили никакого удовольствия, а домой впервые за многие месяцы, прожитые с Борисом, возвращаться не хотелось. Света в одиночестве посидела в кафе, побродила по магазинам, но даже удачно приобретённые за умеренную сумму классные джинсы, сидевшие на ней как влитые, не развеяли меланхолии. В конце концов, Светлана, успокоившись, решила помириться с мужем и даже поджарить яичницу. Но дом встретил её холодной тишиной. Борис вернулся за полночь. Света встретила его презрительным молчанием. Она не стала устраивать унизительный допрос, приняла ванну и легла спать, демонстративно повернувшись к стене передом, а к мужу задом. Борис принял такую же позу. В воскресенье они не разговаривали. После обеда Света уехала навестить маму, а когда вернулась, снова обнаружила пустую квартиру. Впервые она тихо заплакала. На ночь Света приняла снотворное. Сквозь сон она слышала, как вернулся муж. Тихо разделся и лёг рядом.

Утром в понедельник супруги разъехались каждый на свою работу.

К следующим выходным они всё же помирились, дали друг другу обещание не ругаться, и даже вместе сварили суп. Но скоро снова повздорили из-за сущего пустяка. Потом стычки стали регулярными, затяжными. Они спорили по малейшему поводу: и кому выносить мусор, и какую купить мебель. Споры перерастали в баталии. Теперь в выходные Борис с друзьями пил пиво в баре, а Света после тренажёрки шла с подругами в кафе обсуждать мужской эгоцентризм.

У них было много общего, даже слишком много. Единственное, чего им не доставало – умения уступить друг другу.

Брак неумолимо рушился. Света даже спросила совета у матери, но та была женщиной другого века, другого поколения, других традиций и её рекомендации – уступать, готовить, убирать, рожать, – с точки зрения Светланы были полным анахронизмом.

– Почему я должна тратить свой выходной на какую-то уборку? – Кипятилась Света перед подругами. – У меня два высших образования, зарплата в две штуки и должность начальника отдела! Зачем париться у плиты, если можно нормально поесть в ресторане?! А вчера он заявил, что не потерпит никакой няни, что с ребёнком должна сидеть мать! Для того я училась и делала карьеру, чтобы напялить халат и тапки?! А вчера я попросила посмотреть, что в машине стучит, так он сказал, чтобы я сама разбиралась, раз я такая эмансипированная. Полки повесить – неделю плотника ждали, хоть работы на полчаса. Говорит: с какой стати я должен в выходной корячиться, если можно заплатить, и всё сделают? В итоге пришёл какой-то козёл, прицепил кое-как, а после его ухода полки рухнули. Я говорю: что ты за мужик, если гвоздь не можешь забить? А он в ответ: такой же, какая ты женщина. Ну не хамство?!

Подруги сочувственно кивали.

Борис с друзьями в то же время обсуждал женскую стервозность.

Вскоре разведка донесла Свете, что к её благоверному клеится долговязая губастая секретарша, а Борис улыбается ей теплее, чем положено по рангу. Света считала ниже своего достоинства устраивать ревнивые разборки. Она всплакнула в гордом одиночестве, ничего не сказала мужу, но в отместку на дружеской клубной вечеринке долго танцевала с парнем из-за соседнего столика и даже позволила чмокнуть себя в щёчку. Борис, естественно, вспылил, грубо затолкал жену в такси, и остаток ночи молодые супруги посвятили грандиозной разборке в итальянском стиле.

К годовщине брака Борис и Света поняли, что им надо либо разбегаться в разные стороны, либо дать друг другу последний шанс и попытаться что-то изменить в своих отношениях и, что было самым сложным, в самих себе. Ведь несмотря ни на что они продолжали любить друг друга, в дни перемирий им по-прежнему казалось, что они – две половинки, что созданы друг для друга, что склоки и распри – нелепое недоразумение. Каждый раз они давали слово, что это больше не повторится… Последний раз супруги продержались неделю.

И вот однажды субботним августовским утром Борис и Света решили отправиться в путешествие на Крит, где провели год назад страстный медовый месяц. Им думалось, что жаркое солнце, горячий песок, и мерный шум прибоя, в такт которому так сладко любится, помогут им похоронить обиды и недоразумения, раздуть угасающий огонёк былой страсти в пожар пятой категории.

В первые дни отдыха Свете казалось, что так и получается. На обоих напало блаженное полудремотное состояние релаксации, когда не то, что поругаться – лишний раз рот открыть лень. Измотанные напряжённой работой и домашними скандалами супруги двое суток отсыпались, нежились на пляже и дремали на лежаках. Борис плавал за буйки, а Света предпочитала качаться на волнах вдоль берега на надувном матрасике. Но по мере того, как возвращались силы, у каждого появлялись желания, не созвучные с желаниями другой половины. Ослеплённые страстью, раньше они этого не замечали. Год спустя выяснилось, что Борис на отдыхе предпочитает тупо валяться на пляже или у бассейна, тянуть пиво и разглядывать проходящих девушек в бикини. Света же обожала зажигательные танцы до упаду под восхищённые взоры загорелых мачо. Ей хотелось покататься по острову, осмотреть достопримечательности, прикоснуться к неизведанному, потрогать ладонями остатки рухнувших миров и древних цивилизаций. Борис же если и желал куда-либо поехать, то скорее по соседним тавернам, в поисках самых сочных оливок, нежнейшей дорады, бело-жёлтого овечьего сыра, что тает во рту, смешиваясь с молодым вином, пьющимся как сок, но потом не позволяющим подняться из-за стола, оставляя ясную голову при хмельных ногах.

Света решительно заявила, что растительный отдых не для неё. Она достала из сумки путеводитель, наметила интересные маршруты и сказала Борису, что если тот хочет – может и дальше лежать и растить живот. Света же намерена взять напрокат машину и отправиться в путешествие по острову. Борис скорчил кислую мину, но потом вспомнил, как упоительно заниматься любовью на клочке пустынного берега, укрывшись за скалой от любопытных глаз, и отправился вместе с женой в «Rent a car».

Но и здесь подстерегали новые испытания. И Борис и Света были хорошими водителями с довольно большим стажем, самолюбивыми и независимыми, и ни один не желал уступить другому место за рулём. Оба долго препирались у дверей прокатной конторы, пока загорелый владелец со смехом не предложил бросить жребий. Они так и сделали. Право на руль выпало Свете. Но Борис сделал всё, чтобы свести удовольствие от вождения к минимуму. Рядом с более опытным и уверенным Борисом с его нагловатым стилем поведения на дороге осторожная Света ощущала себя неумелым «чайником». Наконец, ей надоело выслушивать бесконечные придирки и комментарии мужа. Вспомнив мудрость: «уступит тот, кто умнее», она отдала руль супругу. Но осознание собственной мудрости не доставило ей радости. И потому, когда, проезжая мимо безлюдных пляжей, Борис многозначительно улыбнулся и предложил затормозить, Света сухо ответила, что у неё нет настроения. Борис обиженно хмыкнул и заявил, что ему надоело уговаривать собственную жену. И в следующий раз он отправится в отпуск один.

– Зачем же один? – уязвлено фыркнула Света. – Попроси свою дылду-секретутку – она с удовольствием составит компанию.

– Спасибо, что подсказала. – Парировал Борис. – Так и сделаю.

Свету больше не радовали ни захватывающие дух скалистые горы, вздыбившие хребты прямо в облака, ни море, вытекавшее из неба. Ни средневековые монастыри с дивными фресками и стенами, увитыми душистыми цветами и изумрудным виноградом, взращенным на голых камнях. Ни удивительные в своей первозданной целостности постройки минойской эпохи – простые дома из грубого серого камня, в которые можно зайти, посидеть на шлифованной каменной скамье, сфоторафироваться с огромным глиняным сосудом. Время остановило в них свой бег, казалось, стоит чуть-чуть подождать, и вернётся хозяин, разложит незамысловатый ужин – сыр, оливки, вино, и будто не бывало четырёх тысячелетий. Но сейчас раскалённые солнцем каменные остатки ушедшей цивилизации вызывали не благоговение, а уныние, наводя мысль о недолговечности всего сущего. Света раздражённо думала, что жизнь коротка, отпуск ещё короче, и глупо тратить то и другое на реанимацию чувств, бесконечные споры и раздоры со ставшим бесконечно чужим человеком. И что по возвращении в Москву им следует развестись.

Неожиданно Борис остановился возле покосившегося столба с указателем и принялся с интересом разглядывать карту.

– Помнишь, парень из «Рент» говорил, что южный берег красивее северного, там самые лучшие пляжи, что именно север отдан на откуп туристам под строительство отелей, а сами местные отдыхают на юге.

– Ну и что? – Равнодушно отозвалась Света.

– А то, что мы сейчас находимся в самом узком месте между северным и южным берегом. – Поднял указательный палец Борис, радуясь, словно открыл Америку через форточку. – Эта дорога ведёт в Иерапетру, самый южный город Крита. Всего четырнадцать километров, и мы на другом побережье!

– Что там смотреть? – Пожала плечами Света. – Подумаешь, пляжи…

– Причём тут пляжи? – Возмутился Борис. – Это же шанс увидеть что-то новое, интересное. Разве не для того люди путешествуют? Ты же сама твердила, что хочешь всё посмотреть.

– Вечереет. – Возразила Света. – Я не хочу оказаться в горах в темноте. По этому сумасшедшему серпантину и днём ездить опасно.

– Мы поедем по обычной автомобильной трассе. – Уговаривал Борис. – Что ты как старушка, в самом деле? Где твой дух авантюризма? А вдруг там, в самом деле, красоты неимоверные?

Когда хотел, Борис мог быть очень убедительным и затмить в красноречии самого Владимира Вольфовича. Именно такого Бориса, с горящими от предвкушения волнующего приключения глазами, когда-то и полюбила спокойная, рассудительная Света. Как часто, взирая на лежащего на диване перед телевизором супруга, она печально размышляла над метаморфозой: когда же на смену неуёмной энергии мужа пришла эта стариковская дремотная расслабленность? Задавала вопрос и не находила ответа. А теперь вдруг поняла: Борис оставался прежним. Просто сильно уставал, «вымерзал» во время суровой московской зимы. А теперь передохнул, отоспался, отогрелся под греческим солнцем. Что-то ёкнуло, трепыхнулось внутри, и, вопреки доводам разума, упреждавшего от необдуманного поступка, Света согласно кивнула.

– Ну, хорошо. Только по нормальной дороге. И ненадолго, чтобы вернуться в отель засветло.

– Вернёмся, не переживай. – Радостно воскликнул Борис и развернул автомобиль в сторону юга.

Дорога впрямь была вполне нормальной: ровной, асфальтовой, размеченной, с указателями и светоотражающими маячками. По обе стороны громоздились скалистые горы, подпоясанные сеткой, украшенной знаками в виде падающих камней. Света невольно поёжилась и спросила Бориса, как он думает: дорогу прорубили в скалах или пустили по естественной ложбине? Борис пожал плечами и ответил, что, наверно, всё-таки вначале было ущелье, иначе б встречались тоннели.

– Я бы не смогла быть альпинистом. – Призналась Света. – Эти горы вселяют ужас, какой-то первобытный страх. Чувствуешь себя песчинкой, мелким камушком вроде тех, что падают за сетку.

– Иногда и большие падают. – Заметил Борис, кивнув на приличных размеров красно-коричневые валуны, валявшиеся у обочины.

– Брр, – сказала Света. – Умный в гору не пойдёт.

– Там наверху тоже люди живут. – Борис указал на притулившиеся на самых невероятных, казалось, местах домишки, подчас вписанные в скалу, казавшиеся снизу картонными макетами, и ставшие уже привычными округлые купола церквушек.

– Удивительно, они строят часовни в таких труднодоступных местах, где, казалось бы, их особо некому посещать. – Проронила Света. – Разве что одному-двум случайно забредшим странникам.

– Думаю, в этом и кроется суть истинной веры. – Отозвался Борис. – Делать что-либо не напоказ и не для массовки. Чем сотни тысяч человек, живущие внизу, важнее какого-нибудь одинокого странника или старого крестьянина, которому нелегко спуститься в долину на службу?

– Ничем. – Согласилась Света.

Тем временем горы отступили, потянулись знакомые пейзажи оливковых рощ, пропылённых пальм, да ещё и парников между ними.

– Никакой невероятной красоты. – Фыркнула Света. – Колхозы сплошные.

– Погоди, до моря доберёмся. – успокоил её Борис.

Показалась Иерапетра. Большой грязноватый город с обшарпанными панельными домами, железными гаражами и промышленными постройками.

– Напоминает Бирюлёво. – Разочарованно резюмировала Света, – если тут и можно отдохнуть, то только от туристов.

«Хёндай» вырулил на шоссе, идущее вдоль берега ровного и голого, как ладонь. Пляжи здесь и впрямь, в отличие северных, были песчаными. Но выглядели они не так романтично, как берега, изрезанные скалистыми бухточками, которые сладко и уютно таились от любопытных глаз. Да и песок этот был крупный, сероватый, далёкий от того ожидаемого бархатистого белоснежного, что показывают в красивом ролике «Баунти».

– Наверно, надо ехать дальше. – Сказал Борис.

– Надо ехать обратно. – Возразила Света. – Мы же не будем кататься всю ночь по берегу в поисках невесть чего. Да и солнце начинает садиться. Давай разворачиваться.

Борис остановил машину у обочины, вытащил карту, долго изучал, затем позвал Свету.

– Видишь, – водил он пальцем по чёрным линиям, – эта дорога выведет нас на север, нет смысла возвращаться назад и терять время. Поехав сюда, мы выскочим на наше шоссе ближе к отелю.

– Та дорога была прямой и короткой, – засомневалась Света. – А эта извилистая. Сколько времени нам понадобится, чтобы выбраться на трассу?

– Немного дольше. – Согласился Борис. – Зато мы сэкономим время на возвращение к короткой дороге, а после, когда мы окажемся на трассе, нам придётся снова проехать то же расстояние, которое сейчас мы проделали, а это километров двадцать туда и столько же обратно. Согласись, это неразумно.

– А эта дорога горная? – Опасливо спросила Света.

– Если и серпантин, то совсем невысокий. – Заверил Борис. – Смотри, какая жирная линия. Значит, дорога главная. Вряд ли горную тропу станут так ярко обозначать. Гляди, вот эти дороги побочные, – он указал на тоненькие волоски линий, – по ним мы не поедем. Мы доберёмся до местечка под названием Kalamafka, – он чиркнул ногтем по синей точке на карте, а оттуда прямиком на главную дорогу.

– Хорошо, пусть так, – поспешно кивнула Света, – только поедем быстрее, а то скоро начнёт темнеть.

День близился к закату. Ярко-розовый шар уже завис между морем и горами, и словно раздумывал, куда ему катиться дальше.

Автомобиль тронулся. За окном поплыли привычные скальные пейзажи с кряжистыми стволами горбатых сосен. Постепенно дорога сужалась, горы подступали всё ближе, а бетонное ограждение, обозначавшее край дороги, то и дело разрывалось пополам, а в прогале высились киоты в виде церквушек, кресты или плиты с выбитыми датами и именами – память о тех, чьи жизни оборвались в гигантском зеве разверзшейся в паре метров от колёс пропасти. Света почувствовала, как в ступнях зародился неприятный холодок и пополз выше, забрался на колени, разлился в паху, поднялся к животу. Света всегда боялась высоты, их второй этаж казался вертикальным пределом, а на балкон родительского десятого она старалась не выходить. И теперь её затрясло при одной мысли о близости ужасающей бездны. Солнце неумолимо клонилось к закату. Розовый шар уползал за скалы, уступая дорогу туману непроходимых сумерек.

Ещё долго? – Спросила она дрожащим голосом.

– Почти приехали, – успокаивал муж.

– Эти киоты действуют мне на нервы. – С дрожью в голосе сказала Света.

– Мне тоже. – Признался Борис.

– И зачем их ставят? – Шмыгнула носиком Света.

– Наверное, в назидание другим. – Предположил Борис. – Чтобы были осторожнее. Вешают же у нас венки на местах аварий. Жутковатая местная традиция.

Постепенно горы расступились. В обнажившейся долине их взору предстала деревушка в несколько простеньких домиков по обе стороны узенькой улочки, крохотная церковь на возвышенности, подобие трактира на углу. За старыми колченогими столами, вынесенными прямо на дорогу, на табуретах, стульях и просто на деревянных ящиках сидели крестьяне в тёмных рубахах с загрубелыми лицами, испещрёнными морщинами и изъеденными палящим зноем. Они курили папиросы, неспешно беседовали, потягивая из глиняных кружек какой-то напиток. При виде «хёндая» они удивлённо переглянулись, впрочем без особых эмоций – и вернулись к разговору.

В обе стороны шли дороги. Но указатели напрочь отсутствовали.

– Kalamafka? – Высунувшись из окна, спросил Борис.

Крестьяне утвердительно кивнули.

Борис попытался узнать, какая из дорог ведёт на север. Крестьяне не понимали по-английски. Зачем им – коротающим век в глухой горной деревушке Средиземноморья, никуда не спешащим, не суетящимся, не выезжающим – чужой непонятный язык?

Борис тихо выругался сквозь зубы.

– Агиос Николаос? – Продолжал допытываться он.

– О, Айос Николаос, – махнул рукой в сторону крестьянин и вернулся к трапезе.

Борис поехал в указанном направлении.

Деревня осталась позади. Дорога немного попетляла и снова показалась немая развилка.

– Чёртовы греки! – В сердцах воскликнул Борис. – Не могли табличек понавесить! Чем памятниками трассу утыкивать, лучше б указатели ставили! Тогда б и аварий меньше было!

Борис и Света уткнулись в карту.

– Направо. – Сказал Борис.

– А, может, налево? – Усомнилась Света.

– Нет, направо, – не слишком уверенно продолжал упорствовать Борис.

– Почему мы не вернулись на нормальную дорогу? – Вскричала Света. – Почему ты вечно ищёшь приключения на свою задницу?! Теперь мы заблудимся в горах, слетим в пропасть! И никто даже не сможет найти наши тела, чтобы похоронить по-человечески! – Она заплакала навзрыд.

– Замолчи! – крикнул Борис. – Прекрати истерику! Ты меня достала, ясно? Будешь орать – точно сорвёмся!

Света закусила платок, трясясь от беззвучного плача. Ночь, которую Света ожидала с ужасом, обрушилась, укутав весь мир ватным одеялом непроглядного мрака. Ночь в горах совсем не такая, как в городе или на равнине: она полностью лишает зрения, не оставляя ни единого намёка на видимость, тусклый отблеск или зыбкое мерцание. Борис включил фары. Их бледный свет отвоёвывал у тьмы каждую пядь. Машина шла по невидимой горной дороге между небом и землёй. Изредка из мрака выныривали безмолвные памятники, как посланцы с того света – укор ушедших оставшимся. Света сжалась в дрожащий комок, закрыла глаза и, хотя и была убеждённой материалисткой, тщетно пыталась припоминать хотя бы одну молитву.

– Господи, прошу тебя, не дай нам погибнуть. – Всхлипывая, твердила про себя. – Пожалуйста, нам ещё надо так много успеть… Мы не будем больше ссориться, честное слово…

Машина остановилась.

– Приехали. – Сказал Борис.

Света открыла глаза, глянула в окно и увидела сквозь расступавшуюся мглу очертания светлых стен.

Это была одна из горных часовенок, коими славен Крит. Крохотная, отвоевавшая у горы небольшой клочок земли над пропастью, заботливо обнесённая дощатым бортиком с предупреждениями о крутом склоне и площадкой, на которую Борис подогнал автомобиль.

– Пересидим тут темень. – Коротко сказал Борис. – Ночь пройдёт быстро. Скоро восход.

– А вдруг тут бродят дикие звери или какая-нибудь шпана? – испугалась Света.

– Нет тут никаких зверей. – отозвался Борис. – Но, если хочешь, оставайся в машине.

– А ты куда?

– Выйду, осмотрюсь.

– Я с тобой. – Света вцепилась в руку мужа.

Они обошли часовенку. Дверь была заперта, но маленькое окошко приоткрыто. Изнутри пахнуло ладаном. Борис заглянул в окошко, нащупал свечу и спички. Чиркнул. Неясное пламя выхватило из мрака его лицо заострившееся от усталости, бесконечно родное. Борис посветил в окошко.

– Там внутри икона, – сказал он, – наверно, святого Николая, покровителя путешественников. Смотри.

И впрямь Света разглядела чей-то лик – большие строгие глаза, взирающие из темноты.

– Помнишь, ты спрашивала, зачем нужны эти часовенки? – Улыбнулся он. – Вот и ответ. Теперь мы под защитой.

И по тому, как он это произнёс, трудно было судить, шутит Борис, или говорит серьёзно.

– Удивительно, что никто не ломает дверь, не лезет внутрь, ничего не ворует, не крушит. – Призналась Света.

– Значит, шпаны здесь точно нет. – Сказал Борис. – А дикие звери боятся огня.

– Здесь, правда, могут быть звери? – Вновь перепугалась Света.

– Разве что суслики. – Успокоил Борис. – И те спят.

– У меня в сумке есть вода и бутерброды. – Вспомнила Света. – Хочешь поесть?

– Не откажусь.

Они устроились на заднем сиденье. Давно Света не ужинала с таким аппетитом.

– Природа, ужин при свечах – романтика. – Заметил Борис, пытаясь развеселить и ободрить Свету.

– Я очень испугалась. – Призналась Света. – Чуть в обморок не упала.

– Бедная моя. – Растроганно произнёс Борис, обнял жену и привлёк себе на грудь, погладил по голове, как ребёнка. – Прости. Это всё из-за моей дурацкой самонадеянности.

«Да уж», – хотела сказать Света, но вместо этого произнесла:

– Ты тоже прости меня.

– Всё хорошо, малышка. – Прошептал Борис, перебирая её волосы как когда-то в медовый месяц.

Света вдруг заплакала, но не от страха. Это были совсем другие слёзы. Они приносили облегчение подобно прохладному ливню в выжженной пустыне. Они смывали горечь, отчаяние, глупые обиды, отголоски мелочных споров, бессмысленные недомолвки, пустую злобу. Света плакала, а Борис успокаивал её, целовал мокрые щёки и пересохшие губы. После они долго говорили о себе, друг о друге, о своих мыслях, чувствах, страхах, стремлениях, разочарованиях, мечтах. Обо всём, о чём хотели и не решались, и о чём давно должны были говорить. А потом они задремали обессиленные. Проваливаясь в сон, Света подумала, что не было в её жизни ночи, счастливее этой.

Света проснулась оттого, что солнечный луч щекотал её нос. Она разлепила глаза, чихнула, осторожно, чтобы не разбудить мужа, выскользнула из-под обнимавшей её руки, открыла дверцу и выпрыгнула из машины, вдохнула полной грудью горьковатый запах колючих трав и утренней свежести. С наслаждением потянулась, огляделась вокруг и едва не вскрикнула от охватившего её восторга перед дикой первозданной мощью и красотой открывшегося пейзажа, от дремотного величия гор, опоясанных змейками троп, от мрачных ущелий, от моря, шумящего где-то далеко внизу, за голубоватой дымкой тумана.

Солнце медленно взбиралось в гору. За ночь оно сменило наряд из розового на бледно-жёлтый. Солнце поднималось выше, а небо набирало сочные краски, от сероватого до наивно-голубого и нежно-бирюзового, пока, наконец, не заискрилось чистым ультрамарином. Это было настоящее чудо рождения нового дня, и Света вдруг почувствовала, что сердце горячо колотится в груди. Неожиданно всю её переполнило ощущение невероятного счастья, что хотелось смеяться, петь, кричать во всё горло, соревнуясь с гулким эхом, и останавливало лишь то, что было жалко будить спящего мужа.

За спиной послышался звук, напоминавший звон колокольчика. Изумлённая Света сперва решила, что это слуховая галлюцинация, происходящая от высоты, но потом радостно рассмеялась. Из-за поворота на дорогу выбежало несколько серо-белых коз, колокольчики на их шеях и издавали мелодичный звон. За козами шёл пастушок, подросток лет пятнадцати, в растоптанных сандалиях, пропылённых бермудах, холщовой торбой за спиной и длинной палкой-посохом в руке. Он что-то громко напевал и периодически покрикивал на непослушных подопечных. Увидев автомобиль и Свету, он изумлённо поднял брови, что-то громко сказал, но Света развела руками в знак непонимания. Пастушок звонко рассмеялся.

– Агиос Николаос? – Спросила Света.

– О, Айос Николаос? – Воскликнул пастушок, как и вчерашние крестьяне, и весело показал жестами, что надо вернуться обратно и сделать круг в другом направлении.

На голоса вылез из машины пробудившийся Борис. Света объяснила, что накануне на развилке они выбрали не ту дорогу.

– Сегодня выберем нужную. – Заверил Борис и нежно поцеловал жену: – Доброе утро, красавица.

– Доброе утро, милый. – Прошептала Света и потёрлась о его колючую щёку мужа.

Они вернулись к развилке, но поняли, что здорово проголодались и решили доехать до деревушки Kalamafka. Вчерашняя таверна была пуста – крестьяне трудились на своих отвоёванных у скал наделах. Но хозяин, коренастый крепкий старичок в клетчатой рубахе, узнал путников, разулыбался, что-то тараторя, усадил их за самый крепкий столик, застелил чистую скатерть, принёс ароматный хлеб с чесноком, огромную миску настоящего греческого салата, не идущего ни в какое сравнение с тем, что подавали в пятизвёзднике – со свежайшим жирным сыром, сладкими помидорами и оливками размером со сливу. Подогрел нежнейшую баранину. Сбоку присоседилась толстая полосатая кошка. Она жадно взирала на мясо, плотоядно облизывалась и мурчала так звонко, что невозможно было ей отказать. Умяв изрядную порцию баранины, кошка в знак признательности потёрлась о ноги Бориса, позволила почесать себя за ушком и, устроившись на солнышке, со знанием дела принялась намывать новых гостей. Хозяин притащил кувшинчик с вином. Борис жестами объяснил, что пить не может и указал на машину. Хозяин согласно кивнул, в мгновение ока перелил вино в пластиковую бутыль, завернул крышку и также жестами объяснил, что денег не возьмёт – подарок.