Текст книги "Дикое домашнее животное"

Глава 9

Плакала я, наверно, часа два. Потом пошла в ванную, умылась и легла в постель, наивно полагая, что смогу уснуть.

Сна, разумеется, не было ни в одном глазу. Я лежала в темноте, слушая, как похрапывает Бруно в коридоре, и боролась с отчаянием, накатывавшим тяжелыми черными волнами.

В голове было странно пусто – практически ни одной мысли. Лишь изредка мелькали разные картинки, почему-то черно-белые, словно кадры старого немого кино.

Вот мы сидим за столиком кафе, и я смотрю в холодные прозрачные глаза. Вот идем по улице. На мне его пиджак. Вот прощаемся возле двери в мою квартиру…

И за что мне такое наказание?

Ближе к утру я всерьез стала рассматривать различные варианты расставания с жизнью.

Веревку и выбрасывание из окна я отмела сразу. Во-первых, я боюсь боли. А во-вторых, это как-то неэстетично.

Резать вены тоже не лучший вариант. По тем же самым причинам.

Лучше всего будет просто уснуть и не проснуться. Выпить, скажем, стандарт снотворного. Интересно, что пьют в таких случаях? В Интернете, что ли, посмотреть…

Разгулявшееся воображение услужливо разрисовало мне во всех подробностях, как я лежу на кровати мертвая – разумеется, прекрасная и безмятежно улыбающаяся. Вокруг убитые горем родственники, друзья, соседи.

Ну, насчет соседей я все же не уверена…

А родители, конечно, очень расстроятся. Но скоро придут в себя. Они еще молоды. У обоих все в порядке с личной жизнью, оба занимаются любимым делом. К тому же у папы есть дача, а у мамы – кошка.

А как же Бруно? Что будет с ним?

Я вдруг вспомнила одну давнюю, из детства, историю про собаку, которая не знала, что ее хозяин умер, и не то двенадцать, не то четырнадцать лет ходила куда-то (кажется, на вокзал) встречать его. И мне стало так жалко Бруно, что я чуть снова не расплакалась.

Он, наверно, что-то такое почувствовал, потому что пришел ко мне в комнату, сел возле кровати и, вытянув морду, понюхал мои волосы. Я обхватила его за шею, притянула к себе и все же разревелась.

Как ни странно, но мне стало легче.

За окном давно рассвело. Я выбралась из постели, умылась, и мы с Бруно пошли на прогулку.

Вернувшись домой, я затеяла небольшую постирушку. Затем сварила себе макароны, а Бруно суп. Потом забралась с ногами в кресло и принялась тупо смотреть в телевизор, прыгая по каналам.

А через час пришел Глеб.

– Что стряслось? – с порога закричал он, врываясь в квартиру.

Я глядела на него, хлопая ресницами, и не понимала, о чем он.

– Ты почему вчера не пришла? – продолжал кричать он. – И телефон не отвечает!

И тут я вспомнила. Мы же с ним вчера собирались на выставку! У меня это напрочь вылетело из головы.

– Где твой сотовый? – спросил Глеб, оббежав квартиру и не найдя ничего подозрительного.

Я послушно пошла к сумке и достала телефон. Так и есть – батарея разрядилась, и он отключился.

Глеб все говорил и говорил: про то, что я его подвела, что со мной сплошная нервотрепка, и что вообще-то у него на вчера и сегодня были совсем другие планы…

Я смотрела на него и никак не могла уразуметь, что он тут делает. Зачем он здесь?

– Знаешь что? – сказала я, вклинившись в маленькую паузу в его монологе. – Иди домой. Спасибо, конечно, что беспокоился обо мне. Но все же – иди домой.

Он растерялся и замолчал.

– Хорошо, – согласился он через некоторое время. – Ты, похоже, не совсем здорова. Поговорим завтра.

– Не нужно, – устало отозвалась я.

– То есть? – не понял Глеб.

– Не приходи завтра. И вообще больше не приходи.

Он смотрел на меня круглыми глазами, а я вдруг подумала, что у него на редкость глупый вид, когда он вот так округляет глаза. Точь-в-точь филин.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он недоуменно.

Я молчала. До него постепенно начало доходить.

– Ты бросаешь меня?!

Наверное, мне стоило все ему объяснить, но я лишь кивнула.

– И ты заявляешь мне это вот так – между прочим?!

В конце фразы его голос дрогнул. Теоретически мне должно было быть жалко его. Но я не чувствовала жалости. Я вообще ничего не чувствовала.

Он помолчал, с трудом справляясь с эмоциями.

– Я и не догадывался, какая ты, – выдавил он в конце концов.

– Какая? – вяло поинтересовалась я.

– Безжалостная. Как… как асфальтовый каток.

Я не поняла, что он имел в виду, а расспрашивать не было сил.

Мы постояли еще немного. Наконец, он решился и вышел из квартиры, не сказав мне больше ни слова.

Я закрыла за ним дверь. Мне было все равно.

Глава 10

Новая неделя началась так же, как и закончилась предыдущая – безрадостно.

Суицидные мысли меня больше не посещали. Вообще-то, я человек трезвый, уравновешенный и не склонный к припадкам – по крайне мере, мне нравится так о себе думать. Поэтому быстро выбросила из головы всякую ерунду, оставив лишь печаль в чистом виде.

К тому же, сразу с понедельника навались разные дела, начиная с подготовки к проведению Лосевского семинара и заканчивая неожиданной налоговой проверкой.

К вечеру объявился мой персональный психолог и с порога потребовал волнующих подробностей. Я послала его подальше.

Лосев и Антонина, сидевшая у меня в кабинете, понимающе переглянулись.

– Вона как ее зацепило, – глубокомысленно изрек психолог.

Антонина лишь молча кивнула в знак согласия. Она еще утром пыталась узнать, как у меня дела на любовном фронте. Ее я, конечно, никуда не послала – подруга, как-никак. Просто сразу пресекла все допытывания.

Слишком больно.

Она сначала по привычке хотела обидеться. Но потом подумала немного и не обиделась.

* * *

– Бон жур-р, моя дорогая!

Раскатистый голос, вкусно и с удовольствием грассирующий, был таким громким, что я невольно поморщилась и отодвинула телефонную трубку подальше от уха. Но обрадовалась ужасно.

– Привет, папуль! Ты когда вернулся?

– Я еще не вернулся, – ответил мой предок. – Пока не получается.

Ну вот… Начинается…

Он словно прочитал мои мысли и поспешил меня успокоить:

– Не волнуйся, ко Дню твоего рождения я вернусь. Как и обещал.

– Точно?

– Точно. Верь мне, дочь, – пророкотал отец.

– Ну ладно, – вздохнула я. – Поверю. Расскажи хоть, как дела? Как там у вас с погодой?

– Дела отлично. Погода дрянь.

– Да? – оживилась я. – А у нас здесь уже практически лето. Все цветет.

– Тут тоже все цветет. Правда, последнюю неделю дождь не прекращается. Того и гляди, все смоет.

– Какая жалость! – неискренне посочувствовала я. – А в новостях сказали, что еще и Венгрию топит…

Мы немного пообсуждали погоду на континенте и явное изменение климата за последние десять лет. Я в который раз сказала ему, что дома лучше и «не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна».

Не то чтобы мне не было жаль Венгрию или папину Францию. Жаль, конечно. И я очень люблю и Париж, и Будапешт. Просто папа, хоть и был специалистом по истории отечества, откровенно предпочитал Европу средней полосе России, а мне его очень не хватало.

Отец у меня замечательный – колоритный, импозантный, просто красавец. К тому же большой умница и великолепный рассказчик. Так что я прекрасно понимаю студенток, что не дают ему прохода – хоть в России, хоть во Франции.

И, честно говоря, с трудом могу представить себе, каким образом много лет назад, когда он был значительно моложе и еще красивее, одной экзальтированной студентке удалось его не только уговорить стать ее научным руководителем, но и женить на себе, отчего впоследствии родилась я.

Я очень люблю своих родителей и простила им даже то, что они в конце концов разошлись. Потому что, как бы ни складывались их отношения, они все же никогда не давали мне повода усомниться в том, что любят меня.

И где бы они ни были, чем бы ни были заняты, но раз в год мы обязательно собирались за одним столом и отмечали мой День рождения.

* * *

– Что тебе подарить? – спросила Антонина, когда мы, вконец уработавшись, решили выпить чаю.

До Дня рождения оставался почти месяц, но моя практичная подруга уже начала подготовку.

Я хотела сказать ей, что именно мне нужно, но передумала. В конце концов, она же не волшебник.

– Не знаю. У меня все есть, – выдавила я, наконец.

И это была почти правда.

Однако Антонина мне не поверила и тоже была права.

– Впрочем… При случае спроси у Лосева, где он купил эти замшевые мокасины, – вспомнила я свой недавний интерес.

– Что такое «мокасины»? – поинтересовалась подруга.

Темнота!

Пришлось прочитать ей лекцию об обуви северо-американских индейцев и современных способах изготовления ее вручную.

Глава 11

– Держи крепче! Там яйца.

Я сунула Бруно в зубы сумку с покупками, он сомкнул свои железные челюсти.

– Мы с тобой всю неделю были молодцы, так что сегодня устроим пир. Потому что мы этого достойны, – объяснила я ему.

Он гордо вышагивал с сумкой в зубах, внимательно меня слушая.

– Поэтому я купила всякие вкусные вредности: себе копченую форель и две банки маслин, а тебе куриную ветчину и фисташки. Только на этот раз всего один малюсенький пакетик. И не надо говорить, что я жадина. Ты же помнишь, что случилось, когда ты слопал сразу три упаковки?

Бруно покосился на меня, как будто хотел что-то спросить. Я поняла его:

– Не волнуйся, бананы я тоже купила. Сегодня оттянемся, а завтра устроим разгрузочный день и вернемся к кашам.

Неделя не то чтобы пролетела, но все же прошла на удивление быстро.

Я практически утешилась и выкинула Игоря из головы.

Возможно, Антонина была права, называя меня избалованным ребенком, в кои-то веки не получившим вожделенную игрушку. Ну что ж. Будут и другие игрушки.

Я успокаивала себя подобным образом всю неделю и, честно признаться, не очень-то верила в то, что себе говорила. И это было очень печально.

Впрочем, не настолько печально, чтобы вешаться или топиться. Подумаешь! Что такое мои печали на фоне глобального потепления?

Пройдет время, все устроится. Я обязательно кого-нибудь встречу. Ну, а если не встречу…

«А может, стоит позвонить Глебу?» – не раз за эту неделю малодушно спрашивал меня внутренний голос. И Антонина ему поддакивала.

А я сопротивлялась им обоим. И не звонила.

Возможно, мне действительно стоило пересмотреть жизненную стратегию и с этого момента переключиться на неженатых мужчин. По крайней мере, я смогла бы полностью завладеть их (его) вниманием и была бы уверена, что никакая жена не сможет меня затмить.

А в том, что именно это и произошло у нас с Игорем, я даже не сомневалась – приходилось с горечью признать, что, оказывается, на свете встречаются мужчины, которым жена дороже меня.

На этой безрадостной мысли мы с Бруно завернули в наш двор, и тут я увидела его.

Он сидел на лавочке возле моего подъезда и курил. А возле него на лавке лежала какая-то коробка.

Удивительно, но мое сердце не застучало, как сумасшедшее. Я не покраснела и не побледнела. И даже не сбилась с шага. Похоже, за последнюю неделю у меня выработался на него иммунитет.

Я гордилась своей выдержкой целых двадцать метров.

– Привет! – первым поздоровался он, когда мы с Бруно подошли к лавочке.

– Привет, – настороженно отозвалась я.

Бруно завилял хвостом в знак приветствия, а я почувствовала, что все-таки снова начинаю волноваться.

Проклятье!

Игорь встал, прихватив коробку. Это был банановый торт со взбитыми сливками.

– Есть разговор, – заявил он и, не спрашивая разрешения, направился к подъезду.

Мы с Бруно переглянулись, и я пожала плечами.

– Понятия не имею, что ему надо, – призналась я своей собаке.

И это была чистая правда. Я действительно не представляла, с чего вдруг он пришел. Обнаружил, что жена не читала Соломона Волкова?

Он ждал нас в подъезде, готовый, как и в прошлый раз, идти пешком. Но я демонстративно нажала кнопку вызова лифта.

Черт с ней, с клаустрофобией. Не тащиться же с продуктами на шестой этаж!

Лифт приехал, двери раскрылись, и мы зашли внутрь.

Те несколько секунд, что мы ехали наверх, мой мучитель изучал табличку с правилами эксплуатации пассажирского лифта, а я смотрела на него.

У него было странное выражение лица: как у человека, принявшего непростое, но единственно возможное решение.

Какое?

* * *

– Ты есть хочешь? – спросила я, пройдя в кухню.

Вообще-то у меня кроме только что купленных копченой форели, маслин, ветчины, фисташек и яиц с бананами больше ничего не было. Но правила приличия требовали, чтобы я задала этот вопрос.

– Нет, – ответил Игорь, и я облегченно выдохнула.

– Значит, будем пить чай с твоим тортом.

Терпеть не могу взбитые сливки. Но, полагаю, все же сейчас был не лучший момент признаваться в этом.

А вот Бруно ничего не имел против взбитых сливок, о чем и заявил недвусмысленно, усевшись рядом с кухонным столом и гипнотизируя коробку с тортом.

– Иди на место, – приказала я ему, наливая воду в чайник.

Он посмотрел на меня глазами неделю не кормленного ребенка, но подчинился.

– Можно, я закурю? – спросил Игорь.

– Можно, – разрешила я, усаживаясь за стол.

Он подошел к окну, открыл форточку и закурил, стоя ко мне спиной, словно не находил в себе мужества повернуться лицом. Впрочем, возможно, он просто любовался видом из окна, действительно замечательным.

Я терпеливо ждала, сидя в углу на табуретке.

– Знаешь, вообще-то ты мне не нравишься, – заявил он, наконец-то отвернувшись от окна.

Я окаменела.

– Нет, ты меня не так поняла, – пустился он в объяснения. – На самом деле ты мне нравишься. Ты очень красивая… Но… дело в том… ты слишком красивая…

Ох! Плохи дела. Мне почему-то вспомнился старый фильм с Жераром Депардье и Кароль Буке. Он так и назывался – «Слишком красивая для тебя». Очень печальный фильм.

– …Понимаешь, я тебе не верю. Мне встречались такие, как ты – красивые избалованные эгоистки. Уверенные, что вся вселенная вращается исключительно вокруг них. Что мир существует лишь для того, чтобы исполнять их прихоти…

Ничего себе, заявочки! Если бы я была догом, у меня бы от таких слов шерсть на загривке дыбом встала.

– Вот как? – прошипела я, обретя дар речи. – Ты видел меня какие-то жалкие несколько минут и все же мгновенно раскусил? Да? И вот так вот сразу, с ходу определил, что я за штучка?

Он промолчал, но у него и так все было написано на лице.

– Тогда объясни мне – какого черта ты здесь делаешь?

Если он и смутился, то никак этого не показал:

– Решил все же проверить. Вдруг я не прав.

– Ты? Не прав?! – я картинно всплеснула руками. – Разве такое возможно?

Он даже не моргнул:

– Ну, я все же не Господь Бог. Я человек и могу ошибаться.

– Не может быть! – поразилась я. – Откуда такая скромность?

Игорь поискал глазами, куда бы затушить окурок.

Я встала из-за стола, достала из шкафа кофейную чашку и протянула ему, испытывая страшный соблазн треснуть этой самой чашкой его по голове.

– Ну и как, интересно, ты будешь меня проверять? Устроишь мне тест из двадцати вопросов на время? Скажем, пятнадцать правильных ответов за десять минут – значит, я справилась. Сойдет? А еще можно одолжить у соседей детектор лжи!

Он хотел что-то ответить, но мне пришла в голову еще одна блестящая мысль:

– Слушай, а давай меня загипнотизируем! Под гипнозом люди говорят чистую правду. И ты узнаешь, какая я на самом деле. И даже сможешь заставить меня сделать, что угодно. Наесться лука, например… или схватиться за горячий утюг. Или еще лучше: выйти голой на балкон и продемонстрировать всем свою истинную сущность.

Он сделал вид, что раздумывает над моими словами, а я боролась с желанием вцепиться когтями в это красивое лицо.

Странное дело, его совсем не задевали мои нападки. Он и не думал злиться. Вместо этого Игорь разглядывал меня, словно какое-то редкое насекомое.

– У меня другое предложение, – сказал он невозмутимо, усаживаясь за стол. – Давай выпьем чаю. И просто поговорим.

А я вдруг почувствовала, что из моего воздушного шарика внезапно выпустили весь воздух – я сдулась. И ощутила невыразимую усталость.

Ни к чему все это.

– А стоит ли? Неужели ты думаешь, что сможешь понять меня всего за пару часов?

– Нет, конечно. Но я смогу тебя почувствовать.

Я не нашлась, что возразить.

Ну что ж… Можно попробовать. Во всяком случае, я уже не злилась, хоть и не видела во всем этом большого смысла.

– А что если я буду притворяться? – спросила я, разливая чай по кружкам.

– Для чего?

– Ну… – я замялась. – Скажем, чтобы обмануть тебя. Вдруг я на самом деле стерва? И, зная, чего ты от меня ждешь, подстроюсь под твои ожидания.

Он хмыкнул.

– Во-первых, ты не знаешь, чего я жду. А во-вторых, я почувствую, когда ты солжешь.

Я внимательно посмотрела ему в глаза. Он говорил совершенно серьезно. Он действительно был убежден, что почувствует неискренность в моих словах.

– Пожалуйста, разреши мне узнать тебя поближе, – сказал Игорь.

– Зачем? – спросила я.

В горле внезапно пересохло.

– Нужно, – ответил он неясно.

Я никак не могла его понять. Похоже, мне оставалось лишь смириться с его присутствием на моей кухне.

Мы открыли коробку с тортом, и я отрезала три куска: один большой и два поменьше.

Представления не имею, как собаки узнают, что их сейчас будут кормить! Я ведь не издала ни звука, а Бруно уже был тут как тут. Он проглотил свой кусок, не жуя, подождал, не перепадет ли ему еще чего-нибудь, и, не дождавшись, с оскорбленным видом ушел на подстилку.

Мы пили чай, ели торт и молчали. Я с интересом ждала, о чем же меня спросят в первую очередь.

– Расскажи о своем детстве, – попросил Игорь, отодвинув в сторону пустую чашку с блюдцем.

Ого! Интересное начало.

Что он надеется таким образом узнать? Не было ли у меня в детстве тайного влечения к отцу? Или не подавлялась ли моя неокрепшая детская психика властной матерью?

Возможно, дедушка Фрейд был прав, и все наши взрослые проблемы действительно родом из детства. В таком случае, что же повлияло на меня сильнее всего?

Наверное, то, что я оказалась словно меж двух огней.

Нет, родители, бесспорно, любили меня. Но каждый из них хотел, чтобы я приняла именно его сторону. К тому же каждый видел во мне свое продолжение и страстно желал, чтобы я пошла именно по его стопам. А это было не так-то просто, учитывая, что к тому моменту, когда я окончила школу, мама уже лет десять как сменила историю на философию.

Мне так надоело быть оселком, на котором они оба оттачивали свое обоюдоострое оружие, что из духа противоречия – а, возможно, и из-за нежелания обидеть кого-либо из них – не пошла ни на исторический, ни на философский, хотя легко смогла бы учиться и там, и там. Вместо этого я пошла на мехмат – полнейший идиотизм, поскольку я гуманитарий в чистом виде.

Закончив учебу на мехмате, что было сродни подвигу, я, разумеется, ни дня не трудилась по специальности. Гордо отвергнув помощь родителей, я для начала поработала продавцом в магазине бытовой химии, потом секретаршей начальника отдела снабжения в транспортной компании, а затем устроилась в кадровое агентство.

В агентстве мне неожиданно понравилось. За два года я узнала все тонкости этого, в общем-то, нехитрого дела и выросла от девочки на побегушках до замдиректора. А когда выяснилось, что стать директором мне не светит еще лет пятнадцать как минимум, ушла и открыла собственное агентство, переманив за собой бухгалтера Антонину.

* * *

Часы на микроволновке показывали два двадцать. Учитывая, что они отставали минут на семь, можно было смело считать, что на дворе уже половина третьего ночи.

Я жутко устала и чувствовала себя выжатой как лимон. Паузы в нашем разговоре становились все длиннее. Мы все больше молчали. Но, что удивительно, меня это совсем не тяготило. И его, похоже, тоже.

Я вовсе не собиралась вдаваться в волнующие подробности своего непростого, хоть и сытого детства. Но как-то так получилось, что неожиданно для самой себя рассказала Игорю много такого, чего никогда никому не рассказывала.

Понятия не имею, какие он сделал выводы. Скорее всего, укрепился в мысли, что я законченная эгоистка. И не могу сказать, что он был не прав.

Мне не хотелось, чтобы он уходил. Но в то же время я чувствовала, что переживу его уход. И на этот раз без депрессии.

Наверно.

* * *

Бруно с трудом поднял голову, посмотрел на нас мутным взором и снова рухнул на подстилку.

Мы стояли в коридоре.

Я не знала, что сказать ему на прощание. «До свиданья, было приятно пообщаться»? Не будет никакого свидания. Да и общаться было не так уж приятно. Скорее, мучительно. Во всяком случае, для меня.

– Всего тебе хорошего, – выдавила я, наконец.

А он в ответ поцеловал меня.

И не ушел.

Глава 12

Хлопнула входная дверь, и я окончательно проснулась.

– Слушай, парень, – произнес строгий голос. – Я не знаю, моют ли тебя целиком после каждой прогулки, но думаю, что как минимум вытереть лапы мы просто обязаны. Так что сиди здесь. А я пойду и принесу тряпку.

Я лежала в постели и не верила своим ушам.

Вот эти звуки означают, что Бруно послушно уселся в коридоре. А эти – что Игорь снимает обувь. Шаги, затем шум воды из-под крана в ванной, и снова шаги.

– Так. С чего начнем?

Я затаила дыхание, пытаясь представить, что сейчас произойдет. Послышалась какая-то возня, рычание, а затем Игорь сурово сказал:

– Будешь сопротивляться – останешься без завтрака.

И сразу стало тихо.

С ума сойти! Этот полосатый подлиза его послушался!

Предатель.

Следующие десять минут я уговаривала себя выбраться из кровати.

С одной стороны, давно хотелось в туалет. Да и от запаха кофе буквально сводило желудок.

С другой стороны, мне было страшно.

Меня обуревали прямо противоположные – амбивалентные, как сказала бы мама – эмоции.

Разумеется, я никак не могла прийти в себя от счастья, что это все-таки произошло – я его получила! Так что теперь он мой и никуда не денется.

Но подспудно меня все больше мучило сомнение, что как-то это все не так. Уж слишком радикальным был этот поворот на сто восемьдесят градусов. Еще вчера я готовилась расстаться с ним навсегда, а сегодня он уже выгуливает мою собаку. Разве так бывает на самом деле?

В конце концов, я выбралась из постели, надела халат и побрела на запах кофе.

В кухне меня ожидала умилительная картина: мои мужчины завтракали. Игорь пил кофе с остатками вчерашнего торта. Бруно доедал позавчерашнюю кашу.

– Привет, соня! – сказал Игорь, когда я нарисовалась в дверном проеме.

Бруно повернул голову, завилял хвостом, но от миски не отошел.

Я смущенно заулыбалась, чувствуя себя несколько неуверенно в собственном доме. Прошлась по кухне и забилась в любимый угол.

– Похоже, вы тут и без меня прекрасно справляетесь, – заметила я.

– Похоже, – спокойно отозвался Игорь, наливая мне кофе.

Бруно доел свою кашу, облизнулся в последний раз и уселся рядом с миской.

– Чего он ждет? – поинтересовался Игорь.

– Он ждет, чтобы ему вытерли морду. Иначе он уделает всю квартиру.

– Ну, вот уж этого я точно делать не буду, – заявил Игорь. – Хватит с меня того, что я сводил его на улицу и вытер лапы.

Железно.

Я вытерла Бруно морду, и он пошел на подстилку. А я вернулась в свой угол и спряталась за чашкой с кофе.

– Все нормально? – спросил Игорь.

Я кивнула, чувствуя, что все совсем не нормально.

– Чем займемся? – продолжил он так естественно, как будто мы уже тысячу лет вместе и для нас это совершенно в порядке вещей – строить совместные планы.

– А тебе разве не надо… домой? – очень осторожно поинтересовалась я из-за чашки.

– Куда? – не понял он.

– Ну… к жене, например, – робко предположила я.

Он недоуменно воззрился на меня.

– С чего ты решила, что я женат? – спросил он, наконец.

Тут что-то холодное и липкое проползло по моей спине вверх вдоль позвоночника и спряталось в волосах.

– А ты разве не женат? – пропищал кто-то высоким испуганным голосом, совсем не похожим на мой.

– Нет.

Сказал, как отрезал.

Перед глазами вдруг все поплыло и вернулось на место лишь через несколько секунд.

– А как же кольцо? – не хотела сдаваться я.

– Что? Ах это… – усмехнулся он. – Это маскировка.

Вот как. Маскировка, значит.

– И от кого, интересно, мы маскируемся?

– Ну… Скажем, от некоторых озабоченных особ.

Сейчас прольется чья-то кровь…

– Я, наверно, чего-то не понимаю. Ты олигарх, что ли? – спросила я.

В этот момент мне вспомнилась его замызганная «десятка», и я очень противно рассмеялась.

Игорь смотрел на меня терпеливо, как смотрят на умственно отсталого ребенка. Вероятно, я и есть умственно отсталая, если вляпалась в подобную историю.

– Пожалуйста, объясни мне, идиотке, зачем ты носишь обручальное кольцо, если не женат? – ласково попросила я.

В агентстве все знают, что когда я начинаю говорить таким тоном, от меня лучше держаться подальше.

На самом деле, не имело никакого значения, что он ответит, поскольку это ровным счетом ничего не изменило бы.

– Ну… – начал Игорь, – оно действительно оказывает отрезвляющее действие на некоторых назойливых девиц… А кроме того, это память, – добавил он нехотя, как мне показалось.

Тут я почувствовала, что могу с ним поквитаться.

– Вот как? И что же случилось? Сбежавшая невеста?

Он отвернулся.

Ага!

– Неужели? Да как она посмела сбежать от такого совершенства?! – восторжествовала я и даже самой себе показалась мелкой мстительной дрянью.

– Она не сбежала. Она умерла.

Игорь встал из-за стола и направился к раковине – мыть посуду.

– Прости, – сказала я через минуту.

– Прощаю, – отозвался он.