Текст книги "Неправильная помощница"

Глава 5

Я приезжаю на работу через тридцать минут, даже быстрее, чем было приказано. Сразу залетаю в лифт, нажимаю кнопку.

Страх никуда не делся, но я на таком адреналине, что он словно за стеклянной стеной. Но вдох облегчения, когда створки выпускают меня на десятом этаже, все равно вырывается наружу.

Дверь в кабинет Распутина закрыта, и это к добру. Так что сажусь за свое рабочее место и принимаюсь за работу. Где-то спустя полчаса мне на мобильный раздается звонок, судя по номеру, из этого здания. Даже интересно, кто? Может быть, с отдела?

– Котова! Вы все-таки не хотите на меня работать.

– Очень хочу, несмотря на ваш характер…

– С моим характером такие же проблемы, как с вашей пунктуальностью, – Господи, как это смешно, болтать, когда вас разделяет лишь бетонная преграда.

– Тут вы не правы. Я на работе уже полчаса как…

– И я должен вам поверить?

– Вы же сами говорите, что все на камеры записываете, так что проверьте, когда я пришла и начала ковыряться в носу.

Мне или послышалось, или начальник реально прыснул со смеху. Вздрагиваю, когда дверь справа от меня щелкает, и передо мной предстает босс.

Телефон от уха он убирает первым. Я за ним. Как в замедленной съемке.

– Доброе утро. Я еще раз хочу принести извинения за сломанную модель вертолета, если надо, я могу ее склеить. Сама…

– Если вы закончили, может приступим к работе?

– А, да, да, конечно, – киваю, прыгаю тощей задницей на стул и открываю блокнот Софки. Готова к труду и обороне. – Слушаю.

Следующий час Распутин не двигается и дает задания. Просто робот, а не человек. Он даже нос не почесал ни разу, а у меня самой этот самый нос уже несколько раз просил о помощи. Но я боюсь, что если прервусь, то просто не успею все записать, а потом спрашивать будет неудобно.

Вчера я уже опростоволосилась, сегодня нужно показать себя во всей красе трудоспособности и внимательности.

После инструктажа я спускаюсь сначала в свой отдел, объявляю, что перехожу на работу к тирану. Некоторые девушки завистливо вздыхают, кто-то сочувствует, а мужчины поздравляют меня, пожимая руки. В отделе кадров та же двоякая ситуация. И ни от кого нет искренней за меня радости. Наверное, надо было больше вливаться в коллектив…

После пробежки по отделам возвращаюсь к делам и только к вечеру, когда меня вызывает генеральный, иду к нему с отчетом.

В кабинет захожу с животным страхом, что он снова начнет на меня орать. Не очень-то я привыкла к крикам. Обычно меня все только хвалят.

Он сидит за своим творческим столом и доклеивает ту самую сломанную модель. Вот наверняка, чтобы меня пристыдить.

– Я все сделала. Назначила нужные встречи, даже смогла дозвониться до министра, – хотя для этого и пришлось выслушать рассказ о жизни его секретаря. – Так же назначила на завтра совещание, всех предупредила. И еще звонила Августина Соломина, сказала, что не может дозвониться до вас.

Он меня вообще слушает? И чего я тут распинаюсь.

– В общем, вот, тут все записано. Арсений Ярославович… Я все…

– У тебя синдром отличницы, – вдруг отрывается он от своего вертолета и поднимает глаза. Приковывая меня балетками к ковру. – Тебе обязательно нужно сделать все правильно, и в срок. Даже пообедать не сходишь. И ты ждешь похвалы.

Я поджимаю губы, потому что он прав. Я всегда была отличницей, умницей, меня все хвалили.

– Я просто пришла сказать, что все сделала.

– Нет, ты пришла за похвалой. А когда тебя не хвалят, начинаешь царапаться и кусаться. И именно поэтому ты не поднялась выше отдела конструирования. Тебе никогда бы не светил отдел разработок.

– Что? Почему?

– Потому что ничего не придумываешь, опасаясь провала. Делаешь только то, что тебе говорят, не проявляя никакой инициативы…

Я стою как пришибленная. Ну вот как двумя фразами можно втоптать человека в грязь. Становится обидно и больно, но вида не подаю.

– Если это все, я могу идти?

– Принесешь свои наработки. Посмотрю. Вдруг я не прав.

– Какие наработки? – говорю осторожно, чувствуя, как под ногами словно уходит.

Он поднимает брови.

– Ты же мне там чего-то говорила о мечте создать свой вертолет. У меня еще лет в десять все тетради были исписаны картинками вертолетов. И почти все они сейчас летают.

Я тоже рисовала, да. Пока не поступила, потому что учиться было настолько сложно, что времени почти не оставалось. Чтобы быть отличницей, мне приходилось зубрить ночами и днями, повторять снова и снова. А Распутин наверняка относится к той категории людей, которым достаточно прочитать пару раз, и они уже все знают наизусть.

– Мария Викторовна?

– У меня нет наработок.

– Я так и подумал. Можете быть свободны…В смысле, сейчас, а не совсем. Вы отличный секретарь, но вряд ли станете разработчиком.

– Могли бы и не стрелять, достаточно того, как вы забили меня ногами, – говорю почти тихо и поворачиваюсь, чтобы выйти за дверь.

Тут же хочется заплакать, ком в горле размером с теннисный мяч, но помню о камерах и иду за свой стол. Теперь тупо пялюсь в экран.

Двери лифта открываются, и в приемную вплывает видение чистой красоты… Ну так бы наверняка сказал любой мужик со спермотоксикозом, а на деле просто женщина, отчаянно желающая найти постоянное жизнеобеспечение в виде одного хамоватого гения. Все такое кричащее. От рыжих волос до синего костюма, который заканчивается в районе бедра.

– Добрый день. Как вас представить? – конечно, я знаю, как ее зовут, но настроение у меня «говно» и так просто эту эротическую радость к начальнику я не впущу.

Глава 6

– А где Софа, – она даже не здоровается.

– Софа ушла в декрет. Так как я могу вас представить?

– Августина Соломина, он меня ждет, – она делает шаг к двери, но я встаю перед ней.

– Госпожа Соломина, вы присядьте, я о вас доложу, и если он скажет, то я вас непременно запущу.

– Вы… Софа меня всегда пропускала.

– Софа работала тут пять лет, у нее был кредит доверия, а у меня пока только ипотека под грабительский процент.

Сказать, что мадам ничего не поняла, это ничего не сказать. Но думаю, Распутин общается с ней по другой причине. Гораздо более приземленной.

– Присядьте, пожалуйста.

Она хмыкает, поворачивается ко мне спиной и изящно ковыляет до дивана, куда садится так же.

– Кофе мне. Капучино.

Открываю дверь генерального и заглядываю, не делая больше нескольких шагов. Распутин в той же позиции, словно не отрывался от вертолета.

– К вам Августина пожаловала.

– Понял. Пусть подождет, сделай ей кофе и спроси, в каком ресторане забронировать стол.

– А временные рамки?

– Минут двадцать, не больше. Когда мы уйдем, разбери корзину с моими рубашками и отнеси все в химчистку.

Не помню, чтобы Софа говорила мне о таких обязанностях, но сейчас лучше не спорить.

Выхожу обратно, где дама пытливо на меня смотрит, словно не сводила взгляда с двери.

– Ну?

– Он приказал сделать вам кофе и узнать, в каком ресторане забронировать столик. И нужно подождать, – иду к кофемашине, делаю капучино и несу любовнице Распутина.

– Вам, милая, нужно со мной дружить, иначе долго вы тут не протянете.

Она протягивает тонкие пальцы к чашке в моих руках. Я за долю секунды понимаю, что ее пальцы коснулись горячего фарфора. Но трагедии уже не избежать. Она тут же с визгом опрокидывает кипяток на меня.

– Идиотка, он же горячий!

– А какой еще должен быть кофе?! – пытаюсь отлепить от себя горячую ткань, которая плотно липнет к телу, обжигая, а эта тупая курица бегает по кругу, крича и ругаясь совсем не по-женски.

– Что тут происходит!? Мария Викторовна…

Я даже не смотрю на него, просто пытаюсь справиться со слезами, которые так и норовят испачкать кожу солью.

– Августина, у тебя просто пятно на юбке, угомонись, – рявкает Распутин, хватает меня за руку и тащит к себе в кабинет.

– Тебе нужно ее уволить, – летит нам вслед, но слышно уже плохо, особенно в ванной, куда меня затаскивает начальник.

Я бы возмутилась, если бы могла хоть что-то сказать от той боли, что одолевает часть груди.

Почти не реагирую, когда Распутин просто срывает с меня блузку и лифчик, наклоняется за чем-то и тут же запенивает мне грудь и живот чем-то белым.

Тут же кожу холодит, становится легче, а мозг наконец начинает работать. Я только сейчас понимаю, что начальник просто стоит и пялится на мою грудь. На мою обнаженную грудь.

Тут же тянет прикрыться, но он качает головой. Поднимает несколько осоловелый взгляд, словно его мозг тоже только что включился.

– Пусть пена растворится полностью, потом наденете одну из моих рубашек.

Он отходит к выходу, но напоследок спрашивает.

– Она сделала это специально? Или вы?

– Нет, конечно. Просто она схватилась не за блюдце, а за чашку, – шепчу ему в спину.

– Закажите новую кофемашину, эта действительно делает в последнее время очень горячий кофе, я сам уже несколько раз обжигался.

– Дайте еще посмотрю, – поворачивается он, но я прикрываюсь, но себя не трогаю.

– Это уже лишнее. Кожа не слезет и ладно.

Он поднимает взгляд с моих ладоней к глазам. Ничего не могу понять по его лицу, хотя мысли есть.

– Завтра сделаем календарь катастроф как на заводе…

– В смысле?

– Ну знаете, на заводе есть такие календари, столько-то дней без катастроф. Вот и нас с вами такой нужен. Домой-то сможете добраться без приключений?

– Меня даже никогда не насиловали и не грабили, если вы об этом.

– Просто у вас на лбу написано «Девочка-беда», вот они и боятся к вам приближаться.

– Нет, просто я не хожу там, где со мной что-то может случиться.

– Ну конечно. Правильная до мозга костей. До завтра, Котова.

Он наконец уходит, а у меня ощущение, что моя грудь горит теперь не только снаружи, но и изнутри. Почему он так смотрел. Словно женские прелести видел впервые.

Глава 7

Через неделю ожог сошел, осталась только розовая отметина. Отметина собственной глупости. Больше я не подавала Августине кофе, а ставила на столик возле дивана, не забывая предупреждать, что кофе горячий. Но уже явно не такой горячий, потому что на следующий день после катастрофы принесли новую шикарную кофеварку. А кроме этого действительно заказал календарь. И вот сегодня уже двадцать один день без происшествий. Когда я на него смотрю, то думаю, хорошо, что Распутин не умеет читать мои мысли и не знает, сколько всего произошло со мной за последние три недели. Я заканчиваю проверять договор, который мне прислали девчонки из отдела, когда звонит телефон.

– Я на тебя обиделась! – слышу голос Софы, довольно бодрый для обиженки.

– Привет, Софа. Как отдыхается.

– Ты мне зубы не заговаривай. Как работа, неужели ты настолько хорошо все понимаешь, что даже мне с вопросом ни разу не позвонила?!

– Все не так, – на самом деле было довольно сложно, но я привыкла задавать вопросы непосредственно начальству. Конечно, приходилось выслушивать вагон оскорблений, но зато я все понимаю с первого раза. А еще тренирую нервную систему. – Просто ты так шикарно меня всему обучила, что даже такая обезьяна с гранатой как я все поняла.

– А, ну если так рассматривать.

– Как отдыхается?

– Пока непривычно. Умираю со скуки. Муж сказал, что раз я теперь не работаю, то могу готовить и убираться. Ты представляешь?

– А раньше кто это делал?

– Так как кто? Уборщица. Я могу себе это позволить.

– Ну понятно, – не могу я кому-то доверить убирать и стирать свое, например, белье. Даже маме. – У нас все хорошо, не переживай.

– Точно? Я уже наслышана про календарь.

Я кручусь на кресле, смотря на этот самый календарь. Простой, синий, с вертолетом, где каждый день нужно записывать, сколько дней без происшествий.

– Да, висит вон. Но тут только речь о происшествиях на работе, хорошо Распутин не знает, что в моей жизни постоянно что-то случается.

– Расскажи-ка.

– Да что рассказывать. Бывший появился. Приехал на новенькой «бэхе», а я случайно руку ему придавила дверцей.

Софа хохочет, а мне стыдно. Я, конечно, обижена, но не настолько, чтобы вредить. Все-таки до секса у нас так и не дошло, чего обижаться.

– Ой, хорошо, что позвонила. Что-то еще?

– Да куча всего! Разбила мамину чашку, устроила потоп, потому что отвлеклась на рисование вертолета, бежала за автобусом целую остановку, сломала на тренировке пилон.

Софа хочет рассмеяться, а я только понимаю, что ляпнула. Ну вот зачем? Зачем?

– Пилон? Ты занимаешься пилоном? Это который шест? Серьезно?!

– А я не говорила? – строю из себя дурочку.

– Нет, конечно. Давно?

– Да со школы еще. Соф, только никому. Это все-таки не самый привычный вид спорта.

– Стесняешься?

– Не хочу неудобных вопросов. Меня и так за дурочку с переулочка порой считают, а тут еще пилон. Главное, чтобы Распутин не узнал. Ладно?

– Ладно, ладно, но за это я требую, чтобы ты звонила мне и рассказывала, как у вас дела. Каждый день.

– Раз в неделю и не чаще.

– Ну, Мааааш.

– И не проси, а если расскажешь, вообще звонить не буду.

– Коза. Ладно. А есть видео?

– Ну набери в сети городские чемпионаты, Котова. Должно быть.

– Лады! Все, на связи! – прощается она, а я вздыхаю. Падаю спиной на спинку стула, да так сильно, что просто кувыркаюсь с него на пол с неприличным визгом.

И конечно, по закону вселенской подлости именно в этот момент двери лифта открываются. Я упорно пытаюсь развязаться, но моя дурацкая нога завернулась за шею и просто не в состоянии встать сама.

– Отличные трусы, Котова. Очень вам подходят.

Мне бы еще вспомнить, что там за трусы. А черт, там же котята.

– Вы так и будете пялиться или сделаете что-нибудь?

– Двадцать один день.

– Что?

– Прошло с последнего происшествия. Думал, будет быстрее, – он заходит за стойку стола, помогает мне встать и сразу идет менять число на календаре. На гордый ноль.

Стою, не двигаясь, смотря на его влажные волосы. В руке сумка. Он с тренировки. Интересно, а он чем занимается? Тела я его не видела, но судя по комплекции, он довольно крепкий. И ведь не спросишь, подумает еще, что влюбилась, а мне до него и дела нет.

– Договор готов?

– Как раз заканчивала проверять. Через пять минут будет у вас на подпись.

– Ладно, – кивает он, мельком смотря на меня. А я жду. Чего? Комментария по повожу детского белья? Или того, почему умею заворачиваться буквой «зю». Но Распутин лишь уходит, мельком бросив.

– Позвоните Августине, скажите, что я сегодня к ней заеду.

– Без ресторана?

– Времени нет, – рявкает он и закрывает двери, а я бурчу себе под нос: «времени у него нет». Так нет, что бедная Августина появляется тут не чаще пары раз в неделю. И каждый раз после того, как Распутин на меня орет. Злость он на ней срывает что ли.

Господи, я уже жалею его любовницу. Меня бы кто пожалел.

Через секунду приемную оглушает звонок селектора, и я трясущимися руками беру трубку.

– Да?

– Договор, Котова! Или вас как котенка нужно рыбкой поманить, чтобы вы работали быстрее?

– Лучше сосиской?

– Что?

– Сосиски баварские, знаете, толстые такие, с которых сок стекает.

– Вы, блять, издеваетесь?

– Нет, конечно, уже несу договор! – отключаюсь и быстро распечатываю два экземпляра и несу в кабинет. Застываю, потому что начальник стоит спиной, без рубашки, и теперь я точно знаю, что он занимается тяжелым спортом, потому что на теле ни капли жира, лишь мышцы, вылепленные словно художником. Я бы потрогала. Ну чисто в познавательных целях, конечно.

– Договор, Котова, а то я подумаю, что вы в меня влюбились, и наконец найду повод вас уволить, – рявкает начальник, надевая рубашку.

– Нет конечно, – шагаю к столу, даю на подпись договор, стараясь не смотреть на стиральную доску из кубиков на животе. Издевается? Ищет повод меня выкинуть? Не дождется. Я у себя в зале и не такие тела видела. Правда не такие крупные. Но вряд ли Распутин относится к тому виду мужчин, которые лазают по пилону.

Он обходит меня сзади, обдавая приятным запахом геля для душа и собственным, принадлежащим лишь ему одному.

– Все, возьмете водителя и отвезете поставщику.

– Да я и сама могу.

– Чтобы как в прошлый раз бежать за автобусом?

– О, вы знаете?

– Да, я как раз ехал мимо. Котова, вы слышали о такси? Дайте пиджак.

Я тут же сбегаю к стулу, беру пиджак и помогаю упаковать эти девяносто килограмм чистого мяса. Не меньше.

– Такси дорого. А почему вы не притормозили?

– Честно? – поднимает он глаза, и мне, конечно, может мерещиться, но лед там давно превратился в бушующий океан.

– Ну конечно.

– Любовался тем, как вы бежали.

С этим он и уходит, оставляя меня в своем кабинете хлопать глазами и думать о том, как Распутин любовался моей пробежкой.

– Котова, водителя возьми! – слышу уже у лифта и кричу в ответ.

– Ладно! Августине-то звонить?

– Я уже еду туда. До завтра.

Глава 8

Водителя Распутина зовут Гена. Это довольно взрослый, добродушного вида здоровяк. За эти недели мы довольно частенько встречались, когда он приходил за начальником, или внизу, когда прощались. Машина у него «Мерседес» последней модели и, если честно, я побаиваюсь туда садиться. Нет, ну а вдруг я чего-нибудь сломаю? Электроника меня вообще не любит.

– Мария Викторовна, мне потом надо Арсения Ярославовича забрать. Но я вряд ли успею это сделать, если вы так и будете прятаться за столбом.

Черт.

Выглядываю, чувствую себя полной дурой.

– Я не пряталась, я макияж поправляла.

Он недоверчиво выгибает бровь, а я фыркаю. Ну да, с макияжем я переборщила. Я им пользуюсь только на выступлениях.

– Боитесь?

– Может, я лучше на автобусе?

– Я бы не против еще раз посмотреть, как вы за ним бежите, но работа мне важнее.

– Ну понятно. Это конечно. И чего, красиво бежала?

– Не то слово. Садитесь уже, – открывает он двери. – И просто ничего не трогайте.

– Ничего не трогать. Это я, пожалуй, могу.

Гена усмехается, ждет, когда я залезу в этого зверя, и наконец закрывает двери. Пахнет тут, конечно… Дорого-богато. Кожа, нотки виски и терпкого запаха… Да, самим начальником тут тоже пахнет. И не удивительно, учитывая, сколько времени он тут проводит.

– А Арсений Ярославович на такси?

– Да. Не переживайте.

– Не лучше было бы такси заказать мне.

– Я так и предложил, – настраивает Гена зеркало заднего вида, чтобы видеть меня, в том числе.

– Так? А Распутин чего?

– А он сказал, что вы либо сбежите, либо под колеса попадете, либо таксист в вас влюбится и увезет на свою родину. А вы ему еще нужны.

– Я ему нужна…

– Не в том смысле…

– Да я же не дурочка, просто… В общем я поняла. И часто вы меня обсуждаете? – складываю руки на груди.

– Мы почти не разговариваем, Мария Викторовна, хотя, надо признать, последние недели он стал разговорчивее. Недавно вот спросил, есть ли у меня семья.

– А он не знал?

– Он не интересуется сотрудниками. Ну не интересовался.

– Ну так и что? Есть у вас семья?

– Да. Жена и две дочки.

– Классно. Наверное, им живется весело. Ну… Вместе, – всегда мечтала о сестре, но мать рано развелась с отцом и больше замуж не выходила, а отец так и не завел другую семью.

– И им весело и нам весело.

– Ха, ну точно, – смеюсь вместе с Геной и осматриваю салон. Тут такие навороты, как, наверное, в вертолетах наших нет. Компания частенько делает вертолеты попроще, чтобы государство и самые дальние города имели возможность их приобрести. Хотя есть и такого, элитного типа вертолеты, для самых богатых.

Гена довозит меня до офиса поставщиков, и я выхожу из машины.

– Я подожду вас здесь.

– А может я сама… Не хочу вас отвлекать.

– Вы совсем не жалеете моих дочек. Что они будут есть, если Распутин лишит меня работы.

– Ой, я опять не подумала об этом. Ну тогда ждите, я скоро! – прощаюсь и уже бегу по ступеням, чуть не споткнувшись на одной из них. Тороплюсь. Забегаю в здание, сразу к ресепшну, чтобы меня проводили к руководителю электрической компании «Альтаир». Они поставляют нам электронику для вертолетов. Кстати, мой бывший работал в фирме, наподобие этой. Тоже как-то на «а». А….

– Котова?! Ты?! Неужели передумала?! – «Альтаир». Точно. Он работал в «Альтаире»… Только я могла это забыть. С другой стороны, не стала я бы отказываться от выполнения своих прямых обязанностей из-за бывшего.

– Привет, Антон. Нет, конечно. Я к твоему руководителю. Договор нужно подписать.

Показываю, не отдавая в руки.

– Точно, ты же в «Прогрессе» работаешь. Я думал, так и чертишь?

– Нет. Теперь я заместитель генерального, – немножко приукрасить свою должность перед бывшим вообще не грех.

– Ого. За какие заслуги?

– Ну точно не потому, что я вышла замуж за его сына или дочку…. – фыркаю. Он женился на дочери руководителя, и его повысили. Он вообще, помнится, пришел ко мне тогда и сказал, что я спокойно могу быть его любовницей, пока он не разведется. Охренеть, предложение. Мечта любой девушки.

– Я развелся.

– Потому что она тебя бросила. Брось ты ее, вернулся бы в свой ЖЭК трудиться электриком, – кстати, тогда он мне нравился больше. Симпатичный, худощавый, простой. Шутил плоско, но очень мило.

– Давай провожу.

– Не надо. Меня девушка проводит. Девушка?

– Не отвлекай девчонок от работы. Пойдем, провожу, – идет он вперед, а я чего, я за ним пошла. Шагаю все выше по лестнице, уже три этажа.

– А лифта нет?

– Есть, но я просто помню, что ты их боялась….

– Уже не боюсь, – и это правда. Мне каждый день приходится подниматься на десятый этаж. Я привыкла. Наверное, потому что там, наверху, меня ждет работа мечты. Да и вид из окна стоит нескольких секунд страха…

– Да ладно, не дуйся. Как твой шест? Еще крутишь задницей?

– Это называется акробатика на пилоне, и я не планирую осваивать профессию стриптиза.

– Да я понял. Просто вряд ли твой начальник обрадуется, если узнает.

Я даже торможу, поражаясь его наглости.

– Серьёзно? Собираешься меня шантажировать?

– Да я так, просто сказал. Тем более, он наверняка в курсе? Ты же не станешь такое скрывать.

– Да что… такое? Словно я на панели стою и случайно могу встретиться с одним из своих клиентов.

– Да нет, конечно… – он тушуется, но вдруг поднимает наглый взгляд. А ведь когда-то мне нравились его глаза, а теперь даже в груди ничего не шевелится. – Просто, ну, раз встретились, может кофе выпьем после работы…

– Мне на тренировку, и ты прекрасно это знаешь, – вижу кабинет с нужной мне фамилией. – Но даже если бы не тренировка, то меньше всего я хочу проводить свой вечер с тобой.

– Вот из-за твоих тренировок мы и расстались! – говорит он мне вслед, но я поворачиваюсь и качаю головой.

– Мы расстались, Щепкин, потому что ты накануне нашей свадьбы решил жениться на другой, более выгодной партии. А бесишься ты, потому что так и не стал у меня первым. А так было бы круто щегольнуть перед друзьями тем, как широко умеет твоя девушка раздвинуть ноги, да?

– Я никому не рассказывал.

– И снова вранье, потому что после нашего расставания меня все твои друганы еще полгода доставали звонками и пошлыми намеками.

– Я не знал, Маш, – говорит он довольно искренне, но мне уже все равно. Больно было осознавать, что твой парень выбрал другую, но боль прошла, когда я поняла, что являлась предметом шуток и насмешек в их веселой компании.

Наконец оказываюсь в нужной приемной, довольно быстро подписываю договора и спускаюсь на первый этаж. Внизу Антон стоит на крыльце, выбрасывает сигарету, когда меня видит. Терпеть не могу этот запах.

– Катаешься на машине начальника?

– Ну да, – просто пожимаю плечами и спускаюсь по лестнице. Антон вдруг дергает меня, и я чуть не падаю. Снова. Бью его по плечу и трогаю ушибленную лодыжку.

– Ты поехавший?!

– На тебе, Маш. Я до сих пор забыть тебя не могу, – шепчет он, пытаясь к себе прижать, так что приходится применить силу рук. Он просто отлетает от меня.

– Мария Викторовна, помощь нужна?

– Нет, Ген, спасибо.

– Ну и иди, работай, тренируйся, проводи время с мамой. Еще кота заведи, так и сдохнешь старой девой.

– Лучше остаться старой девой, чем обманутой женой! – совершенно неприлично показываю средний палец, а потом просто убегаю, прячусь в уже привычном салоне крупной машины.

Гена садится за руль, молчит, выезжая на проезжую часть, а я опираюсь на передние кресла и приближаю голову к его.

– Ген, а давай мы про этот спектакль ничего Распутину говорить не будем?

– Если вы не хотите сюда больше ездить, то может и стоит сказать. Уверен, Распутин отнесется спокойно…

– Я, как и вы, не хочу терять работу, я с ней почти сроднилась. А со мной и так много проблем, чтобы разбираться с бывшими.

– Их было много? – прыскает Гена со смеху, а я головой качаю.

– Только один. Да и тот наполовину.

– Ну если вы справитесь с его вниманием, то я, конечно, буду молчать. Это вроде к работе не относится.

– Спасибо, Ген! А с меня вкусные печенья в виде животных вашим дочкам. Они у меня самые вкусные.

– Это они любят. Договорились.

– Спасибо, – откидываюсь на спинку сидения и расслабляюсь. Да, лучше, чтобы Распутин ничего не знал. Ни о пилоне, ни о бывшем.