Текст книги "Завоеватели"

– Призрак Желтой Дамы, – сказал Норг и глупо захохотал.

Бьярни усиленно пытался заставить себя думать и разрешить эту загадку. Он поискал глазами Синяку, но тот куда-то делся. Махнув рукой, Косматый с трудом встал из-за стола. Он обнаружил Синяку спящим возле печки. Рядом с ним, уткнувшись лицом в золу, сопел Хилле Батюшка-Барин. Бьярни потыкал в Синяку сапогом, но парнишка только подтянул колени к животу и пробормотал что-то невнятное. Бьярни плюнул и ушел спать.

Под потолком зала мерцал золотистый свет. Едва заметная тень скользила в легком световом облаке. И такая тоска исходила от бесплотной фигуры старого призрака, что впору было содрогнуться в рыданиях.

Башня Датского Замка наполнилась ровным завоевательским храпом.

– Ну ты, Бьярни, оказался хитрее всех! – прогремел по сонной башне вкусный раскатистый бас. – Какой замок себе отхватил, Завоеватель чертов! Эй, космач, покоритель городов! Бьярни!

По медной лестнице затопали шаги.

– Бьярни! Где ты, старая помойка? Это я, Бракель Волк!

На втором этаже башни глазам Бракеля предстала картина настолько идиллическая, что он едва не застонал от зависти. На лавках, на полу, под столом вповалку спали богатырским сном люди с «Медведя». На их сонные блаженные рожи тошно было смотреть. Разметавшись прямо на каменном полу, оглушительно храпел Норг. Возле остывшей печки, безмятежно подсунув под голову холодную головешку, спал Хилле, завернувшийся в свой просторный плащ. Тоддин Деревянный фамильярно пристроил голову на живот командира. Бьярни хоть и морщился во сне, но не бунтовал.

Бракель привел своих людей на дракаре «Черный Волк», в честь которого, собственно, и прозывался Волком. Это был внушительный человек с красным лицом и выгоревшими до белизны волосами, перетянутыми на лбу кожаным ремешком.

Бракель бесцеремонно пнул ногой Косматого Бьярни.

– Вставай же, чудовище! – громыхнул он снова.

Под столом застонал во сне рулевой Меллин. Он приоткрыл было глаз, но тут же закрыл его снова и перевернулся на бок. Хилле продолжал спать, не шевелясь, как труп. Ругаясь, Косматый Бьярни толкнул Тоддина, и этот последний сильно ударился головой о каменный пол.

– Ага, – удовлетворенно прогудел Бракель, – проснулся.

– Ты убийца, Бракель, – серьезно сказал Косматый Бьярни. – Ты братоубийца, – уточнил он, подумав немного.

– Склизкая, бородавчатая жаба, – ответствовал Бракель. – Мои люди провели эту ночь в заброшенном здании магистрата. Мы так устали, что даже не выставили часовых. – Помолчав под пристальным взглядом Бьярни, Бракель пожал плечами. – Ну, и напились вчера, это тоже. Просто чудо, что нас во сне не перебили. Ведь в этом дурацком лабиринте комнат и коридоров могла попрятаться целая рота.

– Хороший командир умеет заботиться о своих людях, – назидательно заметил Бьярни.

Бракель хотел было обругать его, но почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит, и обернулся. Кутаясь в лохмотья, перед ним высилось странное темнокожее существо. Существо было, несомненно, юное. Одна щека посерела от золы. Оно уставилось на Бракеля невинными ярко-синими глазами.

Бракель мотнул головой и даже зажмурился на миг от удивления.

– Клянусь яйцами Арея! А это еще что такое?

– Трофей, – ответил Бьярни и, откровенно охнув, поднялся на ноги. – Чтоб тебе сгореть, Тоддин, – пробормотал он.

Бракель бесцеремонно потыкал в Синяку толстым пальцем и поморщился.

– Ой, какой дохлый… – сказал он с отвращением. – Ты его не сможешь даже продать, Бьярни. Только еду на него переводить… Что будешь с ним делать?

– Пока не знаю, – ответил Бьярни.

Бракель положил свою лапу ему на плечо и дружески присоветовал:

– Да зарежь ты его, самое простое. – Он еще раз окинул взором темное лицо Синяки. – Посмотри, он отмечен черным дыханием духов Зла. Где ты его подобрал?

– Здесь, в Ахене.

– Вот видишь! – оживился Бракель. – Сам посуди, ведь жители Ахена – белые люди. Откуда могла взяться такая образина, как не из преисподней?

Косматый только отмахнулся, не желая продолжать глупый разговор, потянулся и крякнул.

– А где Хильзен? – поинтересовался Бракель Волк.

– Спит где-то, – сказал Бьярни. – С ним такая история случилась, обхохочешься. Мы же сгоряча чуть было не выбросили его за борт, думали, что погиб. Жаль, ты не слышал, как он ругался, когда пришел в себя.

– Ладно, мы с ним еще выпьем. Я, собственно, к тебе по делу, Бьярни, – сказал Бракель. – Альхорн говорит… – Тут Бракель закатил глаза и затянул нараспев, довольно удачно имитируя старого ведуна. – «Демон смерти прячется в трупах. Чтобы мертвые не убили живых, надлежит предать тела воде или почве. Так завещали Древние».

– Он всегда это говорит, – ответил Бьярни. – Ничего нового ты мне не принес, Бракель. Не я ли всегда следовал этому завету?

– Зиму придется провести в городе, я думаю, – продолжал Бракель, пропустив замечание Бьярни мимо ушей. – Не станем же мы зимовать на куче отбросов и ждать, пока мертвые и в самом деле начнут пожирать живых? Старики зря не советуют.

Бьярни зевнул во весь рот.

– Говори яснее, Бракель.

– Я и так говорю яснее некуда. Это дело поручили мне и тебе. Так что собирай людей, паршивец. Осмотришь подвалы, особенно возле форта. Трупы закопаешь. Ну а что делать с барахлом и бабами – твоих ребят учить не нужно.

– Все же мудрый человек наш ведун Альхорн, – сказал Бьярни.

Бьярни взял с собой десять человек и, поразмыслив, решил присоединить к отряду Синяку. Мальчик казался довольно безобидным, а толмач никогда не помешает, рассудил Бьярни.

Парнишка сидел на полу и грыз кусок сухого хлеба, хрустя при этом усердно, как мышь. Когда капитан поманил его к себе согнутым пальцем, Синяка поперхнулся, однако спорить не стал.

Искалеченный Ахен показался Синяке почти незнакомым. Паренек шел, спотыкаясь и хромая, а рядом с ним шумно галдели Завоеватели. Отряд спустился по разбитой лестнице, прошел по Первой Морской улице, и впереди открылся развороченный ядрами форт. Дальше, до самого горизонта, расстилалась неспокойная серая вода залива.

– Отсюда и начнем, – сказал Бьярни.

В двух хибарках, прилепившихся к самому форту, было голо и неприбрано. Синяка хотел было сказать Хильзену, что все жители оставили Ахен и ни одной живой души здесь не осталось. Но Хильзен был увлечен беседой с Норгом, а прилюдно окликать этого высокомерного юнца Синяка не решился.

На Первой Морской люди Бьярни прошли еще с десяток домов, несомненно, пустых, и закопали в одном из дворов несколько убитых.

Возле небольшого здания, построенного на каменном фундаменте, Синяка вдруг ощутил легкий толчок. В нем словно что-то встрепенулось. Он поднял глаза к зеленым ставням, аккуратно прикрытым, но не запертым на замок. Здесь кто-то прятался. Весь дом так и сочился страхом. Завоеватели уже топали по доскам, настеленным вместо дорожки поверх луж и опавших листьев. Норг на всякий случай вытащил длинный нож. Он улыбался.

Дверь открылась легко. В доме было прибрано и пусто. В большой комнате возле беленой печи в высокой корзине из ивовых прутьев лежали мотки пряжи. На стенах, ближе к печке, висели пучки высушенных трав.

Бьярни чутко шевельнул носом.

– Похоже, печку топили недавно.

Он потрогал ее, оставляя на побелке следы грязных пальцев, но печка оказалась холодной. Впрочем, капитана это никоим образом не успокоило. Он сделал знак приступить к обыску.

Норг уже шлялся по всему дому, бесцеремонно заглядывая под лавки и в кладовки, где на полках, застеленных бумагой, стояли банки с вареньями и соленьями. Хильзен, стройный и тонкий, одним гибким движением спрыгнул в подпол. Громыхнула какая-то жестянка.

Синяка выбрался во двор, где пахло опавшей листвой и дымом. В глубине двора стоял небольшой сарай, черный от времени и сырости. Несколько минут Синяка бродил, раскидывая ногами листья. Он чувствовал, что неподалеку кто-то прячется, прислушиваясь к каждому шороху. Этот кто-то был совсем рядом.

Из дома доносился грохот – там двигали буфет. Хлопнула входная дверь. В саду показались Норг и Хильзен – Хильзену было лень таскать тяжести, а Норг составил ему компанию. Они тоже заметили сарай, и Норг, распахнув покосившуюся дверь, обитую куском старого паруса, остановился на пороге и расплылся в улыбке.

– Баба… – сказал он мечтательно.

Среди старых хомутов, граблей и корыт, у наспех сложенной поленницы, жалась насмерть перепуганная молодая женщина. Она прятала за спиной ребенка – девочку лет пяти. Девчушка недовольно вырывалась из рук матери и мотала головой – ей хотелось посмотреть. Руки у женщины были крупные, белые, на ее бледном лице еле заметно проступали золотистые веснушки. Под большим серым платком угадывались две толстых косы. Услышав голос Норга, она сильно вздрогнула.

За спиной Норга показался Хильзен.

– Что-нибудь нашел? – скучающим тоном осведомился молодой аристократ. Норг слегка посторонился, и Хильзен вошел в сарай. На лице женщины появилось злое выражение. Не обращая на это никакого внимания, Норг продолжал радостно ухмыляться. Его светлые усы слиплись от варенья и торчали, как две стрелы.

– Боги Морского Берега… – пробормотал Хильзен. – Только этого нам и не хватало.

– Где толмач? – поинтересовался Норг и высунулся из сарая. Прямо напротив раскрытой двери стоял Синяка и ворошил ногой опавшие листья.

– Эй, – окликнул его Норг, – как тебя, чучело… иди сюда. Нужно помочь. Я хочу поговорить с ней… с этой вот… Да иди же сюда! – рассердился наконец Норг, потому что Синяка не двигался с места.

– Иду, иду, – сказал паренек.

При виде смуглого лица Синяки женщина дернула ртом в брезгливой гримасе и сделала охранительный знак, отгоняя злого духа. Юноша давно привык к такому и потому не обратил на это никакого внимания.

– Лучше бы вам оставить ее в покое, – предложил Синяка Завоевателям и переступил с ноги на ногу.

– Ну вот еще, – возмутился Норг. Он засунул ладони за пояс и широко расставил ноги, чересчур рослый и широкоплечий для тесного низенького сарая. Приоткрыв рот, женщина посмотрела на него снизу вверх и вдруг, к великому отвращению Синяки, начала заискивающе улыбаться.

– Как тебя зовут? – с высоты своего роста спросил ее Норг и покосился на Синяку. Тот нехотя перевел женщине вопрос. Глядя ему в рот, женщина ответила: «Далла». Голос ее прозвучал глухо.

Ни в малейшей степени не интересуясь женщиной, Хильзен пошарил среди хлама, сваленного в сарае, и, с достоинством отряхивая с себя пыль, объявил:

– Пусто.

Далла метнула на него злобный взгляд. Девчушка за ее спиной ерзала и приглушенно попискивала. Чуть громче, чем в первый раз, женщина что-то сказала, отрывисто и горько. Синяка проговорил, обращаясь больше к Хильзену, чем к Норгу:

– Она говорит, что ее муж погиб во время осады.

Со двора послышался топот – сапоги Завоевателей громыхали по доскам.

– Уходим, – быстро сказал Хильзен. Он вытолкнул во двор Синяку, схватил Норга за пояс и чуть ли не силой вытащил его из сарая, поспешно захлопнув за собой дверь.

Женщина опустилась на пол и беззвучно заплакала, спрятав лицо в подоле малышки, которая вытаращила на мать круглые глаза и застыла от удивления.

– Ну, что там в сарае? – спросил Хильзена капитан.

– Пусто, – небрежно ответил Хильзен.

Они снова вышли на улицу, и холодный ветер с залива принялся трепать их волосы.

Большинство домов в районе Морских улиц были брошены. Завоеватели забирали все съестные припасы, какие только находили, – мешки с крупой, кадки с солеными огурцами, муку, сало, домашние колбасы, мед. Все это они складывали в телегу с тем, чтобы после перевезти в башню.

Чем дальше уходил отряд от залива, тем состоятельнее становились дома. Почти все они получили значительные повреждения. Полуразрушенным был и тот дом, возле которого остановился Бьярни. Оглядывая хозяйским глазом тяжелую дверь с деревянным лаковым гербом (сова, сидящая на колесе), капитан хищно шевелил носом: здесь будет чем поживиться. Что с того, что рухнул флигель и выбиты стекла? Основная-то часть уцелела!

Синяка замешкался на пороге, и Бьярни сильно толкнул его в спину. Во все дома, куда заглядывали Завоеватели, Синяка входил первым. Бьярни не желал попусту рисковать своими людьми. Если ахенцы оставили в подарок незваным гостям ловушки, пусть попадется их же соотечественник.

Синяка медленно прошел темную прихожую. В полумраке угадывались мраморные статуи по обе стороны от двери, ведущей в господскую половину. Синяка толкнул эту дверь и вошел. Здесь почти ничто не пострадало, если не считать разбитых стекол.

На блестящем наборном паркете синякины ноги оставили пыльные следы. Его худая фигура в лохмотьях бесшумно скользила среди стен, затянутых расписным шелком, зеркал в позолоченных завитушках, мебели из светлого ореха. Бесцеремонные завоевательские сапоги топали по анфиладе роскошных комнат. Некоторые окна были выбиты, и осколки лежали на темном полированном дереве пола.

Следом за Синякой Завоеватели прошли несколько пустых залов и, наконец, оказались в небольшом кабинете, где были только полосатый сине-желтый шелковый диван и конторский стол, за которым работали стоя. На полу возле дивана скорчился лицом вниз уже закоченевший труп. На покойнике была просторная рубаха из тонкого полотна с кружевами. Косматый Бьярни сильным ударом ноги перевернул его на спину. Открылось лицо, похожее на восковую маску. На лбу синело пятно. Из середины живота странным чужеродным предметом торчал осколок толстого оконного стекла. Скорее всего, человек погиб во время взрыва башни два дня назад.

Увидев труп, Синяка сжался и шарахнулся в сторону, наступив на ногу Хильзену. Хильзен высвободил ногу из-под жесткой пятки и задумчиво поглядел на свой сапог.

Кивком головы Бьярни подозвал Синяку к себе.

– Ты его знаешь? – спросил он.

Синяка осторожно подошел.

– Знаю, – сказал он с глубоким вздохом. – Это господин Витинг.

– А кто этот господин Витинг?

– Он был владельцем обувной мануфактуры.

Хильзен пристально посмотрел на Синяку, однако ничего не сказал.

В соседней комнате чьи-то уверенные руки уже выдвигали ящики и ворошили содержимое сундуков.

– Закопайте эту падаль в саду, – распорядился Бьярни. Синяка проводил глазами Хилле и Тоддина, которые выносили труп, и поскорее убрался в соседнюю комнату.

Это была буфетная, и там, как и положено, безраздельно царствовал огромный буфет с колонками из массивного дерева и медным рукомойником, сделанным в виде рыбы. На полке за темными стеклами стояла фарфоровая посуда. Приоткрыв рот, Синяка рассматривал чашки и плоские тарелки, украшенные тонкой золотой росписью. Тонущие в тумане горы, крошечные беседки, уродливые деревца, из последних сил тянущиеся к свету, – таких диковинных и чудесных картинок он никогда еще не видел.

– Богатый дом, – произнес кто-то за его спиной.

Синяка подскочил. Он не заметил, как в буфетной появился Хильзен. Стуча сапогами по паркету, Хильзен подошел вплотную. В опущенной руке Завоеватель держал бутылку с дорогим вином.

– Один из самых богатых в городе, – тихо отозвался Синяка.

Хильзен развалился в роскошном кресле, зевая во весь рот и скучающе разглядывая потолок, расписанный золотыми и синими спиралями.

– А ты что, был хорошо знаком с этим Витингом? – неожиданно спросил он.

Стоя у разбитого окна, Синяка смотрел, как Хилле ковыряет в саду раскисшую землю лопатой. Убитый лежал на клумбе с поникшими георгинами. Синяке не верилось, что этот недосягаемый полубог, всемогущий господин Витинг, теперь просто труп. Мимо дома с совой на колесе приютские дети боялись даже ходить, а самые младшие искренне верили, что господин Витинг никогда не спит и все-все видит.

– Я его ненавидел, – еще тише сказал Синяка.

Высморкавшись двумя пальцами, Хилле-Батюшка Барин обтер руку о мокрый георгин, потом подтолкнул мертвеца лопатой, и покойник грузно свалился в могилу. Батюшка что-то произнес – Синяка не слышал, что именно, но, возможно, то было надгробное напутствие – и принялся сбрасывать землю в могилу.

Неподалеку трое дюжих парней выкатывали из подвала бочки с вином и балагурили, скаля зубы. Рядом стоял Косматый Бьярни и озирал свой отряд и гору трофеев, хищно щуря темные глаза. Норга среди собравшихся внизу не было.

Синяка отвернулся от окна.

– А где Норг? – спросил он.

Хильзен снова зевнул, поболтал в бутылке темно-красную жидкость и положил ногу на ногу.

– Должно быть, вернулся на Первую Морскую улицу, – сказал он. – Не все еще варенье съел у хорошенькой вдовушки.

Глава третья

Синяка остался в башне Датского Замка, как приблудившийся котенок. Завоеватели не обращали на него особого внимания. Парнишка казался им безвредным. К тому же, он был немного не в своем уме. Они кормили его; он иногда помогал повару чистить котлы.

Синяка часто думал о капитане Вальхейме и его сестре. Он был уверен, что близнецы остались в Ахене, не сбежали, хотя большинство офицеров бывшей ахенской армии давно уже покинули город. И наверняка они голодают и бедствуют, но от Завоевателей и корки хлеба не возьмут.

Во время своих бесцельных блужданий по городу Синяка старался обходить улицу Черного Якоря стороной. Ему не хотелось встречать Вальхейма. Солгать капитану Синяка не мог; сказать правду – тем более.

Ахен лежал в развалинах. Половина каменных и две трети деревянных домов были разрушены. Особенно это бросалось в глаза в портовых районах. Улицы стали пустынны. Всегда ухоженные мостовые разбиты и разворочены. Цветы, которыми горожане украшали окна и балконы, завяли.

Однако город не был мертв. Медленно, но с каждым днем очевиднее, он обретал новый облик – суровый, подчеркнуто скудный. На улицах стали показываться женщины, которые до того неизвестно где скрывались. Но и с ними произошли странные перемены. В одночасье исчезли их шелковые платья и золотые сетки для волос. На смену пришли холщовые юбки и рубахи, серые платки поверх кос. Вместо туфель по разбитым мостовым стучали башмаки, а то и мужские сапоги. Синяка даже представить себе раньше не мог, что эти гордые красивые дамы могут носить такую одежду. Где только они взяли ее? Появились крестьянки из деревень, лежащих за Темным Лесом. Иногда они дрались с горожанками за еду и хорошие вещи.

Постепенно разгребались завалы. Завоеватели не собирались встречать зиму в разоренном городе и ломать себе ноги, пробираясь через руины. Иногда в завалах находили людей, чаше мертвых, но случалось, что и живых. В тех случаях, когда солдаты приходили к выводу, что найденный человек сможет выжить, горожанина лечили и кормили, пока он не вставал на ноги. Обреченных тут же добивали и хоронили.

К новому облику Ахена со временем можно будет привыкнуть, как привыкаешь к увечью близкого человека и перестаешь замечать, что у того нет одной руки или выбит глаз, подумал Синяка, сворачивая с Торговой на Малую Колокольную улицу.

На углу громоздились развалины большого храма, где во время осады находился пороховой склад. Посреди них, как зуб, торчала чудом уцелевшая колокольня. У ее подножья возились люди с «Черного Волка». Они разбирали рухнувшую храмовую пристройку, где когда-то торговали книгами и амулетами. Бракель предполагал найти там оружие.

Заложив руки за спину, Синяка остановился чуть поодаль. Солдаты работали быстро, слаженно, не тратя лишних слов, и Синяка позавидовал им. Один из них поднял голову и крикнул:

– Помог бы лучше!

Оценив справедливость упрека, Синяка шагнул было вперед, но вдруг над его ухом прозвучал негромкий голос:

– Стой.

Синяка обернулся. Невесть откуда взявшийся Хильзен легко спрыгнул с обломка каменного здания.

– Не ходи, – повторил он. – Это ребята с «Черного Волка», ими командует бравый вояка по имени Бракель, вот он пусть и разбирается. Незачем «Медведю» облегчать волчарам жизнь.

Синяка знал, что между двумя завоевательскими дружинами существует давнее соперничество и потому не стал возражать Хильзену. Он остался стоять в стороне, наблюдая за тем, как постепенно открывается вход в подвал. Ему хотелось лечь на живот и заглянуть в темноту, где кто-то начал бормотать глухим голосом, но он не знал, как посмотрит на такую выходку Хильзен.

Наконец, последний, самый большой камень откатили в сторону, и тот солдат, что окликнул Синяку, плотный русоволосый парень с усталым лицом, крикнул, наклоняясь над черным зевом подвала:

– Тут есть кто?

Из подвала донесся шорох, потом неверные шаги и, наконец, показалась рука, цеплявшаяся за обломки кирпичей. Рука была мужская – широкая, крепкая, с красными пальцами. Затем, так же мучительно и трудно, нащупала опору и вторая рука. Через секунду показалось лицо – угрюмое, заросшее черной бородой. Человек зажмурился от яркого света. Его шатало, и он с непроизвольным стоном привалился к стене. Завоеватели хотели взять его под руки, чтобы помочь выбраться наружу, но он яростно оттолкнул их.

– Смотри-ка, – протянул парень с русыми волосами.

Чернобородый оскалил зубы и произнес несколько фраз. Синяка съежился: недавний узник богохульствовал. Не говоря уж о том, что в приюте жестоко наказывали за богохульные слова, Синяка глубоко и искренне почитал богов.

Чернобородый все не мог угомониться. Он ругался, плевал себе под ноги и сквернословил не переставая. Сил у него было немного и плевался он слабо, так что слюна текла по бороде. Внезапно он побелел и схватился за сердце. Шатаясь, он прислонился к остаткам стены и начал часто и мелко дышать ртом.

– Ему плохо, – сказал Синяка Хильзену, но не двинулся с места.

– Выживет, – отозвался Хильзен.

Чернобородый постепенно приходил в себя. Видимо, боль отпустила его, и теперь он сидел на камнях, обессиленный, и только глаза у него злобно горели.

– Узнать бы, кто он, – сказал русоволосый.

Синяка вопросительно глянул на Хильзена.

– Помоги им, если тебе так хочется, – сказал Хильзен, отворачиваясь.

Синяка встал и сделал несколько шагов к пленнику.

– Куда? – крикнул русоволосый, выхватывая нож.

Синяка дернул плечом, покосился на Хильзена. Юный граф демонстрировал полнейшее безразличие ко всему на свете. Чернобородый смотрел на смуглого парнишку с бессильной ненавистью.

– Отродье черных демонов, – пробормотал пленник, складывая непослушные пальцы крестом, чтобы оградить себя от зла.

Синяка осторожно тронул Завоевателя за руку, отстраняя его, и присел на корточки перед пленником.

– Ты кто? – спросил он.

– Из какой преисподней ты вылез? – Чернобородый хотел было отодвинуться, но позади была стена.

Синяка задумчиво покусал ноготь большого пальца, разглядывая своего собеседника глубокими синими глазами. Потом сказал:

– Я хочу помочь тебе.

– Плевал я на вас, – сиплым голосом произнес чернобородый. – Покуда жив, я буду вас убивать.

Завоеватель резко оттолкнул Синяку, так что тот упал. Пока юноша, ошеломленно моргая, поднимался на ноги, Завоеватель изо всех сил пнул пленника сапогом. Тот закашлялся, хватая ртом воздух. Не дав ему отдышаться, Завоеватель нанес второй удар.

Он бил неторопливо и последовательно и остановился только через несколько минут. Шевеля в окровавленной бороде губами, пленник корчился на земле. Опомнившись, Синяка заслонил его собой. Он не видел, что Хильзен подошел поближе.

– Отойди, – сказал русоволосый Синяке. – Отойди, или пожалеешь.

– Перестань его бить, – сказал Синяка, не трогаясь с места. Он повернулся к пленнику и снова спросил: – Так кто ты такой?

На этот раз тот отозвался невнятно:

– Кузнец… Аст мое имя…

Русоволосый схватил Синяку за плечо.

– На какой только помойке подобрал тебя Бьярни?

Синяка молчал. Завоеватель сильно встряхнул его и неожиданно сказал:

– А может, ты не человек вовсе? Может, ты тролль?

– Может быть, – ответил Синяка, пытаясь высвободиться.

Хильзен за его спиной обнажил шпагу и упер острие в носок сапога.

– Отпусти-ка парня, Иннет, – сказал он, щуря свои темные злые глаза. На пленника Хильзену было наплевать, пусть хоть по стене размажут. А вот Синяку отдавать не хотелось. – Если у тебя чешутся руки, то я к твоим услугам.

Но Иннет еще не сошел с ума, чтобы связываться с Хильзеном. Он нехотя разжал пальцы.

– Защитник выискался, – буркнул он. – Ты, Хильзен, смотри… Кто он и кто ты?

Хильзен деликатно, по-кошачьи, зевнул и отвернулся. Он явно не испытывал больше никакого интереса к происходящему.

Синяка сказал Иннету:

– Послушай, этот человек кузнец. Вам ведь нужен кузнец? Не убивайте его.

– Верно, – проворчал Иннет. – Кузнец нужен.

И махнул остальным.

Кузнеца схватили под руки и поволокли от подвала наверх. Он мотал головой и цеплялся ногами за камни.

– Бракель решит, что с ним делать. Тащите его, ребята, – распорядился Иннет.

Кузнец дернулся, жестом показывая, что пойдет сам. И действительно пошел, сильно хромая и приволакивая левую ногу. У поворота он обернулся и странно поглядел на Синяку, но Иннет хватил его кулаком между лопаток, и Аст, споткнувшись, поплелся дальше.

– Эх, зря отдали кузнеца Бракелю, – сказал Хильзен, вкладывая шпагу в ножны. – Я мог бы отбить его для «Медведя».

– Бракель только неприятностей с ним наживет, – сказал Синяка. – Этот Аст не станет на него работать. Он вас ненавидит.

– А ты? – спросил Хильзен так неожиданно, что Синяка споткнулся и чуть не упал.

– Что?

– Разве ты не ненавидишь нас? – спокойно поинтересовался Хильзен.

Синяка растерянно пожал плечами. Он не знал ответа. И никак не мог поверить, что Хильзен, Норг, Батюшка-Барин и все остальные – те самые люди, в которых он стрелял у форта. А сами Завоеватели? Разве в их представлении Синяка не принадлежал уже «Медведю»? Зачем бы иначе Хильзену вступаться перед Иннетом за темнокожего паренька?

Хильзен высокомерно смотрел, как Синяка в смущении покусывает нижнюю губу. Несмотря на то, что Хильзен был старше всего на несколько лет, Синяка по сравнению с ним казался мальчишкой. Десятки поколений фон Хильзенов ходили в походы под полосатым парусом. Этот темноглазый молодой человек был потомком старинного драчливого рода, уставшего от бесконечных войн.

Наконец, Синяка нехотя сказал:

– Я же неполноценный гражданин, с отклонениями. – Для верности он покрутил пальцем у виска. – Тут уж ничто не поможет, останусь тем, кто есть.

– А кто ты? – с любопытством спросил Хильзен.

– В том-то и дело, – вздохнул Синяка, – что этого я НЕ ЗНАЮ…

Они неторопливо свернули за угол и оказались возле завала, перегородившего улицу. Синяка залез на груду обломков, уселся, свесив ноги, и уставился на Вторую Морскую, убегающую вниз, к заливу.

По набережной вдоль залива кто-то неторопливо шел. Вроде как даже гулял. Синяка прищурился, пытаясь разглядеть, кто же там бродит, но было слишком далеко. За время осады он уже отвык от того, что по городу можно просто гулять. Горожане теперь по улицам не ходили, а шмыгали, не отрывая глаз от мостовой и норовя свернуть в ближайшую подворотню. Встречались также унылые тени, бродившие по руинам в поисках воспоминаний и утерянных вещей. Но чтобы просто прогуливаться – спокойно, по-старинному… Кто же это в Ахене такой несгибаемый?

Придерживая шпагу, Хильзен устроился рядом. Юноша показал рукой в сторону фигуры возле залива:

– Видишь?

– Ну и что?

– Гуляет кто-то, – пояснил Синяка и вздохнул.

Хильзен легонько постучал сапогом по камням завала.

– Ты действительно какой-то странный, – вымолвил он, наконец.

Синяка не ответил. Внезапно он понял, что возле завала прячется еще один человек. Кто-то третий, кого Хильзен пока еще не заметил. Синяка ничего не слышал, как ни прислушивался, но был уверен: совсем рядом скрывается невидимый наблюдатель. И от этого невидимки исходили тяжелые волны ненависти.

Хильзен посмотрел на своего спутника сбоку. Сидит себе на старой баррикаде. Прикрыл глаза и греется на позднем осеннем солнышке. Не человек, а воробей. В конце концов, может быть, Иннет и прав: кто такой этот Синяка перед Одо фон Хильзеном? Хильзен немного отодвинулся.

Синяка даже не заметил этого. Мысленно он был уже в пустом доме, в развалинах, слева от Хильзена. У него и раньше получалось видеть сквозь стены и проникать в мысли других людей (чаще всего – приютского повара), но никогда еще это не было так сильно, так очевидно. Толчок – и Синяка как будто стал тем самым человеком, что таился среди развалин. И теперь видел Хильзена глазами ненависти и страха: костлявый юнец с барскими замашками. Расселся, будто у себя дома! Скаля зубы, человек поднял арбалет.

Хильзен услышал слева от себя тихий шорох, как будто пробежала мышь. В тот же миг Синяка что было сил толкнул его, и Хильзен, не успев даже вскрикнуть, упал на мостовую. Туда, где только что сидел молодой Завоеватель, вонзилась арбалетная стрела.

Теперь Синяка видел происходящее уже своими глазами. Он выпрямился. Человеку с арбалетом показалось, будто Синяка вырос перед ним из пустоты. Солнце светило Синяке в спину, и русые волосы, пронизанные лучами, стали золотистыми. Юноша побледнел, его смуглое лицо стало пепельным. Свет как будто окутал Синяку с головы до ног.

Синяка вытянул руки ладонями вперед, обращая их в сторону пустого дома. Вторая стрела, свистнув, пролетела мимо синякиного уха. Юноша повернул ладони к себе, словно вытягивая невидимую сеть. Из развалин нехотя, как бы против своей воли, выбрался тощий человек с арбалетом. Его трясло. Прямо перед ахенцем высилась стройная фигура, словно объятая серебряным пламенем.

– Оставь оружие, – проговорил тихий мальчишеский голос, разрушая очарование страха.

Человек присел и осторожно положил арбалет на камни. Когда он выпрямился, страшная тень уже исчезла. На груде развалин стоял босой парнишка, загорелый до черноты. И совершенно безоружный.

– Эй, не бойся, – сказал паренек.

У ахенца затрялись губы. Теперь он вовсе не понимал, почему подчинился, почему оставил арбалет вместо того, чтобы пристрелить своих врагов из засады. Как вообще получилось, что он послушался приказаний какого-то оборванца?

– Зачем ты стрелял? – спросил Синяка.

Человек слегка отступил, пошатнулся и вдруг завизжал, разбрызгивая слюну:

– Гады! Гады! Убью вас! Гады!

Хлопнул выстрел. Человек застыл с раскрытым ртом и повалился затылком в выбитое окно пустого дома. Синяка спрыгнул с груды камней и увидел Хильзена, который дунул в дымящееся дуло своего пистолета и пристально поглядел на него своими злыми черными глазами.

Синяка казался очень усталым. И как будто постаревшим. Когда он тяжело привалился к Хильзену плечом, тот поморщился, но ничего не сказал.

Синяка вздохнул и перевел дыхание.

– Устал я, – сказал он виновато. – Не понимаю, что со мной. И есть очень хочется. Ты убил его?

– Надеюсь, – пробормотал Хильзен. – Как тебе удалось его выманить, а?

Синяка не ответил. Он снова повернулся в сторону залива, к людям, которых заметил еще прежде, и встал.