Текст книги "Бантик"

Елена Кочергина

Бантик

Глава 1

Новый хозяин

Моя жизнь началась не тогда, когда я появился на свет. Тогда не было ничего примечательного. Я называл это в своей маленькой головке «светленеем», «поравставанием», «бездумнобеганьем», «чтодалипоеданием» и «пораспанием». Помню, в том месте со мной была еще одна такая же пушистая, очень похожая на меня. Мы даже спали на одном коврике вместе. Она меня не обижала, даже поначалу мыла мне шёрстку, лизала голову, живот, мокрая и тёплая такая… Интересно, кто это мог быть? Больше такие дружелюбные пушистые мне не встречались. Смутно помню парочку рыжих малышей… Или это мне приснилось, может это были мои отражения… Да нет, точно были, мы же еще лазали друг через друга в какой-то огромной коробке. Куда они пропали?..

Светленее всегда сопровождалось одинаковыми звуками и событиями. Первый звук – скрип, потом кашель, сморкание, шуршание, и наконец самое приятное – топот. «Сейчас, сейчас!» Это было неуправляемо – штучка-закорючка, которая находилась сзади меня, начинала вертеться, а где-то в шее так и припирало издавать громкие звуки навстречу большим существам. Они нас кормили и уходили почти на весь день, ни разу не погладив, как ни старался я им понравиться. Так и продолжалось день за днём. И всё бы ничего, но, когда начинало темнеть, «большие и странные» приходили домой ещё с одним «странным», но поменьше, чем они. Он отличался, в плохом смысле. «Большие» делали полезное и хорошее, а тот, что поменьше делал всё наоборот. Я не знал, где спрятаться! Но пытался. Очень ждал пораспание – моё единственное спасение.

К «большим» иногда приходили другие «большие». Мне говорили: «Бант, не гавкай!», я это слышал много раз, а еще это: «Бант, кушать!» Что-то токало меня на то, чтобы отзываться и бежать на голос. Получается, я – Бант, а ещё я гавкаю и кушаю. Один раз снова пришёл другой «большой», новый, мне незнакомый. Я, конечно, гавкал! Голос у него был приятный, и руки пахли вкусно. «Большие» болтали:

– А имя уже дали ему?

– Бант.

– Сколько ему?

– Два месяца. Хотели оставить, но сын так его замучил… Бедному деться некуда. Мамочку его не трогает, она за себя постоять может, а этого боюсь палкой прибьёт или глаза выколет. Маленький еще, глупый, только в ясли начали водить.

–Бант! Бантик! Поедешь со мной на машине кататься?

Не понимал я, о чем они болтали, только слышал своё имя пару раз. Новый «большой» протянул руки, а я со своей заводной штучкой-закорючкой сразу к нему подбежал, и так хорошо себя почувствовал, как на коврике со второй пушистой. Ладони у него были горячие и широкие.

Глава 2

Новый дом

– Хороший пёсик! Бантик!

Новый «большой» спрятал меня во что-то тёплое, очень близко к нему, я мог слышать его дыхание, слышал, как что-то непрерывно стучало, у меня так же что-то всегда стучит. Вынес из дома. Снаружи было много свежего воздуха. Я вдыхал и, помню, глазам было неприятно, слепило что-то яркое.

– Сейчас, Бантик, сядем в машину и поедем домой. Там с Дашкой познакомишься.

Хлопок, жужжание, странное ощущение. Все начало двигаться вокруг, я смотрел очень внимательно и ощутил впервые новое состояние – я назвал его «страшнотрясием». Будто у меня внутри был встроен механизм, о котором я раньше не имел представления. Дрыгало всё, мои передние две штучки, задние две штучки, закорючка и всё остальное.

Остановились, жужжание прекратилось. Новый хозяин так и нёс меня, прижав и поддерживая снизу руками. Вошли в скрипящую дверь, поднялись по ступенькам, зашли в большую коробку, похожую на машину – она тоже жужжала и двигалась. Двери коробки раскрылись, вошли еще в одну дверь и вот мы на месте. Меня спустили на пол. Здесь меня уже ждали трое новых «больших» и один поменьше.

– Кирюша! Смотри, кого я привёз.

– Папа! Это собака! Ух ты! Какой он маленький, хорошенький!

– Это Бантик.

– Что за имя такое для собаки, Бантик? – спросил старый «большой».

– Ну, так хозяева его бывшие назвали.

– А что, подходит ему это имя, – сказала другая «большая», – ушки у него вон какие удивительные, как бантик на голове. Это чихуахуа?

– Не знаю, проверь в интернете. Хозяева писали в объявлении тойтерьер.

– Ну, что-то на тойтерьера он совсем не похож, глянь, какой хорошенький, миленький. Носик курносый, глаза навыкат, лапки правда длиннее, чем должны быть. Может смесь? Посмотри, вот фото чихуахуа, а вот тойтерьер. Разница есть.

– Значит, чихуахуа.

Тут раздался громкий мелодичный звук, мне сразу захотелось его повторить. Я начал издавать длинные протяжные завывания, стараясь уловить нотки. «Большие» засмеялись и захлопали.

– Ой, какой молодец, Бантик! Как хорошо поёшь! Еще музыку!

Это была музыка.

– Мама, это твой телефон!

– Иду, Кирюш.

Это мама, а это Кирюша, а тот, что меня вёз – папа. Мама говорила по телефону.

–Привет. Не занята. Просто Игорь собаку купил, только домой зашёл, знакомимся. Хорошенький, да. Чихуахуа. Рыжий. Глаза и нос тоже рыжие, только белое пятнышко на лбу и на грудке немного. Уже песни нам поёт. Хорошо, я позже перезвоню.

Тут в углу что-то шевельнулось, я сначала даже и не заметил, что там что-то есть. Ура! Я здесь не один пушистый. Огромный комок шерсти с огромными светящимися глазами отвернулся, махнул хвостом и вошёл в чью-то спальню. Я ничего не мог поделать со своим любопытством.

–Смотри, хвост крутится, как заводной! – сказал Кирюша.

Так, крутящаяся штучка сзади – это хвост. Он хоть и был частью меня, но всегда предательски выдавал моё настроение. Его невозможно было усмирить. Побежал за пушистым комком. Он зашипел. Понял, понял, ухожу…

– Дашка, не обижай бантика! Он маленький, – крикнул тот, что постарше.

– Бантик, на! – это донеслось из другого места, я сразу побежал на зов. Обычно «на» означало, что дадут что-то покушать. Вторая, что была постарше, накладывала в тарелку на полу свежесваренные кусочки курицы и звала меня.

После «чтодалипоедания» я отправился исследовать территорию. Места было много, три больших коридора, пять больших комнат, одна из которых пахла едой. В трёх стояли кровати, а еще в одной – длинный диван и шкаф-великан. Я сразу почувствовал, на какой кровати кто из «больших» спал. В одной комнате было сразу три запаха – папы, мамы и Кирюши. Моё новое местечко уже ждало меня. Маленькая уютная лежанка, как раз по размеру, в пятнышко, мягкая и приятная на ощупь.

«Большие» улыбались, наблюдая за моими действиями, то звали меня к себе, то бросали игрушку, гладили, хлопали по спине, снова гладили, целовали в лоб все по очереди. Я так набегался и с нетерпением уже ждал «пораспание», даже не помню, как уснул, помню, что в своей новой лежанке под маминой и папиной кроватью.

Дашка

Это чудище вообще жило свой жизнью, ей ни до кого не было дела. Она спала и ела, снова спала и снова ела. За всеми наблюдала из углов, с возвышенностей. Иногда мне удавалось подбежать и зарыться носом в непроходимые заросли её персидской шерсти. Она меня не трогала, только высокомерно окидывала взглядом и уходила подальше. У меня, конечно, и без неё было много дел, некогда было тратить драгоценное время на скучную статую.

Помню, были моменты проявления дружелюбия. Те, что постарше, часто давали ей варёную рыбу, и она словно оживала, эта Дашка, бежала, как игривый маленький котёнок к тарелке, а после устраивалась на кресле и спокойно спала до следующего приёма пищи. Вот тут-то я и мог позволить себе подойти поближе, один раз даже лёг с ней рядышком, так мягко и тепло было…

Черепаха

Вы когда-нибудь видели, чтобы камни шевелились? Я видел. В один прекрасный солнечный денёк, что-то зашуршало в гостиной, потом со стуком свалилось с балконного порога. Я насторожился. А когда увидел у камня голову и четыре лапы, страх прошёл. Даже запрыгал вокруг него по часовой стрелке, хотел с ним поиграть. Ну, понюхал, конечно… куда без этого. Мама на кухне хлопнула холодильником, потрясла коробкой, оторвала что-то хрустящее. Камень ускорился.

– На, Мотя!

Оно бежало так «быстро», что я даже успел посидеть, полежать, снова посидеть, чуть не уснул между кухней и залом, откуда хорошо было видно, как «торопился» камень. Это было долго, но он достиг пункта назначения… Мама дала этому существу капусту и еще что-то невкусное, похожее на мой корм. Нет, это не мой, но на всякий случай пошёл свою еду охранять.

Глава 3

Мои люди

Моя настоящая жизнь началась именно с этих новых четверых «больших» и с этого нового дома. Здесь я чувствовал себя идеально, наверное, это и есть смысл жизни маленькой собачки – ощущать такое счастье и заботу. Я часто слышал от «больших», что постарше, разговоры про других чужих «больших», и они говорили: «Что за люди такие?» «Вот нелюди!» «Какие хорошие, честные люди.» «Ты же умный человек!» «Да, он у меня человек трудолюбивый!» и ещё много-много всяких похожих слов. Не знаю, в какой именно момент я понял, что все «большие» и есть люди, но наконец усвоил новое слово. Со временем я стал хорошо понимать слова моих людей. Я знал, когда они говорят со мной, а когда лучше помолчать и не мешать. Под их разговоры вечерами я обычно дремал от усталости – так хотелось понять каждое слово, уловить смысл.

Самый важный человек в моей жизни была мама. Она была молодым, энергичным, но тревожным человеком. У неё было много забот помимо меня. Она часто уходила, приходила, что-то готовила, ругалась на Кирюшу. Они долго сидели за столом, писали, читали, решали, резали, клеили, лепили, слушали. Потом она кормила меня, рыбок в аквариуме, черепаху, гуляла со мной, потом опять куда-то уходила, приходила. Поливала цветы, с кем-то говорила по телефону, что-то печатала, гремела посудой, шуршала веником. И так целыми днями. Она возила меня к ветеринару, стригла мне ногти, чистила уши, купала, брала с собой в гости, покупала мне маленькие сапожки и костюмчики, вязала свитеры.

Кирюшу я просто любил. Я не чувствовал в нем защиты и уверенности, но он был частью семьи, и если кто-то кого-то обязан был защищать, то это был я. Ему было шесть лет, когда я у них появился. Как же я не любил его школу и эту ужасные уроки. Времени на меня у мамы стало намного меньше.

Со мной часто гулял только дедушка, а на бабушку легли обязанности по моему кормлению.

Папа… О, это желанное, родное слово. Он меня забрал и привёз в новый дом. Я испытывал нескончаемую благодарность к этому человеку. Жаль, что он подолгу отсутствовал. Иногда его не было неделю, а порой месяц. Он приезжал, и я радовался ему, как никому другому. Я так тонко, пронзительно и протяжно визжал, что у меня почти получалось пропеть «Пааа-паа». Когда он был дома, всё крутилось, вертелось, светилось! Он был всегда весёлый, шутил и смеялся. Мама с папой никогда не ругались, и воздух в квартире был наполнен надёжностью и заботой. Настолько я зависел от своих людей, что считал своим долгом не упускать их из виду и следовать за ними всюду.

Бантик

Однажды я узнал, что бантик это не только моё имя, но и непонятная тряпочка в виде моих ушек, которую мама зачем-то надела мне на шею. Получив такой атрибут, я очень гордо сидел с поднятой головой, даже боялся пошевелиться. Мама навела на меня тёмный предмет, нажимала на нём пальцами, потом долго рассматривала.

– Бантюша такой красивый! С белым бантиком в горошек, настоящий джентльмен. Ну попозируй мне еще, сейчас фотографию отправлю всем, пусть обомлеют от твоей милоты, мой красавчик!

У меня появилась целая коллекция таких бантиков. Я не видел особых различий, но мама их называла по-разному: «Так, сегодня будешь в голубом», «сейчас в красном гулять пойдёшь». Так как моих вещей у меня было не так уж много – лежанка, тарелки, да пара игрушек – я этими бантиками очень дорожил и снимать не хотел.

Глава 4

Дедушка

Дедушку тоже звали Игорь. Когда бабушка звала «Игорь!», отзывались сразу двое, и папа, и дедушка, на всякий случай. Дедушка очень любил пушистых, и Дашку свою вредную, и Мотю каменную, и меня. Всех собак во дворе подзывал, гладил их, разговаривал с ними так же, как и с людьми. Он не уезжал никуда надолго, всегда был дома или гулял со мной на улице. Мы могли с ним по часу сидеть во дворе, он на лавочке с сигаретой, а я охранял у его ног. Папа своей шутливостью и жизнерадостностью пошёл в дедушку. Нам с ним было весело и легко. Он даже разрешал мне нюхаться с другими собаками. Мама ругалась на него за это – у меня часто заводились какие-то мелкие твари в шерсти. Она после таких похождений купала меня, капала отвратительную жидкость мне на спину и шею, уф, мерзость… Но дедушка давал мне вволю набегаться, наиграться и, бывало, отстёгивал с поводка. Я очень смелый пёс. Не понимаю, зачем они такой переполох подняли, когда я обошёл все дворы в округе и пришёл обратно к нашему подъезду сам, один, без дедушки. Я ведь такой умный и послушный пёс. Между прочим, моему соседу, Локи, каждый день разрешали гулять без поводка, а за меня боялись и ругали сильно, если я отклонялся от маршрута и бежал за каждой пробегающей мимо собакой.

Мы провели два замечательных года вместе с дедушкой, стали лучшими друзьями, напитались, так сказать, релаксом и свежим воздухом. Только здоровье у него было не очень. Первый раз он упал возле нашей любимой лавочки. Знакомые бабушки-соседки подошли и начали приводить его в сознание. Он очнулся и сказал: «Ерунда, всё в порядке, отлично себя чувствую». Потом в ванне. Когда подбежали к ванной комнате после грохота, услышали от него только смех и шутку: «Главное – вовремя сгруппироваться!». Так и терял он сознание сначала раз в месяц, потом уже почти каждый день. Один раз его увезли люди в светлых халатах. Дедушка долго отсутствовал. Я его ждал. Скучал. Может, поэтому он и вернулся, что почувствовал, как я его жду. Мы провели еще несколько прекрасных месяцев вместе, наслаждаясь каждой минутой общения и отдыха.

Локи

Этот предатель, точное воплощение бога хитрости, Локи, появился в соседней квартире на нашей площадке на год позже меня. Он был другой породы, белый с большими тёмными пятнами на вытянутой мордочке и на теле, толстым пузиком и короткими лапами. Пару раз я слышал от людей слово «джек-рассел», очевидно, оно было как-то связано с его видом. Поначалу мы хорошо общались, так сказать, выносили присутствие друг друга, но я не одобрял его поведение. Когда мама и хозяйка Локи устраивали у нас дома душевные беседы, Локи сломя голову носился по комнатам, вылизывал мои тарелки до блеска и не слышал команд взрослых. А еще он пару раз делал у нас в квартире очень плохие дела. Я удивлялся высшей формой мастерства и ловкости, с которой он прикреплял свои лепёшки прямо на стену. Позже наше общение совсем прекратилось, при каждой встрече он всё чаще стал нападать на меня, вгрызаясь в шею или в лоб.

Глава 5

Первый «прозрачный»

Дедушке стало снова плохо резко, неожиданно для всех. Все были на работе. Кирюша в школу не ходил в тот день, у первоклассников были осенние каникулы. Они с дедушкой сидели дома. Я их охранял и прервался лишь на обеденный сон. Тогда ему и стало плохо. Он на кровати, а Кирюша играл рядом на полу. Вдруг дедушка захрипел, задышал часто, замычал. От этого звука я и проснулся посмотреть, что случилось. Испуганный Кирюша стоял и просто смотрел, не мог пошевелиться, потом выражение его лица поменялось, глаза почему-то наполнились капельками. Первый раз я видел, как он плачет. Дедушка наклонился к краю кровати, голова его нависла над полом. Кирюша ринулся в ванную и прибежал оттуда с тазом, подставил дедушке под голову. Молодец маленький хозяин – взял телефон и позвонил взрослым. Через двадцать минут папа уже был дома и снова люди в белых халатах посетили наш дом. Я проводил дедушку до двери, опять его забрали, интересно, надолго ли…

Прошла неделя. Я всё ждал и прислушивался к каждому движению за входной дверью. Конечно, жизнь продолжалась, только эту неделю никто не шутил и не смеялся. Все чего-то ждали. Но потом ждать уже пора было бы перестать, ведь вот он, дедушка, пришёл и сел в прихожей рядом со мной на кресло. Пришёл так тихо, что я даже не успел отреагировать и погавкать, как обычно. Он сел в кресло и смотрел на меня, улыбаясь, а я просто устроился поближе у его ног, положил мордочку на передние лапки и успокоился. Почему остальные не радуются и не смеются? Ведь он вернулся, правда какой-то он был прозрачный, и без запаха. Они вели себя как обычно, молча смотрели телевизор на диване в большой комнате, Кирюша занимался своими игрушками… Но тут бабушка ответила на телефонный звонок.

– Алло! Да, я слушаю… Ой… Ой… Игорь!

У бабушки вырвался резкий и хриплый крик из самой глубины души. Мама и папа поспешили в её комнату.

– Что случилось?

– Ой, Игорёк… Отец умер.

Я не знал, что такое «умер». Мои люди вели себя по-другому, они плакали и грустили, много говорили по телефону, приехали какие-то чужие люди, потом уехали. Ночью плохо спали, все вертелись и вздыхали, бабушка тихонько стонала. Я так и лежал в прихожей возле дедушкиных ног, а он просто смотрел на меня и улыбался.

На следующий день привезли огромную коробку с непонятным содержимым. Мама взяла меня на руки и поднесла посмотреть. Я отворачивался, не понимал, зачем меня к этой коробке подносят, я в неё не хочу.

– Бантик, вот дедушка приехал. Видишь дедушку?

Я не понимал, что она от меня хочет. Дедушка вон там, на диване сидит, и я его сторожу. В коробке вовсе не мой дедушка, пахнет он как-то необычно и холодом от него веет. Я убежал к себе под кровать и решил оставаться там до конца этого суматошного дня. Хоть людей побывало в доме человек двадцать, и на следующий день тоже, не было у меня настроения даже подавать голос. И новый прозрачный дедушка меня уже не радовал. Вроде он, а как бы не он, не погладит, не похлопает и слова не говорит…

Некоторое время спустя любимица деда, кошка Дашка, тоже сдала. Начала безумно ходить туда-сюда на одном месте, иногда пыталась «войти» в стену, падала на бок и истошно выла. Печальная картина. Мне поначалу было любопытно за ней наблюдать, но потом интерес прошёл, и стало просто жалко её. Мама с папой ее куда-то забрали, а потом вернулись уже без неё.

Глава 6

Новый человек

Первое время дедушка оставался дома. Его никто не замечал, кроме меня. Он сидел то на одном месте, то на другом. Ночью, когда все «большие» спали он беззвучно ходил по коридорам. Мама иногда вскакивала и кричала. Говорила, что ей снился отец. Один раз она встала, тоже прозрачная и без запаха и пошла прямо за дедушкой, хотела его догнать, но он испарился. Утром она рассказала папе про свой странный сон. После этого он долго не появлялся.

Прошёл год, второй. Жизнь была спокойная, безмятежная, с маленькими радостями, с некоторыми неудачами. Мало того, что зубы у меня оказались слабыми, и я иногда вскрикивал от боли, кусая жесткую пищу, но еще и желудок меня подводил время от времени. Часто начиналась рвота, и я мог не есть несколько дней подряд. Да еще у меня появилась новая проблема. Самый большой ноготь на передних лапках отрастал кругом и впивался в подушечку, а стричь их я больше не давал, надоело. Не нравятся мне вмешательства в моё личное пространство, да и страшно очень. Я ведь уже рассказывал про «страшнотрясие», вот… Я думал, наверное, пришло моё время отчаливать за дедушкой и Дашкой. Лягу на бочок, закрою глаза, может, они заберут меня к себе? Не тут-то было. Мама затаскала меня по ветеринарным клиникам. Я им там устраивал концерты. Слышали, как поросята визжат? Ну, точнее, как визжу я? Это я потом узнал, что так только поросята визжат, когда их режут. Кое-как избавили меня от предсмертной меланхолии и жизнь снова вернулась в своё русло. Но с некоторыми изменениями!

Живот у мамы начал расти! Раньше я мог устроиться у неё на животе, поласкаться с ней, понежиться в её объятиях, а теперь я только скатывался на колени, выше забраться не получалось. Однажды что-то в её животе так стукнуло, что мне стало страшно. Что такое? Ничего не понимал, одно только решил для себя – живот надо охранять.

Позже в квартире появился новый человечек, маленький такой, миленький, Олесей назвали. Я осознал, что я вырос. Раньше заботились обо мне, но теперь пришло моё время позаботиться о маленьком и беззащитном существе. Мама и папа любили меня, как и раньше. Как хорошо, что этот человечек появился дома, мама теперь была дома каждый день. Мы гуляли, играли, времени вместе стали проводить намного больше, чем раньше. Теперь у нас была полная, надёжная, любимая семья – мама, папа, Кирюша, Олеся, бабушка Алла и я.

Коляска

Мне кажется, самое удачное изобретение «больших» – это коляска. Что за чудо! Внизу между колес расположилось уютное гнездышко, как раз для меня. Наверное, когда ее придумывали, они предусмотрели специальное для маленьких пёсиков место. Они же прекрасно знают, как у нас мёрзнут лапки. Мама идёт с Олесей гулять, я сначала рядом бегу, радостный такой. Но лапки начинают коченеть, и я сажусь на дорогу и даю этим понять, что дальше ни за что с места не сдвинусь – либо на ручки меня бери, либо в коляску сажай. И как здорово ехать, просунув мордочку между колёс, смотреть на прохожих, на птичек в лужах, на пробегающих мимо других пушистых. Всем холодно, а мне нет!

Глава 7

Леся

Когда я появился в семье, Кирюша уже был большой, почти школьник. Я не замечал, как он рос. Он лишь становился всё выше и выше, а в остальном я не наблюдал видимых перемен. Только когда он перегнал папу, я начал путать его с чужими и часто гавкал, когда он возвращался домой со школы или прогулки.

С Лесей всё было по-другому. Я наблюдал за ней еще в мамином животе, чувствовал её скорое появление на свет, а когда она наконец появилась, ни на мгновенье не отходил и не пропускал ни одного события. Помню каждое её достижение, как сейчас. Я вообразил, что в голове моей есть полочки, куда я раскладываю события по мере их свершения. Не знаю, какое у людей представление о маленьких домашних собаках, но я думал вот о таких вещах, только рассказать никому не мог. Помню, когда Олесе было четыре месяца, она ухала, как совушка – так она по-своему пыталась разговаривать с «большими» и со мной. Тогда она и первый раз смеялась взахлёб и так громко! Ловко и шустро перекатывалась со спинки на живот и обратно, делала первые попытки ползать и держать игрушки. В шесть месяцев впервые сама села, взяла в одну руку игрушку, а другой рукой принялась по ней стучать. Я тогда подбежал, так был горд за малышку, а она пару раз постучала мне по голове. В восемь месяцев Леся гналась за мной на четвереньках по всем комнатам и кричала «Га-га-га». Самый трудный период наступил, когда ей было 9 месяцев, я не мог отойти даже на пару сантиметров, пытался спасти её от падений и новых шишек. Ей нужно было всё и везде достать. Она вставала, держась за опору и шла к предметам, которые трогать было запрещено. Если её останавливали, визжала так же громко, как я у ветеринара! В десять месяцев мы с ней играли в «ку-ку», а когда я валился без сил, она подкрадывалась и пугала меня рычанием. Потом танцы! Кружения на месте! Новые ссадины! Я научил её грызть бумагу в книжках.

Это было чудо моей жизни. Думал, ничего лучшего случиться уже не может. Но нет – каждый день приносил мне всё больше счастья. Я обожал доедать детское питание, нюхать её волосики, одежду, быть гордым конём для её пупсов…

Я – знаменитость

Время моей ослепительной славы выдался на период маминого декрета. Мы гуляли каждый день с коляской. Мама с Олесей могли копаться в песочнице часами. Я сидел возле коляски или прямо в ней. Представьте себе огромные глаза, устремленные на охраняемый объект, уши, навострённые как две радиоантенны, поза охотничьего пса и стильный бантик на шее. Мимо меня не проходили ни дети, ни взрослые. Каждый непременно хотел поговорить со мной, сидящим в коляске джентльменом, гладил меня по умной головке и восклицал «Как же я тоже хочу такую миленькую собачку!». Я не сопротивлялся, но всем давал понять, что я не должен отводить глаз с Леси, и жалобно скули, если мне загораживали обзор. Самое странное, что я заметил, так это то, что, когда я стал регулярно выгуливать свою Лесю, количество новых маленьких пёсиков в округе начало расти.

Герда

Вскоре после Олесиного рождения и начала наших совместных променадов, у меня появилась ослепительная невеста – немецкая овчарка Герда. Я был сражён с первого взгляда. Она только виднелась вдалеке, а я уже натягивал поводок и со всей силы тянулся к ней. Я так старался, чтобы она меня заметила. Мама шла с коляской медленно, но я словно летел в воздухе, делая обороты круговыми движениями четырьмя лапами на одном месте навстречу подруге. У нас была любовь. Когда я приближался, он ложилась на живот, грациозно вытягивая передние лапы вперед, таким образом я мог дотянуться до её носа. Я обнимал её со всех сторон, а она лежала, высунув язык и улыбалась.

Я ждал её каждый день, надеялся на встречу, но она пропала. Позже я подслушал разговор «больших»:

–Герду отравили. Скорее всего соседи. Они ведь жаловались на лай и вытьё, пока хозяева отсутствовали. Говорят, вечером гуляли последний раз, что-то нашла, съела, утром не проснулась…

Глава 8

Бзики

Когда родилась Олеся, меня стали чаще ругать за громкое поведение. Девочка часто спала днём, а мне запрещалось издавать звуки. «Страшнотрясие» проявлялось в более сильной форме. Именно тогда я понял, что такое «мама ругается». Иногда ей стоило просто взглянуть на меня после первого «гавка», и я понимал, что дела плохи… Нет, меня не били, не пинали, мама иногда могла легонько шлёпнуть меня с грозным видом, но мне казалось, это была самая страшная для меня пытка, и да, я всегда визжал, как поросёнок.

Я повзрослел, или постарел, как выражался папа, начал бояться грома. Я чувствовал за несколько часов, что гроза скоро нагрянет, хотя на небе было ни облачка. В такие моменты я старался держаться поближе к людям. От страха я быстро и тяжело дышал, как от жары. Если во время грозы я был дома один, искал место поукромнее, где гром было слышно меньше. Я понял, что гроза обычно сопровождается дождём. Я стал бояться и дождя.

Салюта я боялся еще больше. Первый раз он застал меня врасплох, когда на улице было много снега, а окна в домах сверкали, как Лесины музыкальные игрушки. Инстинктивно, после первого хлопка, я решил бежать, что есть мочи, не важно куда. Было предчувствие, что этот хлопок целился в меня и сейчас он меня настигнет. Потом ещё хлопок и ещё, и вот я уже не бегу, не иду, а ползу по-над бордюром в сторону нашего подъезда. Стреляли не только зимой, как оказалось. Любой похожий взрыв, как во время салюта, приводил меня в состояние шока. Я предпочитал притвориться мёртвым и сделать плохие дела в квартире, чем идти при таких звуках гулять.

Мне было шесть лет, когда Олесю начали водить в детский сад. Дома стало тише, и я не знал, чем заняться днём. Мама всё время была занята работой и домашними делами. На меня внимание обращали ближе к вечеру, когда вся семья собиралась дома. Папа приходил с работы и тискал меня минуты две, пока я радостно визжал в его объятиях. Леся приходила из садика, усаживалась в гостиной на полу со своими игрушками, а я укладывался возле неё, наблюдая за жизнью кукол прямо из центра событий.

На полках моей воображаемой библиотеки теперь пылилась новая тусклая, невзрачная книга. Только она была толще, чем остальные, и такая тяжёлая, что доставать с полки её не хотелось. Это была книга с названием «Тоска и страхи джентльмена Бантика». Первое время мне казалось, что эта книга меня преследует. Только я поставлю её на полку, как смотрю вниз на пол, а она снова лежит передо мной и привязана к моей шее. Я стал мало есть. Мне варили мясо с кашей каждый день. Я не подходил к тарелке, ел только по ночам, когда все засыпали. Еда, наложенная утром пропадала к вечеру. Мама строгим голосом говорила: «Бантик, иди ешь!» Иногда, она заталкивала первый кусочек мне прямо в пасть, и я неохотно жевал. «Иди ешь» стало для меня чем-то вроде наказания. Услышав эти слова, я пригибал голову вниз, прижимал хвост и уши и прятался. От моего отношения к еде бабушка тоже приходила в отчаяние. Она всегда искала для меня что-то новенькое, приносила то хрящики, то потроха, то печень – всё что любая другая собака сметала за считанные секунды. Как мог я ей объяснить, что дело не во вкусе, я даже и сам не знал в чём было дело. Так я и ел только ночью, оставляя после себя след, чтобы обозначить, что я здесь был и премного благодарен, – огромную лужу на полу.

Я думал, что причина моих бзиков могли быть возрастные изменения, и желание обратить на себя больше внимания… Хотя куда еще больше. У мамы с папой двое детей, а я был их третьим малышом, и они всегда баловали меня вкусностями, брали с собой повсюду, брали на ручки, когда мне было страшно или холодно. Но я думал неправильно. Причина была одна – я чихуахуа.

Глава 9

Дача

Поездка на железном великане всей семьёй было самым радостным событием в моих одинаковых, ничем не примечательных буднях. Папа с мамой работали по пять, а то и по шесть дней в неделю. Но потом наступали долгожданные выходные, и у нас была традиция ездить к маминым родителям. Иногда они нас навещали, особенно часто, когда нужно было посидеть с Кирюшей или Олесей, если наши домашние были заняты. Этих бабушку с дедушкой я тоже узнавал, радовался их приходу и любил, но не так сильно, конечно, как своих людей. Было очень шумно у них дома, да и у нас, когда они приезжали. Всё дело было во второй бабушке-болтушке, наверное, Леся пошла в неё своим буйным характером. Эта бабушка, Анфиса, очень была похожа на первую бабушку, Аллу, внешне, но не по характеру. Они обе были маленького роста, для меня, естественно, большого, но по сравнению с папой или дедушками – маленького. Обе были кругленькими, как мячики. У них даже были одинаковые полосатые халаты, как у пчёлок. И вот, когда они собирались вместе, колготились, болтали и жужжали, тоже как пчёлки. Мне нравилось у них в гостях, в большей части от того, что там был пушистый кот, Веня. Я мог зарыться носом в его ухо или в пузо, пахнул он замечательно.

Но всё же, никакие визиты в другие дома не могли сравниться с поездкой на дачу. Туда мы ездили только летом, это моё любимое время года. Выходных у родителей было больше, лапы мои не мёрзли, дети были беззаботные и весёлые. И вот мы направлялись к машине с командой «Бантик, поехали на дачу!», и я бежал, нет, летел, сломя голову, тявкал, как сумасшедший, потом останавливался и ждал сигнала. Когда папа открывал машину, я на слух её находил и обегал вокруг, пытаясь найти, куда можно запрыгнуть. Находил я машину всегда с первого раза, а вот запрыгнуть не получалось, слишком было для меня высоко. Конечно, меня брали на руки и сажали внутрь. Я чувствовал себя капитаном. От радости язык почему-то высовывался, пасть не закрывалась ни на секунду, я просто улыбался и бегал по салону. Когда машина начинала движение, я либо устраивался у мамы на коленях, либо, если Леся занимала моё коронное место, залезал под папино кресло. Там была замечательная ямка в полу, как раз для меня, как корзинка в коляске.