Текст книги "Москва: мистика времени"

Московский букинист
Берсеневская набережная, 2–6; Моховая улица, МГУ; Театральный проезд, 2; решетка Александровского сада, Красная площадь

О, читанные многократно

Страницы, юности друзья!

Вы, как бывало, ароматны!

Взволнован так же вами я!

Игорь Северянин. После «Онегина»

Букинистика – страсть, пожалуй, самая привязчивая. Начнешь коллекционировать старинные книги и отказаться не сможешь. Букинистами становятся раз – и на всю жизнь. Потому и советуют бывалые люди сто раз прикинуть, «примерить» на себя и лишь потом приниматься за собирательство книг.

Статистика как-то подсчитала, что в мире читают книги четыре человека из пяти, а вот покупать книги с целью составить хоть малую коллекцию старается каждый шестой (!). Недаром у любителей книг существует целый негласный мир. Там есть и собственные святые покровители – конечно же евангелисты, написавшие великие тексты. Иоанн Богослов, апостол, евангелист, верный ученик Христа, автор Откровения (Апокалипсиса), считается покровителем писателей, редакторов, издателей и всех иных людей, связавших свою жизнь с книгой. Его день православная церковь отмечает 21 мая. Православные также молятся святителю Дмитрию Ростовскому (день памяти 4 октября), составившему 12-томное собрание Жития Святых. Католики же считают покровителем писателей и журналистов святого Франциска Сальского, епископа Женевы, жившего на рубеже XVI и XVII веков. День его памяти отмечается 24 января.

Правда, у католических журналистов есть и особый святой – польский священник Максимилиан Кольбе. Он практически может считаться нашим современником – жил в первой половине ХХ века. В конце 30-х годов ксендз Кольбе редактировал католический журнал, отличавшийся яростными антифашистскими настроениями. За что и поплатился – фашисты бросили ксендза в Освенцим. Но он и там продолжал служить мессы, давая людям последнюю надежду, стойкость и мужество. 14 августа 1944 года Максимилиан Мария Кольбе (в миру Раймунд Кольбе) поменялся местами с незнакомым ему человеком, отцом маленьких детей, и добровольно пошел вместо него на смерть. Этот день и стал днем его памяти.

Есть покровитель и у тех, кто пишет для Всемирной паутины, а также у всех пользователей и компьютерщиков – святой Исидор Севильский. Он родился в Испании в 560 году. Из бедного студента стал одним из самых образованных людей своего времени. Создал энциклопедии, словари, историю готов и даже историю сотворения мира. В 1999 году папа римский утвердил именно его, как стремящегося к всеохватному образованию, покровителем всех, имеющих отношение к Интернету. Есть собственная покровительница и у телевидения – святая Клара Ассизская, монахиня XIII века. И таковой она стала не случайно. Когда на склоне дней Клара уже не могла участвовать в мессе, изображение службы непостижимым образом появлялось на стене ее кельи. День памяти Клары Ассизской – 11 августа.

У книжников есть и «личные» праздники: Всемирный день писателя – 3 марта, Всемирный день литературного романа – 10 октября, Всемирный день книг – 23 апреля. Последняя дата имеет и мистический смысл – в этот день ушли из жизни в 1616 году два величайших гения литературы – Уильям Шекспир и Мигель де Сервантес. Правда, дата эта более чем символическая – Англия тогда жила по юлианскому календарю, а Испания – по григорианскому. Но ведь совпадение дат никогда не бывает случайным. В них Небеса приоткрывают свой скрытый смысл.

Но от международных книжных событий вернемся к нашим – московским. Оказывается, и у московских собирателей книг – букинистов, коллекционеров – имеется собственный, московский, городской покровитель – Иван Андреевич Чихирин. Родился в последних годах века XVIII и прожил 75 лет, то есть умер в конце 70-х годов XIX века. Образования никакого не получил, но слыл блестящим самоучкой. Цитировал по памяти многие произведения. Старался все разузнать о книгах, которые продавал по Москве всю жизнь. Водил дружбу со многими образованнейшими книгочеями (аристократами, коих называл боярами, и разночинцами, коих кликал книгочинами), был вхож в дома интеллигентов и даже профессоров Московского университета. Все любители книг знали – стоит попросить милейшего Ивана Андреевича, и тот сыщет в кратчайший срок нужную книгу хоть из-под земли. Отсюда и привычка коллекционеров-библиофилов XIX века – обращаться к Чихирину. Отсюда и примета, оставшаяся среди букинистов даже после смерти этого удивительного торговца и любителя книг, – если нужна какая-то книга, следует обратиться к духу Ивана Чихирина. Потому что, и уйдя на тот свет, он не утратил любви к книгам и всегда готов помочь человеку, который ищет то или иное издание, ту или иную книгу или даже рукопись.

Между прочим, подобное отношение «читателей страждущих» напоминает отношение читателей библиотечных в стенах главного книгохранилища нашей страны – в Библиотеке имени Ленина, что расположена, как известно, на самом мистическом месте Первопрестольной – Старо-Ваганьковском холме, в наикрасивейшем строении столицы – легендарном доме Пашкова.

Уж непонятно, то ли потому, что библиотека помещается в мистическом здании, то ли потому, что имеется острейшая надобность, но в стенах книжного собрания вот уже больше 60 лет обитает. необычайный «библиотекарь», помощник, бесплотный страж книжных сокровищ. Как думаете, кто подходит на такую роль? Конечно же страстный книговед, знаменитый библиограф, коллекционер и, наконец, литератор. Именно таким был при жизни Николай Александрович Рубакин (1862–1946) – личность примечательнейшая и талантливая. Именно таким он и остался после смерти, не пожелав уйти на тот свет и оставшись «призраком при книгах».

В юности Рубакин окончил сразу три факультета Петербургского университета: юридический, естественный и историко-филологический. Но главным стремлением этого удивительного человека стало народное образование. Он был просто фанатом всеобщей грамотности, учебы и самообразования. В качестве секретаря Комитета грамотности способствовал открытию множества школ, образовательных учреждений и конечно же общедоступных библиотек.

Первым в мире Н. Рубакин стал рассматривать процесс чтения с научной точки зрения и положил начало библиопсихологии – науке о восприятии текста. Самым известным его трудом стала книга «Психология читателя и книги». Впоследствии ХХ век развил его идеи в психологии творчества, психолингвистике, структурном анализе текста.

Рубакин и сам не чужд был литературному творчеству, работал на ниве издательства. Вместе с великим просветителем-издателем И. Сытиным Рубакин выпускал дешевые «копеечные» книги для массового читателя. Но больше всего времени ученый уделял книжному собирательству. Его личная библиотека была огромной. Практически любая книга, вышедшая с конца XIX и в первой трети ХХ века как в России, так и за рубежом, находила там свое место.

Все это огромное собрание книг Рубакин и завещал Библиотеке имени Ленина. И хотя он умер 23 ноября 1946 года в Швейцарии (Лозанна), где лечился до войны и не смог выбраться на родину в трудные военные годы, всю его обширнейшую библиотеку удалось привезти в Москву. И вот удивительно – преданный своей библиотеке книговед Рубакин хоть и бесплотной тенью, но приехал вместе со своими книгами. Видно, не мог с ними расстаться. С тех пор он и обитает в книгохранилище Библиотеки Ленина, иногда даже показывается в читальном зале. Тогда там становится особенно зябко и холодно, ведь при появлении привидений температура воздуха мгновенно падает. Однако серого полупрозрачного книговеда не стоит бояться – он добрый призрак и материализуется, только когда читатель не может определиться, что ему надо, или служащие библиотеки никак не могут отыскать нужную книгу. Пожилые и много повидавшие библиотекари отлично знают: если что-то никак не ищется, надо попросить Николая Александровича. Именно так – уважительно, по имени-отчеству – следует тихонько обратиться к Рубакину. И тот поможет отыскать нужную книгу на километровых полках хранилища.

Если же читатель оказывается в трудном положении, то и он может обратиться к Рубакину за советом и помощью. Стоит лишь попросить. Во всем этом есть только одна пугающая сторона – когда попросил не ты, а кто-то другой. А ты сам сидишь себе в огромном читальном зале, забыв обо всем, склоняешься над интересной книгой, вокруг разлит тусклый свет от настольных ламп в зеленых абажурах, и вдруг. Атмосферу зала пронзает мгновенно разлившийся холод, где-то – непонятно, то ли сзади, то ли сбоку – раздаются скрипящие шаги, на потолке вдруг начинают плясать серые тени. В таком случае не стоит пугаться и вскакивать с места, наоборот, надо повести себя поскромнее – уткнуться в книгу и делать вид, что ничего не замечаешь. И вот чья-то легкая тень проскальзывает мимо твоего стола, сосед впереди, лихорадочно листавший книгу, успокаивается. Шелест страниц пропадает – сосед нашел в огромном фолианте нужный абзац.

– Благодарствую, Николай Александрович! – тихо шепчет он. – Помогли найти то, что нужно!

И никакой тени уже и в помине нет. И в читальном зале становится гораздо теплее, и мятущиеся всполохи исчезают с потолка. Книговед Рубакин помог и исчез.

Доброе привидение, до сих пор помогающее людям.

Вот и наш герой – букинист XIX века Иван Андреевич Чихирин – до сих пор готов помогать увлеченным собирателям редких книг. Но и к нему тоже, конечно, следует обращаться с просьбой. Но как и где? На первый вопрос ответ простейший – как умеете, так и просите. А вот где просить? Это уже надо рассмотреть куда детальнее.

Общий принцип опять же несложен – просить Ивана Андреевича поспособствовать в поисках редких экземпляров надо там, где его призрачный дух можно встретить в нашем городе. Впрочем, в иных-то городах Чихирин и не бывал.

Ну а как его узнать – как собиратель выглядел?

Современники, например московский букинист конца XIX века Афанасий Астапов, вспоминали о легендарном «книжном черве» так:

«Старик был высокого роста, физиономия выразительная, имел длинную бороду, журавлиную походку; в разговоре был, что называется, остановистым, умел ловко пользоваться, где нужно, своеобразной начитанностью. Одевался в летнее время в долгополый сюртук, а зимою – в тулуп. Костюм этот, думается мне, служил ему лет тридцать».

^{Берсеневская набережная, дом 4–8}

Вот такое описание, из коего ясно, что при торговле и собирании книг не нажил себе Чихирин никакого богатства. Жил Иван Андреевич более чем скромно – снимал на Берсеневской набережной сторожку за 2 рубля 50 копеек в месяц. Детей у них с женой не было, так что жили вдвоем. Не отходя от дома, обеспечивали себе еще и невероятный приработок – ловили на Москве-реке сорванные в воду сучья деревьев, снесенные доски, согнанную ветром щепу. И это давало им возможность не тратить деньги на дрова. В общем, экономили на всем, окромя книг.

Так что первое место, куда и сейчас стоит пойти, чтобы попросить Ивана Андреевича о помощи в находке редких изданий, это будет Берсеневская набережная, о которой мы еще поговорим. Сторожка же Чихириных стояла рядом с тогдашним яхт-клубом. Вы удивитесь, но Московский яхт-клуб и ныне все там же – на Берсеневке, дома 2–6.

^{Берсеневская набережная, дом 6}

Следующий по значимости адрес, куда можно заглянуть, – Смоленская площадь. Там до 20-х годов ХХ века располагался старый Смоленский рынок, с начала XIX века излюбленное место торговли старыми книгами. Чего только там было не встретить! И старопечатные уникальные книги в телячьих переплетах, и редкостные инкунабулы, рукописи с прорисованными заглавными литерами. Ну а уж о книгах XVIII века и говорить нечего. Это сейчас они – редкость, антиквариат. А тогда их свозили возами из библиотек разорившихся аристократов. Ну а уж как возок-то прибудет, наш Иван Андреевич никогда не зевал.

Впрочем, торговать на одном месте он не любил. А надо сказать, что по ту пору Москва была наводнена книготорговцами. Но продавали тогда «бумажный товар» не в магазинах – дорого было магазинные-то площади снимать, – а просто на уличных лотках. У Чихирина было несколько излюбленных мест. И все по ранжиру! Например, учебниками и разными научными книгами торговал он около ограды старого Московского университета. Это называлось «по решетке». Ограда та и по сей день жива. Можете сходить – поглядеть.

^{Старое здание МГУ}

Романы, приключения и разные «любовные творения» продавал Иван Андреевич на Театральной площади – «у дома Челышева, на приступке». Тогда там была трехэтажная гостиница с банями и трактирами. Между прочим, ее строили по проекту знаменитого московского архитектора Осипа Бове – того самого, что создал Большой театр. Так что дом был известнейшим. Недаром получил и имя собственное – москвичи звали весь этот комплекс построек Челышами. Вот у этих Челышей-то и шла особо бойкая торговля книгами. Ну а если чего на лотках нет – то пожалуйте, подойдите к Ивану Чихирину. Он ваш заказ на особую бумажку запишет и скажет, когда за нужной книгой являться. И никогда не обманет. А знаете, что за место это сейчас? В начале ХХ века вместо дома купца Челышева была выстроена… гостиница «Метрополь» (сейчас – Театральный проезд, 2).

^{Гостиница «Метрополь»}

На лето наш книголюб «выезжал» в парки – Сокольники, к Останкинскому дворцу, в Петровско-Разумовское. «Летом он путешествовал, не за границу, разумеется, а по московским окрестностям, – писал тот же Астапов. – Накладет, бывало, в мешок пуда три товара литературного содержания, вроде сочинений Загоскина, Булгарина и переводов Вальтера Скотта. С великим терпением таскал он эту литературу на своих плечах, хотя бывали дни и без почина».

Что ж, раз на раз не приходилось. Случались дни и без приработка. А бывало и так, что, приобретя у каких-нибудь неразумных наследников целую библиотеку, то есть добыв книг на продажу на год вперед, Иван Андреевич расстраивался, чуть не плакал. Обидно ему было, что не ценили люди книги, разбазаривали то, что раньше предки их покупали с любовью, составляя собственную библиотеку. Сколько раз говаривал Чихирин жене в сердцах:

– Не ценит народ хорошую книгу! Настоящие редкости – новиковские мистические издания, Руссо прошлого столетия мне за копейки продали!

– Так это ж хорошо! – дивилась жена. – Выгодно!

^{Александровский сад}

А старый букинист вздыхал:

– Выгодно… Но обидно-то как! Не ценят книгу-то. А вчера барин к моему лотку на тройке пригнал. И знаешь, что купил? Книги по росту – чтоб точно по полутора вершков были. На содержание-то и не смотрел – брал все без разбора. Лишь бы на его полки в шкафы книги вошли тють-в-тють. Ну как такому в руки хорошую книгу отдать? У меня, знаешь, был томик Вольтера. Точно в полтора вершка. Так я его еле успел с прилавка убрать. Не хочу, чтоб книга в шкафу пылилась непрочитанной.

Вот, оказывается, и века назад книги брали «для мебели» или «под мебель». Но у старого букиниста были свои принципы.

^{Кремль. Спасская башня}

Очень любил он торговать всякими познавательными книжками – дешевыми, чтоб народ мог купить без ущерба для кошелька. Для этого шел, знаете куда? В Александровский сад. Там располагался у самой первой входной решетки. А чтобы заставить читателей обратить внимание на серьезную познавательную книгу, зазывал, рассказывая о разных любовных романах. Составит вокруг лотка читателей, а сам вместо романчика-то и начнет говорить то про книгу о планетах, то о воздушных потоках или еще о чем умном. Глядишь, при такой рекламе его познавательные книги-то и сметут.

Ну а в одну из вербных суббот Чихирин взял да и перенес свою палатку с книгами прямо на Красную площадь, под бочок к Спасской башне. Другие-то книгоманы и продавцы ему говаривали:

– Никто там книги не продавал и покупать никто не станет! Туда народ за зрелищами ходит – балаган поглядеть или как кого секут. Все развлечение. А ты с книгами…

Но Иван Андреевич не дрогнул:

– А почему бы на главной площади страны не главное продавать-покупать, то есть КНИГУ?!

И точно – стали-таки покупать.

Так что и вход в Александровский сад, и Красную площадь тоже можно смело записать в излюбленные адреса нашего книголюба-букиниста.

И если вы букинист, собираете-продаете старинные книги (букинистика ведь и значит по-французски продажа старых книг), смело вспоминайте про Ивана Андреевича Чихирина. Он и в делах поможет, и в поисках нужных книг.

P. S. Третьего дня дала почитать эту главу одному коллекционеру «на пробу». Так не знаю, понравился ли ему текст, только вот знаю, что шел он мимо гостиницы «Метрополь» и вспомнил про старика Чихирина. А у моего собирателя книг уже месяц как была мечта – увидел он на одном из сайтов, что продают томик стихов Ахматовой 20-х годов. Хочется купить – но дороговато. Нет сейчас таких денег. И вдруг… Вернулся вечером домой, а тут звонок. Продавец согласен сбросить цену. Вот свезло-то! Или, может, и правда старый букинист помог – поспособствовал?..

Часть четвертая
Странники во времени

Завсегдатай артистических кафе
Улица Неглинная, 6 и современные кафе в центре

Он никому не делал зла

И пил шампанское рекою.

Что похвала и что хула

Тому, кто спрятан под землею?

Д. Ленский. Эпитафия самому себе

Актеры, как известно, любят расслабиться – выпить и закусить, особенно при приятной компании. Впрочем, и иная творческая интеллигенция не чужда такому времяпрепровождению. Да и кто ж откажется?!

Начиная с XIX века, как возникли в Москве стационарные Императорские театры, образовались вокруг них, а то и на отдалении, так называемые артистические кафе. Самым известным в ХХ веке было кафе напротив МХАТа в одноименном проезде. Теперь этому проезду возвращено его исконное название – Камергерский переулок, возникшее от того, что тремя домами тут владели настоящие камергеры Императорского двора. Современный Камергерский переулок вообще весьма плотно «набит» кафе и ресторанами. Теперь они тут чуть не в каждом доме.

В одном из них (не будем давать название, чтобы нас не упрекнули в рекламных устремлениях) в доме № 5 по Камергерскому переулку отмечала какое-то свое событие одна из актерских компаний. В середине вечера, когда все присутствующие признали уже, что жизнь прекрасна и вообще удалась, к ним подошел с поздравлениями какой-то посетитель этого ресторана-кафе. Похвалил одного из присутствующих за новую роль, поцеловал ручку у молодой актрисы, высыпав груду комплиментов. После этого гостя, естественно, пригласили за стол. Через пару минут все уже были уверены, что знакомы давным-давно и вообще Димаша – славный парень. И только одна умная девушка поинтересовалась, на него глядя:

– А разве теперь модно носить банты?

Димаша смутился, погладил свой франтоватый бант, завязанный вместо галстука, но его выручил хозяин вечера:

– Ты, наверное, сразу после спектакля? Переодеться не успел? Островского, что ли, ставили?

Димаша улыбнулся:

– Лучше – водевиль! «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка» господина Ленского слышали?

Актеры зашумели – конечно же «Льва Гурыча» знали все. Играть в таком классическом водевиле большая честь. Мало кому удается. Скупы театры нынче на старинные водевили. Да и мастеров-актеров, способных на водевильную искрометность, давно нет. Были Андрей Миронов да Людмила Гурченко. А теперь что?!

Но вот, выходит, Димаша сподобился – сыграл в «Синичкине». Кого – спрашивать не стали. И так жаба за душу взяла – завидно стало.

Словом, все покряхтели немного, но решили «хорошо сидеть» и дальше. Потому «Льва Гурыча» из головы выкинули, а Димаше стали наливать побольше – может, упьется и оскандалится?.. Тогда и не будет завидно, что он в водевиле играл.

В общем, Димашу упоили аж через край. Даже в такси его засунули. Когда сами стали рассчитываться, оказалось, счет большеват. Хозяин вечера, молодой мхатовец Леонид, из кармана последнюю мелочь выгреб.

Официантка даже разжалобилась, глядя, как он мелочь считает.

– А вы этого прощелыгу зря поили! – сказала она. – Думаете, он весельчак Ленский? Нет! Его просто зовут как Ленского. А бант он специально напяливает и про «Льва Гу-рыча» заливает, чтобы его на халяву покормили.

– А при чем тут Ленский? – удивился Леонид.

– Вообще-то водевилист Ленский давно помер, еще в XIX веке! – встряла умная девушка.

– И что? – фыркнула официантка. – Мало, что помер. Разве не знаете, что он уж третий век по кафешкам-ресторанам бродит?

– Привидением, что ли?! – ахнула девица.

Официантка скривилась:

– А еще артисты! Простых театральных легенд не знаете! Весельчак Ленский – кафешный призрак. И к нам заглядывает. Он вообще любит именно артистические кафе. К кому в зале подсядет, тех успех, слава, богатство ожидают. Но только в том случае, если его хорошо встретят, накормят-напоят. А если ему что не понравится, так этот актер-призрак вмиг провал организует. Тогда прощайся с актерской карьерой. Все пойдет под откос. И ничего не поможет.

– Ну, думаю, это сказки! – пробормотал Леонид, расплачиваясь.

– Вовсе нет! – отрезала официантка. – У него даже подражатели нашлись. Не один Димаша бант нацепляет и по артистическим кафе болтается. Плохо ли – на халяву поесть?! И ведь никто не гонит. Все боятся себе карьеру испортить. А ну как он – настоящий Ленский?

Дома любопытный Леонид прочитал все, что нашел про водевилиста и в книгах, и в Интернете. Оказалось, Дмитрий Тимофеевич Ленский (1805–1860) – прелюбопытнейший человек.

Никакой он не Ленский, а Воробьев, из зажиточных московских купцов. Такие на сцену в актеры на хаживали. Вот и Воробьев-старший определил сына по почтенной коммерческой части и даже пристроил клерком в отделение английского банка в Москве, но сын пошел поперек. Как потом часто говаривал: «Много горя я принес старику!»

Однако на своем Димаша (его и вправду так звали приятели) настоять сумел – пошел на сцену. В 1824 году дебютировал на сцене театра в доме Пашкова на Моховой. Нет-нет, не в легендарном доме, где сейчас Библиотека им. В.И. Ленина. Речь идет о другом доме, выстроенном наследником Пашкова рядышком с домом-легендой на пересечении Моховой и Большой Никитской (по Никитской улице – дом 1). Теперь в этом корпусе находится аудиторное здание МГУ, во второй половине ХХ века размещался и Студенческий театр. Ну а при возведении здания на рубеже XVIII–XIX веков его владелец, племянник Пашкова, предназначал дом не для частной жизни, а для общественной: городских балов, увеселений, театральных постановок.

Однако артистическая карьера Ленского не задалась, хотя он и сыграл Молчалина в «Горе от ума». Но у него обнаружился иной талант – он умел писать хлесткие тексты, смешные репризы и сочинять веселые стихи. Из всего этого и вышел водевиль – в то время жанр самый востребованный. Конечно, знатоки разругивали этот «легкий жанр» в пух и прах, зато публика валом валила. И на бенефис каждый актер стремился поставить именно водевиль. Ведь как написал Ленский:

 
Без водевильных вздохов
И бенефис нейдет.
А бенефис – актеров
Единственный доход.
 

Вот все московские и петербургские актеры и умоляли Ленского: «Напиши водевиль!» И весельчак строчил – легким пером, не особо утруждаясь. Создал больше ста водевилей. Не брезговал брать сюжеты из чужих книг, перелицовывать французские водевили на русский лад. Но среди многочисленных поделок встречались у него и настоящие жемчужины, вроде «Льва Гурыча Синичкина».

^{Улица Неглинная, дом 6/2}

Однако, стряпая свои бесконечные водевили, Ленский ничуть не обогатился. Хуже – большой любитель компаний, он не вылезал из долгов. Чаще всего его видели в кофейне Баженова, тестя знаменитого трагика Мочалова, на Неглинной в доме № 6. С 1860-х годов там разместилось легендарное Театральное училище при Малом театре. А в 1840-х годах в этом, тогда двухэтажном, здании располагались под одной крышей артистическая кофейня Баженова и трактир Печкина. Вот там-то и отдыхали актеры Большого и Малого театров. Общались, читали газеты (редкость по тем временам), ели-закусывали и, ясное дело, «вспрыскивали». Конечно, «денежные» актеры платили сами. А вот «голытьба» частенько откушивала за счет гостеприимного, хлебосольного Ленского. Ну как тут не влезть в долги? «Тут поневоле будешь промышлять куплетцами!» – писал Ленский в Петербург другу – великому трагику Василию Каратыгину. Однако раскошеливаться за других острослов не переставал. А все потому, что был уверен: его товарищи талантливы, а у него самого таланта на копейку. Правда, друзья думали иначе. В Москве вообще считали его самым одаренным современным остряком. И надо сказать, что свои остроты он расточал не только в литературе, но и в обычной жизни. Причем если для сцены Ленский выбирал тон веселого смеха, то в жизни это часто оказывалась язвительнейшая сатира.

Вот несколько случаев, передающихся москвичами из уст в уста.

Однажды Ленский был вынужден прийти с прошеним к важному московскому чиновнику. Народу в приемной была тьма. Ждать пришлось так долго, что один старенький генерал уже совсем занемог. Уселся на стульчик и начал обмахиваться треуголкой. Да так ретиво, что из нее перья выпали. Ленский поднял одно да и заключил в сердцах:

– Вишь, как замучилась публика – даже генералы линять начали.

В другой раз побывал он у одной артистки. Та столь довела мужа, что бедняга начал пить. Сама же дива завела кучу любовников. Ленский не утерпел и написал на эту парочку эпиграмму:

 
Она – жена, каких немного,
А он – пример мужей.
Она – проезжая дорога,
А он – кабак на ней.
 

Ленский вообще был способен на едкие и злые эпиграммы и отзывы. Но к нуждающемуся человеку он становился настолько внимателен, что мог в прямом смысле отдать последнюю рубашку. Сколько раз он выручал коллег-актеров деньгами, сколько раз приходил на помощь, хлопотал за них часто себе во вред! Только человек самой отзывчивой и доброй души смог так перевести знаменитое стихотворение «Нищая» П. Беранже, что любое его прочтение, исполнение вызывает отклик в душе каждого. И надо сказать, что строки Ленского производят большее впечатление, чем оригинальное стихотворение Беранже. Что ж, в этих строках – судьба не одного поколения российских актеров.

 
Зима, метель, и в крупных хлопьях
При сильном ветре снег валит.
У входа в храм одна, в лохмотьях,
Старушка нищая стоит…
И милостыни ожидая,
Она все здесь с клюкой своей,
И летом, и зимой, босая.
Подайте ж милостыню ей!
Сказать ли вам, старушка эта
Как двадцать лет тому жила!
Она была мечтой поэта,
И слава ей венок плела.
Когда она на сцене пела,
Париж в восторге был от ней.
Она соперниц не имела…
Подайте ж милостыню ей!
В то время торжества и счастья
У ней был дом; не дом – дворец.
И в этом доме сладострастья
Томились тысячи сердец.
Какими пышными хвалами
Кадил ей круг ее гостей —
При счастье все дружатся с нами;
При горе нету тех друзей…
Святая воля провиденья.
Артистка сделалась больна,
Лишилась голоса и зренья
И бродит по миру одна.
Бывало, бедный не боится
Прийти за милостыней к ней,
Она ж у вас просить стыдится.
Подайте ж милостыню ей! <…>
 

Стихи эти Ленский создал в 1840 году, и несколькими годами позже великий русский композитор Александр Алябьев положил их на музыку. С тех пор они часто читались с эстрады, как стихотворение, и пелись, как романс. И даже спустя века эти строки находят отклик в сердцах слушателей. Уже в конце ХХ века легендарная исполнительница русских романсов Галина Карева незабываемо пела «Нищую». На строке «Она ж у вас просить стыдится…» певица обращалась прямо в зал, словно предчувствовала, что пройдет всего несколько лет – и народные артисты, любимые миллионами, окажутся в самом жестоком и плачевном положении во время «лихих девяностых» – без заработков, без поддержки власть имущих, просто выброшенные из самого искусства.

А по окончании романса Карева демонстративно кланялась в так называемую актерскую ложу. Во все века там обычно сидели приглашенные старые актеры. И певица кланялась как будто бы им. Но в 1980-х годах там уже восседали то партийные бонзы, то «нужные люди», способные к доставанию «дефицита». И как странно и почти обвиняюще звучали слова: «Она ж у вас просить стыдится…»

Такое исполнение вызывало шок. Зрительный зал замирал, словно осмысливая услышанное-увиденное. И только потом взрывался аплодисментами. И на глазах многих зрителей выступали слезы. Оказалось, что весельчак и балагур Ленский смог предвосхитить ужасающее и плачевное положение, в которое попадет цвет российской культуры в конце ХХ века…

А вот в жизни водевилист Ленский никогда не унывал. Легкий на подъем, он становился душой любой компании. Знакомые, малознакомые и вообще незнакомые москвичи постоянно зазывали его к себе. Все знали: Ленский – человек-праздник, фонтан шуток и веселья.

Скончался Дмитрий Тимофеевич Ленский в 1860 году, то есть всего-то 55 лет от роду. Перед смертью говаривал:

– Мало ли я водевилей нашкрябал? Не в них суть. Суть жизни в том, чтобы первосортных, талантливых людей от второго сорта отличать. Первым-то помогать надо, а вторые, как сорняки, сами пролезут.

Не этим ли правилом начал он руководствоваться и после смерти, когда уже московским призрачным любителем веселья стал хаживать по артистическим кафе? Как там говорят? Кто понравится весельчаку Ленскому, тому он и в карьере поможет, а кого сочтет второстепенным, тому и провал на сцене учинит.

Вот только много подражателей-двойников у Ленского появилось. Конечно, все хотят поесть-попить на халяву.

Именно так думал Леонид, когда его теплая компания собралась снова, и опять к ним подсел какой-то франт со старинным бантом на шее, назвавшийся Димашей. Но на этот раз актеры не повелись на разводку – отшили быстро нового самозванца.

И что бы вы думали?! Уже на следующий день все, кто был в той компании, почувствовали неладное. У кого-то фильм отложили до лучших времен, кто-то пробы не прошел, а кого-то и вообще с роли сняли.

Так что же это выходит – неужели второй Димаша был настоящий Ленский, актер-призрак? Но вроде никаких признаков привидения не возникало – и холодно не становилось, и замогильным ветром не веяло, и никакого страха не возникало. Вот ведь настоящий актер – притворился живым человеком!

Однако спросить о весельчаке Ленском было не у кого. Словоохотливая официантка, что обслуживала компанию в прошлый раз, не работала. А та, что подходила к столику, имела такой грозный вид, что и подступиться страшно. Вот кому бы ужасного призрака изображать!

Словом, если к любой другой компании подойдет весельчак Димаша, надо держать ухо востро. Даже если вы и не актеры. Кто его знает, может, Ленский обижается не на одну свою актерскую братию…