Текст книги "Нежное дыхание бури"

В комнате дознавателей его поджидал адвокат Лисовский. Толстячок одного с ним возраста. Бывший также юрисконсультом в компании «ОКО», которую кроме Громова возглавляли еще два соучредителя – Ольховский и Олев. Все они познакомились еще в нулевые годы, когда проходили стажировку в алмазно-бриллиантовой фирме «Де Бирс», главном мировом монополисте в этой области. Там и родилась идея создать на родине «ОКО», по первым буквам своих фамилий.

Все трое энергичные, амбициозные, знающие толк в этом деле, с отменным образованием, полученным и в России, и в Лондоне. А кроме того, Олев был профессиональным огранщиком алмазов, Громов – потомственным рудокопом, Ольховский имел связи в отечественной компании «Алроса», на долю которой приходилось 99 % всех добываемых на территории России алмазов. Там работал топ-менеджером его отец, который, естественно, не возражал, чтобы «ОКО» было зарегистрировано как одна из многочисленных дочерних фирм головного предприятия.

Дела сразу и всегда шли хорошо. Они поделили обязанности. Ольховский занимался бизнес-проектами и финансами, Олев – созданием гранильных мастерских и производством изделий, Громов – обеспечением сырья. Что было главнее? Да все нужно и важно. В хорошей компании без одного, другого или третьего не обойтись.

Алмаз сам по себе не слишком-то дорого стоит. Бриллиантом он становится только после качественной полировки или огранки. А одних только видов и способов огранки полтора десятка, от ступенчатой до флорентийской. Причем надо обязательно подчеркнуть естественный блеск камня, его чистоту. Тогда только возрастает его карат и цена. И он может стать ювелирным изделием.

Но где его продать? Требуется сеть собственных магазинов. Ольховский создал их в Москве, Санкт-Петербурге, в Сочи и некоторых других городах. Назывались они соответственно – «ОКО». А сначала алмаз надо вправить в кольцо или колье. Тоже проблема. И не только алмаз. «ОКО» работало с драгоценными камнями и самоцветами, а также с природным жемчугом. У каждого – свой покупатель. В этом и заключался бизнес, чтобы мимо магазина «ОКО» не прошел никто.

А сырье? Тут уж во всем можно было положиться на Максима Громова. По разведанным запасам алмазов Россия занимает первое место в мире. Значительны они также в Ботсване, Конго, ЮАР, Австралии. А в России это прежде всего Якутия, Архангельская область и Пермский край – родина всех предков Громова. Это была интересная и увлекательная работа. Постоянные командировки за рубеж, встречи и совещания в странах, где развит или только начинается алмазно-бриллиантовый бизнес.

Три компаньона-приятеля мотались по всем странам и континентам. Олев ездил по гранильным центрам в Бельгии, Израиле, Индии, Китае, Таиланде. Ольховский брал на себя наиболее активных потребителей в производстве ювелирных изделий в Швейцарии, Англии, Японии, США. Громов осваивал залежи алмазов в основном в Африке: ЮАР, Ботсване, Анголе, Намибии, Конго, Сьерра-Леоне. Тут была одна тонкость.

На внутреннем совещании еще четыре года назад три компаньона поставили стратегическую цель – расширить свою сырьевую базу за рубежом. Для этого и начали вести переговоры с африканскими странами, где были ископаемые алмазы. Занимался этим в основном Максим Громов. Но пробиться на Африканский континент было не просто. Там, на протяжении более чем ста лет, господствовала корпорация «Де Бирс».

Наиболее сильные позиции у «Де Бирс» были на юге континента. Готовую продукцию из этих стран корпорация забирала себе, перемещала в Лондон, где сортировала, оценивала и реализовывала постоянным клиентам. Однако африканские страны всегда считали, что сотрудничество с «Де Бирс» для них ущербно. Они старались добиться большего своего участия в этом деле, особенно в вопросах торговли алмазами и развития собственной гранильной промышленности. Разногласия длились долго, но ни к чему не приводили. И компания «ОКО» попыталась, как лиса, прошмыгнуть в эту образовавшуюся дверную щель в доме с алмазами. Риск был в том, что как бы дверь сама их не прихлопнула…

– Как дела, Леша? – бодро спросил Громов, обмениваясь с адвокатом рукопожатиями. – Почему так долго не приходил?

– Не было никаких подвижек в вашем деле, Максим Витальевич, – пожал тот пухлыми плечами: – Не хотелось напрасно беспокоить.

– Сказал тоже. В тюрьме любое беспокойство за радость. Я тут от тоски и неизвестности совсем худеть стал.

– Ах да! Чуть не забыл.

Лисовский вытащил из-под стола объемистый пластиковый пакет.

– Тут апельсины, консервы всякие. Все, что разрешено законом. И вы все-таки не в тюрьме, а в следственном изоляторе. Это разные вещи.

– Ты так думаешь? А по мне все едино. Но если ты пришел, чтобы только передать мне продукты, – отдельное спасибо.

– Не только, – вздохнул Лисовский.

– Выкладывай. Начни с плохой новости. Или хорошей тоже нет?

– Да как вам сказать…

Максим знал эту манеру юрисконсульта всегда что-то недоговаривать, юлить, уходить от прямого разговора, что-то замалчивать, что-то искажать, но на то он и был адвокатом. И неплохим, кстати. Сколько выгодных контрактов для «ОКО» заключил. А Громов всегда ценил в людях больше всего профессионализм, оставляя чисто человеческие качества во втором ряду.

– Где, кстати, Лариса? – спросил он. – Почему она-то ни разу не появилась?

– Лариса Анатольевна приболела, – смущенно ответил адвокат. И поспешно добавил, видя, как напряглось лицо Громова: – Нет-нет, ничего серьезного. Не коронавирус. Легкая простуда.

– Но затяжная. В виде хронического насморка, так, что ли? Лисовский вновь пожал плечами.

– Ладно, этот вопрос мы с ней разрешим сами, без адвокатов. А что с фирмой, как там дела?

– Все в порядке.

– Почему мне из тебя, Леша, каждое слово надо клещами вытаскивать? Как там Олев, Ольховский?

Тут юрисконсульт сменил тактику и заговорил торопливо, по существу:

– Александр Юрьевич и Сергей Николаевич в постоянных разъездах, сами понимаете, гранильные мастерские должны выпускать продукцию, бизнес-партнеры на постоянном контакте, сеть магазинов работает исправно. Олев только что вернулся из Бельгии и тут же улетел в Израиль, Ольховский добился открытия салона «ОКО» с нашими ювелирными изделиями в Швейцарии. Но есть одна маленькая проблемка. Кстати, вопрос об изменении вам меры пресечения и переводе под домашний арест пока откладывается.

Он виновато развел руками, тяжело вздохнул.

– Я делаю, что могу. Но вот тут-то как раз COVID-19 и вмешался. Следователь, ведущий ваше дело, слег. А без его представления судья вынести решение не может. Да она и сама болеет. Если хотите, мы будем требовать назначить другого следователя?

– Нет, – подумав, ответил Громов. – Не хочу.

Ему теперь, после знакомства с Уваровым, тут уже было не столь тяжко, даже нравилось. В конце концов, не все ли равно, где ждать дальнейшее судебное разбирательство? В московской квартире или в бутырской камере? Разница лишь в степени изоляции.

– Ну а что за «проблемка»?

– Видите ли… – вздох, скользящий взгляд, подъем плеч… – То, что с вами случилось… Произошло это недоразумение… И вы оказались здесь… Как бы это сказать… случайно… Олев и Ольховский, кстати, готовы биться за вас до конца, как африканские львы…

– Ну, хватит героики, Киплинга еще вспомни. Говори толком.

– Вы же понимаете, что это наносит урон репутации фирмы?

– Это-то я как раз хорошо понимаю. В нашем алмазно-бриллиантовом бизнесе репутация превыше всего. Ее столетиями заслуживают. Как «Де Бирс».

– Ну, вот. Мне даже самому легче стало. Вы же умный человек, Максим Витальевич. Почему бы вам на время не уйти в тень? Отойти, скажем, от дел. В длительный отпуск, в резерв, так сказать. Выйти из правления фирмы, из совета директоров. А пакет акций передать в доверительное пользование кому-то из компаньонов? Или во временное отчуждение. Да той же Ларисе Анатольевне, допустим.

– Это твое личное мнение, Алексей Игоревич?

– Это мнение Олева и Ольховского.

На этот раз ответ юрисконсульта прозвучал с жесткими нотками. Максим задумался. В принципе, они правы. Пострадает репутация фирмы – поползут вниз и все дела «ОКО». В России, может быть, все и обойдется, и не такие бобры сидели, а вот на международной арене, куда они пробивались с таким трудом несколько лет, все может закончиться в одночасье. А свои 33 % акций он действительно может передать со всеми юридическими тонкостями Ларисе. Лисовский и поможет оформить все как надо.

– Так каково будет ваше решение, Максим Витальевич? – спросил адвокат.

– Я тебя услышал, – ответил Громов. – И крепко подумаю.

– Не затягивайте только.

– Затягивают петлю на шее. А мне есть тут с кем посоветоваться.

На том и расстались. Надзиратель повел Максима не обратно в следственный изолятор, а в другую по коридору сторону.

– Это еще куда?

– В комнату свиданий. К тебе там посетительница, забыл, что ли?

Сердце в груди екнуло и затрепетало. Неужели Лариса? Ну а кто же еще? Других подруг-невест у него не было. Наконец-то! Видно, прошел насморк-то. Он не видел ее целый месяц, с Намибии, где все несчастья и закрутились. Даже вспоминать об этом не хотелось, хотя и в этой африканской стране они тоже были счастливы. За себя, по крайней мере, мог бы ответить точно.

Однако каково же было его разочарование, когда в комнате свиданий на стуле он увидел совсем другую особу женского пола. Ей было лет пятьдесят, и она походила на черную умную ворону. Да еще вся в золоте, только в клюве не было. Ну, эту-то птицу он хорошо знал. Мачеха.

– Ты чего пришла, Альбина? – досадливо спросил Максим. – Решила сменить амплуа с хрустальными шарами и начать гадать на жертвенных внутренностях расстрелянных заключенных?

– А почеломкаться, пасынок? – фальшиво усмехнулась еще довольно миловидная восточной красотой женщина. – Сколько уж месяцев не виделись? Почитай, с поминок Виталия.

Альбина выставила на стол промасленный пакет.

– Как только узнала, что ты на каторге, тут же испекла осетинский пирог и примчалась.

– Каким ядом пропитала?

Максим отломил кусочек и проглотил. У него не выходило из головы предложение Лисовского, а вернее, Олева и Ольховского. Как правильнее поступить? Если уж и переводить акции, то не на них, а на Ларису. А заодно и жениться на ней. Тогда уж они точно никуда не уплывут. Да как-нибудь еще надо подстраховаться. Если они и считают его уже списанным дураком с торбой, то ошибаются.

– Крысиным, – услышал он голос мачехи, – ты такой любишь.

– А как узнала, что я в Бутырке? Только не ври, что об этом на всех каналах телевидения рассказывают, то Малахов, то Ургант.

– А вот и, правда. Не по ящику, конечно, а в прессе. Открыла вчера «МК», а там – заметка об этом проштрафившемся министре недр. И сидит он, пишут, горемыка, в одной камере с алмазным бизнесменом Громовым. Тебя то хоть за что, родненький?

– Да-а… – махнул он рукой, отправляя в рот другой кусок, побольше. Готовить она умела, этого отрицать нельзя. Но надо и Уварову оставить. – Хотел, понимаешь, угнать вагон с колчаковским золотом, да меня на границе с Монголией и догнали.

– Надо было состав в другую сторону гнать, к Турции.

– Жаль, с тобой не посоветовался.

– А вот это действительно жаль.

– Ладно, давай теперь приступим к заключительной сцене оперы «Эдип» и начнем прощальную церемонию. За пирог спасибо. Я предупрежу кума Данилкина, кто мне его подарил, если завтра вдруг не проснусь.

– Шутишь всё!

– Нет, Альбинка, какие уж тут шутки. Я еще до конца не разобрался, отчего это мой отец так быстро сгорел от якобы онкологии. Я в это время в Ботсване был, покидал его здоровым, а тут на тебе!

– Так есть же медицинское заключение! – усмехнулась черная вдова.

– Есть-то есть, но врачи тоже кушать хотят. И почему это ты враз стала обладателем всего его наследства? Мне он только вот этот талисман и успел передать.

Максим вынул его из-под воротника футболки и показал Альбине.

– Так и завещание есть.

– Так и нотариусы тоже люди, тоже кушают.

– А тебе папиного наследства жалко для бедной вдовы?

– Ну, не такая уж ты и бедная, Альбинка. Я представляю, во что сейчас превратилась квартира отца – египетский храм Изиды. Клиенты, наверное, на лестнице стоят, а хвост тянется до метро «Смоленская». И все с капустой за пазухой. Хотят узнать, кто приворожил суженого. Нет, чтобы к психиатру пойти лечиться. Хотя от дури людской лекарств нет.

– А вот и не так! – рассмеялась женщина. – Ты, слышь-ка, когда тебя лет через двадцать выпустят, ступай ко мне в привратники. Нет, серьезно. Давай на пару магическую фирму состряпаем? Скоро у тебя, как я полагаю, мало чего останется. Выйдешь отсюда гол как сокол. Это я тебе уже как ясновидящая говорю. А мое предложение останется в силе. Ты мне как опытный компаньон сгодишься. Вон какое «ОКО» с нуля поднял! Виталий тобой очень гордился.

– Только почему-то мне об этом не говорил.

– Не хотел сглазить. А вот мне о твоих успехах все уши прожужжал. Ты подумай, подумай. А в знак нашего союза и примирения отдай мне свой терафим, осколок Чантаманы.

Тут она прикусила язычок, видно, с уст слетело то, что не должно было бы. Максим насторожился. Уже второй раз за сегодняшний день его родовой амулет называют «терафимом». Да еще и какой-то осколок Чантаманы сюда вплели.

– Зачем он тебе, тетя Ванга? – спросил Максим. – У тебя вся квартира, наверное, в амулетах, сверху донизу, в сортир не протиснешься. А там занято, говорящий попугай с гадальными картами в клюве на крышке унитаза сидит и тоже предсказывает.

– Да это просто символически, – стала оправдываться она. – Но, по правде говоря, твой амулет в магическом плане десятка моих стоит. Столько сотен лет Громовы его на шее носят! Потому и самоцветы им легко в руки давались. Но мне-то он действительно без особой надобности. Просто я о тебе забочусь. А если ты о папином наследстве тоскуешь, то я готова и поделиться.

– Не надо, – рассеянно произнес Максим, думая о Ларисе. – У меня всё есть.

– Сегодня есть, завтра не будет, – жёстко сказала вдова. – Это, братец ты мой, мир, а не рай. И он очень подл.

Логика в ее словах была. Наверное, Будда так бы и выразился.

А Максим, возвращаясь в сопровождении надзирателя в свою камеру, думал о том, что за короткое время к нему поступило целых два предложения, и оба не сулили ему ничего хорошего в будущем. Или напротив? Потом мысли его вновь перекинулись к Ларисе, и он стал вспоминать последнюю совместную поезду в Намибию… Как все-таки хорошо им там вдвоем было! Хотя с этого-то и началась вся последующая катавасия.

Глава третья. Любовь и слезы – сестры по разуму

Так сказал Будда. А может, и не говорил. Но думал. Непреложен другой факт: ровно пять месяцев назад, в конце марта 2020 года, Максим Громов находился в Намибии по делам компании «ОКО» и безуспешно пытался сломить упорство местных чиновников. Сюда он приехал не один, а с маленькой делегацией, куда входили еще два сотрудника фирмы. Во-первых, Алексей Лисовский, который должен был обеспечивать юридическую сторону дела, если выгодный контракт будет заключен, а во – вторых, Лариса Нежданова.

Она числилась в «ОКО» экспертом по ювелирным изделиям. Сам Максим ее в компанию и пристроил, чтобы на глазах была, хотя, конечно, никаким экспертом она не являлась. Но бриллианты и ожерелья любила, как каждая девушка из обеспеченной семьи. Да и в работе особенно не нуждалась, у нее папа с мамой сами не знали, куда девать лишние деньги, хоть на улице сори. И никакой эксперт тут при заключении контракта на промышленную добычу алмазов не требовался. Но еще неизвестно, кто был в этой делегации «во-первых», а кто «во-вторых». Лисовский уж точно уступал в модельной внешности Ларисе.

Хотели еще взять переводчика, но зачем? Чиновники здесь и так говорили на английском, он вообще был официально государственным, а родной ошивамбо мало кто знал. Максим вообще часто брал ее вместе с собой в командировки на Черный континент. А ей африканская экзотика нравилась. И загар можно получить такой, что все подружки обзавидуются. Да и самому Максиму всегда было приятно иметь под рукой красивую блондинку, и, что характерно, даже контракты заключались легче, чем если бы он ездил только с толстяком Лисовским.

Где они только не побывали! Но в основном, конечно же, фирму «ОКО» интересовали ресурсные страны Африки, этой «колыбели человечества», богатые драгоценными минералами и золотом. Максим преследовал еще одну цель, возя потенциальную невесту вместе с собой. Кроме основной, о которой говорить нечего. Он таким образом пытался как-то повысить ее интеллектуальный и образовательный уровень. Ведь даже несмотря на то, что Лариса заочно экстерном окончила два частных университета, полученные красные дипломы забросила куда-то под диван. Они представляли для нее такой же сор, как и лишние деньги. На которые, собственно говоря, эти два «высших образования» и были приобретены.

В ЮАР он рассказывал Ларисе об истории этой одной из самых национально разнообразных стран Африки. Первое государство, имевшее ядерное оружие, но добровольно отказавшееся от него. Что ему самому было странно и непонятно. Своеобразный рекорд ЮАР – это 11 официально признанных государственных языков. А сколько тут всяких златокротов и трубкозубов, которых в Московском зоопарке не встретишь.

Еще одна любопытная деталь: в 1827 году английский путешественник Джордж Томпсон опубликовал книгу «Путешествия и приключения в Южной Африке». Где предположил, что экспедиции финикийцев вокруг Африки совершались еще за шесть столетий до нашей эры.

– Ты представляешь, Лара? – говорил Максим. – Да ведь еще и Геродот в своей «Истории» сообщал, что финикийцы приставали здесь к берегу, обрабатывали землю, дожидались жатвы, собирали урожай и двигались дальше.

Лариса хлопала длинными ресницами и «представляла».

– А хочешь, я расскажу тебе о британской колонизации юга Африки, о первых переселенцах-европейцах, о восстаниях гордых зулусов, об англо-бурских войнах, об апартеиде, об Оранжевой республике и Трансваале? Все это богатая история ЮАР.

– Хочу, – кокетливо отвечала Лариса. – А больше всего я хочу тебя.

– Лара, ты должна знать, что первое открытие богатых месторождений алмазов в 1867 году произошло именно здесь, так называемая кимберлитовая трубка. Ты же эксперт «ОКО», а вдруг тебя на каком-нибудь приеме об этом спросят?

– Я знаю, что им ответить. Мало не покажется.

Тогда Максим начинал рассказывать о том, как после поражения своих нерегулярных войск буры обратились к тактике партизанской войны. А англичане в ответ собирали бурских женщин и детей в первые в мировой истории концлагеря. И также впервые использовали бронепоезда для борьбы с партизанами. Эта война нашла свое отражение в знаменитых произведениях мировой литературы, знакомых всем с детства:

– Ты, конечно же, читала романы Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова» и «Похитители бриллиантов»?

– А то! – игриво отвечала Лара. – Настольные книги.

– А вот знаешь ли ты, что дедушка Нельсон Мандела, которого до сих пор выставляют этаким черным Дедом Морозом, первый президент свободной от апартеида ЮАР и отсидевший в тюрьмах за свое революционное прошлое 30 лет, далеко не так добродушен? В юности у него был лозунг, подхваченный всеми неграми: «Сделай белого черным».

– А как это?

– А так. Ловили ночью какого-нибудь зазевавшегося фермера, затаскивали в лес, разводили на полянке костер, потом надевали на шею белого человека пропитанную бензином автопокрышку. И поджигали.

– Ни фига себе! Я больше сюда не приеду.

– И правильно. Мне этот расизм наоборот тоже не нравится. Сейчас он тут вовсю и расцвел. Как в Америке, где теперь белые у черных ботинки лижут.

– Пусть они все к нельсону в манделу идут! – соглашалась Лариса.

– Хотя сейчас ЮАР, надо признать, самая развитая республика на Африканском континенте. И «ОКО» вынуждено иметь с ними дела. Бизнес – прежде всего, а природные алмазы здесь в числе главных приоритетов.

– Гляди, как бы тебе, Макс, самому покрышку на голову не надели.

Предупреждение Ларисы было не напрасным, на Черном континенте всякое может случиться, особенно с белым человеком. Взять Анголу. Три года назад, еще до знакомства с модельной девушкой Ларисой, Максим едва не погиб в этой стране, которую не случайно называют «черной жемчужиной» в ожерелье африканских государств. И не какой-нибудь злодей был в том повинен, не многолетняя незатухающая межэтническая война, не дикие звери, а обыкновенный с виду маленький комар.

Для Максима командировки за границу, особенно в Африку, это было не только знакомство с достопримечательностями и экзотический отдых, но каждодневный труд. Как в период подготовки к поездке, работа с документами, так и во время пребывания в чужой стране, один или с делегацией. Это постоянные, напряженные, ответственные встречи с представителями министерств и ведомств. А то и с президентами или премьер-министрами. Это постоянное отстаивание интересов «ОКО». И реализация договоренностей по возвращении домой.

Также далеко не просто было переносить разные непривычные климатические условия, особенно зимой. Из Москвы вылетаешь при температуре минус 20 градусов, а в столице Анголы Луанде – плюс 40. То есть перепад температур в 60 градусов. Это поистине убийственно. Ну и конечно, в первую очередь это жуткая антисанитария и всякие тропические болезни. Иногда смертельные. Особенно это было характерно именно для Анголы, а также Индии.

От желтой лихорадки в Москве Максиму заранее делались, конечно, прививки. В Анголе без такой прививки не впускали в страну. Что касается остальных болезней, то прививок от них, увы, не было. Малярия свирепствовала повсеместно, в том числе и в столице. Переносчиком ее является маленький, совсем незаметный комарик. Укус его безболезненный, но если он малярийный, то совсем незаметно подхватишь, как триппер, и большую проблему. Чай не насморк на сквозняке схватить. «Моментально в море», а оно рядом.

Ангольцы и долго проживающие там европейцы лечатся довольно легко, особенно на стадии симптомов. Проглотил за один раз три таблетки какого-нибудь французского препарата – и здоров, снова на ногах. Малярию рекомендовано вылечивать немедленно, при длительном протекании болезни она уходит вглубь организма, «садится» на слизистой ткани печени, легких и прочем «ливере». И вот тогда предстоят продолжительные мучения. Иногда даже с непредсказуемым исходом.

Так вот и получилось, когда, закончив свои дела с алмазниками в Анголе, Максим в конце января вернулся в Москву. И уже на второй день почувствовал потерю бодрости и присущей ему энергичности в работе. Еще подумалось: может быть, это просто с дороги, от климатического перепада температур? Нет, пришлось вызывать скорую помощь. Врач поставил диагноз: грипп. Выписал лекарство и отбыл. Что ж, гриппует один день, другой. И так целую неделю. Жил он тогда одиноко.

Что характерно, температура держится. Но происходили странные явления. Она скакала, как цирковая лошадь. То поднималась до 40 градусов, с крепостью водки держалась так 3–4 часа, а затем резко падала, чуть ли не до 35 градусов, с обильным потовыделением. Максим с трудом сумел дозвониться до отца. Виталий Андреевич тотчас же и приехал. С Альбиной.

– Ой, вот только ее не надо, папа, – слабым голосом попросил сын. – Она своими колдовскими снадобьями вконец, в болото залечит. Лучше сразу сдайте меня на органы.

– Молчи, пасынок, тебе языком ворочать вредно, – приказала мачеха.

И начала его лечить своими знахарскими средствами из Средневековья. Что-то типа такого рецепта: взять одного навозного жука, лапку летучей мыши и крысиный хвост, потом залить это мочой молодого поросенка и истолочь в ступе. Пить натощак пять раз в день маленькими глотками после крика совы. Максиму стало совсем плохо.

Раскалился как печка, хоть блины на лбу пеки. Чтобы остудить больного, Альбина открыла настежь все балконные двери и окна. Мороз на улице стоял крепкий. А тут еще очередной спад температуры начался. Словом, теперь Максим стал превращаться в ледяную мумию. Отец еле-еле успел вызвать скорую. Приехал тот же врач, что и прежде. А к его приезду у пациента, укутанного в три одеяла, температура стала нормализовываться. Доктор выразил недовольство и подчеркнул, что «больной скорее здоров, чем мертв», а в таких случаях дергать врачей нецелесообразно. И с мудростью Гиппократа добавил:

– Грипп с правильным лечением проходит через шесть дней, а без правильного – через семь. Ждите.

И уехал. Его можно понять: с малярией он, должно быть, в реале еще не сталкивался. Но надо было что-то делать. Не отдавать же на откуп таким горе-специалистам жизнь единственного сына? Виталий Андреевич через своих постоянных клиентов в Белом доме договорился с одной закрытой ведомственной больницей. Она была инфекционного профиля.

Максима поместили в отдельный бокс. Утром к его персоне вкатили тележку с едой и быстро удалились. Потом прибежала рыжая взъерошенная медсестра в прорезиненном костюме и в респираторе, всадила ему иголку для забора крови, после чего ее как ветром сдуло. Быстрее бегают только лыжницы на Олимпийских играх. А вечером вдруг приоткрылась дверь и в палату вползла в белом маскхалате старушка с ликом мученицы. Прямо смиренная ветхозаветная рабыня египетских фараонов. Со шваброй и ведром в руках.

Максим молча наблюдал за ней, как она привычными размеренными движениями убирает палату. Даже получает от этого какое-то скрытое удовольствие от полезности своих действий. Ему захотелось поговорить с ней. Хотя бы просто для того, чтобы получить какую-нибудь информацию из-за пределов бокса. Она охотно вступила в разговор. Сначала на нейтральную тему. Потом, в ответ на его недоуменный вопрос о недостаточном внимании к нему со стороны медперсонала, она как-то тяжело вздохнула и с сочувствием спросила:

– А вы ничего не знаете? К вашему боксу особое отношение. У всех общее мнение, что здесь больной с какой-то страшной тропической инфекцией. И медперсонал старается не только не заходить сюда, но вообще обходить стороной. От греха подальше.

– А как же вы? Неужели не боитесь заразиться?

– Что я! Я в возрасте, и меня сам Господь оберегает.

У Максима даже как-то потеплело от этих слов на душе. Вообще было приятно пообщаться с этой бескорыстной верующей и действительно бесстрашной женщиной. А главное, все стало на свои места. На следующее утро его бокс посетил главный инфекционист госпиталя. Он подробно допросил Максима о характере болезни и заключил:

– Это заболевание не входит в мой профиль. Оно не инфекционное.

С этим вердиктом и покинул бокс. Прошел час. На душе у Максима было смутно. То ли радоваться, то ли огорчаться. Что же тогда за болезнь? И тут дверь в палату распахнулась. А бокс стал наполняться людьми в белых халатах. Целый консилиум врачей. Тут были заведующие разными отделениями, главные специалисты и эксперты по инфекционным заболеваниям, их аспиранты и помощники. Всего человек пятнадцать.

Все пришли проверить свои научные взгляды на живом объекте. Крутили, вертели, щупали, опрашивали в течение 45 минут, а затем также поспешно и молча вытекли один за другим из палаты. Без обсуждения окончательного диагноза. Никак он не давался им в руки, ускользал, словно сом от рыбаков.

Еще через час вновь пришел главный инфекционист. У него был какой-то виноватый вид. И сказал:

– Будем лечиться от малярии. Странно только, что вы еще до сих пор живы.

Так началось его воскрешение из мертвых. Но в весе он тогда потерял около пяти килограмм. А сколько нервов это стоило? Говорят, что у среднестатистического мужчины в организме примерно 75 тысяч километров нервов, мотать не перемотать, женщинам это особо нравится. Но все равно жалко терять сколько-то из-за какого-то маленького комарика. Скорее всего, он был женского пола. Хотя разве разберешь у этой малярийной сволочи гендерные отличия? Но уже через две недели Громов смог приступить к своей любимой работе в «ОКО». А поразившую его малярию постарался забыть как кошмарный сон.

Однако не прошло и нескольких месяцев, как его сразила в самое сердце другая «малярия», более сладостная. Звали ее Лариса. На одной из корпоративных вечеринок, то ли у Олева, то ли у Ольховского, он познакомился с юной фотомоделью и блогершей. А все дальнейшее, вот уж действительно, по словам Будды: «Как дерево, хотя и вырванное, продолжает расти, если корень его не поврежден и крепок, так и страдание рождается снова и снова, если не искоренена склонность к желанию».

Особенно они почему-то любили бывать в Ботсване. Ну, Максим, понятно, ездил туда по делам «ОКО». Алмазами и золотом Бог эту страну не обидел. Первая кимберлитовая трубка была найдена здесь еще в 1967 году в 240 километрах от города Франсистауна. Затем были обнаружены еще несколько. Алмазы эти были высокого качества, 30 % из них шли на ювелирные изделия. Сотрудничество с местными промышленниками и изготовителями «ОКО» вело здесь только через «Де Бирс», пользуясь «крохами с барского стола».

Ларисе нравились здесь национальные парки и заповедники. Пустыня Калахари тоже ничего, сгодится попутешествовать на джипе. Да и климат нормальный, субтропический. А что уж говорить про знаменитую реку Лимпопо из детской сказки о добром докторе Айболите! «Приходи ко мне лечиться и корова, и волчица…» Гусеницы только к нему не ползли, поскольку считаются тут деликатесом и стоят в четыре раза дороже козьего мяса. Вот и прятались где-нибудь в зарослях.

Как-то раз Максим повез Ларису полюбоваться наиболее древним памятником изобразительного искусства в Ботсване. Это наскальная живопись в Цодило на северо-востоке страны. Там более 4500 рисунков. Различные пациенты доктора Айболита – зебры, киты, носороги, пингвины. Лариса без устали делала селфи, запечатлевая себя с ними. Потом вечером они сидели в столичном ресторане, ели этих самых гусениц, запивая местным пальмовым вином, и танцевали румбу под музыку зулусов гумба-гумба и кваса-кваса.

Любили бывать в экваториальном Конго, на родине пигмеев. Которые, что любопытно, сами занимались рабовладением, как, впрочем, и многие другие племена Африки. Так что американцы были не первыми в этом отношении. И даже не вторыми. Еще в 1482 году в устье реки Конго побывала первая европейская экспедиция из португальцев, а с начала XVI века они начали вывозить купленных у прибрежных племен рабов из Конго в Бразилию.

Что касается культуры, то у местного населения с давних пор существует богатый и самобытный фольклор, но письменная литература появилась относительно недавно. А вот резьба служит основным видом художественного ремесла. Ею покрывают различные деревянные предметы, мебель, сосуды из тыквы. И, конечно же, знаменитые конголезские маски, наводившие на Ларису страх и ужас.