Текст книги "Две кругосветки"

Чай с секретом

В тот же день, когда Завадовский с компанией гостили у пингвинов на острове, предприимчивый Беллинсгаузен придумал воспользоваться проплывавшей мимо небольшой льдиной, чтобы пополнить запасы пресной воды. Спустили ялики и отправили людей – нарубить лёд и доставить на шлюп. За каких-то полтора часа матросы привезли столько, что удалось набить шесть больших бочек, большие «братские» котлы, артиллерийские кадки[31]31
  Артиллери́йские ка́дки – небольшие деревянные кадки, наполняемые перед стрельбой пресной водой. Артиллеристы обмакивали в них ́банники (специальные щётки) для смачивания пушечного дула после выстрела.


[Закрыть], и ещё осталось. Поскольку складывать лёд было уже некуда, ялики подняли, и «Восток» опять наполнил паруса.

Из растопленного льда Беллинсгаузен велел для опыта приготовить воду на чай.

Вечером в кают-компании, как обычно, накрыли стол для офицерского чаепития. Там сразу стало людно, шумно и весело. О том, что чай был с секретом, никто, конечно, пока даже не догадывался.

Поначалу разговор за столом шёл про Кука.

Луша уже кое-что слышала о нём от Романа. Во всяком случае, ей с некоторых пор была известна не только любимая папина песенка про то, как «без соли и без лука аборигены съели Кука», что, кстати, оказалось не совсем так. Не ели они его, ни с солью, ни без. А вот что убили – это точно. Ну, главным-то в биографии знаменитого английского мореплавателя было другое. Для тех, кто находился сегодня на борту «Востока», самым важным было то, что знаменитый мореплаватель Джеймс Кук первым пересек Южный полярный круг. И он же, как ни странно, поставил точку на поисках Южного материка.

Прихлёбывая чай, гардемарин Адамс громко возмущался заявлением великого англичанина о том, что вряд ли есть смысл искать материк в южных водах.

– Нет, вы помните слова Кука? «Риск, связанный с плаванием в этих покрытых льдами морях, настолько велик, что я смело могу сказать, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне», – цитировал Роман, демонстрируя прекрасную память.

– Да-да! – поддержал его лейтенант Торсон. – «Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы».

– Мореплаватели поверили Куку и едва ли не на полвека оставили всякие попытки обнаружить Антарктиду! – сокрушался гардемарин. – А географы стали склоняться к тому, что её и вовсе не существует.

– Да не расстраивайтесь вы так, Адамс! Подумаешь, каких-то пятьдесят лет! Вам же лучше – на ваш век открытий хватит!

– Я рад, господин Демидов, что это так, но думаю прежде об общем благе, – парировал Адамс, краснея.

– Ничего, скоро мы всему миру покажем, как русачки по морю ходят! Найдём южный материк! – добродушно заметил Завадовский. – А Кука ругать не следует. Вот Фаддей Фаддеевич правильно данное им название за Сандвичевыми островами сохранил.

За столом поднялся шум:

– Зачем?

– Ведь необязательно это.

– Всегда так было – кто острова на карту нанёс, тот им вправе имя дать…

– А правда, Фаддей Фаддеевич, – осмелев, высказался Адамс, – подошли мы к пресловутой Сандвичевой земле поближе – и что же! Кук считал, что видит мысы, и дал им название Земля Сандвича. А оказалось – не мысы вовсе – острова!

Офицеры почему-то заулыбались, переглядываясь.

– Нет, ну правда, господа, – острова!

– Острова, острова. Не волнуйтесь так, господин Адамс, говорю вам – на ваш век неоткрытых островов хватит, – продолжал подкалывать гардемарина балагур Демидов.

Адамс вспыхнул.

– Я не об этом толкую! – с досадой бросил он Демидову.

* * *

Луша давно потеряла нить разговора и погрузилась в размышления о том, что острова имени больших бутербродов – это, действительно, странно. Лучше бы в честь Адамса назвали, что им – жалко?..

Наверное, Сандвич – это тоже фамилия…

Вот интересно, это он большой бутерброд придумал или другой какой Сандвич? Тоже, поди, большая шишка, так же как этот непонятный маркиз, в честь которого назвали недавно открытые острова. Де Тра… Травер… де Траверсе, что ли… Подумаешь – морской министр! Хватило бы с него и Маркизовой лужи…

Вот второй лейтенант «Мирного», Анненков, увидел первым островок у Южной Георгии, так этот остров и назвали – остров Анненкова. И это правильно.

Там, на Южной Георгии, ещё есть мыс Парядина, Демидова и Куприянова, бухта Новосильского. Это тоже правильно.

А в честь сиятельных маркизов-бутербродов острова называть – это неправильно…

* * *

Тем временем спорщики наконец замолчали, вопросительно поглядывая на капитана.

Беллинсгаузен кашлянул в кулак, мягко улыбнулся и подвёл итог:

– Да, теперь мы знаем, что земля, открытая когда-то Куком, представляет собой в действительности группу островов. И мы, русские моряки, исправили эту ошибку на карте. Но пусть и впредь этот архипелаг будет называться Южными Сандвичевыми островами. Капитан Кук первый увидел их, и потому имена, им данные, должны сохраниться. Важно, дабы память о смелом мореплавателе могла достигнуть наших потомков.

«Да, он такой, – подумала Луша, с восхищением глядя на капитана. – Не то что другие. Небось своим именем вообще ничего не назовёт»[32]32
  Беллинсгаузен и правда проявил исключительную скромность. Существующие на современных картах море Беллинсгаузена и остров Беллинсгаузена получили свои названия уже от последующих мореплавателей. Совсем не так поступили английские географы и английское адмиралтейство, изъявшее с карты Южных Шетландских островов все русские названия открытых Беллинсгаузеном островов.


[Закрыть].

– А кто ещё не держал в руках книгу Кука, убедительно советую взять её у меня и прочитать, – сказал капитан и хлопнул по столу ладонью, давая понять, что этот разговор окончен.

Потом обвёл глазами присутствующих и спросил громко и весело:

– Ну что, господа, вкусен чай?

– Отменный чай, Фаддей Фаддеич! – похвалил Завадовский. – А почему вы спрашиваете?

Остальные моряки тоже одобрительно загудели.

– Я, Иван Иваныч, приказал из того льда, что сегодня с плавучей льдины нарубили, воду на чай приготовить. И господам офицерам не велел сказывать, чтобы без предубеждения распробовали.

Беллинсгаузен сделал глоток горячего чая, кивнул удовлетворённо:

– И правда, хорош! Теперь уверен – будем во всё время плавания между льдами иметь в достатке отличную воду. Есть, стало быть, от ледяных островов мореплавателям и польза ощутимая.

Новый год среди айсбергов

Айсберги. На «Востоке» их называли ледяными островами. Выглядели эти громадины впечатляюще. Иногда встречались высотой с девятиэтажку. Да, может, и больше.

– Я думаю, что айсберги эти состоят из пресного льда, потому что они отламываются от берега, – неоднократно высказывал предположение Симонов.

Беллинсгаузен полагал, что рассуждения учёного не лишены оснований. Он тоже был уверен, что айсберги – это осколки материкового льда. Но это можно было считать лишь косвенным доказательством существования южного материка.

«Наша задача – найти прямые доказательства, значит, нам нужно добраться до берега южного материка и увидеть его своими глазами».

Надо признать, что даже косвенные доказательства его существования были невероятно красивы и подчас диковинны на вид.

Однажды мимо проплыл гигантский айсберг-диван. Его «спинка» была словно нарочно украшена витиеватой ледяной резьбой.

Чаще мимо проходили плоские, как столешницы, ледяные острова. Эти, конечно, быстро наскучили. Интереснее было рассматривать высокие, бугристые айсберги, похожие то на полузатонувших носорогов, то на спящих в воде динозавров. Многие плавучие льдины напоминали за́мки – с настоящими арками, башнями, остроконечными шпилями, мостами и гротами.

А если ненадолго выглядывало из-за туч солнце, лёд светился самыми разными оттенками – от голубого до изумрудного. Красотища!

Однако плавать между ледяными островами было опасно. Луша помнила про «Титаник», но, разумеется, помалкивала. Ведь до катастрофы с пароходом «Титаник» оставалось «всего-то» чуть меньше века.

Однако на «Востоке» и без её советов понимали, что главную опасность для судна составляет подводная часть ледяного острова: она гораздо больше той, что сверху, и столкновение с этим невидимым основанием айсберга грозит судну неминуемой гибелью.

Так, среди айсбергов, и провели они первый месяц антарктического лета.

Миновало Рождество, приближался новый, 1820-й, год.

* * *

Новогодняя ночь выдалась тёмная, туманная.

Снег всё валил и валил. Вахтенные матросы едва успевали выметать снежную кашу и выбрасывать её за борт. Чтобы стряхнуть снег – тяжёлый, мокрый, толстым слоем покрывавший паруса, – моряки «Востока» периодически «обезветривали» их, приводя шлюп круче к ветру.

Ровно в полночь снегопад прекратился, словно в качестве подарка к Новому году. Но радость была недолгой: не успели пробить четвёртую склянку[33]33
  Скля́нка – так во времена парусного флота называли песочные часы с получасовым ходом. По ним на судах отсчитывали время. Каждые 30 минут часы переворачивались вахтенным матросом, что сопровождалось сигналом колокола (ры́нды). Склянкой на флоте называют также получасовой промежуток времени. Количество склянок показывает время, счёт их начинается с полудня. Восемь склянок обозначают четыре часа. Через каждые четыре часа на судне сменяется вахта, и счёт склянок начинается снова.


[Закрыть], как поднялся ветер, нагнав сырой непроглядный туман. Откуда-то из тумана доносился неумолкающий крик пингвинов и глухой отдалённый шум – это ледяные громады переворачивались, сталкиваясь, разбивались одна о другую.

– Вперёд смотреть! – слышался время от времени зычный голос вахтенного офицера.

– Есть, смо-о-о-отрим! – протяжно отзывались матросы.

* * *

В четыре часа утра, одновременно с восьмой склянкой, на палубу выскочил, поёживаясь, заспанный Адамс.

– Ух, туман-то какой! С носа кормы не видно…

– С Новым годом! – улыбнулся гардемарину уже отстоявший четырёхчасовую вахту мичман Демидов, предвкушая, как спустится вниз и нырнёт под тёплое одеяло.

Адамсу, напротив, предстояло четыре часа вахты на свежем воздухе. Роман придирчиво оглядел вверенное ему хозяйство.

Бегучий такелаж[34]34
  Бегу́чий такела́ж – подвижные снасти (фа́лы, шко́ты), которые служат для уборки и постановки парусов.


[Закрыть] обледенел. Верёвки, покрытые толстой коркой льда, показались Роману продёрнутыми сквозь стеклярус и напоминали бусы на рождественской ёлке.

– Каждый час матросы на вантах[35]35
  Ва́нты – толстые смолёные тросы, которыми укрепляются мачты.


[Закрыть] драйками[36]36
  Драёк – инструмент для такелажных и парусных работ, представляющий собой небольшой цилиндрический кусок дерева с заострёнными концами; при помощи драйка, как рычага, можно драить (вытягивать) тонкие верёвки, не порезав руки.


[Закрыть] околачивают, да снова всё льдом обрастает, – махнул рукой мичман и скрылся в тёплом трюме.

В начале пятого часа, только успел Адамс принять вахту, часовой каким-то чудом углядел сквозь непроглядный туман ледяные острова – к северо-востоку от шлюпа.

– Проскочим? Или… Неужели заденем?! – содрогнулся Адамс. – Поворачивать, как можно скорее!

Близкий бурун[37]37
  Буру́н – пенистая волна, обычно разбивающаяся у скал и каменистых мелей.


[Закрыть] оглушительно ревел, разбиваясь о ледяные громады. Сквозь этот пугающий рёв прорывались надсадные вопли пингвинов.

По сигналу оба шлюпа повернули от ледяных островов на правый галс[38]38
  Галс – движение судна относительно ветра. Различают левый (ветер дует в левый борт) и правый (ветер дует в правый борт) галсы.


[Закрыть]. Адамс, балансируя на накренившейся палубе, развернулся и неожиданно наткнулся на Лушу.

– А ты что здесь делаешь?! – сердито рявкнул он.

Она метнула испуганный взгляд. Не удержав равновесие, со всего маху ткнулась лицом ему в живот.

От резкого поворота паруса на «Востоке» заполоснуло и весь такелаж привело в движение. Всё заскрежетало, зазвенело.

– Головы береги, братцы!

Роман схватил Лушу в охапку, прижал к себе. Пригнулся, выставив над головой согнутый локоть.

Ледяные сосульки с шумом и мёрзлым грохотом ссыпа́лись вниз, вдребезги разбиваясь о мокрую палубу.

* * *

Наконец всё стихло. Шлюп выровнялся. Айсберги остались в стороне.

Матросы стаскивали шапки и облегчённо крестились. Обмениваясь впечатлениями, переругивались жизнерадостно.

– Слава Богу, пронесло! – Роман, не разгибаясь, повёл плечами, встряхнулся, сбрасывая ледовую крошку со спины и шеи. Выпрямился, сильными руками бережно поставил Лушу на ноги. Крепко держа девочку за плечи, глянул поверх её головы на расколотые сосульки, усып⾯ авшие палубу, присвистнул тоненько. Потом опустил на девочку глаза, нахмурился. – Ну-ка, марш в трюм!

– А что это было? – спросила она, не трогаясь с места. Доверчиво заглянула Роману в лицо, медленно подняла руку, провела дрогнувшим пальцем по его рассечённой острым осколком щеке.

Гардемарин кашлянул, поиграл бровями.

– Что, что… Чуть с ледовым островом не столкнулись – вот что.

– А-а… Ты меня спас… Теперь от этого, от ледопада… – Глаза её сияли.

Она протянула ему платок. Он небрежно стёр со своей мокрой щеки струйку крови, пытаясь втолковать ей главное:

– Сосульки эти – ерунда. Мы едва с ледовым островом не столкнулись, – снова повторил Адамс. – Слава Богу, пронесло!

Бледное лицо Луши светилось в утреннем сумраке, карие глаза смотрели на Романа пристально, почти не мигая.

Она слушала и не очень понимала, что он говорит. Ей не было дела до айсбергов. Айсберги были где-то там, а он рядом – большой, сильный, весёлый. И вовсе не смешной, как казалось раньше. Ну, разве самую малость, когда важничает, краснеет или хмурится нарочно. Вот как сейчас…

– Да что я тебе объясняю! – Адамс опять сдвинул брови и как можно строже сказал: – Иди в каюту!

Она кивнула послушно. Уходя, обернулась.

Роман проводил её долгим взглядом. Спать совсем расхотелось. Ему вдруг стало легко и весело, как будто он только что наверняка узнал, что впредь с ним будет случаться только хорошее.

– Эх! – подбоченясь, молодцевато топнул он сапогом.

Ледяные осколки разлетелись с задорным хрустом.

С довольным видом гардемарин поднял воротник и зашагал по своей стороне, придирчиво оглядывая паруса – не полощат ли. Всё было в порядке. Огни горели исправно, часовые зорко вглядывались в туман. «Восток», с гулом рассекая воду и мерно подрагивая корпусом, ходко шёл вперёд. Впереди были новый год и новые открытия.

* * *

Днём первого января, несмотря на опасное положение и плохую погоду, на «Востоке» было празднично. Матросы, по случаю Нового года одетые в мундиры, имели нарядный вид и смотрели молодцами. Капитан пожелал себе и команде «счастливо выйти из опасного положения и, окончив затруднительное плавание в Ледовитом океане, увидеть любезное Отечество».

Поутру был завтрак и чай с ромом, к обеду – добрые щи с кислой капустой и свининой, после обеда сверх обыкновенной порции выдано было по стакану горячего пунша, а вечером, перед кашей из соро́чинского пшена (так, к удивлению Луши, называли здесь обычный рис), матросы получили по стакану грога.

Луше, вместо грога и пунша, достался сладкий чай с лимоном и специями. Выдув вечером кружки три, она, оглянувшись украдкой, пальцами выловила ломтик лимона со дна и с наслаждением сгрызла его вместе с распаренной коркой. «Совсем одичала», – сказала бы мама. Но мама не видела, да и никто не заметил.

День прошёл весело. Беллинсгаузен и офицеры «Востока» жалели только о том, что туман, сильное волнение и встречавшиеся беспрестанно ледяные острова не дали им этот праздничный день провести в компании с капитаном Лазаревым и офицерами шлюпа «Мирный».

Жалела ли о чём-то Луша? Ну, об этом она никому ничего не рассказала, даже своему большому приятелю Адамсу.

Ледяные берега Антарктиды

Третьего января день наконец выдался ясный. С утра на «Востоке» поставили все паруса, спеша воспользоваться хорошей погодой.

Держали курс на юго-запад между частыми льдами. Вахтенный офицер, стоя на баке[39]39
  Бак – носовая (передняя) часть верхней палубы корабля, от носа до фок-мачты.


[Закрыть], сам управлял шлюпом, командуя: лево, право, – чтобы не задеть какой-нибудь льдины.

* * *

С марса[40]40
  Марс – площадка в верхней части мачты; место для некоторых работ при постановке и уборке парусов, а также для наблюдения.


[Закрыть] и салинга[41]41
  Са́линг – конструкция для соединения мачты со стеньгой (продолжением её верхнего конца). Представляет собой раму из брусьев и служит опорой для марса.


[Закрыть] открывалось бесконечное ледяное поле, и в середине его торчали тут и там ледяные острова.

Продираясь сквозь гряды мелкого льда, «Восток» не избежал повреждений. К счастью, волнения не было, шлюп шёл плавно, поэтому задевавшие борт льдины лишь местами попортили медную обшивку корпуса да сорвали головки с медных гвоздей.

«Как же мы дальше-то поплывём? – недоумевала Луша, в смятении оглядывая бескрайние льды. – „Восток“ ведь всего-навсего деревянный шлюп, а не атомный ледокол из стали…»

«Мирный», как обычно, отстал. Из-за разности хода морякам более быстрого «Востока» часто приходилось дожидаться товарищей. Сколько уж было «доброго» сказано в адрес морского министерства, пославшего в экспедицию, в которой корабли должны идти рядом, суда столь разной конструкции.

Капитан Лазарев применил всё своё искусство, чтобы успевать за «Востоком», который, даже неся малые паруса, невольно убегал вперёд. Зато его «Мирный» был гораздо крепче и вместительнее. А вот корпус «Востока» оказался слишком слабым для плавания во льдах. В условиях непрерывных штормов его приходилось неоднократно укреплять, перегружать все тяжести в трюм, уменьшать площадь парусности.

Тем не менее почти всё плавание оба корабля держались вместе. И широколицый, румяный, весёлый и шумный капитан «Мирного» вместе со своими офицерами гостил на «Востоке» всякий раз, как только позволяли погода и обстоятельства.

* * *

Чем дальше заплывали корабли к югу, тем ледяных островов становилось больше.

В солнечную погоду, движимые надеждой, что видимость не ухудшится, мореплаватели забирались иногда в самую гущу ледовых островов – так, что одновременно было видно до полутора тысяч айсбергов. Но ясный день в мгновение ока мог превратиться в ненастный, ветер крепчал, валил снег, и дальше чем на полсотни метров ничего не было видно.

Маленькие «Восток» и «Мирный» храбро лавировали между льдами в поисках загадочного южного материка.

Луша, следуя совету Беллинсгаузена, всячески поощрявшего на корабле умственные занятия, взялась за книгу, которую написал Кук. Толстый, тиснённый золотом корешок Кукова сочинения выглядел довольно потрёпанным, отчего сразу становилось ясно – на книжной полке томик не залёживался. Читали книгу много, причём с карандашом в руке.

«Путешествие въ Южной половине земнаго шара и вокруг онаго, учинённое въ продолжение 1772, 73, 74 и 75 годовъ…»

Хм, «учинённое в продолжение»… Читать было трудновато, потому что книжка, ясное дело, была старая, слова – с «ятями». Ну а какие тут, в XIX веке, ещё могут быть книжки!

Перелистывая чуть влажные от вечной сырости страницы, Луша наткнулась на абзац, жирно подчёркнутый карандашом.

«Я обошёл Южный океан в высоких широтах и неоспоримо отверг возможность существования здесь материка, который если и может быть обнаружен, то лишь вблизи полюса, в местах, недоступных для плавания…»

– Пс!.. – фыркнула Луша куда-то в сторону иллюминатора. – «Неоспоримо»!..

«Я не стану отрицать, что близ полюса может находиться континент или значительная земля. Напротив, я убеждён, что такая земля там есть и, возможно, что мы видели часть её (Земля Сандвича)… Это земли, обречённые природой на вечную стужу, лишённые тепла солнечных лучей».

Прервав чтение, Лукерья горестно возвела глаза к потолку. Тут они с Куком сходились во мнении. Она так тосковала по солнышку! Ничего удивительного в том, что великому мореплавателю тоже хотелось тепла.

Скорбно вздохнув, Луша продолжила чтение:

«Но каковы же должны быть страны, расположенные ещё дальше к югу?.. Если кто-либо обнаружит решимость и упорство, чтобы разрешить этот вопрос, и проникнет дальше меня на юг, я не буду завидовать славе его открытий. Но должен сказать, что миру его открытия принесут не много пользы».

– Гм! Вот ещё! – окончательно вскипела Лукерья.

Она в сердцах захлопнула книжку и сердито забарабанила пальцами по истрёпанному корешку.

Прав был Адамс: именно Кук отговорил мореплавателей заниматься поисками Антарктиды. У него ведь большой авторитет был – вот и послушались… Почти полвека никто даже и не делал попыток открыть шестую часть света! Пока наконец в путь не отправилась русская антарктическая экспедиция.

Луша обвела глазами каюту и вздохнула. Пахло сыростью. Слегка поскрипывали от качки деревянные переборки[42]42
  Перебо́рка – перегородка, стенка каюты.


[Закрыть]. В иллюминатор лился тусклый свет туманного полдня. Хотелось домой…

Зажмурившись, она с горестным стоном хлопнула себя Куковым отчётом по лбу.

– Ну когда же мы наконец её увидим, эту Антарктиду?!

* * *

Ждать оставалось недолго.

Пасмурным туманным днём 15 января русские моряки впервые пересекли Южный полярный круг. На следующий день в четыре утра с «Востока» заметили дымчатого альбатроса, летающего около шлюпа.

«Птицы – всегда вестники близкого берега», – узнав об этом, отметил про себя Беллинсгаузен, но вслух ничего не сказал, только слегка поднял бровь. Сдержанность была его девизом.

Шестнадцатый день января обещал быть столь же хмурым и ненастным, как и вчерашний. Падал снег. Однако вскоре ветер сменился. Снегопад время от времени переставал, и тогда из-за облаков ненадолго показывалось солнце.

В полдень путешественники увидели на горизонте льды, которые сквозь шедший снег поначалу представились им белыми облаками.

На краткий миг выглянуло солнце. Облака обернулись сияющей ледяной стеной необычайной высоты, которая, насколько хватало глаз, простиралась вдоль горизонта.

Это была Антарктида.

* * *

Первый раз люди видели эти холодные берега. Подойти к ним ближе у «Востока» и «Мирного» возможности не было: путь преграждали льды.

Российские шлюпы проникли на юг до широты 69° 25´, и не более 20 миль отделяло корабли Беллинсгаузена и Лазарева от берега Антарктиды, который сто с лишним лет спустя норвежцы назовут Берегом Принцессы Марты.

Вокруг с криками летали полярные птицы.

Пасмурная погода мешала отчётливо увидеть всё побережье и высокие горные вершины, возвышающиеся в глубине материка. Взорам россиян представали лишь материковые льды на самой окраине шестой части света.

Да и этим удивительным зрелищем наслаждались недолго: вскоре опять, по обыкновению, пошёл густой снег.

Корабли продолжили путь к востоку, при всякой возможности покушаясь к югу, и всюду, не доходя 70° южной широты, встречали стену материкового антарктического льда.