Текст книги "Роза в пустыне"

Глава 6

Меня отрезвляет струя холодного воздуха в салоне автомобиля. Бессильно опускаю голову на руль, все еще не веря в свой безумный поступок – безрассудный до чертиков.

Что я сделала? В очередной раз продала себя за бесценок, выставив дешевкой. Поэтому он и согласился. Ну и пусть! А разве мне нужно что-то другое? Я уже не прежняя Диана, верящая в любовь. Смотрю на себя в зеркало заднего вида, и… мне хочется отвернуться.

Глубоко дышу, усмиряя рваный пульс, и бросаю взгляд на часы – мы условились встретиться в девять.

Закат мягко ложится над городом, раскрашивая золотом верхушки деревьев и крыши домов. Выключаю кондиционер и опускаю стекла, подставляя лицо теплым порывам.

«Я приеду в девять, Диана. Адрес… вот этот? – Макс ведет кончиком карандаша по строчке с адресом прописки».

«Да… Тогда пока?»

Еще ничего не случилось, но я прокручиваю в голове возможный сценарий, наполняясь странной, теснящей грудь горечью… Инстинкты… Вот что следует выпустить на свободу, а страхи задвинуть поглубже. Да, я боюсь их – таких непривычных, будоражащих кровь желаний.

В квартире царит идеальная чистота. Команда нанятых мной хозяюшек заменила купюру на стеклянном столике открыткой с изображением цветущего ромашкового поля и лаконичной надписью: «Спасибо».

Я сбрасываю туфли, оставляю сумочку в прихожей и бреду в душ. Долго стою под обжигающими струями, все еще пытаясь осмыслить произошедшее. Втираю в кожу ароматный крем, брызгаю пульсирующую ямку на шее любимыми духами и… вздрагиваю от пронзившего тишину квартиры входящего звонка телефона.

– Да, – растерянно отвечаю абоненту с незнакомым номером, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем.

– Диана Руслановна, это Максим.

Боже, какой же у него голос… Уснувшие мурашки как по команде просыпаются и начинают хаотично бегать по коже. Внутри меня зарождается страшный коктейль, состоящий из ужаса и томительного желания слышать его всегда.

– Слушаю тебя… вас.

– Диана, я буду ждать тебя возле входа в Смоленский парк. Ты не против прогулки? – хрипло-завораживающе спрашивает он.

– Мы же не договаривались о свидании? Послушай, мне не нужно это все…

– Я понял, что тебе нужно. Считай это моим капризом, что ли… Вторая сторона договора может выставлять условия?

Мне кажется, что Макс улыбается. Прохаживается по своей квартире, прижимая трубку телефона к уху и теребит волнистые мягкие волосы. Или закатывает глаза, удивляясь капризу богатенькой взбалмошной дурочки.

– Хорошо, я приду.

Прохладный воздух забирается под джинсовую куртку, накинутую поверх длинного шелкового платья на тонких бретелях. До Смоленского парка пять минут ходьбы, и я бреду по тротуару, сбитая с толку его предложением. Зачем Максу понадобилось свидание? То, что я посулила – мечта большинства парней, разве нет? Я спешно высушила волосы феном и пренебрегла макияжем, желая тем самым продемонстрировать парню свое несогласие с его приглашением. Одолжение. Равнодушие. Как еще можно обозвать ложь, которую мне придется изображать? Да, я бегу на встречу с ним! Ничего не произошло, но я точно знаю – Макс станет для меня проблемой.

Он ждет меня возле входа, держа в руках рожки с мороженым. Высокий, стройный, как скульптура древнегреческого Аполлона, он выделяется из толпы ростом и внешностью, притягивает магнитом взгляды проходящих мимо девиц. Ветер играет его длинной волнистой челкой, мягко обласкивает лицо, а я ловлю себя на мысли, что завидую невидимому шалуну, без спроса касающемуся МОЕГО парня.

– Привет, – здороваюсь я, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно. – Это мне? – протягиваю руку к вафельному рожку.

– Тебе. Прости, наверное, надо было спросить… Может, ты сидишь на диете или… – улыбается Макс, а я таю от его улыбки, как это чертово мороженое.

– Не сижу. Я ведьма. В смысле ем что хочу и не поправляюсь, – произношу таким тоном, будто это является моей заслугой.

– Идем? – Макс кивает в сторону тенистых аллей парка, тянущихся вдоль пруда.

Наши неторопливые шаги заглушаются визгом колес, проносящихся мимо самокатов и велосипедов, топотом копыт пони, катающих детей, чужими голосами, смехом, музыкой, орущей из открытых кафешек…

Я облизываю мороженое, со скучающим видом посматривая на окружающую суету.

– Диана, давай свернем сюда, – громко, перекрикивая разномастный гул, произносит Макс и тянет меня за руку. – Здесь нам никто не помешает.

Ого, вечер становится интереснее! «Чему не помешает?» – на моих губах застывает вопрос. Задать его прямо я не решаюсь.

Тропинка сворачивает в сторону ипподрома, оставляя позади посторонние шумы. Здесь и вправду так тихо, что я слышу, как ломаются ветки под подошвами туфель.

– Расскажи о себе, Диана. Чем ты занимаешься? – важно спрашивает Макс, смачно облизывая ванильное мороженое.

– Хм… А ты разве не знаешь? И вообще… какое это имеет значение? Тебе не все равно? – В моем голосе звучат нотки вины и неуверенности.

Ответ под стать вопросу. Он правда думает, что я разоткровенничаюсь перед ним? Считает, что обладает правом лезть мне в душу? Только за то, что из бесчисленного количества свободных самцов я выбрала его? Черт…

– А впрочем, все равно, ты права, – сухо произносит он, вытягивая меня из потока уничижительных мыслей. – Пойдем, я хочу показать тебе кое-что.

Твердые, сухие пальцы парня сжимаются на моей холодной ладошке и легонько тянут к большому, огороженному низким заборчиком полю.

Прохладный августовский ветер мягко обдувает разгоряченные щеки, пока Макс ведет меня в сторону смотровой площадки, укрывающейся в тени дубов. Прикосновение его руки пробуждает дрожь и слабость. Они, как неразумные встрепенувшиеся птенцы, жадно открывают клюв в надежде получить еще немного ласки… Боже, кажется, Макс чувствует, как я трясусь.

– Смотри, какое сегодня звездное небо! – Максим взмахивает ладонью вверх. – Вот там Полярная звезда. Ты знала, что она находится в созвездии Малой Медведицы?

– Нет, – в голосе сквозит неприкрытое удивление. Он привел меня смотреть на звезды?

– Малую Медведицу еще называют хвостом собаки. И с ней связана легенда о рождении главного божества греков Зевса. Тебе интересно, Ди?

– Не знаю… Ты что же – звездочет? – улыбнувшись, спрашиваю я. Пялюсь на парня в надежде, что он не заметит, как блестят мои глаза…

– Сестра шутливо называет меня Галилеем, – усмехается он и любовно оглядывает раскинувшееся над нами фиолетовое небо. – Если мы погуляем подольше, я покажу тебе созвездие Ориона и звезду Бетельгейзе. Конечно, лучше их наблюдать в телескоп, но…

– Послушай, наверное, ты не так меня понял… – пересохшими губами шепчу я.

Страх – вот что я чувствую. В мозгу красной сигнальной лампой мигает предупреждение: «Не лезь! Убьет!» Такой мужчина, как Макс, мне не по зубам, он слишком хорош… И слишком нравится мне, чтобы отягощать его жизнь отношениями с такой проблемной девицей, как я. Что же за существо такое – человек?

Мы переживаем любовь и предательство, а наши сердца превращают в хрупкие куски льда равнодушием или пренебрежением. Так почему же мы снова хотим испытать боль? Корчимся без нее, как беспомощные, ослабевшие наркоманы?

– О чем ты мечтаешь, Диана? – Макс игнорирует мою взволнованную реплику.

«Мои желания слишком простые и человечные: я хочу отыскать дочь. Хочу просыпаться утром, чувствуя затылком горячее дыхание и спиной тепло мужской груди. Хочу любить и быть нужной. Если уместить мои желания в одно предложение – я мечтаю, чтобы в моем сердце снова расцвели розы…»

Максим заставляет меня задуматься и тронуть прикрытые свежими рубцами раны.

– Это слишком личное, чтобы делиться, – чопорно отвечаю я и отворачиваюсь.

К черту допрос! Порой мне кажется, что мужчинам доставляет удовольствие видеть женскую слабость.

– В детстве я мечтал о путешествии на Луну, – улыбается Макс. Ветер мягко касается его волос, играет с ними, ощупывает лицо и, словно собрав запах в невидимое хранилище, старательно несет его к моему носу. Аромат свежести и моря щекочет ноздри… Хочется вдохнуть его полной грудью, раствориться в нем. – Смотри, Диана, а вон там созвездие Кассиопеи. Его несложно разглядеть – всего-то нужно провести прямую линию от Полярной звезды к россыпи из пяти звезд.

– Максим, мне кажется, мы говорим на разных языках. Я не понимаю…

– Ты странная, Ди…

Он разворачивается и сгребает меня в объятия. Его большие теплые ладони ползут под джинсовую куртку и гладят спину, дыхание опаляет шею, а губы… Губы накрывают мой приоткрытый от удивления рот и нежно целуют. Из легких словно выкачивают весь воздух. Я слабею под напором парня и беспомощно впиваюсь пальцами в его плечи.

– Погоди… Что ты делаешь? – бормочу я, костеря себя на чем стоит свет за то, что согласилась на свидание.

– Ты же хочешь этого, Ди? Ведь так? Ты сама позвала меня… – отрываясь от меня, вздыхает Макс. Его грудь тяжело вздымается, а от тела исходит тепло.

– Я имела в виду секс, а не свидания или поцелуи.

Красивые губы Макса сжимаются в тонкую, напряженную линию, он отстраняется, сверля меня сверкающими, как звезды, глазами. Я наклоняю голову, не в силах выдержать дуэль взглядов и повисшее в воздухе тяжелое, как желе, напряжение.

Тишину пронзает звук входящего сообщения на телефон Макса. Я облегченно вздыхаю, наблюдая за тем, как Максим меняется в лице. Он улыбается. Широко и искренне, радуясь посетившей его новости.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Ты так улыбаешься, будто…

– Люба родила, – отвечает он. – Девочку. Назвали Надюша. Мне начальница написала.

Мое лицо вытягивается в скорбную маску. «Твой рыжий красавчик скоро станет отцом! Отцом…» – звучат эхом слова папы. Надо же, у Мирослава родилась дочка. Наденька. Надежда Мирославовна. И родила ее любимая жена…

– Ди, ты расстроилась? Прости, я подумал, что ты забыла о Боголюбове… Извини, я разбередил твою рану? – спохватывается Макс.

– Я забыла, – отрезаю я, беспомощно поглаживая свои плечи. – А ты почему так радуешься? Разве ты отец?

– Нет, – усмехаясь, отвечает Макс и запускает пальцы в непослушные волосы. – Ребенок – это большое счастье, Диана. Наверное, ты не понимаешь этих чувств, потому что не мать. Тебе чуждо счастье родившей женщины. Знаешь, когда появилась моя племянница…

А вот это он зря… Внутри мгновенно все высыхает: ростки нежности, стебли привязанности, бутоны женской слабости. Наверное, оно к лучшему.

– Макс, пойдем ко мне? – сухо выдавливаю я.

Он кивает в ответ.

Глава 7

Дрожащими пальцами я проворачиваю ключ в замочной скважине и распахиваю входную дверь.

– Проходи, – включаю в прихожей свет, приглашая Максима в свое убежище. К слову, он первый мужчина, которого я привела домой.

– У тебя очень уютно, Ди, – произносит он, расстегивая молнию ветровки и стаскивая обувь. – Любишь цветы?

«Какие еще, к черту, цветы?» Взгляд Макса восхищенно замирает на стоящей в углу пузатой вазе с роскошным букетом: белые розы, лиловые орхидеи, мелкие темно-бордовые хризантемы… Как я могла не заметить их днем?! Илона Васильевна частенько балует меня цветами или открытками, называя свои подарки комплиментом.

– Как видишь, – вздыхаю я, сбрасывая с плеч джинсовую куртку.

– Ты хорошая хозяйка, Диана, – одобрительно кивает он, встречаясь со мной взглядом.

Похоже, в моем окружении выискался еще один папочка! Мне хочется поспешно отвернуться, чтобы не выдать правду: она слишком неприглядная и позорная. И отчего-то не хочется, чтобы о моих успехах как хозяйки знал Макс…

Я прохожу в кухню-гостиную и включаю напольную лампу. Комната озаряется приглушенным голубоватым светом. Интимным – под стать случаю.

– Угостишь кофе? – спрашивает Макс, вскидывая бровь. Боже, ну какой же у него голос: бархатный, низкий, как перестук колес по гравию…

– Почему нет? – От волнения мой голос звучит визгливо.

Макс опирается на подоконник и наблюдает за мной. Нетвердыми пальцами я опускаю капсулу в кофемашину, чувствуя его ползущий по мне, как лазерный луч, взгляд. Он словно облизывает глазами обнаженную спину, плечи, скрытые лишь тонкими полосками бретелей. Правильно, уцененный товар, предложенный на распродаже, нужно тщательно рассмотреть. Блин, ну и сравнение! Но почему-то именно так себя я и чувствую. Голой. Уязвленной.

Кофемашина шумит, прогоняя повисшее между нами напряжение.

– Готово. Сахар нужен?

– Нет.

Макс подходит ближе и заключает меня в замок из своих рук. Я робко выставляю вперед чашку эспрессо и поднимаю глаза, встречаясь с его взором: возбужденным, темным из-за расширившихся зрачков. Расплавляющим всю мою решимость к чертям…

Не отрывая взгляда, он забирает чашку из моих рук, торопливо делает глоток, со звоном отставляет ее на столик и снова притягивает меня к себе. Господи, я, наверное, умру от сердечного приступа! Или от нежности, проснувшейся где-то в закоулках моей души. Он высокий, сильный, красивый… И обнимает меня, целует, передавая вкус кофе. Ласкает мои губы языком, обводит их контур, слегка втягивает нижнюю губу. Обжигающая волна возбуждения скапливается в одной точке, внизу живота… Между ног становится влажно. Нет, мы так не договаривались!

Проснувшийся в душе страх вмиг прогоняет нежность и страсть. Они трусливо убегают, поджав хвост, как гнусные шакалы, завидевшие на горизонте льва.

Я отстраняюсь и с силой отталкиваю парня…

– Послушай, мне не нужны прогулки под луной и поцелуи. Я не хочу больше… не смогу, я… мне просто нужна эта долбаная разрядка! И все! Ничего больше. Отношений мне хватило на две жизни, – истерическим тоном произношу я. Мои слова моментально стирают уверенность с лица мужчины.

– Давай уже сделаем это, Диана… Руслановна, – сглотнув, произносит Макс и заводит руку за спину, выуживая из заднего кармана джинсов квадратик из фольги. – Как ты хочешь?

В полумраке комнаты я вижу, как возбужденно блестят его глаза. Я подхожу ближе и касаюсь непослушными пальцами его брючного ремня.

– Я сам, Ди. – Его влажное дыхание шевелит пряди у моего виска, пробуждая нестерпимый жар. Как же я хочу его… Он сделает мне больно, если останется до утра. Если поцелует меня еще раз… Черт, мне уже больно только от мысли, что он не мой.

Я ошибалась! Ни черта я не циничная бесчувственная сука, которой нужен только секс. Так почему же я иду на это снова, как будто мне мало боли?

Макс спускает джинсы вместе с боксерами и садится на диван, а я… едва сдерживаю возглас восторга и удивления при виде его мужского достоинства.

– Справишься? – Он завораживающе шепчет, вкладывая в мою ладонь презерватив. Максим откидывает голову назад и закрывает глаза, демонстрируя отрешенность. «Все, как ты хотела, Ди, ведь так?» – спрашиваю себя мысленно, споткнувшись взглядом о его застегнутую наглухо рубашку. Никаких поцелуев и ласк… Только разрядка.

Макс шумно вдыхает воздух, когда я опускаюсь на корточки и касаюсь его напряженного члена. Провожу кончиками пальцев по стволу, чувствуя, как пульсируют вздувшиеся вены… Он большой. Пальцы едва смыкаются, когда я обхватываю его ладонью и надеваю презерватив.

– Природа тебя не обидела, Невзоров, – облизнув пересохшие губы, шепчу я. Все-таки не сдержалась, не смогла промолчать…

– Что есть, то есть, – отвечает он и привлекает меня к себе. Жадно задирает подол платья и стягивает трусики. Скользит горячими пальцами между ног, размазывая влагу. Я издаю позорный стон, когда его большие ладони сжимаются на моих ягодицах и притягивают ближе. Он часто дышит, гладит мою натянутую, как струна, спину и, кажется, если приблизит лицо к груди, услышит, как сильно бьется сердце.

Какая же я дура! Отчего я бегу, если уже отравлена им? Очарована и одурманена тем, кто забудет меня уже завтра. Его голос, запах, улыбка, горячие пальцы на моем теле – яд, стремительно проникающий в кровь. Мне остается только уменьшить дозировку, и я сбивчиво произношу:

– Пожалуйста, не трогай меня… И не шевелись.

– Как скажешь, – хрипловато шепчет он и послушно опускает руки.

Я направляю его член в себя и насаживаюсь, до боли прикусывая губы. Опускаюсь до упора, чувствуя, как он целиком заполняет меня. Вверх-вниз… Вверх-вниз… В голове мутится от желания, искрами рассыпающегося по коже. Плевать на то, что будет завтра. Мне ни о чем не хочется думать, лишь чувствовать… Его налитую плоть в себе и рваное дыхание, касающееся изгиба шеи. Слышать… Бесстыдные, влажные шлепки разгоряченных тел.

Бессовестно двигаюсь на парне, как знойная всадница, объезжающая коня.

Прежде чем закрыть глаза и отдаться втягивающему меня, словно в водоворот, наслаждению, я встречаюсь со взглядом Макса: остекленевшим, потухшим, утратившим живой блеск.

Я слишком далеко зашла, чтобы раздумывать над причиной. Меня захлестывает блаженство: легкие, как утренний штиль, ручейки сливаются в разрушительное цунами. Оно наполняет меня до краев, а потом водопадом срывается в пропасть…

– А-ах! – кричу, впиваясь напряженными пальцами в плечи парня, и бессильно падаю на его грудь. Украдкой, как воришка, вдыхаю запах его мягких кудрявых волос, нарушая собственный запрет.

Покачиваюсь на волнах стихающего, сладостного удовольствия, беспомощно хватая воздух ртом. Мне хорошо… Так хорошо, что не хочется отпускать его, отлипать от твердой, тяжело вздымающейся груди, мягкой челки, щекочущей висок.

– Ты закончила, Ди?

Его резкий, металлический голос вырывает меня из забытья.

– Да… Теперь ты, – переводя дыхание, бормочу я.

Макс обвивает мои бедра руками и брезгливо стаскивает, как приставшую пиявку. Сладостный туман рассеивается, и на меня каменной плитой обрушивается понимание – Макс не сделал ни одного движения навстречу. Позволял мне бессовестно пользоваться его телом, беспрекословно выполняя приказ не шевелиться…

Меня сотрясает крупная дрожь, когда его жесткие пальцы сжимаются на моих плечах и небрежно отодвигают в сторону. Максим рвано дышит, стягивает презерватив с каменного члена и сжимает его в кулаке. Надевает боксеры, застегивает ремень… Я не понимаю, что происходит. Он пытается казаться невозмутимым, утирает пот со лба, словно стряхивает возбуждение…

– Чего уставилась, Ди? Разрядка была нужна тебе, обо мне речи не было! – Взгляд его глаз полощет, как стальной клинок.

– А… ты… я же не против. Послушай, ведь… – потираю плечи, на секунду задержавшись взглядом на своем платье: оно мятое и липнет к спине. Чувствую себя такой же: мятой, потной, использованной, несмотря на то что несколькими минутами ранее скакала на мужике, как умалишенная.

– А мне не хочется. Так. В следующий раз пригласи мальчика по вызову. Он выполнит любой каприз за твои деньги.

А вот это звучит слишком жестоко. Меня затапливает разочарование. Я раскрываю губы, чтобы ответить парню, но издаю лишь жалкий всхлип. Не думала, что боль может ТАК жечь… В груди печет, в горле саднит, а в сердце… что-то умирает. Наверное, глупая симпатия к мужчине.

– Уходи, – обняв себя за плечи, хриплю я.

Хочется кричать и рыдать в голос, сокрушаясь о собственной глупости, но я стойко держусь, отсчитывая минуты, пока Макс шнурует кроссовки в прихожей. Набрасывает ветровку, шумно дыша, а затем клацает входной дверью, навсегда отрезая меня от мира дурацких фантазий.

Устремляюсь в прихожую и запираю дверь на два оборота, по-детски желая защитить себя от невзгод внешнего мира. Приваливаюсь спиной к холодной поверхности и глубоко дышу, сдерживая слезы. Дура! Стягиваю проклятое платье и выбрасываю его в урну. Я выйду за Багрова и научусь жить как циничная сука.

Глава 8

Дождь монотонно барабанил по крыше палатки судмедэкспертов. Побережье залива пряталось в клубах густого, светло-серого тумана.

Маркус Дарковски стряхнул тяжелые капли с дождевика, натянул предложенные напарником Левским перчатки и раскрыл черный пластиковый мешок, в который положили девушку.

От представшей перед ними картины к горлу подступила тошнота… Длинные черные волосы, спутанные водорослями, бледная как мел кожа, лицо, изъеденное ракообразными. Руки и ноги связаны эластичной веревкой.

Я застегиваю на груди куртку, поеживаясь от утренней прохлады и откладываю ноутбук в сторону. Почему я пишу? Если когда-нибудь писательнице Диане Шестак репортеры зададут такой вопрос, я отвечу: потому что я не могу сказать вслух…

А мне есть что провозгласить этому миру. Да, и я не могу молчать! Да простит меня следователь Дарковски – герой моего полицейского детектива, но на одном романе я не остановлюсь. Я оборудовала лоджию в оазис личного рая на земле. В моем распоряжении кресло-качалка из синтетического ротанга, шерстяной плед, стеклянный столик на изогнутых ножках и чашка дымящегося кофе… Ветер подхватывает сигаретный дым и вплетает его в струящийся пар из кофейной чашки. Я курю… А курю я только в одном случае: все плохо.

Глубоко затягиваюсь ментоловой сигаретой и тянусь к лежащему на столике телефону. Еще разок посмотрю на него… Всего лишь раз. Захожу в ватсап и украдкой, как трусливый заяц, смотрю на фото Макса. Я должна ненавидеть его – парня, пополнившего ряды пренебрегших мною мужчин, но я не чувствую ненависти… Меня гложет какой-то странный, удушливый стыд. Словно кто-то увидел неприглядную, темную сторону моей личности и указал на нее… Сунул носом в дерьмо, как нашкодившего котенка.

Тушу окурок в хрустальной пепельнице и, отхлебнув горький кофе, наслаждаюсь рассветом. Скоро приедет Саманта и отвлечет меня. На время украдет из рабства навязчивых мыслей и грусти. Золотисто-розовые лучики занимающегося солнца играют на поверхности стеклянного столика, облака растворяются в небесной синеве уходящего лета. Рассвет заползает во все темные уголки, прогоняя прошлое и открывая двери новому дню. Сегодня будет жаркий день. И все будет хорошо…

Я забираю чашку и бреду в кухню, вздрагивая от пронзившего утреннюю тишину квартиры дверного звонка. Саманта.

– Привет, Шестак! Ты почему на звонки не отвечала?

Сэм всучивает мне пластиковый контейнер с горячими булочками и по-хозяйски надевает домашние тапочки.

– А ты разве звонила? – удивленно вскидываю бровь. В мозгу красными всполохами мелькают воспоминания об ужасной ночи: Макс ушел, я долго стояла под душем и плакала, плакала… А потом вырубилась прямо на диване, где мы занимались сексом.

– Ди, что с тобой? Ты бледная, как…

– Мел? – осторожно спрашиваю я.

– Нет. – Сэм недовольно качает головой. – Что-то прозрачное, голубоватое… Эти твои заплаканные глаза, темные тени на веках. Эврика! Личинка. Вот до чего ты довела себя.

– Ли-чин-ка, – завороженно повторяю я. – Умница, Сэм! – прижимаю подругу к груди, как родную, и пулей бегу к ноутбуку. – Какой, на фиг, мел или мука. Это банальщина. Личинка! Моя утопленница бледная, как личинка! Прозрачная, голубоватая… Наверное, тебе нужно писать книги, а не мне, Саманта. Твои сравнения всегда в точку.

– Ты определенно слетела с катушек, Шестак! – строго произносит Сэм, наблюдая за тем, как я вношу правки в описание утопленницы. Редакторы точно будут в восторге! – Если мне не изменяет память, ты вчера ходила на свидание.

– Не напоминай, – морщусь я, сохраняя отредактированный текст и закрывая крышку ноутбука. – Сейчас позавтракаем и поедем к Виоле. То есть к маме…

Саманта включает электрический чайник, распахивает задернутые шторы и выходит через открытую дверь на лоджию. Вот же черт! Сигареты. Я оставила улику на месте преступления…

– Ди… – визгливо протягивает она. – Ничего не хочешь мне рассказать? – влетает в комнату Сэм.

– Нечего рассказывать. Встретились и разбежались как в море корабли. Папа прав: мне нужен надежный мужчина, который знает, что ему нужно… А не эти…

– Еще один избалованный мажор? Расскажи мне, Ди, что случилось? – Ее тонкие пальчики бережно поглаживают мою кисть, пробуждая задвинутые подальше эмоции.

– Ничего…

– Поэтому ты проплакала полночи, отключила телефон и уснула на диване? – Сэм бросает взгляд на валяющийся возле дивана плед.

– Он оттолкнул меня, ясно? Но это и неудивительно… Мне противно от самой себя.

Я не выдерживаю, вырываюсь из объятий Саманты и бегу в ванную. Подавляя проклятые слезы, быстро принимаю душ и возвращаюсь в кухню. Я не имею права расклеиваться и опускать руки. Я должна быть сильной и найти дочь. Сэм обеспокоенно смотрит на меня, задержавшись взглядом на старенькой клетчатой рубашке и джинсовых шортах.

– Диана, ты собираешься ехать к маме в таком виде?

– Да, Сэм. Это всего лишь мама, а не королева Британии, – снисходительно бормочу я.

– А как же визит к частному детективу? Или ты передумала? – Голос Саманты звучит раздражающе спокойно.

– Завтра я встречаюсь с Багровым. Буду просить его помочь мне с поисками лучшего частного детектива области.

Я молча отпиваю глоток свежезаваренного чая, ощущая, как пространство наполняет чувство таинственной важности. Возвышенная, благородная тишина, которую не хочется спугнуть глупой шуткой или пустой болтовней. Саманта чувствует то же, что и я. Молча, почти бесшумно пьет чай, откусывает маковые булочки…

Но через секунду повисший надо мной ореол благородной миссии пронзает звук входящего сообщения на электронную почту.

– Это он, Сэм. Неизвестный адресат, усыновитель Арины или… кто он там, – дрожащим голосом шепчу я.

«Не вынуждайте нас скрываться и прятать дочь. По закону девочка наша. Подумайте о ребенке», – читаю послание.

– А зачем он пишет? Разве ты общалась с ним после приезда из Крыма?

– Да. Написала, что хочу решить вопрос по-хорошему. – Я поднимаюсь с места, не в силах справиться с охватившим меня волнением. – Сэм, поехали скорее к маме!

– Может, сразу к Багрову? Упадешь на колени, пообещаешь ему… себя?

– Черт, Сэм! Я на все готова, чтобы ее найти. Но сейчас мы поедем к маме.

Загородный дом Виолы Шестак – то еще пафосное местечко. Утопающий в зелени добротный одноэтажный дом из белого камня отличают изысканный дизайн и продуманная планировка. Чему удивляться? В этом вся маман. Виола – талантливый ландшафтный дизайнер. Хотя я убеждена, что мир потерял в ней драматическую актрису.

Автомобильные шины шуршат по гравию подъездной дорожки, когда я паркуюсь возле ворот. Сэм выскакивает, с наслаждением потягиваясь и разминая затекшие ноги.

– Глянь-ка, Диан, похоже, Виола Вадимовна завела питомца? – улыбается Саманта, склоняясь над притаившимся возле калитки щенком. – Ну где ты там, Шестак?

Я водружаю на плечи рюкзак, забираю из багажника сумку с вареньем – подарком Евдокии Андреевны, и наконец обращаю внимание на сюсюкающую с малышом Сэм:

– Лучше бы помогла, Невская!

В этот момент калитка распахивается, открывая взору расплывшуюся в улыбке маму. Вечерний макияж, аккуратно повязанный вокруг головы тюрбан, длинное цветастое платье – в отличие от меня она подготовилась к встрече.

– Доченька моя. Диша… – Ласковые мамины пальцы сжимаются на моих плечах. – Давно не виделись, Белоснежка, – произносит удушливо-заботливым шепотом.

– Ну… Да… – мямлю я, уткнувшись в ее пахнущее селективным парфюмом плечо.

– А это что такое? Опять ты! – Мама резко разрывает объятия, заметив виляющего хвостиком щенка. – Убирайся! Вон! Вон!

Она скрывается в идеально спроектированном дворе – эдаком маленьком филиале рая на земле – и возвращается через минуту с метлой.

Мы с Сэм прирастаем к земле, ошеломленные представшей взору неприглядной картиной.

– Брысь! – визжит маман, замахиваясь на скулящего пса. Маленький – от силы месяца три, – с длинными, как у таксы, ушками и белым пятнышком на лбу, он прилипает к моим ногам в поисках защиты.

– Мама, остановись! Что ты делаешь? – Я подхватываю кроху на руки и прижимаю к груди.

Теплый, живой, дрожащий щенок с огромными и темными, как спелая вишня, глазами-бусинами…

– Дианочка, брось его, детка! Это приблудный пес. Уже несколько дней здесь ошивается, – перебрасывая рукоятку метлы с одной руки на другую, протягивает мама.

– Я… возьму его. Заберу себе, – выдавливаю хрипло, столкнувшись, словно со льдиной, с осуждающим взглядом мамы. Сэм молчит. Из ее умных карих глаз струится понимание. Одобрение. Забота о ком-то – вот что поможет мне отвлечься.

– Жоржи-и-ик! Диана приехала! Выйди поздоровайся! – Маман зовет своего любовника, прерывая тягостное, неудобное молчание, и жестом увлекает нас за собой.

Прижимая щенка к груди, я захлопываю калитку и бреду вслед за Сэм по вымощенным натуральным камнем дорожкам. Жорик выскакивает из дома, едва не сбив нас с ног. Очевидно, Виола оторвала его от просмотра сериала, потому что выглядит мамин сожитель лохматым и потрепанным.

– Привет, девчата, – почесывая заросшую шевелюру, протягивает он. – Фу, Диана! Зачем ты взяла на руки этого приблудного? – лениво ухмыляется Жора, запуская ладони в карманы широких домашних брюк.

– Ну тебя же мама приютила? А от тебя толку меньше, чем от этого щенка! – взрываюсь я.

– Ди, ты что себе позволяешь? – обиженно качает головой мама. Мы по-прежнему стоим на крыльце. Читаю в глазах матери снисхождение, какое бывает к больным, умалишенным родственникам. Она колеблется пригласить меня в дом с «приблудным».

– По-твоему, обижать животное – это нормально? Сколько дней щенок живет под вашей калиткой?

– Дня четыре. – Жорик виновато почесывает небритую щеку. Подозреваю, что он специально старается выглядеть постарше, под стать моей матери.

– Диана, ну что же мы стоим? Давай я поручу Ксении заняться щенком, если тебе так уж взбрело в голову поиграть в заботливую мамочку. – Виола раздраженно всплескивает руками и тут же осекается, заметив мой удрученный, потухший взгляд. Мама знает, как никто, сколько я страдала после исчезновения дочери. И это сравнение… Слишком больно. – Прости, прости, детка! Я погорячилась! Ксения! Ксения Филипповна!

Из кухни струится запах свежего салата, хлеба и апельсинов. Не отпуская песика из рук, я сбрасываю обувь и прохожу на кухню. Завидев меня, Ксения Филипповна – верная домоправительница Виолы – оборачивается и, вытирая руки о передник, подходит ко мне.

– Дианочка, детка… – Она обнимает меня, обдавая уютным ароматом домашней еды. – Не волнуйся, я песика кормила втайне от хозяев, – шепчет женщина, забирая его из моих напряженных рук. – Мойте руки и садитесь за стол. А я пойду искупаю щенка в гостевом душе.

Грузная фигура Ксении Филипповны скрывается в помпезных коридорах маминого дома, а мы с Самантой усаживаемся наконец за накрытый к нашему приезду стол.

– Девочки, я потушила брокколи и приготовила смузи из кокосового молока, орехов и проросших зерен пшеницы. Будете?

Мы переглядываемся с Сэм, едва сдерживая улыбки. Маман сегодня в ударе. Скорбная, голодная физиономия Жорика выражает молчаливое согласие с нами. Сколько я помню Виолу, она безуспешно пытается привить молодому любовнику привычку правильно питаться.

– Мама, боюсь, моя приземленная натура не оценит столь возвышенного вкуса, – скрывая улыбку, говорю я.