Текст книги "Боты для ночного эльфа"

Он бы, конечно, предпочел гламурную загорелую блондинку в микромайке на голое тело – сидела одна такая аппетитная красоточка у прохода на втором ряду, но матушка Варвара, истово оберегая сыновью нравственность, опять выбрала деревенскую коровушку средних лет.

С другой стороны, возрастная селянка наверняка доверчивее и покладистее модной кисы, да и загогулины матушкиных рисунков на белой коже видны гораздо лучше, чем на загорелой. И вообще Варвара Бурова уже доказала, что она знатный физиономист и хороший психолог, безошибочно выбирающий в толпе идеально подходящих особ.

Поверх растрепанной рыжей головы простушки, которую предприимчивая матушка уже усадила на жертвенный стул, Петя встретился взглядом с родительницей и глубоко кивнул, показывая, что запомнил гражданку, приговоренную к большому сюрпризу.

– А? Как тебе?

Едва мы заняли свои места в козырном первом ряду и малышня присосалась к трубочкам кока-кольных стаканов, Ирка оттопырила локоть, демонстрируя мне украсивший ее руку рисунок.

– Шикарно, – понимая, что от меня ждут безумных восторгов, похвалила я. – А чего это тебе вздумалось-то?

– А того, что это была халява! – радостно поведала подружка. – У художницы, оказывается, есть похвальная традиция – каждого десятого клиента она разукрашивает бесплатно. Реклама такая.

– Промоакция, – кивнула я со знанием дела.

– Надо же, как мне повезло! Я только посмотрела на эту самую рисовальщицу, а она вдруг возьми и помани меня пальчиком, – продолжала радоваться подруга. – Конечно, это не совсем по-честному, ведь я вообще-то не собиралась пользоваться данной услугой, но так приятно: такая красота – и бесплатно!

– А что тут написано?

Я присмотрелась к узорам.

Они были крупные, четкие, даже такая слепая курица, как я, каждый завиток разглядит.

Но не поймет.

Чтобы я поняла, надо писать кириллицей, латиницей или по-гречески, иных письмен я, увы, не разумею.

– Все бы тебе что-то было написано, – фыркнула Ирка. – Писатель! Просто красивых узоров тебе недостаточно?

– Очень красивые узоры, просто замечательные, – вежливо повторила я, надеясь закрыть этим тему росписи по телу.

На сцену как раз вывели замечательного бегемота, хотелось и на него посмотреть, не только на подружку.

Бегемотов я вижу гораздо реже, чем Ирку, а они тоже очень даже ничего. Хотя и не разрисованы узорами.

Тут мое буйное воображение ловко нарисовало мне бегемота, талантливо расписанного под хохлому.

Я тряхнула головой, прогоняя дивное видение, и воображаемый бегемот сменил раскраску на гжель.

Пришлось несколько раз энергично зажмуриться, чтобы развеять это дивное диво.

– Что у тебя с глазами? – заметив мои гримасы, встревожилась чуткая и заботливая подружка.

– Ослеплены неземной красой.

Я не уточнила, что речь идет о красе бегемота. Подружка наверняка приревновала бы.

Я уставилась на арену, демонстративно не обращая внимания на Иркины сопение и ерзанье, и вскоре она не выдержала – пожаловалась цветному прожектору под куполом цирка:

– Вот на мне узор из хны, а кому-то хоть бы хны!

– Отличная рифма, – похвалила я, благосклонно разглядывая шествующего по доске гиппопотама.

Отличный оказался гиппопотам!

Ирка немного попыхтела и выдала новый экспромт:

– Я восточная красавица, мне мехенди очень нравится!

– Это заметно хуже, «красавица – нравится» – затерто, как «любовь и кровь», – покритиковала я.

Поэтесса затихла, сосредоточенно сопя. Как сопровождение к зрелищу танцующего бегемота этот звук был идеален.

Я расслабленно улыбнулась.

Люблю все идеальное.

Перфекционизм – это неизлечимо.

– Помоги мне с рифмой, – ворчливо попросила поэтесса.

Меня не пришлось упрашивать:

– Бегемот – ужасный жмот.

– Бегемот сожрал комод! – огрызнулась подружка. – Это не то! У меня восточная тема!

– Так и бегемот не западный.

– В Нил бегемота! Помоги зарифмовать Шехерезаду!

Я покосилась на то, что с ходу идеально рифмовалось с Шехерезадой, и честно предупредила:

– Ты не хочешь это слышать.

– А пооригинальнее ничего не придумаешь? – Ирка легко догадалась о моих банальных ассоциациях. – С задом-то я и сама ее зарифмовала бы, но это некрасиво.

– Смотря какой зад, – тонко польстила я.

Морщинки на Иркином лбу частично разгладились.

И тут распорядитель объявил о выходе иллюзиониста.

Плотный столб слепящего света рухнул из-под купола, как дюжая сосуля с питерской крыши, и интригующе медленно растаял, явив публике одноименного фокусника.

Питер Бург, оказавшийся долговязым юношей в смокинге из серебряной парчи, приподнял над блестящим от геля теменем фетровую каскетку и изящно поклонился.

– Так, я не поняла! А где цилиндр? – заволновалась Ирка.

– Какой цилиндр? – не поняла я, почему-то подумав, что речь о каком-то механизме.

– Тот, из которого фокусник будет кролика доставать! – взволнованно объяснила подруга. – Только не говори мне, что кролика вовсе не будет, я жутко разочаруюсь!

Мальцы поддержали мамашу, скандируя:

– Клолик! Клолик!

– Крорик! Крорик!

– Обойдетесь и без клорика, тьфу, кролика, – строго прикрикнула я на горлопанов. – Посмотрите лучше, какая тетя красивая! Ой, а какая у дяди пила блестящая…

– О, он сейчас блестящей пилой красивую тетю распиливать будет! – обрадовалась Ирка, устраиваясь поудобнее.

– Как блевно? – уточнил Манюня, проявляя похвальный интерес к технологическому процессу.

– Да она и есть бревно бревном, запомни, сынок, у таких красивых куколок голова всегда цельнодеревянная, – явно с прицелом на будущее просветила мамаша потомка.

– Ирка, из тебя получится жуткая свекровь, – пробормотала я.

– На заре ты ее не пили! – замурлыкала эта страшная женщина на мотив старинного романса. – На заре она сладко так спит…

Иллюзионист тем временем засунул безропотную деву в изящный лакированный гробик и зажигательно располовинил его бензопилой – только искры полетели.

Публика восторженно взвыла.

Очевидно, в зале собралось немало потенциальных и действующих жутких свекровей, а также мужиков, которых регулярно пилили их дамы, за что они втайне жаждали симметрично отомстить.

Потом фокусник поймал клоуна, который успел всех утомить своими ужимками, и в четыре руки с ассистенткой, на состоянии здоровья которой распиливание никак не сказалось, затолкал рыжего в зеркальный куб. Распорядитель любезно принес охапку шпаг, и Питер Бург эффектно, с лязгом, загнал их в куб с бедным клоуном.

– Ничего нового! – перекрикивая апплодисменты, прокомментировала Ирка. – Все эти трюки стары как античный мир и лично меня совершенно не удивляют, а жаль!

Право, не стоило ей этого говорить.

«Бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться», – говаривали древние китайцы, намекая на ситуации вроде нашей.

– А теперь, дорогие друзья, я продемонстрирую вам чудо чтения мыслей, и поможет мне в этом кто-то из почтенной публики! – провозгласил Питер Бург и вновь снял каскетку.

Фокусник повертел свой головной убор в руках, показывая почтенной публике, что он пуст, и запустил руку в черные фетровые глубины, утонув в них неожиданно глубоко – по плечо. Пару раз дернулся, как будто сопротивляясь тому, что рывками тянуло его в бездонную шляпу, и наконец с победным «Вуаля!» извлек на свет извивающегося белого зверька.

– Это же не кролик! – недоверчиво щурясь, возмутилась моя подружка. – Это же… Ой!

– Это клы-ы-ы-ыса! – восторженно взвыл ребенок рядом со мной.

В отличие от самой Ирки ее детки грызунов не боялись. Бояться надо было их самих – неугомонных юных монстров.

– Спокойствие, только спокойствие, это всего лишь маленький зверек, который не будет контактировать со зрителями! – встревоженно глядя на бледнеющую подругу, зачастила я.

Ага, как же!

– Дабы никто не обвинил меня в предвзятости, участника следующего номера выберет Лариска! – объявил Питер Бург, гад такой, и разжал пальцы, выпуская свою крысу Ларису на волю.

И это подлое и мерзкое голохвостое существо, как будто почувствовав, кто ему тут будет особенно бурно не рад, зловеще пошевелив усами, устремилось прямо к Ирке!

Ну, что сказать?

Представители разных видов искусств во все времена активно разрабатывали тему встречи. Но ни «Прибытие поезда» братьев Люмьер, ни «Ходоки у Ленина» Владимира Серова, ни даже «Торжественная встреча фельдмаршала А. В. Суворова в Милане в апреле 1799 года» Адольфа Иосифовича Шарлеманя и рядом не стояли с перформансом Ирины Максимовой и бесфамильной крысы Ларисы!

– Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень! – ошеломленно прокомментировал мой внутренний голос.

Но и бессмертные пушкинские строки были бессильны передать экспрессию этой встречи.

Неотрывно глядя на приближающуюся крысу, Ирка вскочила и замерла столбом.

Лариска, напротив, ускорилась, разбежалась и прыгнула.

– Стоять! – заорала я.

Не крысе – Ирке.

Мне было ясно: если подружка отомрет и побежит, будет сеанс массового травматизма. Проход узкий, сплошь заставленный ногами, а в Ирке больше ста кило живого веса, и помчит она, как раненый слон, не разбирая дороги и не видя преград.

– Не двигайся! – рявкнула я, сцапав подружку за подол.

Но кто бы меня услышал! И кто бы послушался!

Крыса с разгону влипла в Иркин фасад и распласталась на нем, как меховая наклейка.

Ирка набрала полную грудь воздуха (то есть много) и исторгла из себя поразительно долгий и мощный визг.

Не знаю, как это сработало – то ли крысу снесло звуковой волной, то ли она сама отцепилась, чтобы зажать ушки лапками, – но Лариска сорвалась с крутого бюста, как с обрыва. Не упала, нет – детские руки подхватили зверька и заныкали за пазуху так ловко, что куда там опытному иллюзионисту.

– Не смей!

Я ловко вытянула трепыхающуюся крыску из-под футболки юного фокусника Манюни и отбросила ее подальше от нас на арену.

Нимало не сконфуженная Лариска благополучно приземлилась на все четыре лапки, развернулась и села на попу, глядя четко на Ирку и откровенно угрожающе шевеля усами.

Зрители дружно выдохнули и разразились нервным смехом.

– Уберите ее! – гневно потребовала Ирка от владельца животинки. – Как вас там? Саратов, Воронеж… А, Петербург!

– Не сердитесь, уважаемая, идите к нам! – солнечно улыбнулся необидчивый фокусник. – На арену, прошу, прошу! Все видели – моя помощница выбрала именно вас!

– В гробу я видала вашу помощницу! – грубо огрызнулась Ирка.

– Я уберу ее, если вы выйдете! – не смутился хитроумный шантажист Питер Бург.

Я огляделась: публика наблюдала за происходящим с живым интересом и искренним удовольствием.

– Ох, иди уже, а то сама тут как клоун, – со вздохом посоветовала я сердитой подружке.

Манюня и Масяня запыхтели, предательски подталкивая маменьку в пышный зад.

– Да иду я уже, иду! – досадливо отмахнулась от помощников крысиная избранница.

Брезгливо отряхнув майку от воображаемой крысиной шерсти, она шагнула на арену.

Питер Бург щелкнул пальцами, и его дрессированная крыса взлетела в воздух в прыжке, угодив точно в подставленную шляпу, как самонаводящийся баскетбольный мяч в кольцо.

Зрители ударили в ладоши.

– Отличный прыжок, – ворчливо похвалила Ирка, настороженно косясь на каскетку, которую фокусник нахлобучил на свою набриолиненную голову. – Только не выпускайте ее оттуда!

– Ага, пусть она вам там плешь проест, – тихо хихикнула я.

Было очень похоже, что Питер Бург совсем безмозглый, даже не с пулей, а с целым грызуном в голове. Это же надо такое придумать – вытаскивать ни в чем не повинных зрительниц на арену с помощью крысы! Представляю, сколько женских обмороков сопровождало этот номер!

С другой стороны, очевидно, что жертва настоящая, а не подставная: крыса сама выбирает, никто ее не науськивает.

– Хорошо, что Ирка не упала без сознания! – запоздало обрадовался мой внутренний голос.

Я представила, что было бы, если бы моя, скажем прямо, не субтильная подружка плашмя рухнула в беспамятстве, и поежилась. Немало кресел и костей поломалось бы…

Питер Бург тем временем извлек из воздуха колоду карт, шуршащей лентой запустил их из одной руки в другую, ловко поймал, развернул пестрым веером и игриво обмахнул им суровую Ирку:

– Выберите карту, пожалуйста!

Насупленная Ирка копалась в колоде так долго, словно искала там платиновую карту VISA со своим именем, но в конце концов удовлетворилась банальной пиковой дамой.

Питер Бург, кто бы сомневался, загаданную карту угадал и перешел к обещанному чтению мыслей.

Выглядело это занятно.

Сначала тощий долговязый иллюзионист ужом вился вокруг Иришки, которая стояла посреди сцены, как каменная скифская баба, и мимически изображал напряженную работу сверхчеловеческого разума.

Потом Ирке вынесли небольшую школьную доску, и на ней она крупно, чтобы это видели зрители в зале, писала мелом ответы на вопросы фокусника. Сам Питер Бург при этом демонстративно отвернулся и еще завязал себе глаза черным шелковым шарфиком, чтобы у публики и мысли не возникло, будто он подглядывает.

И ведь угадывал как-то, стервец!

– Ваше имя?

Ирка заскрипела мелом, зловредно заходя издалека: «Мое имя простое, распространенное…

– Секунду… Я читаю… – сообщил Питер Бург.

– А я еще пишу! – съехидничала подружка.

В зале послышались смешки.

– Кажется, Мира! – провозгласил иллюзионист. – Правильно?

– Неправильно! – Ирка дописала: «Ирина» и поставила три восклицательных знака.

Зал хохотнул.

– Вы не отчетливо думаете, – попенял недобровольной ассистентке Питер Бург. – У кого-то в голове сумбур.

– Ха! У кого-то там вообще целая крыса! – огрызнулась подружка.

Зал заржал.

Номер магического шоу медленно, но верно превращался в комическую сцену.

– Что ж, я попробую еще раз, – не сдался фокусник. – Вы… Сейчас-сейчас… Вы – Мира! Нет, вы – Ира!

Зал ахнул.

– Это вам кто-то из публики сообщил, по рации, – предположила технически грамотная подружка. – Небось у вас приемник в ухе!

– Вы можете проверить и убедиться, что ничего такого у меня в ухе нет, – предложил неловкий чтец сумбурных мыслей.

– Зачем мне это надо – в уши вам смотреть, чего я там не видела! – отказалась Ирка.

– Да, вдруг оттуда крыса выглянет? – весело предположили из публики.

Народ захохотал.

– По-моему, симпатии граждан на стороне вашей маменьки, – сообщила я Манюне.

– Клыса тоже холосая! – ответил он грустно.

Явно понял, что разжиться длиннохвостым четвероногим другом не получится.

– Что ж, вы не Мира, а Ира, но буква «эм» мне почудилась не случайно! – повысил голос задетый фокусник. – Именно на эту букву начинаются имена ваших детей и супруга!

Зал замер в ожидании ответа.

Ирка положила мел и демонстративно скрутила пальцы освободившейся руки в вульгарную фигу:

– А вот и нетушки! Моих детей зовут Станислав и Владимир!

В зале свистнули, и тут в спину маменьки предательски ударили родные кровиночки:

– Я Масяня!

– Я Манюня!

– Масяня и Манюня! – подхватил Питер Бург. – Именно так вы обычно называете своих сыновей! А мужа…

– Моржик, тоже на букву «М», – сдаваясь, вздохнула Ирка. – Хотя вообще-то он Сергей.

Зал разразился аплодисментами.

Фокусник сдернул повязку, обернулся к публике и картинно поклонился, приложив руку к сердцу.

Ирка заозиралась, не зная, что ей делать дальше, но тут со скользкой от геля головы иллюзиониста свалилась каскетка, из которой тут же высунулась острая усатая мордочка, и подружка, подобрав юбки, сиганула за барьер арены, плюхнулась на место и вжалась в кресло.

Народ опять ударился в смех.

Питер Бург в земном поклоне сгреб Лариску с ковра и наконец удалился, держа в одной руке черную шляпу, а в другой белую крысу.

– Отличное выступление, – совершенно искренне похвалила я сердито сопящую подружку. – Не удивлюсь, если на выходе из цирка у тебя будут просить автографы.

– Ехидна ты, – упрекнула меня Ирка.

– Ехидна – это такой австралийский ежик, – просветила я темноту деревенскую. – А про меня нужно говорить «ехидина», это злой, язвительный человек. Хотя я-то добрая.

– Можно даже сказать, белая и пушистая, – съязвила Ирка.

– Как клыса Лалиса, – печально подсказал внимательно слушающий нас ребенок.

– Купила бы ты деткам котика, что ли, пока они сами себе четвероногого питомца не подобрали, – вполголоса посоветовала я крупно вздрогнувшей подружке.

Домой мы вернулись уже во второй половине дня, и утомленные детишки с маменькой, отобедав, завалились поспать.

Я тихонько ретировалась к себе, и там обнаружила, что за время моего не столь продолжительного отсутствия в интерьере квартиры произошли некоторые изменения.

Управдомша Софья Викторовна неожиданно приняла мою жалобу близко к сердцу.

Шаткая душевая кабина исчезла, оставив в качестве печального воспоминания о себе дырку в кафельном полу, зато появился карниз с блестящей пластиковой шторой.

Замена не показалась мне слабой, так как штора была украшена интересными рисунками на морскую тему.

«Половецкие пляски беременных морских коньков для сладострастных дельфинов» – назвала бы я это смелое живописное произведение. Пузатые морские коньки на полотне кувыркались не хуже цирковых акробатов, а дельфины с низкими и выпуклыми, как у неандертальцев, надбровьями тупо таращились на них, разинув пасти и пошло подмигивая. Хотя, возможно, это у них был нервный тик.

Я тоже прилегла было, но уснуть не смогла, потому что чувствовала себя несколько взбудораженной – все-таки в чем-то прав был В. И. Ленин, утверждавший, что для нас важнейшими из искусств являются кино и цирк. Весь этот шум, гам… Трюки, фокусы… Крысы, бегемоты… Хотя все же жаль, что тигров не привезли.

А вот интересно, почему в романах фэнтези никогда не бывает оборотней-бегемотов? Волки бывают, лисы, медведи, все виды кошачьих, приматы, а вот метаморфозы с бегемотьей испостасью мне как-то не попадались. И слоны-оборотни тоже не попадались. Может, потому что они очень большие? Вряд ли, ведь люди, превращающиеся в драконов, в фэнтезийных историях попадаются на каждом шагу, а драконы, мягко говоря, вовсе не мелюзга.

– Наверное, дело в том, что слоны и бегемоты голые, в смысле, у них нет ни чешуи, ни шерсти, – предположил мой внутренний голос. – Лысый оборотень – это как-то негероично.

Я немного поворочалась, не уснула и встала с дивана, чтобы сесть за компьютер.

С оборотнями Рина познакомилась тоже неожиданно, но чуть позже, чем с магом.

С магом-то все было ясно с самого начала: кем еще мог оказаться долговязый бородатый типчик в мантии и остром колпаке? Притом что в руке у него была палочка с огоньком на конце?

Рина разглядела, что это не длинномерная сигарета, и даже не стала спрашивать, с кем она имеет дело.

Понятно же – с магом.

А вот маг не удержался, спросил изумленно:

– Кто вы?!

– Неправильный вопрос, – сказала Рина, стряхивая с пальцев переливчатые капли.

Роскошный опаловый кирпич превратился в воду, что окончательно утвердило Рину в уверенности: без магии тут не обошлось.

– Правильный вопрос – где я?

Она заинтересованно огляделась и одобрительно хмыкнула при виде идеальной зеленой лужайки с идеальным водоемом в центре. Лужайку окружали идеального вида елочки.

– Ты не Дед Мороз, нет? – спросила Рина мага в колпаке.

– Какой дед? Мне всего триста восемь! – возмутился маг.

– Совсем пацан, – согласилась Рина и, потянувшись, вытерла руки о плюшевую мантию (а чего церемониться со всякой мелочью пузатой?). – Повторяю для юношески-тугоухих: я где?

– В Средиземии, разумеется!

– Ну конечно! Как я сразу не поняла – в Средиземии! – саркастически хмыкнула попаданка и приподняла тяжелую юбку ближайшей елки. – А хоббиты где? Уже ушли к Саурону?

– Послушайте, прекрасная дама, – начал маг, спешно соображая, как бы выпутаться из неприятной ситуации. – Не трогайтесь с места, закройте глаза, и я постараюсь вернуть вас обратно…

– В кусты, к маньяку и следственной группе?! – Рина торопливо отскочила подальше от места, с которого ее просили не трогаться. – Ну нет, я лучше тут побуду! В Средиземии вашей!

Маг вздохнул.

– И что теперь мне с вами делать?

– Кормить, поить и никуда не бросать! – с чувством ответила Рина, слегка переиначив широко известную в другом мире фразу кота Гарфилда.

Кормиться-поиться ушли порталом в таверну, и в итоге вечер неожиданно удался.

Какой-то зеленоглазый красавец с длинными пепельными волосами весь вечер посматривал на Рину с откровенным интересом, и после третьей кружки медовухи она решила одарить его своим вниманием.

Парочка переместилась на веранду – там было тихо и безлюдно – и замурлыкала о том о сем, постепенно сближаясь душевно и физически.

Он заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядку, она потянулась снять с его мускулистого плеча, заманчиво обтянутого черным эластичным свитером, светлую пушинку.

А пушинка не захотела сниматься по-хорошему, и тогда Рина рассердилась и резко выдернула ее, слишком поздно сообразив, что это был собственный белесый волосок красавца, неразумно пробившийся сквозь трикотажное полотно.

– О-о, простите! – пролепетала девушка, продолжая двумя пальчиками, как пинцетом, сжимать злополучный волосок.

Рина бы его даже обратно воткнула, если бы имелась хоть какая-то надежда, что он снова прирастет.

Это был крайне неловкий момент, и девушка, наверное, умерла бы от смущения, не предоставься ей альтернативная возможность скончаться от страха.

Зеленоглазый дико взвыл, сверкнул очами, тряхнул серебряной гривой и превратился в злого волка.

Судя по вскипевшей на острых клыках слюне, его интерес к Рине сделался исключительно гастрономическим.

Девушка поняла, что сейчас ее будут тупо жрать, но не смирилась с этой нерадостной перспективой, ибо по складу характера не годилась на роль кроткой жертвы.

– А чего это у вас глаза совсем зеленые? Это неправильно! – заявила она, перехватывая инициативу. – У волков зеленых глаз не бывает, у них голубые. Или вы помесь?

– Кто-о-о?!

– Помесь. Наполовину волк, наполовину кошка, например. Или вообще лемур, как раз у лемуров глаза зеленые-презеленые!

– Я спр-р-рашиваю, ты кто-о-о?!

Ох, как же трудно ей было удержаться от вызывающего ответа «Я красная пролетарская шапочка»!

Тогда…

– А он высокий и мускулистый?

– А? – Я вернулась из вымышленного мира в реальный. – Кто?

– Ну, наш оборотень!

Я строго посмотрела на сверкающую глазами подружку.

Подкралась, понимаете ли, напугала творческую личность, от работы отвлекла и еще параметры «нашего» оборотня заказывает, нахалка!

– Нет, – ответила я зловредно. – Он вовсе не высокий и мускулистый. Он карликовый, хилый и траченый молью. В звериной ипостаси похож на плешивого чихуа-хуа.

– Фу! – скривилась подружка. – Брось каку, выключай компьютер! Я пришла позвать тебя на полдник и на прогулку.

– А что у нас на полдник?

Я не заставила себя уговаривать, послушно закрыла ноутбук и пошла на вкусный запах.

– Сырники с молоком.

– Сылники с молоком! Сырники с мороком! – дефективным эхом повторно анонсировали меню Масяня с Манюней.

– С мороком – это волшебно, это вполне в духе фэнтези, – хихикнула я, без промедления присоединяясь к трапезе.

– Мяу! – донеслось из разворошенной постели.

Я обернулась, всматриваясь в волны скомканных пледов:

– О, вы таки завели себе домашнего питомца?

– Это терефон! – радостно объявил Масяня.

И они с братцем принялись разноголосо мяукать.

– Я установила на СМС-оповещение оригинальный сигнал, – похвасталась Ирка. – Был выбор между мычанием, кукареканьем и мяуканьем, я предпочла последнее.

– Очень убедительно мяукает твой телефонный котик, – оценила я. – Рука сама тянется налить в блюдечко молочка.

Иркина рука тем временем нырнула в складки пледа и извлекла из них сумку, а из сумки телефон.

Я сунула в рот сырник, запила молоком и чуть не подавилась, услышав пугающий звук, который могла бы издать осипшая ворона.

– Фто это?

Я с трудом проглотила творожную жвачку и обернулась.

Сипела не ворона, сипела Ирка.

Смотрела она при этом на экран своего телефона, округлив глаза и рот, как персонаж известной картины Эдварда Мунка «Крик».

Ох, похоже добрый котик принес дурные вести!

– Что случилось?! – Я испугалась.

Не ответив мне, Ирка отшвырнула мобильник и двумя руками полезла в сумку. Шумно переворошила там все, как миксером, не удовлетворилась содеянным и вытряхнула содержимое сумки на кровать.

– Что ты ищешь?

– Кошелек.

Ирка разгребла руками кучу сумочного барахла и подняла на меня несчастные глаза:

– Его нет…

– В карманах посмотри, ты же в куртке сегодня ходила, – посоветовала я, проникаясь серьезностью ситуации.

Подружка метнулась к вешалке и последовательно проверила карманы всех выгулянных сегодня курток – и своей, и пацаньих.

Я тем временем дотянулась до ее выпотрошенной сумки, распялила ее на пальцах и обнаружила то, что ожидала, но вовсе не хотела найти – аккуратный бритвенный разрез у бокового шва.

– Не ищи, – со вздохом оповестила я подружку. – Сумка разрезана, кошелек у тебя вытащили. Что там было-то? Много денег?

– Наличных всего пара тысяч, но банковская карточка…

– Ну, с карточки без пин-кода деньги не снимут, – начала я. – Разве что за покупки в магазине или в Интернете расплатятся…

Ирка горестно всхлипнула.

До меня дошло:

– Что, эсэмэска как раз из банка была?!

– Ага, это она мяукнула, – подружка заморгала, тщетно удерживая слезы. – Банк любезно уведомил меня, что с моей карточки списаны все деньги, кроме неснимаемого остатка в пятьдесят рубле-е-е-ей…

Она заревела.

Масяня с Манюней, подумав немного, скорбно скривили губешки и завыли, образовав гармоничный бэк-вокал для солирующей маменьки.

– А ну, тихо! – гаркнула я. – Всем молчать, слезы и сопли утереть, слушать меня!

Стало тихо.

Три пары омытых слезами ясных бирюзовых глаз уставились на меня с надеждой и в ожидании чуда.

– Ты! – Я ткнула в Масяню. – Доедай сырники! Ты! – Это Манюне. – Допивай молоко! А ты! – Это уже Ирке. – Живо звони в банк и сообщай, что твои карточки украдены!

– А что толку-то, деньги ведь уже сняты, – прохныкала подружка, но все же застучала по кнопкам сенсорного экрана с набором скорости, как оголодавший дятел.

– У тебя есть свидетель того, что сама ты ничего не снимала, – подбодрила ее я.

И по ассоциации с юридическим термином «свидетель» вспомнила о нашем с подружкой бессменном ангеле-хранителе под погонами – полковнике Сереге Лазарчуке.

– Сидите здесь, я сейчас вернусь, – пообещала я и убежала к себе за мобильником.

– Сереж, привет, у нас беда, – напористо сказала я в трубку.

Та недовольно булькнула.

– Обед? – догадалась я. – Первое, второе и компот с булочкой? Сворачивай бивуак, труба зовет!

– Что, опять ты со своим трупом?! – простонал в трубке наш добрый полицейский друг.

– Во-первых, труп не мой, типун тебе на язык! – возмутилась я. – Во-вторых, тот труп еще утром был, и из-за такой мелочи я даже не стала бы тебя повторно беспокоить…

– Что, он был карликом?

– Почему это? – перебитая на полуслове, я потеряла мысль.

– Ну, если труп мелочь, то, значит, он карлик? – логично рассудил дотошный сыщик.

– Нет, он мелочь просто потому, что не имеет к нашей реальной проблеме никакого отношения, – торопливо объяснила я. – Так, мимо пролетел, по касательной…

– То есть на этот раз у вас там никого не убили? – заметно взбодрился приятель.

– На этот раз не убили, – подтвердила я. – На этот раз – ограбили! У Ирки сегодня сумку разрезали, вытянули кошелек с наличкой и карточкой и сняли с нее все деньги!

– И это во второй половине дня в субботу, когда банки не работают. – Серега обреченно вздохнул, понимая, что роптать не имеет смысла. Судьба такая! – М-да, умеете вы, девочки, вляпаться! Дай трубку этой раззяве!

Я рысью вернулась к Максимовым и сунула мобильник в дрожащую лапку подружки:

– Лазарчук у аппарата!

– Сережа? – жалобно прохныкала раззява.

Сережа на нее, видимо, рявкнул, потому что нюня подобралась, развернула плечи и отчеканила:

– Да! Слушаю! Сделаю! Уже бегу!

И она заметалась по комнате так резво и хаотично, что я опасливо поджала ноги.

– Ты куда снаряжаешься?

– Туда! – Подружка неопределенно махнула рукой.

– А мы?

– А вы не туда! – Ирка сгребла вещички в другую – не порезанную и не скомпрометированную – сумку. – Ты остаешься за старшего! Дети, слушаемся тетю Лену!

Дробный топот, хлопок двери.

Холодок по спине.

Я с запозданием осознала, что меня безжалостно бросили на растерзание короедам.

– Тетя Рена, идем гурять? – засверкал глазами Масяня.

– В палк, на карусери! – подхватил Манюня.

– Никаких карусерей, в такой дождь парк закрыт! – отбилась я, судорожно соображая, чем бы занять предприимчивых хлопцев до возвращения их порывистой мамашки.

– Лисовать! – предложил Манюня, вытащив на свет божий заныканный под кроватью мелок.

– Где тут рисовать?

Я опасливо покосилась на стену, с типично адлерским шиком украшенную роскошными фотообоями с изображением густого соснового бора в летний полдень.

Будь это мое собственное жилище, я бы запросто разрешила мальцам превратить летний лес в зимний, густо замазав зеленые ветки мелом.

Да пусть хоть белых медведей там нарисуют в продолжение и развитие шишкинской темы!

Но квартира была чужая, и я вполне резонно опасалась, что детский вклад в искусство мелочные хозяева оценят избыточно высоко, выставив Ирке полновесный штраф за порчу имущества.

О, придумала!

– Дай сюда.

Я отняла у ребенка мелок и вышла с ним в коридор, куда вели двери всех квартир.

Что тут у нас на полу? Ага, скромная коричневая плитка – самое то, что надо!

Опустившись на корточки, я по затейливой кривой проползла по коридору из края в край, по пути украшая пол затейливой двойной загогулиной без начала и конца.

– Тащите сюда свои машинки! – скомандовала я заинтригованным хлопцам. – Я вам гоночную трассу нарисовала, будете соревноваться в водительском мастерстве!

– Фолмула один, фолмула один! – возликовал Манюня.

– Один, но на двоих, – уточнила я. – Играйте дружно, если нужно будет подновить трассу – обращайтесь. На старт, внимание, марш!

Восторженно зарычали моторы (один заметно картавил).

Я рысью пробежалась по коридору, во избежание ДТП отодвигая подальше от трассы придверные коврики, немного полюбовалась азартными гонщиками и пошла к себе.

Под рев игрушечных болидов неожиданно хорошо работалось.

– Эй, маг! Давай спасай меня! – позвала Рина, оценив остроту и блеск волколакских зубов.

Как многое в этом дивном Средиземии, улыбка у оборотня была просто идеальная.

– Спасение попадающих – дело рук самих попадающих, – меланхолично ответил маг и припал к очередному кубку.

– Вот сволочь, уже бросил меня, – выругалась Рина и в отсутствие иной внимательной публики пожаловалась волку:

– Все мужики – козлы!

Волк моргнул.

– Ну, кроме тебя, – сделала поправочку обиженная, но справедливая девушка. – То есть, возможно, по внутренней своей сути ты тоже козел, но с виду все же волк. Эй, а это прикольно: волк и козел – единство и борьба противоположностей!