Текст книги "Любовь и птеродактили"

– Да погрузились они, вот и не видно никого!

Звучало важно, но непонятно. Все тут же начали расспрашивать: куда погрузились, зачем и как.

– Ну – как? С аквалангами, конечно. Они же дайверы – толстосум и жена его, – объяснил Артем.

– Да ладно? – не поверил Петрик. – Дайверы – это загорелые мускулистые парни в эротичных обтягивающих гидрокостюмах! И толстосум такой?! Роберто, подплывите поближе, я хочу это видеть!

– Плавают отходы жизнедеятельности, суда – ходят! – наставительно прогудел наш капитан, но просьбу экзальтированного пассажира выполнил и подвел наш катер поближе к чужой яхте.

– Давайте объедем ее вокруг, – не увидев никого, нетерпеливо попросил Петрик.

– Ездят телеги, а катер ходит, – повторил Роберт, и мы обошли «Стеллу» по кругу – раз, другой и третий.

На первом витке просто глазели, на втором разноголосо кричали: «Эй, на яхте! Есть кто живой?» и «Кто ты, выдь да покажись, с нами честно подружись!», на третьем Роберт по собственной инициативе погудел не то клаксоном, не то сиреной.

– Ну, говорю же, в воде они, – резюмировал Артем, когда мы не дождались никакого отклика.

– Тогда и мы в воду! – за всех решил Петрик и тут же начал распускать узел джемпера на шее, стягивать футболку и белые брючки, под которыми обнаружились незабываемые серебряные плавки.

– Ура, мы будем купаться в открытом море! – обрадовалась я и тоже схватилась за пуговки платья.

Караваев услужливо помог мне раздеться, и, хотя Роберт сказал, что открытое море – не вот это все, а водное пространство за пределами государственных границ, мы от него отмахнулись и дружно перешли к купальным процедурам.

Бултыхались минут двадцать, но появления из пены морской толстосума в обтягивающем гидрокостюме так и не дождались, поэтому решили продолжить прогулку и заглянуть в эту бухточку еще раз на обратном пути.

Мы вернулись в ту же точку часа через два, когда все выпили и съели, надышались морским воздухом и местами обгорели.

А «Стелла» все так же стояла за мысом, только повернулась к нам другим бортом.

– Это потому что ветер поменялся, был западный – стал южный, – сумничал Караваев.

Роберт тут же важно сообщил, что южным такой ветер называют «сапоги», у моряков это зюйд. Артем вполголоса объяснил, что «сапоги» – это презрительное прозвище, которое моряки, носящие по форме ботинки, дают личному составу сухопутных войск.

– Сапоги, ботинки, лоферы или мюли, но очень подозрительно, что на палубе по-прежнему никого нет, а чашки на столике так и стоят, – на редкость здраво высказался Петрик, рассматривая «Стеллу» в свой бинокль. – Друзья мои, печальные пророчества – не мой конек, но что-то мне подсказывает, тут дело нечисто!

– Они исчезли! – округлил глаза Эмма. – Как в Бермудском треугольнике! Там тоже, я читал, такое бывает: люди вдруг разом пропадают, а корабль дальше плывет, как ни в чем не бывало: двигатель работает, на кухне обед пригорает… Кстати, а когда мы будем обедать?

– Позже, – коротко ответил ему Караваев, посмотрев на «Стеллу» в отнятый у Петрика театральный бинокль. – Роберт, подойдем поближе.

Лысый капитан почти притиснул катер к яхте, Артем перебрался с нашей палубы на чужую, скрылся внизу, но тут же снова появился:

– Людей нет, аквалангов тоже! В каюте полно пустых бутылок из-под водки и виски!

Роберт выругался и потянулся к рации.

– Бермудский треугольник, точно! – зашептал мне на ухо братец. – Люся, а давай мы отсюда отплывем?

– Плавает это самое, катер ходит, – машинально поправила я и вопросительно посмотрела на Караваева.

Тот уже был не игрив и не весел. Он играл желваками на щеках и цепко оглядывал воду в бухте.

– Божечки мои, а мы ведь тут купались! – ахнул мне в другое ухо Петрик. – В этой зловещей бухте, в воде, скрывающей что-то страшное!

– Мальчики, мальчики, не нагнетайте! – Я тоже заволновалась.

Наша дружная компания отчетливо разделилась на фракции. Я, Петрик и Эмма тихо уселись на лавочку и жались друг к другу, завернувшись в пледы, – ждали, пока ситуация как-то прояснится. Караваев, Покровский и Артем с Робертом с кем-то связывались по рации, звонили и не обращали на нас никакого внимания.

Минут через десять из-за мыса вылетел глиссер спасателей, Караваев перебросился с прибывшими парой слов и перебрался к ним. Потом подошли еще какие-то катера. С одного из них в воду ловкими кувырками опрокинулись водолазы.

Вскоре один из них вынырнул, жестами что-то показал: мы не поняли, а спасатели засуетились и отплыли – ой, отошли! – на своем катере дальше в море.

– Пристройся к ним в хвост! – привстав на лавочке, чтобы лучше видеть, велела я Роберту.

– Хвост у селедки, а это кильватер, – пробурчал капитан, но повел наш катер вслед за спасательским – видно, ему и самому было любопытно.

Снова бухнулся в набежавшую волну водолаз и через минуту вернулся с товарищем, подтаскивая к борту что-то большое, темное, растопырчатое.

– А это… – начал было Петрик и ахнул, зажав себе рот.

Я не сдержалась – испуганно взвизгнула, и совершенно напрасно. Караваев услышал, оглянулся – сердитый! – и яростной отмашкой велел Роберту убраться куда подальше. Тот понял его жестикуляцию без слов и выполнил приказ без возражений.

Наше плавсредство резко повернуло в сторону, ложась на обратный курс к поселку, но я успела выхватить у Петрика бинокль и навести его на то большое и растопырчатое, что спасатели как раз поднимали на свой катер, – мертвого человека в гидрокостюме.

И увидеть лицо.

И даже узнать его!

– Ужас, ужас, ужас! – бормотал Петрик, пока наша «Медуза» пришвартовывалась у причала.

Роберт, тоже взволнованный, делал это не очень аккуратно, стукаясь бортом о прибитые к причалу автомобильные покрышки.

Эмма зябко кутался в плед: то ли продрог, то ли тоже избыточно впечатлился.

Покровский помалкивал, волок корзину и не забывал поддерживать под локоток неустойчивого от волнения Петрика.

Водитель Артем помог мне выбраться на причал, сказал:

– Вы подождите у машины пять минут, я сейчас быстро. – И куда-то резво умчался.

Мы – поредевшей компанией из четырех человек – пошли к парковке, пробираясь сквозь собравшуюся у причала небольшую толпу. Она была нетипичной для пляжа, поскольку состояла больше из местных, чем из отдыхающих.

Аборигенов от приезжих вообще легко отличить. Во-первых, у них загар фасона «пионерский»: у видимых частей организма цвет ровный, коричневый, а под футболками-шортами кожа белая. Во-вторых, они одеты без претензий и не навьючены, как ослики, яркими торбами, надувными кругами, ковриками и пакетами со снедью. В-третьих, у них лица не расслабленные и взгляды не расфокусированные, потому что они-то на пляже не отдыхают, а так или иначе работают. Кто организует морские прогулки и катания на «бананах» и гидроциклах, кто на экскурсии к местным достопримечательностям зазывает, кто ходит туда-обратно по пляжу с ведрами и криками: «Рыба! Раки! Молодая горячая кукуруза!»

Но сейчас аборигены стояли, игнорируя свою целевую аудиторию: с суровым прищуром глядели на море и негромко переговаривались. Только один длинноволосый парень в цветастых шароварах и нелепой короткой майке, открывающей пирсинг в пупке, вещал в полный голос:

– А я говорил! А я предупреждал!

– А ты бы заткнулся! – Один из хмурых мужиков пихнул его локтем в голый бок.

Мы прошли сквозь эту небольшую толпу, и уже на набережной я оглянулась, запоминая длинноволосого парня, который теперь тоже помалкивал.

– Ах, бусинка моя! – Оказавшись на стоянке, Петрик одной рукой обессиленно оперся о бампер машины, а другой картинно схватился за голову. – Какой кошмар! И ведь ничто не предвещало! Как говорится, не было заботы… Хорошо, что мы с тобой никогда не думали заняться подводным плаванием! Артурчик, у нас не осталось водички?

Покровский подал ему минералку, и Петрик забулькал ею с самым страдальческим видом. Утолив жажду, он наконец заметил, что я не обращаю внимания на его душевные муки, и запоздало заинтересовался этим обстоятельством:

– Бусинка, что-то ты необычно чужда сострадания?

– Угу, – буркнула я и хрустко укусила ноготь.

– Так, Люся, в чем дело? – Дружище смекнул, что за своими показными страданиями упустил важное, тут же перестал прикидываться жертвой тяжких обстоятельств и заговорил нормально, даже напористо: – Я же вижу, ты чем-то крепко загружена!

– Угу.

– Не беси меня, бусинка! – Петрик сбросил плед, которым его укутал заботливый Покровский, как норовистый конь – попону. – Рассказывай!

– Рассказываю. – Я наконец оторвала взгляд от мыса, из-за которого все никак не появлялся катер спасателей, и посмотрела на друга: – Я разглядела его.

– Его – это толстосума? – оживился Петрик.

– Того утопленника? – брякнул Эмма (деликатности – ноль!) и придвинулся к нам поближе.

– Да, утопленника, – поморщившись, согласилась я. – Толстосума в гидрокостюме. Знаете, кто это?

– Даже мне интересно, – признался Покровский, а Эмма с Петриком засопели и заблестели глазами.

– Афанасьев! – выдержав театральную паузу, ответила я.

– Какой Афанасьев? Виктор? – Покровский поднял брови. – Не может быть, он ни разу не аквалангист, ты ошиблась!

Я энергично кивнула – мол, да, тот самый Афанасьев, и тут же помотала головой – мол, нет, не ошиблась, это точно он.

– Наш Афанасьев? У которого весной жена в пруд упала? – спросил Петрик, снова ахнул и закрыл рот руками. – О ужас! Какая трагедия! Все утонули!

– Тот самый Афанасьев? – Эмма не стал ужасаться и громко фыркнул, проявляя обидное недоверие к моим показаниям. – Не может быть, он же вдовец, а про толстосума говорили, что он тут с женой!

Я на секунду задумалась: это было на редкость толковое замечание. Но Петрик вздохнул и покровительственно потрепал моего братца по плечу:

– Эх, молодость! Что ты знаешь о жизни? Жениться заново – дело недолгое, особенно такому состоятельному мужчине, как наш Афанасьев!

– Каким был наш Афанасьев. – Я выделила голосом глагол прошедшего времени, и все замолчали, задумались, закручинились.

Надо сказать, что с владельцем преуспевающей кондитерской фабрики Виктором Афанасьевым наша милая компания познакомилась не так давно и при откровенно печальных обстоятельствах. Жена Афанасьева Ольга утонула в пруду городского парка сразу после того, как посетила очередное заседание клуба «Дорис». Доронина, понятное дело, переполошилась – испугалась, что это происшествие погубит репутацию ее клуба, поскольку выглядело все так, будто сразу после тренинга по обретению счастья клиентка побежала топиться. Но мы с Петриком, Эммой и Караваевым выяснили, что она погибла совершенно случайно, чем реабилитировали и наш клуб, и супруга утопленницы, попавшего под подозрение в убийстве [2]2
  Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Семь футов под килькой».


[Закрыть]. Это не сделало нас с Афанасьевым друзьями, и все же мы не могли остаться равнодушными к его дальнейшей судьбе. Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили…

– Ах, вот вы где! – нарушил минуту молчания знакомый строгий голос. – Снова шляетесь без дела, мои рыбоньки?!

Я оглянулась и увидела незаметно подошедшую к нам Доронину. Та уже воздвиглась рядом в своей любимой позе амфоры: голова гордо задрана, руки на бедрах.

– Мы были на морской прогулке, – зачем-то доложил грозной начальнице струхнувший Эмма.

Дора, конечно, разозлилась пуще прежнего:

– Без меня?!

– Ах, дарлинг, радуйся, что тебя с нами не было! – опять картинно застрадал Петрик. – Мы видели такое! Страх, ужас, кошмар!

Он демонстративно пошатнулся, и Покровский так же демонстративно его поддержал.

– Что, кто-то выпустил Кракена? – съязвила Дора, переводя взгляд с одного лица на другое.

Остановилась на моем – льщу себя мыслью, что наиболее нормальном.

– Сомневаюсь, что дело в Кракене, хотя и этот вариант не исключается. – Я чуток подыграла суровой Дорониной, а потом, когда она слегка расслабилась, взорвала свою информационную бомбу: – Мы нашли утопленника!

– Что?! – Доронина выпучила глаза, онемела и задышала, как выброшенная на берег рыба.

– Строго говоря, его нашли не совсем мы, – испугавшись ее реакции, поторопился поправить меня Петрик. – Это спасатели, но мы при этом присутствовали…

– Что вы нашли?! Утопленника?! А я вам что искать велела?! – К Дорониной вернулись дар человеческой речи и своеобычная душевная черствость. – Пропавший аквариум с рыбками! Вечно у вас все наперекосяк, сплошная анархия, не сотрудники, а казаки-разбойники какие-то!

Мы с Петриком переглянулись.

– Ты не дослушала. – Я остановила поток несправедливых обвинений. – Замолчи на минутку, а? Еще самого главного не слышала: тот утопленник – знаешь кто?

– Дед Пихто, – язвительно предположила Доронина. – Или нет – дед Мазай! Он бедных зайцев из воды вылавливал, а сам утонул!

– Виктор Афанасьев, – сказала я, пропустив зайцев-мазайцев мимо ушей.

– Что – Виктор Афанасьев?

– А всё Виктор Афанасьев, кончился! – брякнул беспощадный Эмма.

– Это он утонул, – объяснила я.

– Врешь!

– Не вру! – Это я.

– Не врет! – Это Петрик.

– Но, может быть, все-таки ошибается. – Это дипломатичный Покровский. – О! Вот я сейчас Виктору позвоню…

Он торопливо достал из кармана мобильный, нашел в списке контактов нужный номер и отправил на него вызов.

– Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети, – равнодушно сообщила виртуальная телефонная девушка.

– На том свете! – резюмировал мой бестактный братец. – Что и требовалось доказать…

– А вот и я! – прибежал Артем, увидел Доронину и раскланялся: – Добрый день, Дора Михална, хотя – какой он добрый… Так, садимся в машину, сейчас я вас в гостиницу…

– Мы все не поместимся, – перебила его я и быстро, пока мне никто не возразил, отошла в сторонку. – Вы поезжайте, а я вторым рейсом, вернешься за мной потом, Артемчик, хорошо?

– Но Михаландреич велел…

Я развеяла нависшую над нами грозную тень Караваева прощальным взмахом руки:

– Пока, пока! Жду здесь!

Но ждать, разумеется, не стала. Едва автомобиль с моими друзьями-товарищами скрылся за углом, я вернулась на набережную, спустилась на пляж и решительно затесалась в группу суровых аборигенов.

Потолкалась там немного, чуток примелькалась и спросила, искательно оглядываясь:

– Ребята, а где этот, как его? Длинноволосый, с пирсингом в пупке?

– Жорка-то? У себя в балагане. – Мужик со связкой активно благоухающей вяленой рыбы махнул в конец пляжа.

Я пошла в указанном направлении, миновала вытащенные на берег катамараны, сапы, надувные «бананы», целую крепостную стену из сложенных стопками спасательных жилетов и вскоре нашла тот балаган – необычный гибрид укрепленной огневой точки и вигвама под вывеской «Центр дайвинга „Ямайка“».

Основу конструкции составлял приземистый бетонный куб, щедро размалеванный цветными картинками и надписями. В декоре преобладал растительный орнамент – в основном очень реалистично прорисованные листья каннабиса, обрамляющие медальоны с портретами разных харизматичных личностей. Я опознала Боба Марли, под изображением которого вилась цитата: «Душу разрушает суета», Джона Леннона («Дайте Миру шанс»), Махатму Ганди («Где любовь – там и жизнь») и Мохаммеда Али («Невозможное возможно»). Сначала я слегка озадачилась, потом пожала плечами: нарисованная компания выглядела не более странной, чем архитектура строения.

С одного бока к расписному бетонному кубу примыкал небольшой бассейн с мутной коричневатой водой, к другому прилепился кособокий шатер. Под свободно парусящими на ветру полотнищами помещалась небрежно выложенная диким камнем площадка с разбросанными на ней креслами-мешками термоядерной расцветки: огненно-красными, ярко-желтыми и кислотно-зелеными. На желтом, как на стожке сена, в расслабленной позе помещался искомый Жора.

Я прямо залюбовалась! Длинноволосый возлежал, свесив перевитые бусами космы до земли, – ну, чисто Джек Воробей на пиратском привале!

Перед ним на круглом журнальном столике с высоко подпиленными ножками и облупившейся полировкой красовался оригинальный натюрморт из надкусанной булки с маком, кальяна и половинки арбуза с залихватски торчащим из нее большим ножом.

Томными воловьими очами Жора взирал на Че Гевару, ответно глядящего на него с нарисованного на стене портрета («Будьте реалистами – требуйте невозможного»), и, кажется, что-то рассказывал пламенному революционеру. Во всяком случае, у меня возникло ощущение, что я помешала их дружескому общению.

Поэтому я очень вежливо сказала:

– Пардоньте, камарады, всем пис, лав и приятного аппетита, дозвольте побеспокоить?

– Обучение дайвингу, организация погружений, дайвинг-туры, снаряжение для дайвинга, дайвинг-софт, – забормотал Жора, продолжая глядеть на разрисованную стену, и я не сразу поняла, что это он не мантру читает, а перечисляет свои услуги. – Что интересует?

– Погружения. – Я бесцеремонно плюхнулась на кумачовый мешок.

– С инструктором, без? Снаряжение свое или наше?

– А как лучше? – Я похлопала ресничками, изображая простодушную дурочку.

– Вам-то? Вам бы лучше на берегу сидеть. – Жора вздохнул и заворочался, устраиваясь удобнее. – Рожденный ползать нырять не должен. Сертификат есть?

– Какой именно?

– Подтверждающий прохождение курсов дайвинга с минимум тремя погружениями. А, что я спрашиваю, – длинноволосый вяло махнул дланью, и подвески на засаленных нитяных браслетах забренчали. – У всех есть сертификаты. А толку-то?

– Вы сейчас о чем говорите? – спросила я-дурочка.

– О том, что получить сертификат Open Water Diver может практически любой человек от десяти лет и старше, если он здоров и находится в нормальной физической форме, так что бумажки у всех имеются, а вот мозги – далеко не у каждого. – Выдав эту тираду, Жора Воробей наградил меня неожиданно острым взором и тут же с тихим тоскливым мычанием помотал головой – видимо, отрицая наличие мозгов конкретно у меня.

Переиграла я, изображая дурочку. Но не выпадать же из роли раньше времени!

– То есть понырять мне не удастся? – Я обиженно надула губки.

– Ныряйте! – Жора махнул рукой на море. – Вынырнуть только не забудьте!

– А-а-а-а, – изобразила я понимание. – У вас кто-то не вынырнул, да? Поэтому вы такой недобрый?

– Это я-то недобрый? – Он неожиданно обиделся, сел ровно и взглядом призвал в свидетели Че – мол, ты это слышал, Команданте? Ну, и как тебе? – Да я добрее, чем сам Ганди! У меня полный комплект – баллон с воздухом, компенсатор плавучести, регулятор, гидрокостюм, ласты, маска, трубка, подводный компас, шлем, перчатки, декобуй, фонарь, стробоскоп…

Он не договорил – даже тренированного дайверского дыхания не хватило, чтобы перечислить все добро, – немного посопел и возвращаться к списку не стал, угрюмо резюмировав:

– Дешевле всех на побережье. Но вам же вообще даром надо…

– Кому – нам? – прищурилась я.

– Вам… красивым девушкам.

Я с удовольствием отметила, что пират-подводник покраснел, и спросила преувеличенно участливо:

– Так вас какая-то красивая девушка обидела?

– Меня? Она себя обидела! И мужика своего. – Жора снова посмотрел на Че Гевару.

– Так это не ваша девушка, у нее другой мужик есть? – продолжила допытываться я.

– В том-то и дело, что нет у нее мужика. – Жора тяжело вздохнул и понурился. – Больше нет…

Повисла пауза. Я подождала продолжения, не выдержала и сказала:

– Знаете, вы очень непонятно рассказываете. Давайте по порядку, а? Что за девушка, что за мужик…

– Я узнала в здешнем дайвинг-центре «Ямайка»… Кстати, любопытное местечко, тебе понравится… Так вот, туда приходила красивая девушка…

– Не моя тема. – Петрик помотал головой, слегка развеяв над нами специфически ароматное облако.

Мы сидели в баре, щелкая, как семечки, еще горячую барабулю. Большое блюдо с до хруста зажаренными рыбешками занимало почти весь столик, так что запотевшие высокие стаканы пришлось аккуратно ставить по его углам. Вообще-то к барабуле полагалось холодное свежее пиво, но Покровский решил, что алкоголя нам на сегодня хватит, и приготовил авторский мятный лимонад. Сказал, что мята успокаивает, а некоторым это просто необходимо, и пошел на кухню лично жарить рыбку для нашей маленькой компании.

За столом мы сидели втроем – я, Петрик и Эмма. Караваев еще не вернулся, Артем опять куда-то исчез, а скупердяйка Доронина пошла обедать в гостиничную столовую, чтобы не пропали деньги, заплаченные ею за полный пансион.

Вообще-то мы тоже ходили на обед и ужин в столовую при нашем отеле. Там шведский стол и светское общество – что еще нужно отдыхающим? Но сегодня было единогласно решено не сливаться с шумными и радостными массами, истребляя горы еды на фуршетных тарелках, а из уважения к погибшему знакомому побыть немного в печальном уединении, перебиваясь, чем бог послал.

Правда, Эмма, чей юношеский аппетит ничем не задушишь, не убьешь, порывался сначала сбегать в столовку, а уже потом печально перебиваться чем попало вместе с нами, но Покровский – наш кулинарный бог – сказал, что пошлет нам жареную барабулю, и братец решил не отрываться от коллектива.

Свежая рыбка – это местный деликатес, и отведать его можно только в баре нашего доброго друга.

Покровский – он вообще-то прекрасный бизнесмен, – открывая в поселке свое заведение, обеспечил себе эксклюзив, договорившись с местными рыбаками, что весь улов на протяжении сезона они будут поставлять ему. Теперь свежевыловленная барабуля прямо с борта судна отправляется в бар на пляже и в городские ресторации Покровского. Причем в город барабуля едет во льду и прибывает из точки А в точку Б, в лучшем случае, в глубоком обмороке, а в пляжный бар ее привозят еще живой.

– Продолжай! – хрустя вкусной рыбкой, благосклонно кивнул мне братец.

Его, в отличие от Петрика, красивые девушки очень даже интересуют.

– Так вот, в дайвинг-центр приходила блондинка, – продолжила я, промочив горло вкусным лимонадом. – Красивая, пирату Жоре не знакомая…

– Кому-кому? – Тут и Петрик встрепенулся.

– Хозяину балагана с дайверским снаряжением, его зовут Жора, и он похож на Джека Воробья, – скороговоркой пояснила я, торопясь продолжить, чтобы не потерять мысль. – Та блондинка интересовалась прокатом аквалангов, но Жорины условия сочла неприемлемыми. У него, видите ли, имеется строгое правило: если снаряжение берут для мероприятий, в которых не участвуют представители дайвинг-клуба «Ямайка», то нужно оставлять залог, равный двойной стоимости взятого в аренду.

– М-м-м? – Эмма, не прекращая истреблять барабулю, пошевелил бровями.

– Попросту говоря, нельзя взять акваланг без Жоры, они идут в одном наборе, – объяснила я. – Арендуешь полный комплект снаряжения – нанимаешь еще и инструктора. Не хочешь платить за инструктора – оставляешь в залог сумму, за которую Жора сможет купить два комплекта, причем не подержанных, а новых.

– В самом деле – пират, – как мне показалось, одобрительно усмехнулся Петрик.

– Блондинка как-то иначе выразилась, по всей видимости, непечатно, Жора благородно воздержался от точного цитирования. – Я тоже усмехнулась. – В инструкторе она не нуждалась, сказала – ее мужчина сам кого хочешь научит, а Жорины расценки сочла грабительскими и заявила, что на Авито купит все в три раза дешевле.

– Авито – вещь! – авторитетно подтвердил Эмма. – Как мы там рояль и шкаф продали, помните? Дрова дровами – а ушли со свистом!

– Похоже, блондинка тоже успешно воспользовалась этим сайтом, потому что к Жоре за снаряжением она больше не приходила, – кивнула я и торопливо захрустела барабулькой, заметив, что ее как-то мало осталось. Пока я говорила, Витька, который Эмма, слушал да ел!

– Эм. – Петрик хотел почесать в затылке, но вовремя сообразил, что жирными руками не стоит. – Это поучительная история, но к чему она нам?

– Мням, мням.

– Прости, бусинка, я не понял?

– Следи за логикой. – Я махнула рыбешкой, как волшебной палочкой. – Жора – это тот длинноволосый парень, который громко талдычил: «А я говорил! А я предупреждал!» Помнишь, когда мы вернулись на пляж?

– Так, и?

– Предупреждал-то он как раз ту блондинку! Мол, зря вы, девушка, на дайверской снаряге экономите и от инструктора отказываетесь, сильно рискуете, не кончится это ничем хорошим!

– И-и-и?

– И ведь не кончилось! – напомнила я, уже немного сердясь. Ну, нельзя же, в самом деле, так тупить! – Один наш знакомый в акваланге и без инструктора сегодня взял – и утонул!

– О! – первым осенило Эмму. Все-таки он мой кровный родич, а гены – великая вещь. – А кто видел новую жену Афанасьева, она случайно не красавица-блондинка?

– Вот! – все той же барабулькой, нет, уже рыбьим скелетиком, я указала на братца. – Устами младенца глаголет истина!

– Пусть лучше глаголит, чем ест, нам барабульки почти не досталось, – проворчал обиженный Петрик.

– Еще рыбки? – Волшебным образом у стола возник Покровский в длинном фартуке и с новым полным блюдом.

– И хлеба, – попросил Эмма.

– И зрелищ, – съязвил Петрик.

– Нет, вот зрелищ мне на сегодня достаточно, – не согласилась я. – Чего не хватает, так это информации. Артур, присядь, а? Хватит уже кухарить, присоединяйся к нам. Посидим, поболтаем, ты нам расскажешь про Афанасьева – вы же когда-то дружили.

– Правильнее сказать, какое-то время мы довольно близко общались. – Покровский снял фартук, повесил его на спинку стула и сел за стол. – Виктор подвизался в пищевой промышленности, я ресторатор – у нас были общие интересы.

– До тех пор, пока этот противный Виктор не попытался украсть у тебя шикарный фирменный рецепт, – напомнил Петрик, сразу показывая, на чьей он стороне.

– После этого мы не общались, – подтвердил ресторатор, признательно погладив нашего дарлинга по руке.

– То есть вы не контактировали примерно с полгода, правильно? – уточнила я. – Но до этого ты знал Афанасьева неплохо. Он увлекался подводным плаванием?

– Не помню такого. – Немного подумав, Покровский помотал головой. – Но море он любил, это правда. Мы пару раз гостили целой компанией у него в летнем доме под Дивноморском, и любители порыбачить выходили в море на катере Виктора, причем он сам был за рулем…

– Руль у трактора, у катера – штурвал! – важно объявил Эмма с узнаваемыми интонациями лысого Роберта.

Я говорила, что мой братец учится на актерском факультете? Говорят, он способный.

Петрик, оценив экспромт Эммы, залился смехом, мы с Покровским тоже улыбнулись, потом ресторатор договорил:

– Виктор тоже любил изображать из себя бывалого морского волка.

А до меня вдруг дошло:

– Постой-ка… У Афанасьева есть свой собственный катер и дом в Дивноморске?! Почему же он тогда снимал жилье в этом поселке и арендовал у какого-то там Димона «Стеллу»?!

– Очень странно! – Петрик прищурился и требовательно посмотрел на Артура, как будто тот мог ответить за бывшего приятеля.

– Не знаю, может, Виктор уже продал тот дом и катер, – неуверенно предположил Покровский.

– Зачем бы он их продавал, если не потерял желания играть в морского волка? Даже в аквалангисты подался, – напомнила я. – Та-а-ак… Думаю, надо разузнать, не изменилось ли к худшему финансовое положение господина фабриканта. Может, он начал распродавать непрофильные активы…

– Или решил избавиться от всего, что связывало его с прошлой жизнью и напоминало о погибшей супруге, – предположил сентиментальный Петрик.

– Кстати, это годная версия, – признала я. – Если Афанасьев женился во второй раз, его новая супруга могла не захотеть отдыхать в том летнем доме, где ее муж проводил счастливые деньки с первой женой и их общими друзьями.

– Неужели Виктор женился? – усомнился Покровский. – Когда, как? Об этом стало бы известно – все же заметная фигура…

– Он сделал это тайно! – Романтичный Петрик широко распахнул глаза и стиснул руки перед грудью. – В ночной тиши, в укромном месте…

– В ночной тиши ЗАГС не работает, – возразила я. – Но ты прав – тут какая-то тайна, и мне уже хочется ее раскрыть.

– Но Михаландреич… – вякнул Эмма, чрезмерно подавленный авторитетом и харизмой Караваева, который сам имел очень бурную молодость, а меня почему-то пытается оградить даже от невинных приключений.

– А при чем тут Михаландреич?! – Я грозно посмотрела на братца и, поскольку он вскинул руки, безмолвно сдаваясь, с удовольствием убедилась, что мои авторитет и харизма будут повесомее.

У чуждого авантюризма Покровского, правда, на лице отчетливо отразился не высказанный вопрос «А при чем тут мы?», но ему хватило здравомыслия промолчать.

– Значит, раскроем эту тайну! – сверкнул очами мой верный друг и соратник Петрик. – Не будем отказывать себе в такой малости, ведь мы этого достойны!

Кажется, дарлинг слямзил девиз у какой-то косметической компании, но я не стала ему указывать на факт плагиата. Сама этим порой грешу, чего уж там…

– Но афишировать нашу детективную деятельность не будем! – сказала я брату и другу, когда Покровский вернулся на кухню, а мы сдвинули головы над столом. – Во-первых, чтобы не нервировать наших суровых мужчин, а во-вторых, чтобы не спугнуть преступников.

– Каких преступников? – сразу же уточнил излишне конкретный парень Эмма и даже начал с подозрением озираться.

– Каких-то! – Я пригвоздила его взглядом, чтобы не вертелся. – Если есть преступление, кто-то же его совершил.

– А оно точно есть? Преступление? – засомневался Петрик.

– Вот это и надо выяснить первым делом. И я, кажется, знаю, с чего начать…

– Так какой у нас план? – Братец снова потребовал конкретики.

– А, не важно! – чутко уловив мое недовольство, махнул рукой бесценный Петрик. – Веди нас, наш Генералюссимус!

Вернулся Покровский с картонной коробкой: оказывается, он упаковал нам барабулю с собой, чтобы угостить и Караваева. Я так растрогалась, что чуть не призналась: барабуле лучше поехать отдельно от нас, ведь мы планируем покататься, а машина без кондиционера, день жаркий, рыбка может испортиться… Но вовремя сообразила, что тогда испортится настроение Покровского, разделяющего домостроевские представления Караваева о том, что лучшая половина влюбленной пары должна вести благополучную и бестревожную жизнь за спиной худшей… То есть я хотела сказать – сильной. Сильной половины, да, так правильно.

Хотя кто сказал, что я, например, слабая?

Поэтому я смолчала, позволила заботливому Покровскому усадить нас в машину подъехавшего Артема, передала коробку с рыбкой Петрику (Эмме не доверила – сожрет!) и, как только дверки автомобиля закрылись, повернулась к водителю:

– Артемчик, мы не сразу домой, сначала отвези нас к Димону, который владелец катера номер один.

Артем, который слышал утреннее нытье Петрика по поводу того, что все лучшее достается не нам, а кому-то другому, понял мой интерес по-своему:

– Хотите «Стеллу» арендовать? Хорошая мысль, сейчас Димон ее дешевле отдаст.

– Яхта скомпрометирована сегодняшней трагедией – ее последний арендатор утонул? – догадался смышленый Петрик.

Я только тихо порадовалась, что не понадобилось ничего придумывать, водитель сам нашел правдоподобное объяснение.